Шагнув в Расписной Чертог с нижней ступеньки лестницы, Дьюранд обнаружил, что все, кто был там — мужчины, женщины и дети, — смотрят в одну сторону: на него.
Перед ними стоял Ламорик.
К вящему изумлению Дьюранда, из толпы выступил слепой Хагон, взъерошивая белые пряди седых волос.
— Вы вернулись? — спросил он.
— Что это значит? — спросил Ламорик, кладя руку на эфес меча.
Слепец поморщился.
— Меня попросили высказаться за всех остальных. Мы приняли решение.
— Да как вы…
Дьюранд во все глаза смотрел на Хагона, прикидывая, сколько времени смогут несколько рыцарей сдерживать тысячную толпу — даже на узкой винтовой лестнице.
— Лорд Ламорик, герцог Абраваналь. Мы голодаем. Среди нас много больных. И всех нас терзает великий страх. Тут задумаешься.
— Я здесь, — проговорил Ламорик. Отец его ничего не сказал.
Хагон со свистом выпустил воздух через нос.
— Я знаю, ваша светлость. Клянусь Королем и Владыкой Небесным, настали тяжелые дни. Народ Акконеля заперт в ловушке. Мы поклялись стоять за вас и ваш род против всего, что грядет, чего бы нам это ни стоило. Вот и весь сказ.
На лице Ламорика расцвела неподдельная улыбка.
— Владыка Судеб! — выдохнул он.
— Вот и все, — сказал Хагон и повернулся к толпе. Все лица были обращены к нему, суровые и решительные. Кое-кто улыбался или кивал.
Сверкая глазами, Ламорик шагнул вперед и сжал руку изумленного Хагона.
— Вот преданность, неведомая великим этого королевства, и мужество, какому позавидуют даже рыцари!
— У нас тут достаточно лордов и патриархов, чтобы принять клятвы, милорд, — медленно произнес Дьюранд.
— Да! — вскричал Ламорик и поглядел на толпу. — Вы равны любым рыцарям Аттии, и я не успокоюсь, покуда не воздам вам должное! Соберитесь вокруг трона моего отца! Сегодня вы все станете рыцарями Эрреста! И когда мы окончим эту войну, все вы получите замки во владениях герцога Радомора!
Когда были посвящены в рыцари все мужчины, женщины и мальчишки — рыцари хлопали каждого по плечу ритуальным жестом, — герцог Абраваналь взял сына за руку. Старик держал клинок Островного королевства Гандерика — Меч Правосудия. В миг потрясенного молчания он вложил рукоять в ладонь Ламорика.
— Я не стану носить его, — промолвил Абраваналь. — Если ты откажешься, я выброшу его в озеро. Это меч наших отцов со времен самого Гандерика.
На глаза всех присутствующих навернулись слезы.
Подбодренные только что принесенными клятвами, оголодавшие рыцари Расписного Чертога — мужчины, женщины, дети — взялись за дело. Они рыскали по дворам в поисках упавших ядер. Они разломали пекарню и амбары, чтобы обнести внутреннюю стену временным ограждением, и установили несколько легких камнеметов, чтобы вести обстрел людей Радомора. Они выгребли из углов и закоулков замка груды зловонной грязи и вывалили ее в залив. Альмора хваталась за все, что привлекало ее внимание в снующей туда-сюда толпе. Девочка с головой ушла в работу, а ее брат поднялся на стены и переходил от башни к башне, буквально собирая замок воедино, пока осадные машины Радомора разносили стены.
И все это время Дьюранд ощущал, как Дорвен теряет связь с действительностью. Ему хотелось схватить Ламорика, встряхнуть, заставить увидеть, что его жена ускользает, тонет. Каждую ночь он говорил ей: «Когда мы вырвемся отсюда, духи оставят тебя в покое». В эти тайные мгновения он прижимал ее к себе, но она слабела, становилась все дальше и дальше. Глаза ее глядели куда-то в пространство, и скоро Дьюранд начал понимать: вывести ее из этого состояния он так же не может, как не может перерезать ей горло. Он проглотил честь, стыд, предательство, говоря себе, что освободить ее сейчас было бы равносильно убийству. Убийством было бы отказываться от ее аромата, касаний, красоты. Дьявольский аргумент — и стыд полыхал на лице молодого рыцаря всякий раз, как Ламорик дружески ему улыбался.
Он стоял в проходе, отделявшем зал от маленького святилища. Дорвен и Альмора обходили беспокойную толпу с ведерками воды. Дьюранд наконец решился: он отыщет Ламорика и заставит его понять, что Дорвен беспредельно одинока, и ей снятся ужасные сны. Он отойдет в сторону, освобождая место для ее мужа. Он положит конец измене. И объяснит свое решение Дорвен.
Стоило ему войти в зал, как мир будто сдвинулся с места. Дьюранд споткнулся и чуть не упал.
Похоже, больше никто ничего не заметил.
— Почему мне нельзя ее увидеть? — допытывалась Альмора на другом конце зала.
Дьюранд замер, расставив руки, боясь, что от следующего его шага обрушится все здание.
— Ты ведь помогаешь разносить воду, — ответила Дорвен.
— Ну тогда позже. Звездочка — моя лошадка. Ей тоже надо попить.
— Звездочка сейчас занята.
Дьюранд сморгнул: он не мог отделаться от чувства, что с мирозданием случилась какая-то заминка.
А потом где-то за залом глухо бухнул очередной камень, и Дьюранд понял: после бесконечных звонких ударов древние стены зазвучали иной нотой. Каменная раковина, что спасала их всех, в каком-то месте дала трещину. Он поглядел на Дорвен с Альморой, на всех томящихся в этой западне людей и помчался вниз по лестнице к источнику искаженного звука.
Он втиснулся в собравшуюся на ристалище толпу и нашел Ламорика. Все глаза во дворе были обращены на широкую, похожую на застывшую молнию трещину, что змеилась во внешней стене замка высоко над головами. Ударил новый снаряд — и трещины поползли ниже. Воины, что стояли на высокой внешней стеке, торопливо разбегались с сомнительного участка. Еще один камень. Дьюранд так и видел, как люди Радомора загружают камнеметы. Одно-единственное слабое звено способно положить конец всей осаде. Должно быть, командиры Радоморового войска сейчас по всему городу собирали отряды и вели их сюда.
Из поднебесья упал новый камень. Трещина углубилась.
Дьюранд схватил Ламорика за рукав.
— Надо срочно установить какие-нибудь подпорки. Велите солдатам спускаться.
— Спускаться? Нет, Дьюранд! Этого мы хотим меньше всего на свете. — На лице Ламорика сверкнула свирепая улыбка. Он повернулся к толпе. — Скорее! Скорее! Слушайте — и не задавайте вопросов…
Потом они торопливо взялись за дело.
В яростной суете Дьюранд и капитаны Ламорика расставляли людей по внешним стенам и башням вокруг рушащегося участка — пока камни продолжали бить в то же самое место. Каждый старался, не жалея себя, на одной силе воли — но люди были измотаны. Выводя солдат на открытую лестницу, Дьюранд улучил секунду, чтобы подумать, осталась ли у кого-нибудь в голове хоть капля мозгов, раз они все согласились вести игру, придуманную Ламориком.
Внезапно мироздание заполнилось грохотом и каменным крошевом. Дьюранд с трудом удержался на ногах, а уже через миг из рядов Радомора с диким ревом вырвалась тысяча бойцов. Если силы Ламорика не ответят должным образом — все погибло. Дьюранд выпрыгнул во двор и со всех ног помчался в самое сердце грома.
Хотя сверху еще падали обломки укрепления, воины обоих воинств бросились в бой.
— Он окажется в положении человека, схватившего волка за язык! — говорил Ламорик. И вот Дьюранд и отважнейшие бойцы Акконеля заслонили собой образовавшуюся в стене брешь. Сверкнули мечи. С другой стороны лезли зеленые куртки. Два войска схлестнулись — в пространстве не шире дверного проема. Ребра у Дьюранда трещали, сапоги скользили и разъезжались. Хватая ртом воздух, он орудовал длинным клинком Оуэна. Тела погибших еще некоторое время оставались стоять, покачиваясь, зажатые меж живых.
Урывками Дьюранд успел заметить сотни солдат Радомора, толпящихся на рыночной площади за брешью. Нет, ему — с дюжиной других таких же глупцов — толпу не сдержать. Очень скоро она прорвется, вольется в пролом. А где-то сзади — высоко на внутренней стене — выжидал Ламорик.
Чем дольше стояли Дьюранд с товарищами по оружию, тем больший урон несло войско Радомора. В самом проломе шла отчаянная схватка, а тем временем еще сотни ирлакцев, не успевших вступить в бой, умирали под стрелами лучников Ламорика, обстреливавших скопившиеся под стеной батальоны. Вместо того чтобы отступать, защитники Гирета собрались на стенах, обрушивая смерть на голову врага. Вот оно, отмщение — от имени всех, кто укрывался в башне Гандерика.
Однако долго держаться было невозможно. Вот рядом с Дьюрандом упал один из защитников, вот другой. Воины Радомора наседали.
Дьюранд чуть не пропустил сигнал к отступлению. В башне Гандерика пропела труба. Ламорик выкрикивал приказы, и доносились отдельные выкрики: