- В каком виде ты вернешься домой? - сказал я Мурке. - А за заботу спасибо, хозяюшка, но я, знаешь ли, сыт.
Она цапнула мышь лапкой, нервно дернула хвостом и ринулась вниз, исчезая из света фонарика.
Я прикинул дистанцию и решил переставить опорные сошки "Галил" ближе к цевью. Если наводить на таксофон, ствол придется слегка выдвинуть в пролом. Окно туалета в музее я доставал и изнутри.
Салфеткой - из тех, что ещё Марина принесла в Лохусалу, - я подобрал мышь и сбросил вниз.
Часы показывали половину десятого вечера. Ефим ждал моего звонка сорок минут. За полчаса, проведенные мною в доме, по улице прошли трое. Последний, сутулый мужчина в берете и зауженном пальто, выгуливал рыхлого сенбернара. Пес обнюхал крыльцо дома, из которого я наблюдал за ним, и задрал лапу на ступени.
Когда я вышел из дома и набрал номер представительства "Балтпродинвеста", трубку сняли после первого сигнала вызова. Я попросил Шлайна из отдела общественных связей и, пока дежурный соединял меня, осмотрел оконный пролом без рамы, из которого десять минут назад наводил "Галил" на этот телефон-автомат.
- Шлайн, - сказал Ефим в телефон.
- Шемякин, - ответил я в тон и неожиданно для себя услышал его смех.
- Почему ты не спрашиваешь, отчего мне смешно?
- Может быть, тебя щекочет Воинова, пока Дубровин заламывает руки назад? - предположил я.
- Я смеюсь оттого, что больше здесь делать нечего. Ушла просьба министру повернуть интересующую нас персону домой. Мой смех - горький смех.
- Ну, тогда тоже я поехал домой. Слава богу, все кончилось.
- Пожалуй... Хотя характер интересующей нас персоны непредсказуем.
Я догадался, отчего смеется Шлайн и что он хочет мне этим сказать. На их совещании Дубровин, или кто-нибудь другой помимо Дубровина, попытался повесить Ефиму лапшу на уши. Просьбу в Москву не отсылали. Нас примитивно пытались выводить из игры. И ничем не рисковали. Потому что Шлайн приехал, по их мнению, только проверять анонимку, а меня, даже если мне и удавалось ещё оставаться живым, на этом свете вообще и в этой стране в особенности формально никогда не было.
- Все хорошо, - сказал Ефим. - Все складывается благоприятно... И еще. Компакт-диск с музыкой, о котором мы говорили, тебе оставили в магазине, не забудь заглянуть. Хорошо?
- Хорошо, - сказал я. - Вообще все хорошо!
Он деланно хохотнул. Мне уже не казалось, я определенно знал, что у Шлайна сдают нервы.
Кому нужна гибель Бахметьева? По существу, никому. Или, по крайней мере на данный момент, дело выглядит таким образом.
Следующий вопрос: предатель ли Дубровин? Этот второй вопрос тянет за собой третий: если все-таки нет, то кто тогда предает его?
Все три, какими бы не связанными ни представлялись, имели один общий ответ...
На Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташева мастер-класс "Терроризм как культурный шок" вел старичок Сирилл Кленско. Говорили, будто из династии, владевшей подмосковным Клином. Кому и когда служил по своей нынешней специальности опростившийся владетельный потомок, трудно было сказать. Биографии, как и полагается специальному агенту высокого класса, он, конечно, не имел. Первое занятие князь начал с изречения. Воздел тряский от ветхости обрубок указательного пальца остальные были полностью, до косточек сожжены, судя по рубцам, кислотой и, скорее всего, под пыткой - и изрек: "Лучшие из террористов - те, кто до конца предан святому делу справедливости и мучим совестью из-за гнусностей и скверны, мучающих род человеческий". И попросил поднять руки считающих себя совестливыми, чтобы запомнить в лицо, а имеющих склонность к силовому искоренению несправедливостей - покинуть мастер-класс и больше не появляться.
Никто не шелохнулся. Про себя я решил, что сделал это из лицемерия. И до сих пор иногда думаю: действительно ли?
По-русски Кленско говорил с акцентом, предпочитал французский язык, а национальность, как штрих личностной идентификации, я думаю, некогда отбросил преднамеренно. Абсолютный агент, да ещё специалист по террору, диггер, пролезающий глубоко в подпольные структуры, должен соответствовать формуле Маяковского - быть облаком в штанах.
Агент с княжеским титулом специализировался на опасных изысканиях по наследству. Его предки, начиная с прадеда, расследовали теракты в России, Европе и Америке. Дед, жандармский генерал, приходился родственником капитану Рудневу, командиру знаменитого "Варяга". Возможно, по этой причине "прэнс Сирилл" к старости свихнулся на морской аналогии и при этом тихоокеанской. В разгромах русских при Цусиме и американцев в Перл-Харборе в двадцатом веке Кленско усматривал кальку массовых терактов века двадцать первого - абсолютная беспомощность разведывательных структур, уничтожение или захват судов, воздушных и морских, а также зданий, немыслимых в контексте гибели или попадания в трофеи, психологические шоки "масштаба Хиросимы и Чернобыля" у населения и легенда о могуществе и неуязвимости мистической личности, поражающей города, флоты и самолеты... Разумеется, следующий шаг по логике развития терроризма - биологическое нападение регионального масштаба, которое готовит мистическая личность в эти минуты, именно сейчас, пока мы рассиживаемся в аудитории.
Мэтр антитерроризма утверждал, что ни один более или менее крупный теракт в наши дни невозможен без поддержки или попустительства спецслужб. Практику институционального террора ввел Ленин, младший брат террориста с более узким мышлением. Ленин поднял террор на бюджетный уровень, то есть превратил его в отрасль государственного финансирования или, как теперь говорят в России, госзаказа, после чего индивидуальный террор или даже террор в составе банды перешел в разряд уголовных деяний. Рыба ищет где глубже, и контингент, предрасположенный устанавливать справедливость быстро и силой, ринулся на госслужбу. Почин использования террора правительственной спецслужбой был сделан.
Огосударствление терроризма в двадцать первом веке приняло уродливые формы. Сирилл Кленско выделял из них в качестве, как он говорил, наиболее перспективной ту, которая используется в группах боевиков "от фирмы Клинекс", то есть одноразового применения, по аналогии с бумажным носовым платком. Их употребляют, скажем, для устройства единственного взрыва и списывают. Марионеток-смертников вербуют по миру где придется - среди идеалистов, обездоленных, впавших в отчаяние, и только таких, кто не догадываются, какой кукловод дергает нитки, приводящие их в движение. Завербованные верят, что работают на благородную организацию и во имя святого дела, которые их командир или лидер воплощает в единственном лице "из соображений конспирации". Бал же правит фирма, наладившая выпуск салфеток "Клинекс", то есть государственная спецслужба. Это она создает миф-приманку для "разовых", манипулирует журналистами и запускает слухи.
Террорист, который "знает в лицо вождя", в наши дни представляется человеком не в своем уме. Если он сподобился узреть духовного лидера, это значит только одно - он уже абстракция, мертвец без имени и обличья.
Обвиняемые в терроризме не дают показаний, после преступления их просто не находят, даже останков. В ограниченной и строго разобщенной горстке людей каждый по отдельности и по секрету от других знает свою частичку правды, скрытой за событием. И ещё меньше таких, кто может хотя бы задним числом усмотреть в происшедшем некую последовательность. Когда "прэнс Сирилл" попытался дотянуться до таких и едва тронуть их кончиками пальцев, да еще, как он сказал, в кромешной тьме, ему просто отожгли руки.
Главарь террористов не обволакивается непроницаемой тайной подобно супершпиону. Публично он из громкой легенды. Мистика вокруг мерзавца обязательная добавка к нарастающим слухам о его несокрушимой деятельности. Он изо дня в день на уме у общественности в качестве страшилы, могущество, богатство, убежденность в правоте своего дела и сверхчеловеческие качества которого несоизмеримы с тем, что представляет собой и внешне, и внутренне неотесанная, косноязычная и коррумпированная верхушка силовых структур.
Миф, подобно шоу, должен безостановочно раскручиваться любой ценой, звучать по нарастающей. Даже смерть чудовища, если такое случится, не оборвет легенды. Об этом предупреждают заранее. На снимках в прессе и на экранах телевизоров появляется лицо юноши, наследника, который поднимет автомат, если он выпадет из рук отца...
Сирилл Кленско предложил желающим выписать на доске известные им из прессы и иных источников сведения о личности, которую принято называть теперь бен Ладен. Добровольцы перечислили несколько свидетельств существования человека с таким именем. После этого "прэнс" попросил уже всю аудиторию сопоставить сообщенные данные. Сопоставления не получались. Мало что соотносилось. Реальных, подтвержденных хотя бы до некоторой степени вероятности фактов, из которых сложилась бы мозаика жизни бен Ладена, не оказалось. Ничего достоверно установленного, кроме единственного обстоятельства - с этим именем и только с ним связаны теракты "одноразовых" боевиков.
Другой курьез, выявившийся в безуспешном сопоставления данных о бен Ладене, состоял в том, что объективных свидетельств о связи хотя бы одного террориста-смертника с реальным, из плоти и крови бен Ладеном или о том, что камикадзе получали от человека с таким именем инструкции, не нашлось. А ведь именно разведывательные структуры, прикрывая своего главного агента, проделывают нечто подобное уже нескольких веков, если не тысячелетий по всему миру. Так что практически, считал Кленско, "дело бен Ладена" - это дело о применении стандартных приемов разведывательных служб, но с использованием не завербованных предателей, а одурманенных "одноразовых" агентов.
Группа, связанная с именем бен Ладена, никогда не предпринимает попыток предотвратить гибель своих бойцов, а стало быть, у неё нет необходимости вызволять своих пленных. Это расходится с практикой других террористических групп на Среднем Востоке и в Ирландии. Их главари идут на все, чтобы сберечь боевиков или вызволить провалившихся товарищей. Не из сентиментальных побуждений. Нежелание спасать своих контрпродуктивно с оперативной точки зрения. Боевики, как и шпионы, сданные противнику, легко становятся двойниками. Человек, который называет себя бен Ладеном, потому и пользуется "одноразовыми", чтобы вернувшийся с задания или из плена не задал роковой вопрос - зачем столько крови невинных? Или того хуже: кто вы такой на самом-то деле, бен Ладен, и где остальные лидеры святого дела? Каждый боевик, приписываемый бен Ладену, идет на задание в первый и последний раз.
Итак, кому нужна смерть Бахметьева, кого предает Дубровин или кто предает его самого?
Смерть Бахметьева нужна кому-то ещё неизвестному или известному только темниле Шлайну... Дубровин не предатель, его тоже никто не предает. Он в "середине" - ни вашим, ни нашим, он ни за калининградцев и немцев, ставящих на Бахметьева, ни за Шлайна или кого ещё там. Дубровин глядит дальше, за спину Чико Тургенева, и видит крупным планом двух азериков, объявившихся в свите гагринского армянина без видимой пока нужды. Тертый сторожевой пес Дубровин, возможно, унюхал "одноразовых" и, что бы ни происходило, кто бы кого и где бы не убивал, наплюет на все, лишь бы одного из них удержать от превращения в "абстракцию" и заполучить для разговора...
Небоскреб не обязательно должен стоять вертикально, нечто подобное и сложное по конструкции может пребывать, фигурально говоря, в лежачем положении и плыть по Балтике в виде сухогруза, скажем, в несколько сот тысяч тонн водоизмещением и длиной четыреста метров. С химической отравой в ветхих бочках, о вывозе которых из Калининграда генерал Бахметьев приезжает договариваться... Вмазать такой гигантский "грузовик" во что-то заметное? Почему бы и нет.
"Прэнс" Сирилл Кленско, конечно, слегка чокнутый. Да, на Руси святой юродивые - явление. Террористическая биологическая атака? Звучит как вопли Василия Блаженного с паперти Казанского собора в Москве: кура-де в ночь петухом прокричала, быть на Москве пусту от пожара... А половина города наутро и выгорела.
Анализ не мой. Маринин. Наслушался за ночь у неё дома в Пирита. Чего только не несут люди на исходе бессонной ночи перед рассветом...
После разговора с Ефимом я позвонил в музыкальную лавку.
- По какой причине вы ненавидите меня, Марика? - начал я разговор с дочерью Велле. Вопрос звучал риторически. Если нас прослушивали, она могла ответить аналогичной глупостью, и мы разъединились бы.
- Теперь, кажется, нет, - сказала она серьезно.
- Я прошел испытание?
- Оно предстоит в другом месте. Пожалуйста, запомните. Пивной подвал на улице Пикк Ялг. Запомнили? Отправляйтесь прямо теперь. Вас пригласил туда господин, назвавшийся Толстым Рэем. Что передать Ефиму?
- В шесть утра попросите быть у вас. Я позвоню.
- Он теперь здесь ночует, - сказал Марика гордо.
Я повесил трубку и после этого сказал:
- С повышением вас, мисс Марика!
Какой мудрец натрепал, что на любовницах не женятся?
Мне нравилось новое пальто и как сидит мягкая шляпа. Итальянские меховые ботинки, реквизированные у Рауля Бургера, пружинили, в них чувствовался комфорт.