А тут на два миллиона с лишком — тихий разъездной ансамбль да, порой, пара скромных певиц. Да и на это не очень-то уж и ходят. Отвыкли…
«Из ничего не выйдет ничего».
И вот!..
И вдруг!!..
Через годы годов!!!..
— Вы слыхали? Нет, вы слыхали про это? Евреи, вы слыхали или как?!
— Слыхали, конечно, слыхали. А про что?
— Как про что? Как про что?.. Еврейский ансамбль играет «Заколдованного портного»!
— И что из этого?
— Из этого? Ну знаете… Вы когда последний раз были в еврейском театре?
— Я? В последний раз я в него не попал.
— Не было уже билетов?
— Не было уже театра.
— Ну, вот! Что же вы стоите? Бегите скорей! Смотрите скорей! А то…
— Что «то»?
— Я знаю?! Могут закрыть.
— Там есть за что закрывать?
— Ничего там нету. Но кому это помогало?
— Тоже верно. А где они играют?
— Где они играют? Куда их пустят, там они и играют. Вчера — в клубе, сегодня — в концертном зале.
— В концертном зале? Первый раз слышу. А что там постоянно, в этом зале?
— Постоянно там выступает театр. Цыганский театр.
— Цыгане — постоянно?
— Ну, да. Постоянно там — цыгане.
— Дожили! Цыгане постоянно, а евреи — кочуют…
«Избрал ты нас — и обрек ты нас на жизнь в Злодеевке, в тесноте и в духоте. И дал нам — и отпустил же ты нам, Господи, горестей и болячек, нищеты и лихоманки — по милости твоей великой — ой-ой-ой…»
Публика появляется рано. За час, за полтора до начала.
Первыми приходят самые пугливые.
Самые пугливые — самые нетерпеливые.
Гуляют по улице парами, мимо подъезда проходят деловито, не глядя, будто оказались здесь случайно, сходятся-расходятся, косятся по сторонам, чтобы все высмотреть-выглядеть, а при случае — удрать вовремя. Но тихо вокруг, спокойно, не опасно, вроде, и смелеют пугливые, и оглядывают друг друга, как после долгого перерыва, после тяжелой болезни, и разговаривают глазами:
— Вы живы?
— Мы живы.
— А вы?
— И мы живы.
— И мы, и мы!..
— Живы, евреи, живы!!!
Потом открываются двери, и зрители торопливо проскальзывают внутрь, в помещение, подальше от любопытствующих посторонних взглядов. По фойе ходят чинно, по кругу, ужасаются молча и привычно:
— Сколько евреев! Ах, сколько евреев в одном месте! А это можно? Это разрешается? Погладят за это по головке или не погладят?..
Звенит первый звонок, и все усаживаются на места, и поджимают локти, и поджимают губы, и косятся на случайных соседей по сторонам:
— Это еще что за тип?
— Черненький…
— Носатый…
— Плешивый…
— Бородатый…
— Ну и зал! Ну и зритель! Ну и народ!! Сбежать бы, пока не поздно… Но поздно. Уже поздно…
«…без пальца и кукиша не покажешь…»
Выходит на сцену Шимен-Эле, портной из Злодеевки: «заплатных дел мастер», «гол да весел», «чем беднее, тем веселее, чем голоднее, тем песня звонче».
Выходит следом его жена, Ципе-Бейле-Рейза: «казак-баба!»
Выходит Додя, шинкарь, которому нехватает «разве что головной боли».