- Что же это вы, г-голубчик, затеяли? - укоризненно осведомляется у Корнеева Федор Симеонович.
- В уголовщину ударились, Корнеев? - неприятным голосом произносит Хунта.
Корнеев стоит, набычившись.
- Почему это - в уголовщину? Ничего такого в уголовном кодексе нет. Если у человека не хватает времени для работы, а ослы гоняют в это время в домино и в карты... Может же человек...
- Н-нет, голубчик! - строго говорит Федор Симеонович. - Н-не может. Человек - не может.
- Федор Симеонович! - восклицает Саша, выскакивая вперед. Кристобаль Хозевич! Он же живую воду сделал!
- Живая вода - это прекрасно, - говорит Хунта. - Однако даже такая блестящая цель не может оправдать таких позорных средств. Вы, Корнеев, кажется, взяли на себя права и обязанности господа бога - решать, кому время нужно, а кому оно не нужно. А ведь вы не господь бог! Вы всего лишь маг и волшебник. Способный маг и волшебник, но не более того.
Корнеев открывает было рот, чтобы начать спор, но Федор Симеонович останавливает его властным движением руки.
- Н-нет, голубчик, - говорит он. - И вы сами знаете, что нет. Живая вода, наука, открытия - все это прекрасно. Но не за чужой счет, голубчик. Не к-кажется ли Вам, что усматривается некоторая параллель между вашими действиями и действиями некоего профессора, специалиста по разнообразным приложениям? Н-нет уж, вы не морщитесь, голубчик. А к-как же? Тот ворует чужой труд, а вы воруете ч-чужое время. Н-не годится, и не верю я, что вы об этом не думали.
Он подходит к дивану и ласково гладит обшивку.
- Вот и диван вы украли... д-деградируете, Витя, деградируете...
- Вы не младенец, Корнеев, - говорит Хунта. - Могли бы, кажется, понять, что задача не в том, чтобы перераспределить время - у одних отобрать, а другим отдать. Задача в том, чтобы ни у кого на земле - ни у кого! - не было лишнего времени. Чтобы все жили полной жизнью, чтобы все жили увлеченно и в увлечении этом видели свое счастье!
Часть стены обрушивается. Пролом имеет вид фигуры Модеста Матвеевича. Входит Модест Матвеевич и хозяйственно озирается.
- Так! - произносит он. - Я вижу здесь диван, инвентарный номер одиннадцать - двадцать три, каковой диван числится у нас списанным.
Камбала в сосуде медленно переворачивается вверх брюхом и всплывает.
Вечереет. За окном закат. Витька, Эдик и Саша, теперь уже втроем, работают за столом в корнеевской лаборатории. Трещит "мерседес", летят на пол исписанные листки бумаги. Из-под знаменитого дивана торчат ноги Хомы Брута. Потом он вылезает из-под дивана, озабоченно оглядывает его со всех сторон, стучит по нему ногой, как шофер по скату.
- Порядок, - говорит он. - Принимайте.
Саша вздрагивает, смотрит на него, смотрит в окно, смотрит на часы и с досадой бьет кулаком по столу.
На берегу озера, держась за руки, медленно идут парень и девушка. Останавливаются, целуются, поворачивают обратно.
По шоссе проходит машина. Фары ее озаряют спины молодых людей. У парня белая надпись: "Привалов 12", у девушки - "Стелла 56"...
- Нет-нет, - говорит за кадром голос Саши. - Это просто шутка...
Парень счищает надпись у девушки со спины.
- ...Это, конечно, шутка. Так вообще не бывает, даже у нас в институте.
Девушка счищает надпись со спины парня.
- ...Но зато все остальное, что вы здесь видели, это правда, чистейшая правда... И то ли еще будет!