Хома Брут тоже не вмешивается. Он прислонился к притолоке, достал из-за уха сигарету, раскурил ее от указательного пальца и через дымок подмигивает Саше, ухмыляется и кивает в сторону спорящих, как бы говоря: "Во дают!"
Тут Модест Матвеевич замечает развалившуюся раскладушку. Все замолкают. В наступившей тишине Модест Матвеевич озирает по очереди всех присутствующих. Взгляд его останавливается на Саше. Саша, не дожидаясь вопросов, виновато произносит:
- Она сама развалилась... Я встал, а она - раз!..
- Почему вы здесь спите? - грозно осведомляется Модест Матвеевич.
- Это наш новый заведующий вычислительным центром, - вступается Эдик. - Привалов Александр Иванович.
- Почему вы здесь спите, Привалов? - вопрошает Модест Матвеевич. Почему не в общежитии?
- Ему комнату не успели отремонтировать, - поспешно говорит Эдик.
- Неубедительно.
- Что же ему - на улице спать? - злобно спрашивает Корнеев.
- Вы это прекратите! - говорит Модест Матвеевич. - Есть общежитие, есть гостиница, а здесь мути. Госучреждение. Если все будут спать в музеях... Вы откуда, Привалов?
- Из Ленинграда, - мрачно отвечает Саша.
- Вот если я приеду к вам в Ленинград и пойду спать в Эрмитаж?
Саша пожимает плечами:
- Пожалуйста.
Эдик обнимает Сашу за талию.
- Модест Матвеевич, это не повторяются. Сегодня он будет спать в общежитии. А что касается раскладушки... - Он щелкает пальцами. Раскладушка тут же самовосстанавливается.
- Вот это другое дело, - великодушно говорит Модест Матвеевич. - Вот всегда бы так и действовали, Почкин. Ограду бы починили... Лифт у нас не кондиционный...
Корнеев берется руками за голову и стонет сквозь стиснутые зубы.
- По-моему, эти стоны со стороны товарища Корнеева являются выпадом, - визгливо и мстительно вмешивается Выбегалло.
Модест Матвеевич поворачивается к Корнееву.
- Я еще раз повторяю, Корнеев, - строго говорит он. - Немедленно верните диван.
Корнеев приходит в неописуемую ярость. Лицо его темнеет, и сейчас же заметно темнеет в комнате. Огромная туча наползает на солнце. Свирепый порыв ветра сотрясает дуб. Где-то звенят вылетевшие стекла. У стала подгибаются ножки, проседает только что восстановленная раскладушка. В тусклом зеркале вспыхивают и гаснут зловещие огни.
Выбегалло отшатывается, испуганно заслоняясь от Корнеева ладонью. Хома Брут стремительно уменьшается до размеров таракана и прячется в щель. Эдик встревоженно и предостерегающе протягивает к Корнееву руку, шепча одними губами: "Витя, Витя, успокойся..."
И только Модест Матвеевич остается неколебим. Он с достоинством перекладывает папку под другую мышку и веско произносит:
- Неубедительно, Корнеев. Вы это прекратите.
И все прекращается. Корнеев в полном отчаянии машет рукой, в воздухе конденсируется диван и плавно опускается на свое прежнее место.
Модест Матвеевич неторопливо подходит к нему, ощупывает, заглядывает в книжку и проверяет инвентарный номер. Затем объявляет:
- Товарищ Горыныч!
- Иду, батюшка, иду! - доносится, из прихожей испуганный голос.
Модест Матвеевич удаляется в прихожую, и тут Выбегалло приходит в себя и устремляется за ним с криком:
- Модест Матвеевич! Вы забываете, что у меня эксперимент международного звучания! Я без этого дивана как без рук! Модель идеального человека тоже без этого дивана как без рук!..
Дверь за ним захлопывается. Из щели выползает Хома Брут и снова начинает увеличиваться в размерах. Еще не достигнув нормального роста, он осведомляется:
- Политурки, значит, тоже нет? Или хотя бы антифриза...
- Бр-р-рысь, пр-р-ропойца! - рычит Корнеев, и объятый ужасом Хома Брут, снова уменьшившись, ныряет в щель под дверью.
Корнеев садится на диван и, наклонив голову, вцепляется себе в волосы когтистыми пальцами.
- Дубы! - говорит он с отчаянием. - Пни стоеросовые! К черту их всех! Сегодня же ночью опять уволоку!
- Ну, Витя, - укоризненно говорит Эдик. - Ну что ты, право... Будет ученый совет, выступит Федор Симеонович, выступит Хунта...
- Хунте самому диван нужен, - глухо возражает Корнеев, терзая себя за волосы.
- Ну, знаешь! С Кристобалем Хозевичем всегда можно договориться. Это тебе не Выбегалло...
При последних словах Корнеев вдруг вскакивает, щелкает пальцами, и перед ним возникает из ничего плешивый профессор Выбегалло, вернее, фигура, чрезвычайно на Выбегаллу похожая, но с большими белыми буквами поперек груди: "Выбегалло 92/К". Корнеев со сдавленным рычанием уважает фигуру за бороденку и яростно трясет в разные стороны. Фигура тупо ухмыляется.
- Витя, опомнись! - укоризненно говорит Эдик.
Корнеев с размаху бьет фигуру кулаком под ребра, отшибает кулак и, размахивая ушибленной рукой, принимается скакать по комнате.
- Тьфу на тебя! - орет он фигуре.
Фигура послушно исчезает, а Корнеев, дуя на кулак, отходит к окну и скорбно прислоняется к оконнице.
Эдик, глядя ему в спину, качает головой.
- Слушайте, Эдик, - тихонько говорит Саша. - В чем все-таки дело? Почему из-за паршивого дивана такой шум? Он же жесткий...
- Это не диван, - отвечает Эдик. - Это такой преобразователь. Он, например, может превращать реальные вещи в сказочные. Вот, например... Ну, что бы... - Эдик озирается, берет с вешалки драный треух, бросает его на диван, а сам запускает руку в спинку и что-то там проворачивает со звуком заторможенной магнитофонной пленки. - Вот видите, была обыкновенная шапка. А теперь смотрите...
Он берет шапку и нахлобучивает себе на голову.
И сейчас же исчезает.