Но Валентина не обращала на это внимания. Главное, он всегда давал ей карточку, по которой получали хлеб. Тровера забирать из яслей Валентина почти перестала - она была уверена, что там его чем-нибудь покормят. А если мама и сегодня не придет домой ночевать, весь хлеб достанется ей…
И остатки капусты тоже.
Со дня гибели отца прошло восемь месяцев. Мама не возвращалась с фронта уже третью неделю, и Валентина, решив, что она погибла, стала спать в ее постели. Поначалу, правда, ей было очень грустно и одиноко; она даже плакала, но потом привыкла. Свою собственную кровать - узенькую, но красивую - Валентина решила продать соседке с нижнего этажа. Та готова была дать ей за кровать четыреста граммов хлеба и сорок граммов масла, а когда Валентина сказала, что этого мало, согласилась добавить сто граммов сублимированной говядины. В последнее Валентине, впрочем, не особенно верилось.
Она так и не узнала, была ли у соседки говядина (откуда бы ей взяться, если не только кошки и собаки, но даже крысы давно были съедены?!). После трехнедельного отсутствия домой внезапно вернулась мама, которая, оказывается, лежала все это время в госпитале, где ей сращивали сломанные кости (эту операцию еще делали высшим офицерам и бойцам-ветеранам из числа Героев Революции). Когда мама бесшумно, как призрак, возникла на пороге, Валентина как раз кормила Тровера ужином. Увидев мать, девочка вскочила и открыла рот, но слова застряли у нее в горле. Мама была похожа на древнюю старуху, только в глазах горел прежний огонек. Да и двигалась она медленно, словно очень старая или смертельно усталая женщина. Прихрамывая, она пересекла комнату и крепко, почти свирепо прижала дочь к груди. Валентина тоже обняла мать и застыла неподвижно. Они долго стояли не шевелясь и молчали; лишь некоторое время спустя Валентина осознала, что плачет. А еще через пару минут она вдруг почувствовала, что молчаливый маленький Тровер тоже выбрался из-за стола и обнимает их обеих. Как он вырос, слабо удивилась она. Казалось, всего несколько недель назад Тровер мог обхватить ее только за коленки, а теперь гляди-ка - дотягивается почти до пояса! И когда это он успел?..
Потом мама немного поела и приняла таблетку обезболивающего. Валентина знала, что когда-то давно все лекарства выпускались в виде таблеток; после Революции пришла эпоха матрицированных аэрозолей и одноразовых шприцов, но теперь таблетки, произведенные на восстановленных фармацевтических фабриках, снова получили широкое распространение. Лекарство это было довольно сильным. Прими несколько таблеток сразу и забудешь все трудности и проблемы, забудешь даже о голоде… Так, во всяком случае, говорили мальчишки с бегающими глазами, которых Валентина иногда видела на улице. Она старалась не обращать на них внимания и даже не глядеть в их сторону, но все равно не могла не слышать, как они расхваливают свой товар, хотя из осторожности им и приходилось говорить шепотом.
Было уже довольно поздно, поэтому после ужина мама легла на свою кровать и заснула. Валентина тоже устроилась на своей узенькой, девичьей кроватке, однако несмотря на то, что девочка была вымотана до предела, сон не шел. Под ее кроватью, завернутая в остатки пакета, полученного от домашних роботов Волшебника, лежала зимняя галоша Валентины (только одна, вторую украли прошлой зимой, когда она разулась, чтобы растереть онемевшие на морозе пальцы). В мыске галоши был спрятан крошечный фонарик величиной с горошину. Валентина так и не решилась обменять его на хлеб, хотя он был очень красив и за него можно было получить, наверное, граммов сто. Сейчас она достала его и сунула в карман. В темной квартире его свет казался слишком ярким, поэтому Валентина включила фонарик только на улице, когда, бесшумно выбравшись в душную летнюю ночь, двинулась по грязным улицам по направлению к старой части Города.
Прошло девять месяцев после смерти отца. Осень ворвалась в Город грозным посланником зимы. Норма выдачи хлеба сократилась до ста двадцати граммов; кроме того, в нем все чаще попадались мелкие камешки, которые, как было понятно всем, подмешивали в муку, чтобы увеличить вес пайки. Валентина очень страдала от голода, но в глубине Души гордилась тем, что когда качество хлеба упало, то и она, и другие землекопы посылали проклятья врагу, а не родному Городу. Каждый знал, что и остальным живется не лучше. Защитники Города страдали и сражались вместе.
Но одной гордостью сыт не будешь, и муки голода с каждым днем становились все острее, все нестерпимее. А потом случилась беда. Отстояв очередь за хлебом, Валентина протянула в окошко карточку и, сжав в дрожащих пальцах крошечный кусочек, повернулась, чтобы тут же его съесть. Но не успела она поднести хлеб к губам, как какой-то мужчина - достаточно старый, чтобы быть ей отцом - выхватил у нее из рук драгоценный паек и бросился прочь.
Валентина помчалась за ним. Стоявшие в лавку женщины подняли крик, но ни одна из них не сдвинулась с места, боясь потерять очередь (случаи, когда хлеба на всех не хватало, последнее время повторялись все чаще). Валентина, подгоняемая голодом и отчаянием, мчалась как ветер, но вор, видимо, знал, что делал. Не пробежав и полусотни метров, он юркнул в развалины, и Валентина потеряла его из виду между грудами щебня и обломков. Бежать дальше не имело смысла, к тому же она слишком ослабла за последние несколько недель и скоро выдохлась. Опустившись на кучу битого кирпича, Валентина горько заплакала.
Именно тогда она впервые увидела зомби. Эту болезнь победили в первые послереволюционные годы, когда Валентина была еще совсем маленькой, но теперь поветрие вернулось снова. Зомби был одет в военную форму (скорее всего, бациллы зомбизма разносились над траншеями во время газовых атак), но его гимнастерка давно превратилась в грязные лохмотья и свободно болтались на худых, разновысоких плечах. Двигался он характерной дергающейся походкой танцора диско, которая была таким же верным признаком болезни, как раззявленный, слюнявый рот или бессмысленно выпученные глаза. Зомби, впрочем, были достаточно проворны, хотя, глядя на их расслабленную, приплясывающую походочку, в это трудно было поверить. И тем не менее факт оставался фактом: едва заметив (почуяв, услышав, ощутив) жертву, зомби превращались в скаковых лошадей, в борзых собак, которые не останавливались ни перед какими препятствиями в своем стремлении рвать на части, кусать и царапать. Подчас, терзая добычу, они выкрикивали бессмысленные фразы, составленные всего из нескольких слов и свидетельствующие только об одном - о ненасытной, неконтролируемой ярости.
Заметив зомби, Валентина сразу перестала плакать и, как можно тише поднявшись с кучи битого кирпича, осторожно попятилась назад. Главное, не привлекать внимания, думала она. Валентина знала, что если она не станет шуметь, зомби, быть может, ее не заметит. Тогда она сможет отыскать кого-то из представителей власти и сообщить о появлении больного, и его обязательно вылечат - или, по крайней мере, попытаются это сделать. Так, она знала, делалось раньше.
Зомби, впрочем, и без того удалялся от нее, и все бы закончилось благополучно, если бы Валентина осталась на месте. Но на месте ей не сиделось - сдавали нервы. Кроме того, перед ней был зомби, а это было неправильно. Точно так же она чувствовала бы себя, если бы перед ней вдруг появился гигантский волосатый паук (впрочем, если бы Валентина увидела что-то гигантское и волосатое сейчас, она бы постаралась поймать это, чтобы отнести домой и сварить).
Она не споткнулась о кучу мусора и не задела ногой старую консервную банку. Она вообще едва дышала и двигалась совершенно бесшумно, но зомби все равно ее заметил. Взревев, тварь бросилась в атаку. В широко открытом рту сохранилось совсем мало зубов, но те, что еще остались, кровожадно поблескивали. Когда-то зомби был солдатом, и на нем были добротные солдатские башмаки, которые громко - хруп-хруп-хруп! - хрустели по гравию и стеклу. Взвизгнув от ужаса, Валентина побежала, хотя знала, что все бесполезно. Ей не спастись. Она слишком ослабела от голода, а те немногие силы, которые у нее еще оставались, она истратила на погоню за вором.
Валентина напрягала все силы, но топот тяжелых башмаков за спиной становился все громче и громче. Зомби стремительно сокращал разделявшее их расстояние, подбираясь все ближе и ближе, чтобы наброситься сзади. Вот рука твари опустилась ей на плечо, пытаясь вцепиться в ткань пальто, но Валентина вывернулась и прыгнула вперед - туда, где она заметила обломок металлического шеста, в мирное время служившего, вероятно, причальной мачтой для летомобилей или чем-то в этом роде. Но сейчас это было оружие. Схватив шест обеими руками, Валентина повернулась лицом к нападавшему.
Зомби сделал выпад, но Валентина ударила его железкой по руке - совсем как до Революции учителя били учеников по рукам линейкой. Что-то негромко хрустнуло, и зомби снова взревел. «Голодный, драться хлеб, убивать, все задницы!» - вот как это звучало. Одна его рука выбыла из строя и бессильно болталась вдоль тела, но второй рукой зомби ухитрился схватить Валентину, а она не успела размахнуться, чтобы нанести второй удар. Зомби вцепился ей в волосы, и девочка почувствовала идущий от него запах. Тварь не воняла, и это было хуже всего. От нее исходил запах свежевыпеченного хлеба. Запах цветов. Еще чего-то. В целом, очень приятный запах… Аппетитный.
Эти мысли промелькнули в каком-то дальнем уголке Валентининого мозга - промелькнули и тут же исчезли. Уже в следующее мгновение ее сознание затопила волна ужаса, смешанного с яростью. Валентина знала: вот сейчас зомби укусит ее, и все будет кончено. Через пару дней она сама превратится в зомби и будет нуждаться в медицинской помощи. Хорошо, если эту помощь ей сумеют оказать достаточно быстро, а если нет?.. Скольких человек она успеет перекусать, прежде чем ее вылечат?
Едва подумав об этом, Валентина перестала сердиться на зомби. В конце концов, этот бедняга ни в чем не виноват. Вместо этого, она разозлилась на врагов, осадивших ее Город. До сегодняшнего дня ее представления о противнике носили более или менее абстрактный характер, но сейчас она вдруг поняла: враги были такими же, как она, людьми, или лучше сказать, человеческими существами. Они способны страдать, как страдала она, и Валентина от всего сердца пожелала, чтобы на их головы обрушились самые страшные муки. Пусть их дети умрут от голода. Пусть погибнут их отцы и матери. Пусть их старики угаснут в мучениях в своих пустых квартирах, где нет ни тепла, ни воды.
Злость удесятерила силы. С яростным воплем Валентина попыталась оттолкнуть от себя зомби. Она пустила в ход руки, ноги и даже голову, с размаху ударив тварь лбом. Удар пришелся куда-то в скулу, и Валентина снова услышала сухой треск ломающейся кости. Зомби попятился, но Валентина знала: твари не чувствуют боли. Зато ей было хорошо известно, что у них нарушено чувство равновесия. Видя, что противник пошатнулся, она сделала выпад своей железкой, метя в коленку. Зомби повалился набок, но продолжал тянуться к ней здоровой рукой, и Валентина ударила снова. Сломав твари вторую руку, она с размаху опустила лом на белеющие под лохмотьями ребра. Потом настал черед лица, страшного, бессмысленного лица, которое продолжало идиотски скалиться на нее. Три удара подряд превратили его в настоящее месиво, а сломанная челюсть отвисла чуть ли не до груди.
Кто-то схватил ее за плечо. Валентина круто повернулась и едва не размозжила голову еще одному солдату, который незаметно подошел сзади. К счастью, это не был зомби. В руке он держал пистолет, и этот пистолет был направлен на нее. Валентина отбросила железный стержень с такой поспешностью, словно он был раскален докрасна, и подняла вверх руки.
Солдат грубо оттолкнул ее в сторону и опустился на одно колено рядом с зомби (с солдатом -зомби, подумала Валентина, стараясь сдержать позывы к рвоте), которого она только что превратила в отбивную. Теперь она видела только спину военного, но от нее не укрылось, как часто он дышит и как напряжена его шея.
– Прошу вас, не надо… - проговорила Валентина. - Когда его вылечат от зомбизма, сломанные кости срастутся, и все будет в порядке. Я… Мне пришлось ударить его, иначе он бы меня убил. Или заразил. Я знаю, что поступила неправильно, но…
Здоровый солдат дважды выстрелил зомби в голову и повернулся. По его лицу текли слезы.
– От этой разновидности зомбизма нельзя вылечиться, - сказал он. - Зараженный человек неминуемо погибает. На это уходит неделя, иногда - чуть больше. Новый штамм вируса действует медленнее, чтобы больной успел заразить как можно больше других людей. Наши враги очень, очень изобретательны и хитры, дочка.
Он поднялся во весь рост и пнул тело ногой.
– Я знал его брата. Он служил под моим началом, пока его не засыпало в блиндаже, подорванном этой новой ракетой. Его отец и мать погибли во время бомбежки. Теперь вот и он мертв… Была семья, и нет семьи. - Слегка наклонив голову, солдат пристально посмотрел на Валентину. - Кстати, он тебя не укусил?
– Нет, - быстро сказала Валентина. Солдат все еще держал пистолет в руке.
– Ты уверена?.. - переспросил солдат. Его голос неожиданно напомнил Валентине папин: точно так же строго, но с сочувствием, он разговаривал с ней, когда она ободрала коленку. - Если он все-таки тебя укусил, скажи мне… По-моему, лучше покончить с этим быстро и безболезненно, чем так… - И он снова толкнул зомби ногой.
– Да, уверена, - ответила Валентина. - Он не успел… Скажите, а у вас нет хотя бы кусочка хлеба? Какой-то негодяй украл сегодня мой паек.
Стоило ей заговорить о хлебе, как солдат сразу потерял к ней всякий интерес.
– До свидания, девочка, - быстро сказал он и, повернувшись, ушел.
Этой ночью Валентину знобило. Ee бросало то в жар, то в холод, и она решила, что простудилась. Подобное бывало с ней часто - как и со всеми, впрочем. Недоедание, отсутствие тепла, недостаток свежих овощей и витаминов сделали свое дело. Но сегодня ей было как-то особенно жарко. В конце концов Валентина не выдержала, сбросила одеяло и сняла всю одежду, позволив холодному воздуху остудить пылающую кожу. Тровер, давно выросший из своей колыбельки, спал на полу рядом с ее кроватью, но Валентина не боялась, что он может проснуться и увидеть ее. Она вообще не думала об этом, хотя брат уже несколько раз шевелился во сне и что-то бормотал.
Холодный воздух быстро привел ее в чувство. Уже через несколько минут Валентина почувствовала себя совершенно нормально, но одеваться не спешила. В задумчивости, она провела кончиками пальцев по своему телу. Валентина уже забыла, когда последний раз раздевалась догола. В осажденном Городе человек мог считать себя счастливым, если ему удавалось ежедневно мыть руки и лицо. Что касалось ванны, то мыться в холодной воде было не очень-то приятно, к тому же эту воду еще нужно было натаскать.
Груди у нее появились - теперь в этом не было никакого сомнения. Месячные начались у Валентины еще полгода назад, но потом прекратились - обычное явление при недоедании и общем истощении организма, зато в паху и под мышками темнели упругие, курчавые волоски.
Валентина начала замерзать и машинально обхватила себя за плечи. Именно тогда она обнаружила укус, который находился как раз в том месте, где плечо переходило в шею. Он представлял собой опухоль размером с перепелиное яйцо. Такие яйца, сделанные из шоколада, росли на деревьях в карамельном лесу, и Валентина до сих пор помнила их волшебный вкус. На ощупь опухоль была твердой и горячей, словно уголек в костре. На самой ее верхушке Валентина обнаружила открытую ранку или язвочку, из которой сочилась какая-то жидкость. Несомненно, это был след, оставленный зомби.
Еще недавно Валентине было жарко, но теперь она превратилась буквально в лед. Лежа голышом на тонком, грубом матрасе, она дрожала всем телом. Через неделю она будет мертва. Обнаруженный ею укус означал не что иное как смертный приговор.
И она не просто умрет. Она будет выть и рычать, бросаться на людей и кусаться. Быть может, она укусит Тровера. Или маму. А может быть, перед смертью она отыщет Лизу и вопьется ей зубами в шею или лицо.
Ее дыхание сделалось неглубоким и частым, и Валентина чуть не до крови прикусила губу, чтобы не закричать. Нет, ни за что она не станет причиной гибели близких людей!
Тихо, чтобы не разбудить брата, она оделась и, зажав в руке крошечный фонарик, выскользнула из квартиры. Валентина решила идти к Волшебнику. Уже не раз по ночам она ходила к его дому, но всегда поворачивала обратно. Теперь она решила непременно увидеться с ним.
По пути ей встретились три зомби. Двое были мертвы - их изрешеченные пулями тела валялись прямо на тротуаре. Третий зомби высунулся по пояс из окна седьмого этажа и оглашал окрестности бессмысленными воплями, от которых кровь стыла в жилах. Мысленно Валентина пожелала ему вывалиться наружу и разбиться вдребезги.
По мере того, как она подходила к дому Волшебника, в ней росла страшная уверенность, что его больше нет, что его убило бомбой или отравило газом. А может быть, он просто уехал, перебрался куда-нибудь в другое место. Прошло уже много месяцев с тех пор, как он угощал ее пирожками и гамбургерами. За это время могло случиться многое. Нет никаких сомнений: Волшебник мертв, как мертвы многие другие.
Вступив в квартал, где находился дом Волшебника, Валентина невольно замедлила шаг. Меньше всего ей хотелось увидеть обугленные стены, провалившуюся крышу, болтающуюся на одной петле дверь, груды цветных пластиковых осколков и обломков его яркой мебели, поэтому, сделав шаг, она почти на полминуты замирала в нерешительности, потом снова трогалась с места и снова останавливалась.
В конце концов ноги все же привели ее к знакомой двери, которая оказалась цела и невредима, если не считать нескольких царапин, едва видных под толстым слоем грязи, поскольку уже давно никто в Городе ничего не красил и не мыл. Как и все двери на улице, она была плотно закрыта, и Валентина подергала ручку. Заперто. Она постучала, но никто не отозвался. Она постучала сильнее - с тем же результатом. Ее разочарование было таким глубоким, что Валентина не выдержала и заплакала. В отчаянии она заколотила в дверь кулаками и даже несколько раз ударила ногой. Волшебник уехал, уехал, уехал, а через неделю она умрет!..
Внезапно дверь отворилась. Это был не Волшебник, а какая-то упитанная белокурая женщина, одетая в теплый домашний халат и тапочки. Валентине она показалась красивой, как кинозвезда, хотя возможно, она решила так только потому, что незнакомая женщина не напоминала живой скелет.
– Что тебе нужно, девочка? Какого дьявола ты ломишься в дверь к незнакомым людям в три часа ночи? - строго спросила она. Голос ее, впрочем, звучал не зло, но в нем сквозило вполне понятное раздражение.
– Мне нужно повидать… - Валентина понизила голос до шепота. -…Повидать Волшебника.
– А-а-а… - протянула женщина. - Это другое дело. Проходи. Для его друзей вход всегда открыт.
Квартира Волшебника была в точности такой, какой Валентина ее запомнила. Казалось, с той давней ночи здесь ничего не изменилось.
Белокурая женщина плавным жестом вытянула руку в сторону кухни, щелкнула пальцами, и оттуда сразу же потянулся дивный аромат свежесваренного кофе. Как пахнет кофе, Валентина давно забыла, но сейчас вспомнила, и ее рот наполнился слюной.
– Ты пока присядь, - предложила женщина, - а я пойду разбужу Его Величество…