Это было скверное открытие, но Валентина восприняла его настолько спокойно, что сама удивилась. Показав на свои уши, она сказала:
– Я ничего не слышу, мама.
Но ее мать, похоже, ничего не поняла. Она еще несколько раз сильно встряхнула Валентину, и та нетерпеливым движением стряхнула ее руки со своих плеч.
– Кажется, я опять оглохла! - сказала Валентина и, покачав головой, несколько раз потянула себя за мочки ушей. Только сейчас она начала чувствовать страх. Поспешно сев на кровати, она поковыряла мизинцем в ухе. Ухо было грязное, но не настолько, чтобы не слышать даже шороха пальца в слуховом канале. Она действительно оглохла.
Несмотря на то, что Валентина едва проснулась, ее дыхание было частым и трудным. Голод довел ее до истощения. От голода она страдала и раньше: часто плакала без видимой причины. Бывало, на середине фразы Валентина садилась и, запрокинув голову, смотрела в небо, а слезы текли и текли по ее щекам. Но сейчас слез не было. Усилием воли она заставила себя дышать помедленнее. - Мама, - сказала Валентина. - Я…
Но ее мать жестом велела ей оставаться дома, потом с расстановкой произнесла несколько слов, тщательно артикулируя каждый звук, и Валентина кивнула головой в знак согласия. Потом мама ушла, а Валентина осталась дома.
В этот день она тоже должна была «грузить мясо». По крайней мере на этой работе она могла есть хлеб каждый день. По карточке гражданского служащего паек уже давно выдавали через день, но на черном рынке Валентине почти всегда удавалось обменять ценности, найденные в карманах и квартирах умерших, на маленький кусок очень плохого хлеба, в котором опилок и песка было больше, чем муки.
Теперь Валентина работала с новой напарницей - молоденькой девочкой, которую еще надо было обучить и подготовить. Молчаливый подросток - ее первый напарник и наставник - остался в прошлом. На правах старшего он несколько раз пытался хватать ее за грудь, и в конце концов Валентина пожаловалась бригадиру. Бригадир попробовал сделать парню внушение, но тот словно взбесился. Он бросился на бригадира с лопатой, и начальник отправил его на фронт - подносить патроны и снаряды. Там, как полагала Валентина, парень оставался и до сих пор, если только его не убили. Впрочем, его судьба ее почти не волновала. Единственное, что занимало девушку теперь, это где достать хлеба. Ясли-сад в подвале закрылись несколько месяцев назад, но Тровер обзавелся парой друзей - таких же малышей, как и он, - с которыми часто играл в развалинах и пустующих домах. Иногда он даже приносил домой кое-какую еду (откуда она взялась, Валентина никогда не спрашивала), которой обязательно делился с сестрой. Валентина, впрочем, была уверена, что большую часть добычи Тровер оставляет себе. Она и сама так делала. И все остальные тоже. Даже у мамы под подушкой хранилось несколько вяленых рыб. Валентина знала об этом, но почти никогда не крала у мамы еду, хотя сделать это было бы проще простого.
Пока она лежала, в комнату заглянул Тровер. Он вопросительно посмотрел на сестру, но Валентина только покачала головой.
– Я оглохла, - сказала она и снова подергала себя за уши. Ей казалось - она произнесла эти слова очень громко, но наверняка сказать не могла. Тровер, во всяком случае, никак на них не отреагировал. Повернувшись, он вышел за дверь.
Время шло. Она ждала маму, но та все не возвращалась, а чем дольше она не возвращалась, тем сильнее беспокоилась Валентина. Она даже всплакнула немного, потом попыталась уснуть, но мешал голод. Стараясь справиться с ним, Валентина пососала несколько подобранных на берегу реки камешков и выпила почти всю воду из бачка, но это не помогло. Тогда она решила вынести на улицу ночной горшок, но безмолвный мир, подстерегавший ее на улице, настолько напугал Валентину, что она даже не донесла посудину до канализационного коллектора. Выплеснув содержимое горшка на ближайшую кучу мусора, она почти без передышки взбежала обратно на свой десятый этаж и без сил рухнула на кровать.
В конце концов она все-таки заснула. Разбудила ее вернувшаяся откуда-то мама. Глядя дочери прямо в лицо, она произнесла несколько слов, однако Валентина так ничего и не поняла, хотя очень внимательно следила за движениями ее губ. Мама повторила одну и ту же фразу несколько раз, но Валентина по-прежнему не понимала, что она говорит. Она, впрочем, догадалась, что мама хотела ей сказать - для этого достаточно было взглянуть на выражение маминого лица. Ни один врач в Городе ей не поможет… Что ж, Валентина на это и не рассчитывала.
Насколько ей было известно, ни один врач просто не мог помочь. Валентина понимала причину недуга. Вышло из строя ее слуховое устройство, как ломались все вещи, сделанные в счастливые послереволюционные годы. Старики умирали, когда отказывали их синтетические сердца или начинали сморщиваться и усыхать искусственные почки. Лифты не работали. Матрикаторы не работали - все они выключились чуть ли не в тот же день, когда началась осада. Больницы перестали «печатать» лекарства. Летомобили приземлились, чтобы больше не подняться. Все разваливалось, портилось, отказывалось работать. Слуховое устройство Валентины тоже было одной из чудесных вещиц, появившихся после Революции, поэтому и оно отключилось. Удивительно, как оно вообще протянуло так долго!
Мама не могла этого не знать. Быть может, именно это она и говорила дочери. Если бы Валентина сосредоточилась, она могла бы, наверное, припомнить мамин голос и представить, как та произносит именно эти слова.
– Все в порядке, мама, - ответила Валентина и по испуганном глазам мамы тотчас догадалась, что кричит. - Все в порядке, я поняла, - добавила она чуть тише.
Тут мама заплакала, и Валентина заплакала тоже. Она, впрочем, постаралась поскорее взять себя в руки и притворилась, что спит. Когда она убедилась, что мама и Тровер тоже легли и заснули, то достала из тайника крошечный фонарик Волшебника и, спустившись по лестнице, вышла на безмолвную ночную улицу.
На этот раз она добиралась до дома Волшебника чуть ли не вдвое дольше, чем последний раз. Валентина только оглохла, но ей казалось, что и видеть она тоже стала хуже. Она действительно не очень отчетливо различала окружающие предметы, но больше всего пострадало ее чувство равновесия. Теперь Валентине приходилось прилагать значительные усилия, чтобы не упасть, а из-за этого она шла намного медленнее.
В какой-то момент Валентина задумалась, как же она будет жить дальше, если ей не удастся вернуть слух. Скорее всего, ей снова придется копать траншеи - работу на труповозке придется оставить, коль скоро она не в состоянии услышать простейшую команду «Раз, два, взяли!».
Так она шла, качаясь, будто пьяная, по самым глухим и темным улочкам, куда не заглядывали даже ночные патрули. Фонарь Валентина направила вниз и прикрыла ладонью, так что остался только один узкий лучик, освещавший небольшой участок мостовой под ногами.
Она как раз собиралась свернуть на главную торговую улицу в старой части Города, когда чья-то сильная рука опустилась ей на плечо и потянула в сторону ближайшего переулка. В первое мгновение Валентина решила, что это зомби, и невольно вскрикнула. Тотчас же тяжелый кулак обрушился на ее губы, расшатав еще несколько зубов. От удара в голове у нее зазвенело (это был первый звук, который она услышала за сегодня), а фонарик выпал у нее из руки и закатился в какую-то щель в асфальте. Теперь его луч бил вертикально вверх, освещая обшарпанные, темные фасады выходивших в переулок домов и бледное, хрящеватое лицо напавшего на нее человека.
Это был совсем молодой парень в полувоенной форме бригады гражданской самообороны. Его щеки и лоб покрывали прыщи и язвочки, даже при неверном свете фонарика выглядевшие так, словно их искусственно вызвали при помощи каких-то химических препаратов. И пахло от него скверно. Жители Города давно забыли, что такое ванна или душ, но от этого парня пахло не только грязью и немытым телом. От него пахло гораздо хуже. Возможно, он страдал какой-то болезнью. Но главное, это был не зомби.
Обернувшись, Валентина увидела, как движутся его губы. Он что-то говорил, но она, разумеется, не слышала ни слова.
– Я глухая, - спокойно сказала Валентина. Должно быть, она все же произнесла эти слова слишком громко, потому что парень от неожиданности вздрогнул и втянул голову в плечи. Но уже в следующее мгновение он размахнулся и ударил ее снова - и намного сильнее, чем в первый раз. Не устояв на ногах, Валентина повалилась навзничь, а он грубо схватил ее за руки и поволок прочь, подальше от света.
Валентина почти не сопротивлялась, хотя и знала, что будет дальше. Подозрения ее только укрепились, когда прыщавый разорвал на ней рубашку и лифчик.
Мать Валентины была солдатом. В армии ее научили убивать, а она обучила этому дочь. Правда, от голода Валентина очень ослабла физически, зато она никогда не выходила из дома без выкидного ножа - того самого, который ее напарник нашел в кармане мертвого мужчины, сброшенного ими из окна пятнадцатого этажа несколько геологических эпох назад.
Нож лежал у нее в заднем кармане. Не отводя взгляда от парня, который никак не мог справиться с застежкой на своих брюках, Валентина незаметно просунула руку в этот карман и нащупала нож. Да, она знала, что будет дальше, а вот парень не знал. Чтобы усыпить бдительность противника, Валентина несколько раз всхлипнула, и теперь он был уверен, что жертва полностью в его власти.
Но когда он наклонился к ней, Валентина показала ему, что он ошибается. Первым ударом она отсекла ему два пальца и едва не распорола собственный живот. Парень попытался было вскочить, но Валентина схватила его за запястье и дернула на себя. Руку с ножом она отставила в сторону, чтобы он не придавил ее тяжестью своего тела.
Когда же парень повалился на нее, Валентина трижды ударила его ножом между ребер, а потом вонзила клинок в почку. Имея дело с выброшенными из окна трупами, она хорошо представляла, как устроено человеческое тело.
Уже давно Валентина не соображала так быстро и четко. Парень на ней отчаянно забарахтался и даже нанес ей один-два удара по голове, но Валентина не растерялась и полоснула его ножом сначала по шее, а потом по лицу. Только после этого она оттолкнула его, и он откатился в сторону, громко вопя. Прежде чем насильник успел подняться, Валентина сама оседлала его и снова пустила в ход нож. Парень несколько раз вяло трепыхнулся и наконец затих.
С трудом поднявшись на ноги, Валентина попыталась привести себя в порядок. Ее рубашка была разорвана в клочья, но лифчик почти не пострадал. Найти оброненный фонарик было проще простого - он по-прежнему лежал в щели мостовой и светил, словно маяк. Валентина извлекла его оттуда при помощи длинной щепки и, зажав в кулаке, двинулась дальше к дому Волшебника.
Дверь ей снова открыла Ана. На первый взгляд, она выглядела как обычно, и только потом Валентина заметила, что Ана тяжело опирается на палку, с какой обычно ходят старики.
– Я оглохла, - сказала Валентина. Она понимала, что выглядит крайне подозрительно - одежда в крови и вся разорвана, однако ей казалось, что Ану этим не смутишь. Все же та на мгновение растерялась, и Валентина воспользовалась этим, чтобы проскользнуть мимо нее в новенькую, только что «напечатанную» гостиную. Там она быстро приготовила себе кофе и влила в чашку хорошую порцию рома из бара.
– Я оглохла, - повторила она, увидев, что Ана глядит на нее в безмолвном удивлении. Показав на свои уши, Валентина приготовила еще порцию кофе с ромом для Аны и добавила: - Новая рубашка мне бы тоже не помешала, а вообще мне нужен Волшебник. Где он?..
Она неплохо помнила, как пользоваться кухонным матрикатором, однако, нажимая на кнопки, Валентина чувствовала себя так, словно спит и видит удивительный сон, в котором ей каким-то образом удалось вернуться в счастливое и сытое прошлое. Не обращая на Ану внимания, она приготовила себе целое блюдо пирожков с гусиной печенкой и белый соус. Наскоро вытерев с пальцев засохшую кровь, Валентина принялась за еду.
Ана долго смотрела на нее и молчала, потом покачала головой и, прихрамывая, отправилась за Волшебником.
Едва войдя в комнату, Волшебник начал что-то говорить, но Валентина только пожала плечами. Зато она во все глаза смотрела на него. Все жители Города - и старые, и молодые - выглядели по сравнению с ним глубокими стариками: они были одеты в лохмотья, покрыты грязью, многие лишились зубов. Но Волшебник, казалось, знал секрет вечной молодости. Как и в прошлый раз, он был опрятно одет, чисто выбрит и даже, похоже, немного поправился.
– «Напечатай» мне новую одежду, Волшебник, - сказала ему Валентина. - Видишь, эта вся в крови?.. Да, и не трудись разговаривать со мной - все равно я ни черта не слышу.
Волшебник уставился на нее. Казалось, он был потрясен. Валентина доела пирожки, облизала испачканные соусом пальцы. С самого утра у нее маковой росинки во рту не было - обнаружив, что оглохла, Валентина просто забыла поесть, и ее желудок время от времени давал о себе знать резкими спазмами. Теперь он успокоился: пирожки сделали свое дело, и боль отступила.
Она была глуха. Она убила человека, но зато она поела. Все-таки быть сытой убийцей лучше, чем голодной.
Не прибавив больше ни слова, Волшебник вышел и почти сразу вернулся с охапкой новенькой, еще теплой одежды.
– Твои матрикаторы продолжают работать. Они не испортились, правда? - тараторила Валентина. Она предполагала, что говорит очень громко, но ей было наплевать. - А вот наши матрикаторы отключились в тот день, когда началась осада, - продолжала она. - И матрикаторы, и все остальное. Ничего не работает. Я знаю, в чем дело - в информационной войне [Информационная война - создание неблагоприятной обстановки, в частности, путем вывода из строя компьютеров, управляющих жизненно важными функциями государства, перехвата и искажения информации, внедрением в ПО вирусов, закладок и логических бомб. Термин используется как в широком, так и в узком смысле. (Прим. перевод.)]. Из-за нее перестало действовать и мое слуховое устройство. Оно было рассчитано на десять лет, но не проработало и двух… - Валентина немного помолчала. - Я иду в ванну, - добавила она. - Если хочешь, можешь написать мне ответ. Обещаю прочитать его, когда помоюсь.
С этими словами она отправилась в ванную комнату, встала под душ и включила теплую воду. К глазам отчего-то подступили слезы, но Валентина не дала им пролиться. Все хорошо - твердила она себе. Все правильно. На войне как на войне…
Переодевшись во все чистое и новое, она рыгнула и почувствовала, как ударил в нос запах свежесъеденных пирожков и соуса. Это тоже было почти новое переживание - уж очень давно она не ела досыта. Сто лет или даже тысячу…
Вернувшись в гостиную, она увидела, что Волшебник сложил один из диванов и развернул на его месте большой экран, подобный тому, на каком в далеком, счастливом детстве Валентина любила играть в компьютерные игры.
ТЫ ОГЛОХЛА? - написал Волшебник на экране.
Валентина кивнула.
– Еще в первый день осады, - сказала она. - Бомба разорвалась слишком близко. Мне вживили слуховой аппарат, но когда сегодня утром я проснулась, он не работал. Еще вчера все было нормально, а сегодня… Он просто вырубился, вот так!.. - Она щелкнула пальцами и, заметив уголком глаза какое-то движение за спиной, резко обернулась.
В гостиную вошли еще четыре человека. Валентина никогда их не видела, но сразу догадалась - это им принадлежали те далекие голоса, которые она слышала в прошлые разы. Все они были довольно упитанными и потому походили на Ану. Двое выглядели как иностранцы. Репортеры. Документалисты, мать их так!.. Один из них навел на нее миниатюрную цифровую камеру, и Валентина, оскалив щербатый рот, шагнула вперед. Оператор попятился с испуганным восклицанием, и Валентина нехорошо усмехнулась.
– Ваши камеры работают. Ваши матрикаторы продолжают «печатать» еду и одежду как до войны. Информационная война не действует на вас, следовательно, способ защиты от вирусов и логических бомб существует! И кое-кто этот способ знает… Ведь неспроста же вражеские противоблиндажные ракеты отказывают значительно реже, чем наше оружие.