- Да нет, - говорит он. - Глаза открыты.
- Это еще ничего не значит, - уверенно возражает Модест Матвеевич. Нынче многие по конторам наладились спать с открытыми глазами.
Между тем кабинет наполняется любопытными. Ходят, смотрят, недоумевают. Кто-то отмечает толстый слой пыли на столе. Кто-то замечает паутину, растянутую между плечами профессора и стеной. Саша заглядывает в журнал. "Огонек" раскрыт на кроссворде. Рядом лежат разрозненные тома энциклопедии. На них тоже пыль.
Все вдруг расступаются. В кабинет стремительно входят Федор Симеонович и Кристобаль Хозевич. При почтительном молчании присутствующих они приступают к делу: Федор Симеонович ощупывает Выбегаллу, а Кристобаль Хозевич словно бы ощупывает вокруг Выбегаллы воздух.
КИВРИН. Ан-набиоз...
ХУНТА. Похоже... Анабиоз во внешнем поле.
КИВРИН. Д-да, внутреннего поля не ощущается... Т-ты знаешь, Кристо, это пох-хоже на остановку... А какое там у тебя поле?
ХУНТА. Похоже на темпоральное. Но очень мощное. Источник примерно там...
Раскинув руки крестом, он медленно поворачивается и замирает. На лице его смущение.
- Странно... - говорит он. - В моем отделе... Двести вторая комната...
Саша с Эдиком быстро переглядываются. Эдик кивает, и Саша, выбравшись из толпы, выскакивает за дверь.
Он со всех ног мчится по коридорам и по лестницам и останавливается, запыхавшись, перед дверью, на которой обозначен номер 202 и красуется табличка "Лаборатория Корнеева В.П.". Он дергает ручку. Дверь заперта. Он стучит. Никто не отзывается. Тогда он выгибает грудь колесом, вытягивает носочки и шагает сквозь дверь.
В лаборатории Корнеева царит полумрак. Ярко светится большой экран, на котором видны оцепенелый Выбегалло, Киврин, Хунта и прочие. Киврин и Хунта, настороженно выпрямившись, пристально глядят с экрана прямо на Сашу. В отсветах экрана Саша различает Витьку Корнеева. Витька почти не виден. С неимоверной скоростью он двигается в сплошном сплетении проводов, перегонных кубов и прочей аппаратуры.
- Витька! - испуганно кричит Саша.
Мгновение, Корнеев оказывается возле экрана. Что-то щелкает.
Профессор Выбегалло оживает на экране. Он подносит карандаш ко рту, кусает его и задумчиво говорит:
- Прогулочное судно из четырех букв... Лодка! Л... О... Т...
И тут он замечает вокруг себя людей, остолбенело глядящих на него.
- В чем дело, товарищи? - раздраженно осведомляется он. - Я занят. Модест Матвеевич, я прошу это немедленно прекратить!
Витька выключает экран, и сейчас же загорается свет. Вид у Витьки ужасен: он небрит, осунулся, двухнедельная щетина покрывает его щеки.
- Засекли все-таки... - бормочет он хрипло.
- Что все это значит, Виктор? - спрашивает Саша.
- Мне бы еще часов пятнадцать, - бормочет Витька. Он берет большой стеклянный сосуд с прозрачной жидкостью и смотрит его на свет. - Видал?.
- Ничего не понимаю, - говорит Саша. - Что ты с Выбегаллой сделал? Что ты с собой сделал?
- Я живую воду сделал, балда! - хрипит Корнеев. - Смотри!
Он ставит сосуд на стол, хватает из ведра со льдом замороженную камбалу и кидает в живую воду. Камбала переворачивается вверх брюхом и вдруг оживает, переворачивается и ложится на дно, шевеля плавниками.
- Колоссально! - восклицает Саша, загораясь.
- Мне бы еще часиков пятнадцать... ну, десять, - бормочет Корнеев. Скорость реакции очень маленькая, понимаешь? Мне бы реакцию ускорить!
Саша опомнился.
- Подожди, - говорит он. - А Выбегалло-то здесь при чем? Что ты с ним сделал?
- Да ничего я с ним не сделал, - нетерпеливо говорит Корнеев. - Две недели времени у него отобрал, у тунеядца. Зачем ему время? Все равно же кроссворды дурацкие решает да в преферанс дуется... Да это вздор! Ты мне лучше вот что... ты мне лучше подсчитай вот такую штуку...
Он наклоняется над столом и принимается быстро писать.
Между тем в кабинете Выбегаллы назревает очередной скандальчик.
- Вы мне это прекратите, товарищ профессор Выбегалло! - орет Модест Матвеевич. - Вы мне объясните, почему вы нарушаете трудовое законодательство?
- Никогда! - вопит Выбегалло. - Основы трудового законодательства я всосал с молоком матери! А что касается кроссвордов; то это есть гимнастика ума! Великий Эйнштейн, если хотите знать, решал кроссворды! И великий Ломоносов решал кроссворды! И этот... как его... великий этот...
- Вы это прекратите! - перебивает Модест Матвеевич. - Работой временной комиссии установлено, что вы четырнадцать суток провели в данном кабинете, следовательно, четырнадцать ночей ночевали здесь, следовательно, четырнадцать раз нарушали трудовое законодательство, а также категорическую инструкцию о непребывании!
Выбегалло вытаращивает глаза.
- То есть как это - четырнадцать суток? Это какое же нынче число?
- К вашему сведению, сегодня девятнадцатое!
Выбегалло медленно поднимается.
- Так позвольте же! - произносит он. - Это, значить, получку дают! Как же вы можете меня от этого отвлекать? Позвольте, позвольте, товарищи! - Он устремляется было из-за стола, но паутина не пускает его. - Да позвольте же! - в полный голос вопит Выбегалло, рвет паутину и, распихивая присутствующих, пулей вылетает в коридор.
- В таком вот аксепте, - говорит Модест Матвеевич, строго озирая присутствующих. - Трудовое законодательство - это вам не формулы, понимаете, и не кривые. Его соблюдать надо. - Он делает движение, чтобы уйти, но любопытство пересиливает, и он наклоняется над кроссвордом. Прогулочное судно из четырех букв... Лодка! Л... О... Т... Гм!
В лаборатории Корнеева Саша и Витька, упершись друг в друга головами, что-то чертят и пишут. Пол уже забросан исчерканными листками бумаги. Сосуд с камбалой стоит на диване. Камбала чувствует себя хорошо.
- Конечно, если в нашем озере всю воду превратить в живую... бормочет Саша.
- Да не в нашей луже, балда, - огрызается Корнеев.
- Ну, я понимаю, из озера вытекает ручеек, ручеек впадает в речку...
- Да при чем здесь речка, кретин! Всю воду, понимаешь? Всю воду на Земле можно превратить в живую. Всю!
- Вот этого я не понимаю, - говорит Саша. - Энергии же не хватает.
- Да как же не хватает? - плачущим голосом восклицает Корнеев. - Ну, что ты за дубина? Я же тебе показываю...