105461.fb2
— Похоже, сегодня вечером навряд пошлют за музыкантами, — одними губами шепнул он.
Ответный взгляд Дьюранда должен был бы убить скальда на месте, как пресловутый василиск Берхарда, но болван лишь извиняюще пожал плечами.
На скамьях длинными рядами сидели воины Монервея, плотно сжав губы. Ни один даже локтя на стол не поставил. И неудивительно. Здесь, чуть ли не у них под ногами лежал в оковах их лорд и господин. И здесь же лежал его наследник. А воины Гирета были вооружены.
Гермунд смотрел туда же.
— Патриарх себе бороду узлом завязал из-за знамений с севера. Стоит, как моряк на палубе тонущего корабля, и ждет конца света. Старые духи зашевелились. Узы Древних Патриархов распадаются — повсюду истории о том, как снова появилось что-нибудь этакое, кого много веков и в помине не было. Эррест кишит монстрами, как море рыбами, и если последние узы порвутся, тут-то мы все и встретим свой жребий. Но лично я не уверен, что мы протянем так долго. О да, и кстати, я страшно рад видеть, что тебя там не убили.
— Малыш сделал все, что мог, — пробормотал Берхард. — Вот ей-ей.
Сиденье по правую руку Абраваналя пустовало: оставленное для Ламорика или Лендаста, а не то для них обоих. По левую руку герцога сидела Альмора. Девочка уже нашла Дорвен. Подбородок малышки едва-едва виднелся над столом. Она смотрела на все огромными расширенными глазами и что-то быстро-быстро говорила Дорвен. Та же постоянно переводила взгляд с девочки на скованных отца и брата. Дьюранд гадал, что же такое говорила ей Альмора.
Пора было начинать пир. Священник должен был прочитать молитву.
— Абраваналь все это время, до последней секунды, провел, глядя с башни Гандерика, — сообщил Гермунд. — Смотрел на запад, а девочка играла рядом, что твоя малиновка. В отсутствие господина лордом Гирета был Кирен, твой отец — маршалом, а твой брат — капитаном стражи. Втроем они…
В этот миг все головы повернулись к ступеням, что вели в зал, и на пороге появился патриарх Оредгар. Высокий священник нахмурился, явно недовольный тем, что увидел. По бороде его струились грязь и сажа. Парадных риз он не надел. Но все же поднялся за верхний стол и повернулся к собравшимся.
— Пэры Эрреста. Лорды и леди. Слуги. Сыновья и дочери Аттии. Да славится Безмолвный Король Небес и смертоносные Силы его Воинства, — произнес он в воцарившейся тишине.
— Была одержана великая победа. И с нашей стороны мудро вознести Небесным Силам должные благодарности.
Высокий священник обвел столы орлиным, пронизывающим взором, и люди обоих герцогств торопливо пробормотали слова признательности.
Патриарх на миг закрыл глаза, плотно сжал губы. А потом начал читать слова, которые Дьюранд уже слышал из его уст:
— Широко Западное море, много дней плыла «Колыбель» Сердана, и сыны Аттии познали жажду. Одни отчаялись и, не чая уже достичь далекую гавань, повернули обратно к закату, но смелые духом продолжали плавание по пустому океану, покуда дни складывались в недели. И съедены были последние крошки, и выпиты последние капли. Но я зайду далее. Безумие прокралось в ряды тех, кто был на том корабле. Слабые ложились и спали, пока не умирали во сне. А бедные, истекающие кровью моряки умирали, глядя в небеса.
Он поднял кустистую бровь и снова обвел взглядом многолюдный чертог.
— Я вновь думаю о том корабле — затерянном на широкой глади океана, — промолвил он. — Пустые трюмы. Сухие бочки. Кровоточащие десны, больные подошвы. И тайные сомнения, терзающие каждого моряка, сознающего, что он завез свою семью в пустые глубины, без надежды на возвращение. Ибо вот что означала история Сердана: не обманывайтесь!
Оредгар снова обвел чертог взглядом, словно призывая какого-нибудь глупца оспорить его слова.
— Но потом! Настал день, когда Сердан вышел делать замеры бездонного моря — уже не надеясь доплыть до земли — и трясущимися руками опустил в воду лот — и на самом последнем фатоме, на последнем дюйме каната у него в руках — ощутил, как грузило ударилось о далекое дно. Он едва ощутил, едва почувствовал это прикосновение. Горизонт был далек и пуст, как стальной обруч. Но море оказалось не бездонным. И он вытащил лот, точно удил на том далеком берегу, и старый кусок свинца вернулся к нему в грязи — в сладком речном иле. В самый темный час. На самом последнем броске.
Патриарх повернулся к Абраваналю, к Северину, к собравшимся пэрам, и высоко задрал встрепанную бороду.
— Вот я стою тут пред вами, и города ваши лежат в развалинах. Король затеял войну. Святилища рушатся. И я думаю о том, как Сердан последний раз бросал лот — кидал его в непроглядную тьму, тянулся к самому дну моря, когда уже казалось, что все потеряно.
Теперь, когда вы свершили это, начнутся величественные похороны. Процессию, я думаю, мы проведем ночью. В старом святилище еще хватит святой земли.
С этим словами Оредгар оставил чертог. В наступившей яростной, пристыженной тишине собравшиеся глядели ему вслед.
Дьюранд не мог бы сказать, сколько они сидели в темном зале. Когда целая вечность прошла в угрюмом следовании церемониалу, сквозь толпу к Кирену проскользнул скороход — так птичка влетает в окно комнаты больного. Через несколько секунд Абраваналь встал и вышел из зала. Полы мантии развевались у него за спиной.
Дьюранд поднялся, чтобы отправиться следом, и обнаружил, что он не один. Бароны, лорды и воины присоединились к нему. Толпа превратилась в довольно неловкую процессию, выливаясь через узкие коридоры замка на тонущую в сумерках рыночную площадь, где замер в нерешительности герцог. Старик в одиночестве взирал на странное зрелище, что открылось его взору: тысячи мужчин и женщин, поднявшихся на развалины цитадели. Безмолвная толпа собралась вокруг руин верховного святилища, чьи разбитые стены теперь высились островом света — люди принесли с собой факелы и тростниковые лучины.
Дьюранд и все остальные двинулись за Абраваналем, как идет нянька за человеком, который ходит во сне. Пошатываясь, старый герцог брел по сожженному городу, пока впереди не замаячили высокие стены святилища. Так их импровизированная процессия подошла к безмолвной толпе. Горожане отводили глаза и расступались, пропуская процессию к зловещей площадке в самом центре святилища. Дьюранду показалось, будто Орадгар отстроил разрушенный храм, сложил его заново, заменив мертвый камень живыми людьми. Над головой сияли пурпуром закатные небеса. Но на плитах у ног процессии лежали все, до единого, кто был привезен из Ферангора, иссиня-белые, недвижные, точно вечность. Обвисшая кожа сияла от масла, воздух благоухал бальзамом и имбирем.
Во главе собравшегося множества патриарх Акконеля воздел руки к небу.
— Присоединитесь же к нам, когда мы поем молитву Вечерних Сумерек и идем в часы ночной тьмы, как то делали в дни Высокого королевства. Ибо сейчас руки наши безоружны перед Иномирьем, Изгнанные стонут в древних путах, а Утраченные вьются у нас над головами. Но не будем отчаиваться! Как не будем и безмятежно спать, ибо молитв священников и Рыцарей Пепла более недостаточно, так что и мы должны взять эту ношу в собственные руки. Те, кто лежат сейчас здесь, ради нас взглянули в лицо смерти и отчаянию, и мы должны поступить так же. Мудрые женщины приготовили их, а нам теперь должно дождаться рассвета, чтобы отправить их в путь к Небесам. И последнюю эту ночь мы должны бодрствовать. Должны не спать, дабы наши братья могли спокойно отдохнуть перед походом к Ярким Вратам далеких Небес.
— До рассвета, — проговорил Абраваналь. — Одной ночи не хватит, чтобы проститься с ним. Сын мой!
Дьюранд задумался, знает ли старик, как упорно Ламорик сражался именно для этого — чтобы кто-то заплакал по нему, счел его достойным такого горя.
Абраваналь весь поник, и Кирен, оказавшийся к нему ближе всех, ринулся поддержать его под локоть. Но старый герцог отпрянул.
— Здесь! — заявил он, поворачиваясь к толпе, озирая ее огромными, безумными глазами. — Мы построим виселицу здесь — где все смогут видеть, какая участь ждет предателей! Предал елей и убийц! Они больше не встретят рассвета! Не увидят его!
Свита поддерживала Абраваналя под руки. Кирен быстро и неохотно кивнул, подчиняясь безумным приказам герцога: строить эшафот тут, в середине похоронной процессии.
Так Дьюранд присоединился к беспокойному кругу людей, собравшихся подле разрушенного святилища. Команда плотников по приказу герцога взялась за пилы и молотки. Из толпы зазвучали громкие песни. Сокровенные мелодии клубились в ночной мгле, а по сырой земле протянулась длинная процессия. Люди поддерживали друг друга, следили за стариками и детьми.
Затерявшись в толпе, Дьюранд поймал себя на том, что украдкой бросает взгляды через колонны и выбитые окна святилища на то место, где, омытые сиянием свечей, лежали мертвые, похожие на статуи из слоновой кости. Герцог, поникнув, сидел в изголовье у сына, а темноволосая Альмора прильнула к груди Дорвен — малютка не спала. Дьюранд возблагодарил Небеса за то, что Дорвен может быть с ней, когда отец ее почти потерял рассудок от горя. Но потом он увидел, что Дорвен то и дело поглядывает в ту сторону, где, скрытый в толпе и во тьме, бродил он. Каково же приходилось ей? Могла ли она обрести в этом хаосе хоть какое-то подобие утешения?
Ее отец и брат тоже шли в траурной процессии — босые, окровавленные, волоча за собой кандалы. Совсем как души, пребывающие в самых глубоких безднах Преисподней.
— Стоило бы схватить их и бежать из этого безумного города, — пробормотал Дьюранд. Он вытащил Морина с вершины горы, из лап чернецов. Пробрался с ним сквозь три сражающиеся на улицах армии. — Тем более что здесь половина войска мне поможет.
Но в эту ночь столь неловкий ход означал бы непременную войну. Людей Абраваналя связывали древние клятвы; к тому же они и сами немало пострадали по вине Монервея. Хуже того, после всего увиденного на Фалерском мосту Дьюранд весьма и весьма сомневался, что герцог Северин подчинится попытке его спасти. Старик был еще упрямей своего твердолобого сына.
Над северными герцогствами нависали огромные блестящие облака — как будто луна падала на землю.
Дьюранд все ходил и ходил по кругу во тьме под зловещими небесами. И раз за разом, приближаясь к озаренному свечами входу в святилище, он оказывался рядом с эшафотом. Доверенные советники Абраваналя по одному, по два украдкой проскальзывали в святилище, где умоляли герцога передумать. Каждый кривился и хмурился, глядя на виселицу.
Абраваналь оставался непреклонен.
Дьюранд видел и Конзара. Новый Паладин Ирлака стоял на страже подле святилища. Седые волосы, тонкое лезвие меча — но при этом взгляд словно остановившийся, обращенный куда-то вовнутрь. Исчез привычный капитан, бодрый и настороженный; это был человек, попавшийся в западню, предающийся нелегким раздумьям. Насколько все было бы проще, если бы один из них погиб в битве.
Взгляд во тьму за пределами живого движущегося круга подтвердил: Оредгар был совершенно прав в своих предупреждениях, — по выжженной земле сновали в тени разные существа — твари с длинными лапами и отвислыми животами, тени с лисьими голодными глазами. Дьюранду показалось, что еще дальше, на самом краю темноты, он увидал и какого-то иного наблюдателя, вышиной с дуб.
Но песни вокруг Дьюранда звучали все громче и громче, и он мысленно рисовал себе Конзара, каким видел его в день снятия осады: шагающим среди балок и вычищающим гнездо вражеских лучников. Победа на считанные минуты предшествовала предательству. Все произошло очень быстро. Конзар стоял над битвой, как капитан на палубе горящего корабля. Он в одиночку предотвратил засаду, которая грозила погубить все войско, вырвал победу из лап поражения. Тут, верно, он и заметил Дьюранда — оруженосца, которого сам же посвятил в рыцари, — выезжающим из схватки с лежащим поперек седла Ламориком. Все надежды Конзара оказались разбиты, будущее уносилось прочь, болтаясь в чужом седле.
Когда Конзар пустил в ход свой уродливый крестьянский цеп, Дьюранд пытался спасти их сюзерена. Но теперь… Если Кирен был ловок и умен, то Конзар стал героем, Паладином Гирета. Люди пойдут за ним куда угодно, как бы ни ошибался Абраваналь. На его плечах они готовы отстроить герцогство заново.
Дьюранд потер не до конца зажившую щеку — и, подняв голову, поймал на себе взгляд барона Сванскиндауна. Тот с сумрачным любопытством всматривался в лицо молодого рыцаря. Дьюранд прошел мимо Сванскина и остальных; его старательно не замечали, хотя в глазах каждого вспыхивала какая-то непонятная искорка.
Дьюранд в недоумении покачал головой. Неужели Кон все им рассказал? Поляна вокруг святилища так и кишела тайными соглядатаями. А на фоне тьмы снова вырисовывалась гигантская фигура, опирающаяся на посох. Зачем Паладину Гирета пятнать свои цвета? Но всем этим людям вовсе не с чего было так коситься на Дьюранда — разве что иные из них поддерживали Кона и гадали теперь, как быть с тем, кто знает его неприглядную тайну.
В голове Дьюранда царило такое смятение, что он старался держаться подальше от Берхарда. Не пора ли теперь задать ему пару вопросов?
Найти его оказалось делом нескольких секунд. Вскоре Дьюранд уже оттащил широкоплечего рыцаря в сторону.