Когда мы заканчивали бегать по улицам, мы шли в дом Дюпре, Эли и я отправлялись в наш маленький кусочек рая на земле. Единственное, что могло освободить мою голову от проблем насущных, была душа, которая способная утешить меня.
Не существует слов, чтобы описать секс с Эли. Я пробовала описать его несколькими словами, но их было недостаточно.
Я буквально сходила по нему с ума. Достаточно было одного взгляда на него, чтобы я завелась. А его руки и губы заставляли меня умолять о разрядке.
Это был не просто секс. Было что-то еще, что-то, чему я не могу дать имя. Что-то, что мне хотелось продлить навсегда.
Но я с горечью понимала, что этому неминуемо наступит конец. Когда сны прекращали быть снами и начинали сбываться в то время, когда я бодрствовала... и я знала, что все тайное вот-вот станет явным.
Не знаю, как он это делал, но каким-то образом Викториан помещал мысли в мою голову - образы, видения, просьбы.
Сперва я оборачивалась, чтобы посмотреть, кто говорил со мной. Я была одна.
Слова всегда были соблазнительные: Пойдем со мной. Я хочу тебя. Ты мне нужна. Дай мне коснуться тебя. Почувствуй меня внутри. Поцелуй меня. Возьми меня. Люби меня вечно.
Слова пугали меня. Я не знала, чего ожидать, и услышит ли он, если я отвечу. Я никогда не отвечала. Я просто держала их при себе.
В день, когда Проповедник пришел в дом Дюпре с дюжиной других галла, я поняла, что время, когда мы с Эли были вдвоем, подходит к концу. Я дала себе торжественное обещание, что выучу французский, когда мы выберемся из этой переделки.
Проповедник и Жиль общались между собой только на французском.
— Трансформация почти завершилась, — сказала Джози рядом со мной, слушая их. Мы почти были готовы отправиться в ночь, когда они появились. — Проповедник говорит, что Аркосы почти восстановились, — она взглянула на меня. — Он удостоверяется, сможем ли мы защитить тебя.
На мне были кожаные штаны и ботинки, и уютный, черный, лайкровый топ, а под черной, кожаной курткой я спрятала несколько серебряных клинков в различных карманах и кобуре.
Да, вся эта кожа в самый разгар августа. Было жарко, как в пекле, но зато эта одежда была хорошей защитой.
Эли нагрузил меня до отвала, а когда разъем не совсем подходил для клинка, он делала так, чтобы он подходил. У меня было по два клинка в каждом ботинке. Я молилась, чтобы не порезаться самой.
Солнце совсем недавно село, когда мы вышли. Мы ехали на велосипедах по Уитакер, останавливаясь в нескольких местах, но безуспешно. Ни следа Риггса, Сета или Аркосов. Мы проверили доки; ничего. Мы даже осмотрели склады в западном конце Ривер Стрит. Ничего.
Мы провели в поисках почти всю ночь, один раз Эли даже зашел к Неду Гиллеспи, который утверждал, что в районе острова Тайбэй не зарегистрирована активность вампиров.
Почти на рассвете мы вернулись обратно в дом и за все время мы ни разу не заметили, ни одного подростка в толстовке с капюшоном. Меня передергивало от одной мысли, что трансформация практически подошла к концу. Я не могла этого допустить.
Именно поэтому у меня родился план. Я спятила. Снова. Но ради брата я была готова на всё.
Мы вошли в небольшую кухню - перед Жилем и Элизой стояло по большому стакану «V8» и я присела напротив них, чтобы иметь возможность посмотреть им в глаза.
— Я хочу прекратить пить травы, чтобы своей кровью выманить Викториана и Валериана из укрытия.
— Нет, — сразу же сказал Эли, слова его были адресованы не мне. — Ни за что, папа.
Я не обратила внимания на уговоры Эли и заглянула в голубые глаза Жиля.
— Пожалуйста. Вы же знаете, что это сработает. И мы не можем больше ждать.
Я схватила его за руки и с мольбой в голосе сказала:
— Я хочу вернуть брата. Пожалуйста.
— Я запрещаю, — сердито сказал Эли. — Райли, черт возьми, нет.
Взгляд Жиля не дрогнул; он смотрел в никуда, одобряя мое решение.
— А ты отчаянный боец, дорогая, — сказал он и пристально посмотрел мне в глаза. — Отдаешь ли ты себе отчет, чем это тебе грозит?
— Да, — сказала я.
Эли схватил меня и резко поднял со стула.
— Нет, Райли, ты не понимаешь! — воскликнул он в бешенстве. — Ты когда-нибудь видела свору собак, которые провели взаперти без еды и воды две недели? Ты только представь себе, что они могут сотворить с тем, что хотя бы отдаленно напоминает им еду? — Он наклонился ближе ко мне. — Это именно то, что сделают с тобой Аркосы, Сет и вся его компания «новообращенных» — сказал он, встряхнув меня. — Поняла?
— Сын, отпусти ее, — сказал Жиль. — В этом он конечно прав, моя дорогая. Это опасно. И нам, — он обвел взглядом всю свою семью, — тоже придется удвоить дозу трав Проповедника для предосторожности.
— Папа, ты же не серьёзно это? — спросил Эли.
— Это ее решение, не твое.
Мне не нужно было дважды обдумывать эту идею.
— Да. Это то, что я хочу сделать. — Я взглянула на Эли. — Все будет нормально со мной. Я хочу с этим покончить, Эли. Я хочу вернуть моего брата.
Эли воззрился на меня с недоверием, затем цинично рассмеялся:
— Боже мой, Райли. — Он отошел, закинув руки за шею. — Твою мать.
— Не позволяй ему решать за тебя, дорогая, — сказала Элиза. — Он слишком оберегает тебя, как ты могла заметить.
— Кроме того, — сказал Жиль. — Кроме того, если ты перестанешь употреблять травы всего на один день, твоя кровь вряд ли проявит всю свою силу. Но думаю, даже этого будет достаточно.
— Какое облегчение, — сказала я и искренне улыбнулась. — Спасибо тебе.
Мои внутренние часы вернулись к расписанию моей юности: бодрствую всю ночь, сплю весь день.
Только вот Эли, со своим ущемленным самолюбием делал все возможное, чтобы я не спала. Ближе к полудню он разбудил меня, сердитый и отчаянно настроенный изменить мое решение. Он испробовал все, включая секс.
Но, если уж я что-то решила - меня не переубедить. Он чувствовал себя еще более оскорбленным, чем прежде.
Мы тренировались на матах. Он надрал мне задницу.
Проповедник принес дополнительную порцию еды для Дюпре, третью на сегодня. Если говорить о сытости... Проглотив очередной стакан жидкости, Финн погладил свой накачанный живот.
— С меня достаточно. Я нахожу это странным и смешным в то же самое время.
— Да уж... накидываться неизвестными травами, только для того, чтобы не поддаться на соблазн выпить моей крови... Очень мило... — Он усмехнулся.