Но теперь она была на склоне горы, одна, в темноте, и сильный страх давно прогнал знакомые мысли и образы, которые могли бы поднять ей дух. Да она скорее вошла бы в Логово Харкена, чем в пасть пещеры, ждавшей ее наверху.
Колеблясь, она опять обернулась и посмотрела на Сияющую Равнину. Показалась ей, или действительно темнота еле заметно посерела, появился какой-то свет? Она поспешно поставила лампу на землю, скинула рюкзак, вытащила оттуда приношение и крепко зажала его в одной руке, а в другую опять взяла лампу. Ступеньки манили ее, но нужно еще было прочитать молитву. Да, но слова, слова, которым мать так мучительно обучала ее? Она поискала их, но была настолько испугана, что они не пришли: сильный страх вымыл их из памяти:
— Дух Света…., — что?
Она могла вспомнить только просьбу к стражам святилища не убивать ее. Но конечно так и будет, если она войдет без молитвы! Демон проснется, и она умрет в его когтях.
Она начала плакать, плечи вздрагивали от рыданий. Она обязана найти в себе силу духа, ведь с каждой секундой становилось все светлее и светлее. Имуни вытерла слезы и, взглянув на серое небо на востоке, решительно пошла через руины. Внезапно в полумраке появились очертания гор. Но слов по-прежнему не было. Она опять закрыла глаза, но сознание было пусто. Сколько драгоценных минут она простояла, не в состоянии пошевелиться от страха?
Когда Имуни опять оглянулась, то увидела, что все небо на востоке было в оранжево-красных пятнах, а с севера наплывали серые облака. Через тонкую материю мешочка, который она крепко сжимала в руке, Имуни почувствовала, что снег начал таять. Еще немного, и будет слишком поздно: солнце ударит в статую в пещере, а приношение для приветствия Солнценосицы на месте не будет.
Она войдет в пещеру без молитвы. Глубоко вздохнув, Имуни начала торопливо карабкаться вверх по ступенькам, и когда оказалась наверху, запыхалась настолько, что еле дышала. Перед ней находилась маленькая роща из четырех деревьев. Внезапно песня соловья резко изменилась, теперь это уже не был свободный поток трелей, которые она слышала раньше, но грубое и насмешливое карканье. Как? Ведь раньше его голос казался таким прекрасным? Но солнце все выше и выше: время стремительно убегает. Она побежала через тени деревьев.
И вот она перед входом в пещеру. Последний взгляд назад: золотой диск солнца поднимается над Сияющей Равниной, тени от гор бегут по плоским степям, неожиданно резкие тени от утесов и горных склонов. Имуни резко повернулась и вошла в темноту, один шаг, два, а потом она наступила на край пледа: лампа выпала из руки, а она сама покачнулась. Кувшин разбился, горящее масло лизнуло ей ноги, пока она пыталась не упасть. В языках пламени она увидела каменные полки у задней стены святилища.
Пусто. Нижняя ступенька была пуста: статуи демона, воина и старой леди исчезли. Быть может подруги врали ей? Неужели их никогда не было? На верхней полке что-то лежало — быть может статуя Светоносицы. Но когда она вытянула шею, чтобы лучше посмотреть, то в усиливающемся утреннем свете увидела, что грудь статуи медленно поднимается и опускается. Это был живой человек. Она сделала шаг назад. На пол за ней упала тень, она резко повернулась. Перед ней, освещенная лучами золотого диска солнца и светом разбитой лампы, стояла фигура, закрывавшая вход. Она не смогла разглядеть ее лица, зато отчетливо увидела висящие по бокам похожие на лапы руки с острыми когтями, которые, казалось, сейчас вцепятся ей в горло.
Демон пробудился…
Тралл
Когда первые лучи солнца упали на болота, Уртред стоял на вершине пирамиды черепов. Над головой он держал Зуб Дракона. Солнце медленно поднималось над каменной громадой города, превращая его в резкий силуэт, горящий через туман, уцелевшие вампиры сгрудились на теневой стороне пирамиды, их тела вспыхивали, горели, превращались в кучки пепла… Опять Ре победил своего брата Исса в темном лабиринте ночи. Бог опять принес свет в мир людей.
Солнце дало Уртреду силу, его лучи пробудили семена огня, спавшие в его венах. Он знал, что он сам и его товарищи должны уйти отсюда. Да, восставшие из мертвых вампиры умирают, сжигаемые лучами солнца, омывающими пирамиду. Скоро не останется никого из них. Но в Тралле их по-прежнему ждала опасность: там был Фаран и там был демон, которого призвал чародей Фарана. Некрон: Пожиратель Душ. Самая черная аватара Исса. Исполнились древние пророчества Маризиана: пять тысяч лет назад он предвидел этот день, видел все это разрушение, знал, что после этой ночи в городе и окружающих его болотах не останется никого из людей.
Уртред закрыл глаза и увидел семена огня, пляшущие за закрытыми веками: они походили на светлячки, беспорядочно мечущиеся во всех направлениях. Его сила вернулась, сила, которая у него была в Форгхольме в тот день, когда он, ребенок, создал из воздуха Огненного Дракона, в тот день, когда он узнал, что он пиромант. По иронии судьбы тогда он потерял свою силу в пламени, которое обожгло его и изуродовало его лицо, на всю жизнь. Теперь сила вернулась к нему. Это сделала любовь: любовь обретенная и любовь потерянная. Все его тело кололи иголочки силы, сраставшиеся, соединявшиеся вместе в огненную массу, все его сознание наполнилось их пламенем. Больше ему не нужна магия маски. Сейчас он полетит, полетит вместе с лучами солнца, несущимися над землей, полетит не зная куда, но это будет та самая землю, которую ему обещал Манихей, где ему откроются тайны прошлого и будущего…
Его душа была как орел перед полетом: уже представляющий себе синее небо и ветер под крыльями, хотя до сих находящийся в гнезде. Весь его дух устремился вверх, к новорожденному солнцу. Наконец он открыл глаза и взглянул вниз. Там, рядом с его ногами, лежали тысячи черепов, но он нашел взглядом один. Этот один гордо стоял в стороне от других, обожженный молнией, приоткрыв рот, как бы насмехаясь над глупостью мира: это было все, что осталось от его учителя, Манихая. Уртред молча попрощался с ним, в его ушах раздавался рев бушующего пламени, который почти утопил все мысли. Мир начал кружится вокруг него, как вокруг оси, он больше не был в состоянии контролировать силу, рвущуюся наружу.
Он не слышал слов силы, слов, которые он узнал когда-то из книги Манихея о пиромантии, и которые пришли незваными из расплавленного озера его сердца. В его голове вообще не было ни одной сознательной мысли: он видел только меч, Зуб Дракона, крестовину которого он держал между собой и шаром восходящего солнца. Вся его энергия устремилась в крестовину рукоятки и за нее, сознание последовало за ней. Несокрушимый, могучий орел, вдохновенно взмывающий в небеса.
Мир начал крутится все быстрее и быстрее; очертания скалы Тралл и солнца расплылись. Крутясь, он с отчаянием взглянул на Талассу, лежашую у его ног; несмотря на всю свою веру он решил, что видит ее в последний раз, так как Ре наверное возьмет их к себе, в сердце солнца, в Зал Белой Розы, где все они сгорят в безжалостном свете. Он впитал ее образ, спутанные золотисто каштановые волосы, тонкие черты белого как снег лица… потом, в долю секунды, он увидел двойную рану на шее, из которой сочилась кровь, разорванную одежду, открывавшую грудь с розовыми сосками, и царапину над ней. И хотя половина его уже летела вверх, половина осталась, желая прикоснуться к мягкости ее щеки и поцеловать ее…
Эта мысль почти сбросила его вниз на землю, к низменным желаниям и нежным удовольствиям. Он едва не упал вниз с той высоты, на которую вознесся его дух, далекое пятнышко в голубом доме неба, и это падение убило бы его душу, как умирает любая птица, ударившись о землю. Но он опять закрыл глаза и превратился в того, кем, согласно пророчеству, он должен быть стать: неземное огненное существо. Желание вспыхнуло и сгорело, как бумага в пламени, а белый невесомый пепел поднялся в небеса. Он пошел вместе с ним и взял с собой остальных: Талассу, Джайала и Аланду — он чувствовал их всех рядом с собой в огненном аду. Его тело осталось позади и он увидел Таласу такой, какой она будет, и какой уже была в Святилище Светоносца: чистейшее видение, сверкающая Наяда, которая стояла преображенная перед ним тогда, которая одним прикосновением открыла могилу Мазариана и показала ему, что все древние тайны не более, чем прах и кости.
Потом и эта мысль была уничтожена скоростью полета, так что теперь он мог только видеть и чувствовать.
Силу раскаленного меча он ощущал как горящий факел, зажженный от сердца солнца. Меч, который мгновение назад был только несколькими фунтами инертного металла, теперь казался крылатым светом. И он летел вместе с ним. Мир крутился вокруг него, свет солнца становился все слабее и слабее, пока не стал крошечным световым вихрем, к которому притягивало меч. Наконец даже этот свет потух, и начался огненный переход; вслед за мечом он полетел через бездну ревущей темноты, где сам воздух вопил и стонал, а ветер становился то холодным, то горячим. Как рыба-лоцман рядом с акулой, Уртред плыл рядом с мечом через океан темноты, пока, далеко впереди, опять не появился крошечный световой вихрь, а потом его внутреннее зрение опять наполнилось золотым и оранжевым пламенем умирающего солнца. Он погрузился в этот огонь, точно такой же, как Священный Огонь в Форгхольме, но на этот раз его не обожгло.
А потом возникло ощущение беспорядка, темнота вернулась, полет быстро закончился и он ощутил как его дух ударился на землю, как бросившийся вниз сокол. Но не было ни потери сознание, как бывает у тех, кто разбивается до смерти, ни хруста треснувших костей…
Уртред обнаружил, что стоит на твердом камне. Первым ощущением был холод, а потом полная темнота. Через мгновение он осознал, что его глаза были ослеплены ярким светом солнца. Потом зрение восстановилось, темнота ушла, а свет вернулся, мерцающий в темноте неяркий свет клинка Зуба Дракона, который он все еще держал над головой, но могучая сила, энергия, перенесшая их сюда, уменьшилась, почти исчезла, как если бы путешествие выпило ее до дна. Он стоял на низком камне в темной пещере, ее черный камень искрился под мерцающим светом меча. Свежий ветер дул от входа в пещеру, принося с собой печальную песню птицы, быть может соловья.
Он повернулся. Справа от него стоял Джайал, тряся головой, как если бы проходил в себя после удара. Аланда, на чьем бледное лицо было больше морщин, чем обычно, стояла слева. В тяжелом, наполненном сыростью воздухе пещеры при каждом выдохе из их ртов вылетало облачко пара. Да, они выжили, но где Таласса? Уртред опять повернулся, и увидел за собой каменную полку. Таласса лежала на ней, похожая на статую, вырезанную на могиле. Она была в точности такая же, какой он видел ее раньше: без сознания, тяжелое дыхание, из раны на шее течет кровь. Но живая. И опять с его губ слетела молитва. Они пролетели через сердце солнца. Он дотронулся до Ре и остался в живых. Безусловно охраняющий дух Бога благословил их.
Еще одно мгновение он глядел на Талассу, наслаждаясь этим зрелищем. Потом отвернулся, голова все еще кружилась. Сколько времени прошло? Ему показалось, что путешествие через центр солнца заняло не больше секунды, и, одновременно, на него ушла целая вечность. Что это за место и какой сейчас час?
Уртред опустил Клык Дракона, и, перевернув клинок, протянул его Джайалу. — Вот, — сказал он. Юный рыцарь почти бессознательно взял его, голова Джайала все еще поворачивалась то вправо, то влево, он никак не мог понять, что его окружает. Он уставился на Уртреда, потом на меч, пытаясь найти слова, но не получалось.
Хотя голова Уртреда никак не хотела перестать кружиться, к нему уже вернулось ощущение того, что надо срочно что-то делать. Он вскарабкался на верхнюю лавку и встал на колени рядом с Талассой. Он протянул было одну из своих перчаток, но, увидев стальные когти, тут же отдернул руку назад и выругался. Они разорвут ее нежную кожу… Как бы он не хотел коснуться ее, он мог только смотреть. В этот момент пришла в себя Аланда. Она также забралась на каменную полку и встала на колени рядом с Уртредом, затем сняла с себя плащ и укутала им Талассу. Потом осторожно коснулась лба девушки.
Ее глаза встретились с прорезями в маске Уртреда. — У нее жар, — сказала она.
Уртред уставился на ее лицо, голова наконец-то заработала. — Я знаю Пути Света, — медленно сказал он, — но Пути Исса — великая тайна. Тем не менее я читал, что душа того, кто укушен, не потеряна для Ре, если тот, кто выпил его крови, уничтожен.
Теперь и Джайал подошел поближе и смотрел на Талассу в полусвете меча. — Я видел, как вампир, который укусил ее, был сожжен солнцем.
— Я тоже — он вспыхнул, как огонь. Это единственный способ окончательно убить Живого Мертвеца, — сказал Утртед.
— Но тогда она не заражена?
Он повернулся и взглянул на молодого Иллгилла, — Я могу только молиться об этом, мой друг.
— Ей нужно тепло, — сказала Аланда.
— Здесь нет ничего, — сказал Уртред, оглядывая сырую пещеру.
— Что это за страна? — спросил Джайал.
Уртред медленно встал на ноги, его взгляд перепрыгнул за вход пещеры, из которого дул свежий ветер. — Здесь еще не рассвело. Мы были на широте середины мира, где ночи короче. Значит мы на севере или на юге.
— Ты не можешь сказать точнее?
— Ну, — ответил Уртред, — я могу только гадать — но я думаю, что мы на севере, за Палисадами, как и обещал Манихей.
— Тогда здесь должна быть зима. Но воздух теплее, чем в Тралле.
Уртред тоже почувствовал это. Да, холодно, но это холод перед рассветом. Теплый ветер быстро согреет коридоры пещеры. А что было написано о северных землях, лежащих за Палисадами? Разве это не земля непрерывной зимы? Тогда откуда этот ветер? На мгновение его сердце опустилось. Неужели он ошибся? Неужели предметы, которые они ищут, Бронзовый Человек и Теневой Жезл, стали еще дальше от них?
Уртред уставился на Зуб Дракона. Он достаточно много знал о тайном магическом законе соответствия: подобное притягивает подобное. Тысячи лет назад Маризиан принес все три артефакта с собой; теперь, когда они разбросаны по миру, разве тайное притяжение не притягивает их друг к другу, как магнит притягивается к металлу? И разве пророчество в Книге Света не обещало именно этого? Ведь там написано, что когда трое объединятся, тени отступят от солнца и последователи Исса потерпят поражение… но тут вспомнил: он же был в гробнице Маризиана. Он же видел, что Книга Света превратилась в прах. Ни в чем нельзя быть уверенным, даже в пророчестве, ведь это только одно из толкований Священной Книги последними поколениями жрецов. Уртред спрыгнул на пол.
— Лучше всего нам с тобой выйти наружу и посмотреть, что это за мир, — сказал он Джайалу. Юный рыцарь кивнул, пытаясь рассмотреть, что находится за дымной аркой света, испускаемого мечом. Оттуда опять послышалось птичье пение.
— Что это за птица, которая поет, когда темно? — спросил Джайал.
— Есть только одна — соловей, — из глубины пещеры ответила Аланда.
— Мы должны забрать свет, — сказал он старой даме, кивая на мерцающий клинок.
— Я присмотрю за Талассой, — ответила та.
Двое мужчин осторожно пошли вниз по коридору, теплый ветер стал сильнее. Серый свет падал из прямоугольного входа в пещеру, находившегося прямо перед ними. Через него были видны ветки деревьев. Опять послышалась птичье песня; они напрягли глаза, но не смогли разглядеть певца среди темных веток. Джайал сунул меч в ножны, чтобы свет, льющийся из него, не выдал их врагам, если те затаились поблизости; потом они осторожно пошли вперед и оказались на краю каменной площадки. Вокруг было темно, но все-таки они сумели разглядеть широкие ступеньки лестницы, вырезанные в каменном склоне прямо под ними. Издалека доносился приглушенный рев. Уртред вслушался и через мгновение узнал его: ревела река, падая вниз через теснину. Свет лился только с маленького кусочка серого неба перед ними. Казалось, что все звезды на небе потухли.
Свет, постепенно, становился все сильнее и сильнее. Было немного странно увидеть за несколько минут второй восход. Но разве не так будет в конца времени, когда сила Исса победит восходящее солнце? Книга Света говорит, что даже в этой абсолютной темноте придет Второй Рассвет, в результате которого возрожденное солнце вновь засияет над миром, навсегда победив владычество ночи. Это и была надежда мира. Уртред ощутил дрожь предчувствия, как если бы его благословили, показав видение конца времени.
Потом он увидел мерцающий в темноте под ними светлячок огонька. Оба мужчины инстинктивно отступили назад, в тень деревьев. Светлячок под ними заколебался, а потом начал зигзагом подниматься вверх, прямо к ним. Они внимательно глядели вниз, но светлячок остановился, по-видимому колеблясь, потом опять полез вверх. На востоке свет становился все ярче и ярче, так что они могли видеть силуэты гор вокруг себя, и огромные серые руины, покрывавшие горный склон под ними. Все было тихо, и только тонкий, пронзительный голосок распевал кусочки песни, уносимые прочь порывами ветра. Свет уже был близко, на ступеньках каменной лестницы. Соловей внезапно перестал петь, как если бы почувствовал вновь прибывшего.