Поздно ночью, когда весь город уснул и только лучники бдительно несли службу, охраняя город, посменно меняя друг друга, тёмная фигура выскользнула из тайного лаза и перебежками устремилась к шатру Полуяна. Человек прокрадывался так, чтобы свет луны нечаянно не выдал его.
Киевские дозорные увидели его и окликнув, заставили остановиться. Тот что-то тихо стал им объяснять. Немного посовещавшись между собой, дружинники повели его к шатру боярина. Перебежчик пробыл там недолго, а потом, так же скрываясь ото всех, пробрался в осаждённый город.
Следующий день прошёл спокойно. По обе стороны люди занимались своими делами. Дружинники на стенах бдительно несли свою службу, хотя подготовки для наступления на город было незаметно.
Это почему-то сильно беспокоило и настораживало Тодора. Полуян предупредил, что на рассвете начнет наступление на город, но ничего подобного замечено не было.
Уже поставили самострелы. На площади, в больших котлах разогревали смолу, люди нервничали в ожидании нападения.
В тревоге прошёл день и наступила ещё более тревожная ночь.
Тодор приказал усилить караулы и бдительность людей. Сам забылся в коротком сне. Это был не сон, скорее полусон, когда глаза закрыты, но каждый звук слышен. Он не заметил, как ненадолго отключился. И как ни странно, в это тревожное время ему приснилась маленькая дочурка, тянущая к нему ручки. Он поднимал её, и целовал по очереди животик, маленькие ножки, на одной из которых его особенно умиляли две родинки, точно на том месте, что и у его жены.
Девчушка смеялась. Он тоже улыбался, любуясь на свою красавицу-дочь. К ним подошла Любава, взяла Заряну на руки и посмотрела на него встревоженным взглядом.
«Не тревожься, милая. Всё будет с дочуркой хорошо. Видишь, какая она весёлая, — хотел сказать, и протянул руки, чтобы обнять этих самых дорогих ему людей…
— Проснись, Тодор! Проснись, любимый, — почему-то шептала Любава. Вместо тихих тревожных слов он, уже просыпаясь, слышал шум боя.
Князь вскочил со скамьи и бросился к окну.
Кто — то открыл ворота изнутри и дружинники Полуяна ринулись в город. Тодор выскочил на улицу, на ходу вытягивая меч из ножен.
То, что он увидел, даже у него бывалого, не раз принимающего в боях человека, вызвало ужас. Люди метались, спасаясь от стрел, которые роем вились в воздухе.
Воевода Микула яростно орудовал мечом против крепко сложенного бородатого дружинника.
Уже загорелись деревянные дома и огонь перекидывался всё дальше, охватывая пламенем всё новые и новые строения. Горожане метались, вынося из жилищ самое ценное: какую-то утварь, реманент. Малышей. А дети постарше сами выбегали из домов: чумазые, испуганные, сонные.
Тодор кинулся на помощь Микуле, повергнутому на землю и ожидающего смертельного удара от соперника, занесшего для этого меч. Князь успел отбить удар и сам перешёл в наступление, уловив перед этим благодарный взгляд друга.
Краем глаза увидел Алекса, бегущего к нему и удивился, почему он здесь, а не в Искоростене, куда его отправил давеча.
А Алекс просто не мог сидеть и ждать возвращения Тодора. Этого хотел он сам и Любава. Она ничего не просила, но он настолько её уже хорошо узнал, что мог и без слов догадаться, что не ведая ничего о муже, молодая женщина сильно тревожится. Но Алекс даже не мог предположить, что возникнут какие-то военные действия между двумя славянскими племенами. Приехал вечером, поздно, и вокруг всё было тихо и мирно….
Он увидел, что в бой вступили небольшие силы. И это были дружинники Тодора. Город не хотел защищаться, люди надеялись на милость Полуяна. Заметил это и Тодор. Но, как оказалось, слишком поздно. Ему пришлось отбиваться от трёх киевских дружинников. Рядом, плечом к плечу с ним сражался Микула.
Алекс бежал к Тодору и вдруг увидел, как тот пошатнулся и рухнул на землю.
Вот где наконец пригодились тренировки с Любавой. Они с Микулой быстро разделались с оставшимися двумя киевскими дружинниками, одного ранив в грудь, а другому повредив ногу. Никто на них не обращал внимания и не поспешил на помощь. Все пришлые были заняты грабежом.
Алекс опустился на колени возле Тодора.
— Жив? — тревожился Микула.
— Дышит, но рана тяжёлая.
К ним постепенно сходились дружинники Тодора, понимающие всю бессмысленность сопротивления. Город сам открыл свои ворота.
— Что делать будем, Микула?
— До Искоростеня он не дотянет, — взглянув на Микулу, покачал головой Алекс.
— Да, но из города нужно уходить, и не теряя времени двигаться а Искоростень. Через пару дней Полуян подойдёт и туда.
— Кто же открыл ворота?
— Это теперь не имеет значения. Они не верили, что так будет, а вот оно и произошло. Этим не закончится.
И вдруг Алекса озарила спасительная мысль.
— Парни, я знаю, куда нужно отвезти Тодора.
Микула вопросительно посмотрел на него, но ни о чём не спросил. Если Тодор и Любава доверяют этому человеку, то почему он должен усомниться в преданности и верности Алекса?
Поэтому скомандовал воинам и те быстро соорудив носилки, положили на них пребывающего без сознания Тодора. Из конюшен даже удалось вывести своих лошадей, благо мало кто сейчас обращал на них внимание.
Город горел, паника гнала людей подальше от больших кострищ, которые совсем ещё так недавно были их домами.
Алекс знал только одного человека, который смог бы сейчас помочь. Он возвратился с ней, ведуньей. Что-то или кто-то подсказывали ей, что нужна её помощь. Она попросилась у Любавы отлучиться ненадолго и та, конечно, была не против, отправив с ней Алекса, чтобы он узнал новости о муже и селении.
Алекс только два раза был в избушке старушки и то днём, а ночью ему не приходилось бродить по лесу.
Но всходила денница и на смену темени, которая обычно наступает перед рассветом, пришла утренняя заря, неяркий свет от которой уже позволял видеть тропинку.
В избушке мерцало пламя свечи, а на пороге их уже ожидала старушка.
— Бабушка, беда с Тодором, — бросился к ней Алекс.
— Осторожно заносите его в комнату, — голос ведуньи был твёрд, как всегда в самые ответственные минуты.
Когда Тодора уложили, Алекс подошёл к Микуле.
— Вам надо спешит в Искоростень. Я думаю, что многие из наших уже подались домой. Нельзя мешкать ни минуты. Так бы хотел Тодор. Ведь там его жена и дети.
— Не переживай. Наш город хорошо укреплён и на разграбление мы его не отдадим. А обидеть княгиню никому не позволим… А как же князь?
— За Тодора не беспокойтесь. Любаве скажите, что он у меня. Рана тяжёлая, но положение не безнадёжное. Организм молодой, выкарабкается, а я ему в этом помогу. Будет рваться сюда — удержите. Только беду накличет.
— Состояние улучшится, Алекс тут же подаст вам весточку. — Распорядилась старушка.
Микула кивнул ей благодарно и вышел во двор. Пора было отправляться в свой город. Пока Тодор находился между жизнью и смертью, Микула брал на себя оборону Искоростеня. Любава, пребывая в волнении за мужа, детей и своей родины — Малине, вряд ли найдёт в себе силы на это.
Если бы Алекс мог читать мысли, он бы хмыкнул и сказал, что плохо, друг, ты ещё знаешь эту девушку, свою княгиню. Она под бременем обстоятельств может превратиться в сурового воина и отличного стратега. А что так оно и будет, был уверен на все сто.
И уже в который раз Алексу и ведунье пришлось прилагать максимум усилий, чтобы вытащить человека, находившегося почти что за гранью, к жизни.
Первым делом, она прижгла рану, а потом оторвав от пучков с целебными травами несколько веточек истолкла их в ступке до пыли, и присыпала этой смесью повреждение. Приготовив отвар из трав, велела Алексу приподнять голову князя и влила тому в рот половину чашки тягучей, тёмной жидкости.
— Ну что, теперь остаётся только ждать. Видишь, не зря так меня сюда тянуло. Как чувствовала, что беда. Видела зарево… Город горит?
— Горит, — кивнул головой Алекс. — Зачем такая жестокость, никому не нужная?
— Ох, сынок, все к власти рвутся. Тех, кто слабее, хотят на колени поставить. Видишь, как разобрало мужика. То ему над девчонкой хотелось покуражиться, а теперь причину нашёл, чтобы пополнить свои кладовые. — Покачала сокрушённо головой.
— Любава, Любава, — позвал протяжно и тихо Тодор, не приходя в сознание.
— Сердешный, сколько пришлось пережить, впрочем, как и Любушке, — краем платка промокнула набежавшую слезу. — Ничего, ничего, выдюжишь. — Непонятно кого успокаивала: то ли Тодора, то ли себя.
— Где я, что случилось? — прошептал, очнувшись, князь.
— Не говори много, вредно тебе.
— Мы возле Малина, в лесу. Ранен ты.
— А город?
— Ворота в город открыли бояре. Думали, что зайдёт Полуян, увидит, что Любавы нет, да и отступит.
— Глупые, глупые. Я же предупреждал. Потери наши большие?
— Нет, а вот мещанам придётся туго. Как бы холопами не стали у киевских бояр. Вот так — из вольницы да в рабы.
— Любаву предупредили, что жив?
— Микула скажет, не беспокойся.
— Ну хватит, — вмешалась в разговор, ведунья, — нужно спать, а не разговоры городить. Слаб очень, да и рана твоя меня беспокоит.
У Тодора закрывались глаза и Алекс решил задать вопросы, беспокоившие его, завтра. Когда, а он на это надеялся, князю станет лучше.
Солнце поднялось над лесом. В воздухе витала гарь, которую приносил ветер со стороны уже разорённого и догорающего Малина. Алекс стоял на пороге избушки и смотрел в сторону пожарища, хотя лес закрывал его от глаз. Тревожно было на сердце. И чтобы хоть как-то унять странную, тоскующую сердечную боль, он решил пойти в Малин и посмотреть на когда-то так понравившийся ему город.
Заглянув в комнату, где тревожным сном спал Тодор, подошёл к старушке и рассказал о своём желании. Ведунья не возражала. Сама хотела узнать что и как. Но предупредила, чтобы уходил ненадолго, потому, что в городе могут быть раненые, нуждающиеся в её помощи. Алекс обещал.
Он конечно предполагал увидеть грустную картину, но чтобы такую… Большинство домов сгорело, на их месте оставались только печи. Много жилищ ещё дымились, некоторые удалось спасти.
По улицам бродили чумазые, в саже, с обгорелыми волосами люди со слезящимися то ли от копоти, то ли от горя глазами. Матери держали детей возле спасённого нехитрого скарба. Мужики уже оценивали свой урон и даже пытались что-то ремонтировать.
Полуяна уже здесь не было. А что ещё можно было взять у этих людей, кроме свободы?
Алекс остановил пробегающего мимо мальчишку и спросил, куда отправились киевские дружинники. Подростки всегда всё знают.
— На Искоростень, — прозвучал такой ожидаемый ответ.
С тяжёлым сердцем Алекс отправился по знакомой тропинке в лес.
В избушке его встретили встревоженные глаза Тодора.
— Город сожгли и пошли на Искоростень. — Не счёл уместным что — то приукрашивать и лгать князю.
Тодор попытался рывком сесть, но охнув, потерял сознание.
— Зачем же так было говорить? Сразу в лоб, — пожурила Алекса старушка. — Что, и правда так плохо?
— Вы даже не представляете как…
— Ну что же, теперь моя очередь.
Она собрала в узелок травы, какие то горшочки, показала ему чем поить Тодора, и аккуратно закрыв двери, пошла по тропинке к городу.
В голове Алекса роилось множество вопросов и среди них один, самый важный. Как помочь Любаве и её детям?