Девушка проснулась оттого, что кто-то был в её постели. Она это почувствовала по лёгкому дыханию возле своего уха. Резко повернула голову и её глаза встретились с большими голубыми глазами, которые совсем не сонно, а лукаво смотрели на неё.
Любава улыбнулась и вытянув из-под одеяла руку, потрепала задорный чубчик.
— Здравствуй, малыш.
Это был Ярополк, который каким-то образом, перехитрив своих нянек проник к ней в комнату.
— Замёрз? Иди ко мне.
Его не надо было просить дважды. Ребёнок послушно юркнул под одеяло.
— Расскажи мне сказку.
— Сказку? О чём же?
— О русалках.
— Ты знаешь о русалках?
— Ага, Милана говорит, что если я буду в лес с большими ребятами ходить, то меня там русалки найдут и защекочут…
— А как же ты, такой маленький в лес ходил с большими ребятами?
— Я и не ходил, они меня на спине по очереди несли…
— А что, так уж и не надо Милану слушаться?
— Да я слушаюсь. Слушаюсь, а потом как — то не получается…
— Ах ты маленький хитрюга…Давай я тебе не грустную сказку расскажу, как русалки непослушных мальчиков изводят, а про сороку- ворону. Хочешь?
— Конечно хочу, мне Милана о ней не рассказывала.
— Ну тогда давай ручку и слушай.
Мальчик доверчиво протянул ей ладошку и Любава начала считалку:
— Сорока-ворона на сосне сидела, деткам кашку варила: этому дала, этому дала, этому дала, — по очереди загибала малышу пальчики, — а этому не дала. Он лентяй, дрова не рубил, воду не носил. Полетели, полетели и на пузик дитю сели.
Отвернула одеяло и подула малышу на живот. Тот звонко засмеялся.
— Ну. а вот сейчас я тебя защекочу вместо русалок.
Ярополк с визгом на четвереньках, стал отползать от неё. Любава ловила его, прижимая к себе маленькое тельце.
Смеясь, они скоро превратили ложе в поле боя. Девушка под одеялом добралась до ребёнка, а он взяв в обе руки самую маленькую подушку, отбивался от «врага».
— Ах так, ах так! — запыхавшись, смеялась Любава, — сейчас погоди у меня, поймаю и укушу за ушко.
Девушка так переволновалась за последние дни, что эта отдушина в виде маленького мальчика, была как нельзя кстати.
— А давай и папу к нам позовём. Здесь весело и он тоже развеселится.
— Нет, твой папа очень занят и нам пора вставать. — Девушка откинула одеяло и вскочила на ноги. Любава подумала. что своим весельем они разбудили даже тех, кто сегодня хотел проснуться попозже.
— Да, я думаю, что могу поиграть с вами, — насмешливые искорки вспыхивали в глазах Тодора, который стоял в комнате, облокотившись о косяк двери.
— Только не в это утро, — холодно сказала она, желая лишь одного, чтобы мужчина ушёл и позволил ей одеться. Оценивающий взгляд голубых глаз, блуждающий по её фигуре и плечам вгонял в краску.
Любава стояла, а полупрозрачная рубашка облаком обволакивала её тело. Груди упругими холмиками поднимали и опускали её в такт учащённому дыханию девушки.
— Сынок, ты пожелал Любаве доброго утра?
— Да, папа.
— И поцеловал её?
— Да.
— Как ты думаешь, а мне можно тоже пожелать хорошего утра?
— Да.
— Ну тогда иди ко мне, малыш.
Он протянул руки и Ярополк, смеясь, побежал к отцу.
Любава же села на кровать и быстро натянула на себя одеяло.
Ребёнок, которого мужчина держал на руках, дёрнув того за рукав, закомандовал:
— Хочу к Любаве.
Но Тодор удержал его и учтиво склонясь сказал:
— Я прошу чувствовать тебя здесь как дома. Отдыхай, Любава. А мне нужно на совет, люди заждались.
Когда Тодор вместе с ребёнком вышел, княжна мимолётно посмотрела в зеркало на своё лицо: оно горело, а глаза были растерянными.
Чуть позже, когда она оделась, вошла Милана: улыбчивая, свежая.
— Как он мог убежать от нянек? — сетовала девушка, — наверное разбудил?
— Нет, я встаю рано, с утренней зарёй. А уже ждут бояре и старейшины…
— Рассказал мне всё Тодор. О Мале я знаю. Ну что же, такая судьба мужчин — на кровати не умирают. А вот на молодые плечи власть — это хуже. Да ещё девушке. Тодор очень хороший. Но не так у него жизнь складывается и я рада что он обратил внимание на женщину. Ведь я и надежду потеряла, что буду иметь сестру.
— Я ведь ещё ничего не решила, — двинула плечом Любава.
— Ты полюбишь моего брата, — улыбнулась Милана. — Он этого заслуживает.
— Сомневаюсь я. Может и заслуживает, но трудно отдать сердце кому-то если в нём уже кто-то есть.
И она не только себя имела в виду, но и Тодора, в котором, и в этом она не сомневалась, горела ещё любовь к ушедшей от него так рано и неожиданно Заряне. Что же, люди и без любви могут жить вместе…
Когда солнце поднялось над горизонтом, всё было готово к тризне…
Сколько можно терять лучших людей, воинов, — думала девушка. В который раз за такое короткое время, ей приходилось присутствовать на таком печальном событии.
Видя состояние Тодора и вспоминая своё: тот ужас, который, как она думала, никогда не закончится. Свою боль за ушедшим от неё братом, она заметила даже некоторое равнодушие с его стороны к происходящему. Это девушку и удивило, и насторожило. Что же это за человек, так равнодушно провожающий в не возврат брата? И она, не утерпев, спросила:
— Тебе его совсем не жаль?
— Почему же, ведь он брат мне. Но мы всегда знаем, что всё так закончится: он воин, и всех нас ожидает подобная смерть. Только одних раньше, а других попозже. Зачем же печалиться? Он сейчас среди предков, а нам жить…
Любава понимала этот ответ, а вот принять его её юному сердцу было тяжело.
Но и этот день скоро добежал к концу и девушка радовалась уже тому, что печальная миссия её присутствия на тризне закончилась…
На следующий день никто её не потревожил и княжна наслаждалась спокойствием и одиночеством. Но длилось это не долго. Милана позвала Любаву прогуляться, чтобы показать ей окрестности. И уж конечно никак они не могли отвертеться от Ярополка, ходившего, буквально, по пятам девушек.
Поэтому, когда к крыльцу подвели лошадей, он протянул руки Любаве и она посадила его впереди себя, бережно придерживая. Наездницы неспешно двинулись вперёд.
Видно было, что ребёнок уже не раз сидел в седле, он не боялся высоты и с любопытством смотрел вокруг.
Остановились у излучины реки, в которой отражалось голубое небо. Девушки спешились, расстелили попону на берегу и усадили туда Ярополка, но он как юла не сидел на месте и уже через час захотел кушать. И только тут они вспомнили, что никаких съестных припасов с собой не взяли.
— Не хочется отсюда так быстро уходить. Но что поделаешь, раз ребёнок проголодался. — засобиралась Любава.
— Посидите немного без меня, а я скоро вернусь, — решила Милана. — Успеем ещё домой. Такой день хороший!
После отъезда Миланы, они ещё немного покачались по попоне, а потом девушка зашла в воду не глубоко, по колени. Вот хорошо было бы поплавать! А только оставлять такого шустрого малыша одного на берегу не хотелось. Она позвала его к себе. Но Ярополк немного трусил. Река казалась ему слишком огромной.
Девушка зачерпнула ладошкой немного воды и брызнула на Ярика.
— Догоняй!
А сама бросилась бежать вдоль берега, оглядываясь, побежал ли за ней малыш. Тот с криком и смехом семенил за ней. Любава остановилась, развернулась и отступив пару шагов назад неожиданно упала. Не успела подняться, как на неё сверху упал, смеясь, мальчик.
Они так заигрались, что даже не подозревали о присутствии постороннего.
Девушка поднялась, подхватив Ярополка на руки. Платье её было мокрым, она стояла против солнца и вся её точенная фигурка была на виду. Подняв голову, она наконец увидела Тодора, сидящего верхом на жеребце.
Желание светилось в его голубых глазах, которые стали почти синими. Это заставило девушку сделать шаг назад. Лицо её было испуганным.
— Ты нас искал? Случилось что-то?
Двое взрослых смотрели друг на друга. Её нежное, стройное тело действовало на него подобно дурману. Пламя, сжигающее изнутри, разливалось по телу. Тодор спрыгнул с коня и подошёл к девушке, стоящей рядом с его сыном.
Ярополк протянул к нему руки и он взял мальчика, неотрывно глядя в глаза Любавы. Потом поставил малыша на попону и снова повернулся к ней. Девушка медленно отступала, одёргивая прилипшее к ногам платье. Почему всё так быстро? Она ведь даже не узнала его больше, а уже страсть в глазах, которую она научилась распознавать. Ну что же, ей самой было немного интересно снова пройти через те чудесные ощущения, что называются поцелуем. Любава знала, что никакой мужчина не будет её так целовать как Подвизд. Поцелуй, приносящий массу эмоций радости и непередаваемого блаженства.
Он протянул руку и коснулся её плеча. Любава остановилась, её сердце билось так, как будто собиралось выпрыгнуть из груди. Девушка сделала попытку хотя бы отодвинуться от него, но это ей не удалось. Тодор потерял всякий контроль над собой, когда его рот коснулся медовых губ Любавы. Каждый его нерв блаженно трепетал от прикосновения к этому теле, которое он обнимал. Его сильные руки прижали её стройное тело к себе и вдруг девушке захотелось, чтобы этот долгий пьянящий поцелуй не заканчивался никогда.
— Папа, тебя тоже Любава поцеловала? — прервал этот сладкий миг детский голосок.
Тодор очнулся, оторвал свои губы от нежных губ Любавы и удивленно осмотрелся. Ребёнок стоял возле него и дёргая за штанину, предложил:
— Мы возьмём тебя с собой побегать по водичке.
Тодор смущенно посмотрел на Любаву, которая уже успела отойти от него.
— Обязательно, сынок, побегаем. — Присел и погладил Ярополка по курчавой головке.
Услышав топот, вся компания повернула головы: к ним подъезжала Милана. Она сразу заметила и смущение брата и румянец на щеках Любавы, но не стала докапываться до сути вещей. Спешившись, девушка взяла корзинку с едой и подошла к ним.
— Тодор, ты голоден? Садись с нами, покушай, — предложила она.
— Нет, сестра, у меня ещё есть дела. Некогда мне засиживаться.
Он обращался к сестре, а глаза его неотрывно смотрели на Любаву. Вскочил на коня, махнул рукой:
— Вечером встретимся!
Пока Милана с Ярополком раскладывали еду, княжна вспоминала, то что произошло и чего она так не хотела. Но как оказалось, поцелуи Тодора были для неё далеко не неприятными. Они вызывали странные чувства, поднимали с глубин ощущения необыкновенно волнующие.
К своему сожалению, девушка вынуждена была признать, что как бы не сложились обстоятельства в будущем, она никогда не пожалеет о встрече с Тодором. И уже потом подумала, что поцелуи, оказывается совсем не одинаковы, но всё же довольно приятное занятие.
На следующее утро, проснувшись, Любава почувствовала какую-то необыкновенную лёгкость и радость на сердце. Найти причину было не трудно. Ей, как и каждой девушке, хотелось внимания к себе, чувства преклонения и восхищения. А это она постоянно стала видеть в глазах мужчин. Сначала Подвизда, а теперь Тодора. И если тот был юношей, отроком, то Тодор зрелым, опытным мужчиной и это ей даже льстило. Но девушка постаралась подавить эти чувства. И всё же почему-то одевалась с особенной тщательностью. Её пальцы дрожали, а на щеках пылал румянец. Внезапно осознав, почему она сколько внимания уделяет своей внешности, Любава внимательно посмотрела в зеркало
— Боги, какая же я дура!
Она сняла платье и надела то, что на ней было вчера. И никаких украшений, разве что скромный подарок ведуньи на шее.
Девушка долго расчёсывала свои волосы, а потом, разделив их на пробор, заплела две толстые косы, которые зазмеились по спине. Стеснялась увидеть Тодора, но потом всё-таки заставила себя выйти из комнаты и немного пройтись.
Слышен был невнятный гул голосов и девушка пошла на звуки. Вскоре она оказалась перед входом в гостиную, дверь которой была приоткрыта. Любава заглянула туда. Вначале её взору предстала большая комната с окнами, выходящими на реку. Стены были увешаны коврами, под ними стояли тяжёлые скамейки на которых сидели бояре. Что особенно понравилось Любаве и вызвало её улыбку, это доспехи, которые висели на стенах. Как и них дома. Потом её взгляд остановился на фигуре мужчины, который стоял посредине зала и что-то говорил под неодобрительный гул голосов. Она прислушалась.
— Послушайте меня, бояре, внимательно послушайте… Воеводил я много лет, что-то в делах военных понимаю, потому так скажу: неспокойное сейчас затишье. Все земли соседних княжеств приняли власть Киева. Остались только Древлянские земли да Северщина. Что-то замышляет Ольга… Не оставит она нас в покое. Я думаю, что нужно решить сейчас: пойдём под Киев и будем непосильную дань отдавать или будем собирать силы и союзников.
Бояре повскакивали со своих мест: одни что-то говорили, другие слушали, а потом перебивая говоривших делились своими мыслями.
— Есть ли у нас решение? — прервал обсуждения Тодор.
— Есть, — вперёд вышел невысокий крепыш средних лет. Мы, князь, считаем, что сил у нас для сопротивления Киеву мало. Будем жить как жили, а боги нам помогут. Сейчас печенеги на Киев рвутся, может Ольге не до нас будет, а там сил наберём да союзников побольше. Не войной на Киев идти, а чтобы видела она нашу силу и мощь..
— Ну что же, так тому и быть, — вынес решение Тодор.
Пока княжьи люди не стали выходить, Любава тихонько отошла от двери и пройдя по коридорам вверх вошла в свою светлицу.
Она понимала Тодора. Понимала его стремление к миру. Лучше плохой мир, чем хорошая война. Да, сил мало, даже если объединятся все древлянские земли. Но она обещала себе, что брат не останется не отмщённым и она своё слово сдержит. А это шло вразрез с решением, принятым боярами и утверждённым их князем.
Она очень надеялась на Тодора как на союзника, но оказалось, что никто не хочет ссориться с княгиней. А ведь он знал для чего ей, именно ей, нужен союз с ним.
И поэтому, когда князь, постучав, вошёл её комнату, посмотрела на него непонимающе и враждебно. А потом, скрестив на груди руки отвернулась к окну.
Тодор принял этот взгляд в свой адрес. Вчера после такой волнующей и неожиданной встречи возле реки, он как мальчишка не мог ни о чём думать, а только грезил Любавой. А оказывается его поцелуй не затронул девушку, а наоборот вызвал в ней враждебность.
— Любава, — тихо позвал он.
Девушка повернула голову и вопросительно посмотрела на Тодора. А так как была прямой и открытой, сама начала разговор с того, что её волновало.
— Извини я подслушала. Не хотела, но так получилось…. Мы что же так всё и оставим, забудем и простим? Как же все разговоры о союзе племён? Мести?
— Пока, да, — спокойно ответил Тодор. — Это затишье перед грозой. Потеря близких для нас большое горе. — Он замолчал и наклонил голову, — но поверь, что тяжелее всего перешагнуть через своё горе, чтобы не пострадали тысячи других.
— Но тысячи других уже убиты! — не сдавалась Любава, — как можно забыть об этом?
— А тысячи остались. Остались ещё старики, женщины и дети. Особенно дети, которых матерям-вдовам нужно ещё растить. Вот поэтому пока будем жить так как и жили раньше.
— Значит Киев поверит в свою безнаказанность и опять, если им дани покажется мало, придёт к нам через несколько дней за новой?
— Ты забываешь одно, что дань мы платим за то, что они защищают нас от врагов. Из неё они платят своим дружинникам. Ведь даром никто не служит и не охраняет народ.
— Врагов? О каких врагах ты говоришь? Ведь никто не пришёл к нам со стороны и не выкосил лучших наших людей… Да ещё как придумали, чтобы отослали к ним сватов — самых уважаемых древлян. Просто нас обезглавили.
— Ты забываешь о нашей вине. Даже не нашей, а старших братьев.
— Какая вина Мала? В том, что любил и послушался бояр?
— Мой, что заварил эту кашу с убийством Игоря. Потому то, что случилось — результат этого решения. Можно было ведь как-то договориться.
— С кем договариваться? О чём?
— Сейчас уже не знаю. Ведаю только одно…
— Лучше плохой мир, чем хорошая война. Я уже об этом слышала. А в чём вина Мала? Что поддержал большинство?
— В том, что пошёл на поводу своих чувств.
— Тогда что ты скажешь относительно своих? Раз всё так складывается, то мы спокойно сможем обойтись без союза с вами. Ведь, как я понимаю, будем платить дань и всё останется по старому. Киев нас будет защищать… Но какова тогда ваша роль? И зачем мне выходить за тебя замуж? — Она нашла хоть что-то хорошее для себя в этой ситуации.
У Тодора оборвалось сердце и ухнуло в безнадёжье вниз. Неужели он так ей противен, что сразу схватилась за спасительную соломинку?
— Силком любимыми не становятся, — взял себя в руки Тодор. И кивнув ей головой, вышел.
«С чего бы ему сердиться, — не могла понять Любава. — И Милана говорила и по нему видно, что любит он свою жену, а меня замуж звал чтобы укрепить свои земли…». А поцелуй, а его взгляды, которые вызывали на её лице яркий румянец? Боги, какая же она ещё неопытная в обращениях с мужчинами. И Подвизд не рассказав ничего о своих чувствах сразу же пожелал большего. Эти пламенные поцелуи, эти головокружительные ласки… Теперь для того же она понадобилась Тодору. Ведь ни слова любви не прозвучало, а сразу же — замуж… От этой мысли стало неуютно на сердце и как-то пусто.
Значит можно собираться домой. У неё в планах уже нет замужества. Но почему же нет радости от этой мысли?
А когда Любаве было грустно, она знала, что нужно делать. И сейчас, оседлав свою лошадь, с места рванула вперёд.
Вслед ей из окна смотрел Тодор. Во взгляде его была и нежность, и беспокойство и восхищение.
Любава гнала лошадь и та птицей перелетала через родники, поваленные деревья. Свобода манила девушку, а ветер охлаждал разгорячённую голову. И вдруг на полном скаку лошадь споткнулась. Копыто её угодило в нору и животное, неловко приостановившись, чуть не сбросила Любаву с седла. Девушка сама спешилась, похлопывая, успокаивая, поглаживая животное по холке, а потом осмотрела ей ногу. Лошадь прихрамывала, очевидно получив небольшую травму. Девушка оглянулась. Совершенно незнакомые места. Куда идти, в какую сторону?
Любава повернулась назад и повела за собой прихрамывающую лошадь. Чем дольше она шла, тем больше понимала, как далеко забралась. Они часто останавливались и Любава шептала на ухо животному ласковые слова, успокаивая и его и себя, теребила шелковистую гриву, но понимала что к заходу солнца в город она не поспеет.
Вдруг послышался нарастающий топот лошадиных копыт и девушка вздохнула облегчённо. Кто бы это не был, она будет не одна.
Но ещё больше её обрадовало то, что это был знакомый человек. Даже очень знакомый. Тодор. А вот вторая её мысль огорчила. Не хотелось быть в лесу наедине с этим человеком.
Князь был удивительно красив и грациозен. Вышитая золотой нитью белая рубаха. Копна золотистых волос свободно спадала на высокий лоб и плечи. Синие глаза тревожно и пытливо смотрели на неё.
— Что случилось и почему ты ведешь за собой лошадь?
— Да вот она ногу поранила и потому движемся не быстро.
— К тебе приехали, а мне Милана сказала, что ты долго почему-то не возвращаешься с прогулки. Она стала волноваться, не зная, что ты прекрасная наездница. Но как видно, волновалась не зря. Устала?
— Не очень. А далеко ли до города?
— К утру может и подойдёшь, — пошутил.
Тодор соскочил с коня, перехватил поводья из рук Любавы и привязал их к седлу своего коня. Потом сел сам и без особого напряжения подняв под руки девушку, посадил её впереди себя. Они медленно двинулись вперёд. Всадник с девушкой, а позади прихрамывающая лошадь.
— Последнее время со мной одни неприятности происходят. Бабушка-ведунья уже бы сказала: готовься, деточка к большим неприятностям.
— Какие могут быть неприятности у молодой девушки? Ну парень бросил, ну мать выругала, что поздно пришла, — подсмеивался Тодор.
— Если бы такое случалось, я бы и не заметила…
Тодор знал, что эту смелую девочку, перенёсшую сколько испытаний, не надо жалеть, она его жалость не примет. Но сердце переполняла тревога за неё, хотелось обнять и защитить от всего мира. Он не понимал своих чувств. Ему до одури хотелось её раньше, а сейчас это чувство соседствовало с другим. Необыкновенной нежностью к этой юной девочке. Это была, наверное, не любовь. Он знал это чувство, пронёс его через себя. Любовь сгорела вместе с Заряной… Но тогда что же с ним происходит?
Любава слышала как беспорядочно стучит сердце Тодора. Она попыталась отодвинуться от него, но внезапно почувствовала его твёрдые, горячие губы у себя на шее. Потом эти губы проделали цепочку поцелуев к её уху, которое моментально откликнулось на эту ласку и зарделось. Девушка не хотела никаких поцелуев, боясь потерять над собой контроль и снова попасть в негу этого безумно приятного занятия. Любава повернула к Тодору лицо, чтобы попросить не делать этого и столкнулась с жаркими губами. Его руки приблизили к себе не очень-то сопротивляющееся тело. Девушке было очень приятно и уютно в его объятиях. Под нежной лаской чутких пальцев, Любаве становилось жарко. Она понимала, что должна его остановить и накрыла его руку своей, перехватив запястье, но потом пальцы почему-то разжались.
— Любава, ты такая прекрасная! Я сколько раз представлял тебя в своих объятиях, — прошептал Тодор. Его взгляд притягивал, манил.
Девушка ощутила дрожь в его теле, когда подняла руку и провела по светлым завиткам волос.
Его взгляд — пристальный, глубокий, будоражил. Ей хотелось коснуться маленького шрама над левым глазом и она провела по коже нежным пальчиком. У Тодора возникло такое чувство, будто его с размаха ударили ниже пояса.
Отблеск горячих неистовых страстей, который она заметила ещё при первой встрече, вспыхнул ярким пламенем.
Губы Тодора захватили её уста целиком, у него вырвался хриплый стон. Мужчина слегка сжал её лицо ладонями и она почувствовала, какая сила таится в его объятиях, ощутила твёрдые мускулы его бёдер. Волнующее тепло разлилось по телу. Девушка вздрогнула. Никто и ничто не вызывало такого неведомого ей отклика.
— Любава, — услышала она его шёпот, в котором слилась настойчивая мольба, желание и страстное влечение. — Любава.
Девушка приглушено охнула, когда его рука нежно сжала её грудь. Она чувствовала его горячую ладонь сквозь тонкую ткань платья. Но заставить себя отстраниться не могла. Тело не слушалось разума. Твёрдая мужская плоть уперлась ей в бедро. Любава закрыла глаза. Ей казалось, что она погрузилась в какой-то сладкий сон. Вдруг она ощутила, как он отодвинулся от неё, рука опустилась на талию, а губы перестали её ласкать.
Любава открыла глаза и затуманенным взором посмотрела на Тодора. Как? Вот только что она плыла на волнах блаженства. Женская интуиция подсказывала, что дальше должно было быть что-то ещё лучше, возвышеннее, прекраснее. Она встрепенулась. Почему он прервал ласки, такие необходимые ей сейчас? Её глаза вопросительно смотрели в синие омуты, в которых ещё пылала страсть, готовая сжечь.
— Извини, Любава… Я пытался себя удержать, но ты сейчас так близко ко мне, что я еле себя превозмог. Я не беру девушек против их воли. Ты не хотела меня и я это видел. Ты мне сказала, что любишь другого. А сейчас моя похоть немного зажгла тебя. Вот и всё. Потом бы ты меня возненавидела, а я этого не хочу.
Девушка подняла к нему лицо и приоткрыла рот сказать, что…
— Молчи, я ведь всё понимаю. То что ты поддалась моему желанию может быть порывом благодарности за то, что я приехал сюда. Это подсознательная реакция. Извини меня, девочка.
Любава приходила в себя. Она удобнее села в седле и оглянулась. Они уже давно стояли на месте, кони пощипывали траву, ожидая когда эти двое снова позволят им тронуться в путь.
Ну что же, она ему ответит тем же. И пока Тодор отвязывал поводья от луки седла, провела пальцем по линии его скул. Потом, чувствуя себя в полнейшей безопасности, положила ладонь ему на грудь, с наслаждением ощущая крепкие мышцы под сорочкой.
— А ты сильный и крепкий.
Она посмотрела ему в глаза и подняв голову, зубами мягко сжала его нижнюю губу. Огонь, запылавший в его взгляде, сверкал ярче, чем звёзды. Она ясно увидела опасность и только тогда отстранилась.
— А я всё стараюсь доводить до конца, — и резко повернула голову вперёд. — Поехали.
«Не знаешь ты, девочка, какой может быть у всего этого замечательный конец", — пронеслась мысль в разгорячённой голове Тодора. — А может знает? — напомнила о себе ревность.