Близился вечер, солнце важно опускалось где-то за лесом. Было тепло, и яркая зелень вокруг радовала глаза
Пришла ведунья, уставшая и молчаливая. Видно, и её поразило состояние городища и жителей. Женщина заглянула к раненому, приложила ладошку ко лбу Тодора.
— Жара как будто нет. Как он?
— Слаб очень, больше спит.
— Это хорошо, во сне человек быстрее выздоравливает.
Она вымыла руки, хлюпнула холодной водой в лицо, а потом насухо вытерлась вышитым полотенцем.
— Что-то ел?
— Нет, ничего не хочется.
— Это ты зря. Садись за стол.
Достала горшок с кашей, поставила миску квашеной капусты, солёных грибов.
— Что делать-то будем?
— У Тодора мысли только о Любаве и детях. А что я ему расскажу, ведь сам ничего не знаю. За Любаву сердце болит, беспокоюсь очень: как она там. Не сломается, сильная. Но сам порою удивляюсь, сколько ей ещё предстоит пройти. Так всё наладилось… Уже подумал, что беды обходят стороной. Нельзя такого даже думать, знаю, но лучше бы тогда в лесу Полуян умер. Лучше было бы для всех.
— Ой, милок, я так тебя понимаю… Тяжёлые времена. И знаешь, что скажу… Хотя и нельзя мне этого… Ну да ладно. Если жива останется Любава сейчас, то проживёт до глубокой старости. Судьба у неё такая- пройти через три порога. Я так мыслю, что первый прошла она, когда после смерти Мала в беспамятстве лежала. Мы её выходили. Даже не мы… — она внимательно посмотрела на Алекса. — Второй порог — тяжёлые роды. Я тогда тоже подумала, что не возьмёт она его. И вот третий… Ей что-то угрожает, судьба подводит к чему-то, ещё более страшному и последнему.
— А вы верите в судьбу?
— Как же не верить в неё? Что начертано по жизни человеку, то и происходит. Хуже то, что исправить всё, если трудно или плохо, нельзя. Раскинула карты, кинула кости. Заканчивается век моей ясочки. Укоротит его стрела, от руки человека злого, ненавистного. Ой, не спасётся она в этот раз, — запричитала громко, но глянув на спящего Тодора, закрыла рот рукой. Закачалась со стороны в сторону, из глаз градом катились слёзы.
— Спасал её амулет мой, а сейчас сила злая сильнее оказывается.
Алекс стоял, совсем оторопевший от таких речей. Что за злой рок у этой семьи? Вначале брат, следом сестра… А он то радовался, что нашла себе защиту, выйдя замуж за сильного человека. Но князь лежит раненый, и не сможет ничем ей помочь. Как после этого не верить в судьбу? Как-будто даже Тодор попал в эту негативную карму, которая преследует семью Любавы последнее время.
Хотя Искоростень укреплён хорошо, но ведь хитрость к которой прибегла Ольга ему хорошо известна. И об этом надо предупредить Микулу и Любаву. А впрочем, если Ольги здесь нет, то ничего такого не последует?
Нет, надо всё-таки рассказать…
Ведунья, увидев оживление на лице Алекса, с надеждой уставилась на него.
— Может, всё ещё закончится хорошо, зачем заранее тризну справлять по Любаве? Мне нужно ехать туда.
— К ночи собираешься. А не лучше утром?
— Нет, я думаю медлить нельзя.
— Скажи мне, что ты видел? Ты можешь им чем-то помочь?
— Ничего не знаю пока, но попробую, ведь княжна и её семья моя тоже. И я не хочу никого из них терять. Плохо, что Тодор ранен, но всё же жив. Она бы не перенесла его смерти… Бабушка, что сказать Любаве о Тодоре?
— Скажи, что жив и скоро будет с ней, — тихий голос князя, не ведуньи, звучал уверенно. — Это хорошо, что ты будешь с ней рядом, пока я здесь.
Алекс понял, что плач старушки вернул Тодора в реальность, и сердцем князя вновь завладела тревога за самых близких ему людей.
— Ну тогда скоро ждите с добрыми вестями.
Алекс вышел из хибарки, отвязал лошадь и, вскочив на неё, галопом помчался к Искоростеню.
И верно, город уже был окружён. Алекс, через тайный лаз, который ему когда-то показала Любава, просто так, не ведая, что пригодится, проник в городище и почти побежал к княжьему терему. Обстановка была совсем другой, чем накануне. Никто не спал, гридни несли службу, поочерёдно меняясь на посту. Любова, как только увидела Алекса, бросилась к нему с вопросом-криком: Тодор умер?
— Что ты, милая. Он жив и быстро поправляется. Просил сказать тебе, чтобы не волновалась и что он скоро будет здесь.
Любава пошатнулась.
— Да правда ли это?
— Любушка, а ты мне скажи, разве я врал тебе когда-то?
— Значит правда… Микула, Тодор жив и поправляется!
— Я же сказал тебе, что ранен и оставили его у старушки в лесу. Правда, слаб был, крови много потерял. Но нам к этому не привыкать. Сама знаешь сколько у воинов шрамов.
— А мне не верилось, думала, успокаиваешь…
— Как вы-то сами здесь?
— Выстоим. Запасы есть, стены крепкие.
— Я что хотел сказать, — нерешительно начал Алекс, — ты ведь знаешь, Любава, что бабушка будущее видит? Так вот она хотела предупредить тебя о том, что может хитрость большую придумать Полуян. Попросит с каждого двора принести ему дань — голубя, воробья или ласточку…
— Ой, да такого добра у нас хватает! Чего, чего, а уж этого мы им наберём. Лишь бы отошли и мирно дали нам жить. — Обрадовался Микула. — Вот только зачем им они?
Любава настороженно смотрела на Алекса, пока ещё ничего не понимая, но чувствуя, что во всём этом кроется какой-то подвох.
— Зачем им это надо, Алекс? — Повторила вопрос Микулы. — Она не сказала?
— А куда полетят птицы, когда их выпустят?
— Под крыши, к своим гнёздам…
— Вот, вот… А если привязать к их лапкам трут и зажечь?
— То полетев к своим гнёздам, они принесут огонь под крыши, в голубятники, и вспыхнет большой пожар, — встревоженно закончила за него Любава.
— Вот это и увидела ведунья. Искоростень ожидает такая же судьба, что и Малин… Гибель города и людей.
— Но ведь что-то можно сделать?
— Да как вообще можно верить рассказам о том, что будет?
Эти два вопроса Микулы и Любавы прозвучали в унисон.
— Я рассказал то, о чём меня просили, а ваше дело решать, что делать. Верить или нет.
— Вот завтра переговоры будут и увидим, что они скажут нам.
— Пойдёшь завтра со мной к Полуяну, Алекс?
— Ты что удумала? Это же ему только и надо. Ведь твоей выдачи требовал, а тут сама к нему прибудешь. На блюдечке с голубой каёмочкой.
— Как-то странно говоришь, Алекс. Ну да ладно. Одно скажу — не тронет он меня. Зато может как-то беду от города отведу.
Алекс знал, что если девушка что-то надумает, то отговорить её практически невозможно.
— Если уверена и решила, то конечно, куда же я денусь? Тебя не брошу. Хотя Тодор мне голову свернёт, за то, что потакаю в таких рисковых делах.
— Он не узнает, мы ему не расскажем. — Отблеск улыбки мелькнул на упрямо сжатых губах.
— Ну, значит, тогда так и порешим.
Утро, казалось, не наступит никогда.
Любава пошла к детям. Сначала к Ярополку. Подошла к спящему ребёнку, прикрыла его одеялом, взяла маленькую ручку мальчика, свисавшую с кровати и поцеловав её в ладошку, положила под одеяло. Наклонившись, поцеловала в лобик, отошла на несколько шагов к двери, снова повернулась и посмотрела на ребёнка.
— Увижу ли я его ещё? — мелькнула предательская мысль.
Как она не пыталась держать себя в руках и быть спокойной в глазах окружающих её людей, но зная немного Полуяна, не могла даже предположить, чем закончится их встреча. Одно ведала, что не будет прятаться от него как маленькая девочка. Ненавидеть могла, но бояться не была обучена!
Потом зашла попрощаться со своей маленькой дочуркой, тихонько сопевшей в своей колыбельке. Возле сопели, только погромче, няньки девочки.
«Хорошо, хоть кому-то спится, — улыбнулась княгиня. Она опустилась на колени и протянув руки, вытянула девочку из колыбельки. Прижала к себе крепкое, тёплое тельце. И сразу на сердце почему-то стало легче и спокойнее. Да не допустят боги, чтобы со мной что-то случилось и сиротами без матери остались дети.
Ребёнок даже не проснулся, только улыбнулся во сне, шевеля пухлыми губками.
Любава положила дочурку в колыбель, провела легонько по её щёчке пальцем, шепнула.
— Вырастешь красавицей, на радость отцу. Он так хотел тебя, Зоренька.
Вышла из комнаты не оглядываясь. Чтобы не передумать.
Приказала принести тёплой воды и сонные девушки, налили полную лохань, не забыв бросить туда трав, которые она любила.
Любава вымыла волосы, полежала немного в воде без всяких мыслей. Когда стало светать, резко поднялась. Вода струйками стекала по её точёному телу. Материнство не испортило фигуры девушки и только шрам на животе напоминал о случившемся. Но шрам для воина, нормальное дело. Так сказала она себе, когда впервые заметила его и попросила объяснения у ведуньи. А что детей больше не будет — не беда, у нее есть двое прекрасных и любимых. Сын и дочь.
Туго заплела косу, выбрала своё любимое платье, но потом передумала. Надела широкие шаровары, очень удобные для верховой езды, лёгкие сапожки. Белая, вышитая золотом рубаха оттеняла цвет её кожи. Накинула накидку из лёгкого красного шелка и застегнула её на золотую змейку. Ещё раз посмотрела на себя в зеркало, пристегнула ремень с ножнами, в которых до поры до времени покоился её любимый меч. Вот теперь всё… Пора.
Когда девушка вышла из комнаты, её уже ожидали Алекс и Микула.
— Пойдёмте трапезничать, — спокойно позвала она.
После принесённой жертвы все молча начали трапезу. Кусок в горло никому не лез, поэтому скоро и вышли из-за стола.
— Готов, Алекс?
— Конечно, Любушка, пойдём.
Двое дружинников и две оседланные лошади уже ждали их возле крыльца.
— Микула, береги детей, пока нет Тодора.
— Могла бы и не говорить, — обиделся Микула, — И что ты как-будто прощаешься? Знаешь ведь, что пообещали послов не трогать.
«Да, однажды это они уже обещали, а потом и закопали их живьём», — мелькнула коварная мысль у Алекса. По тому, как на него взглянула Любава, понял, что и она подумала о том же.
Взметнулась птицей и поскакала вперёд, опережая других всадников.
Киевские гридни встретили их не враждебно и отвели в шатёр Полуяна.
Когда Любава с Алексом вошли туда, то им сразу же бросилась в глаза маленькая фигурка мальчика. Любава узнала его, это был Святослав — сын княгини Ольги. Возле княжича находился воевода Асмус. В шатре было ещё двое мужчин. Полуян и ещё один незнакомый ей мужчина. Когда глаза остановились на нём, тот сам себя представил:
— Я Свннельд, воевода киевский.
Вкрадчивый с хрипотцой голос Полуяна спросил:
— Ну что ты надумала, девица?
— Жду, что скажет юный князь.
— А что он может сказать, мал ещё… — лениво ухмыльнулся Полуян.
— Ты говори, да не заговаривайся, — сурово, без улыбки молвил Свенельд. — Хочешь наказать свою обидчицу, дело одно, а о князе киевской земли говорить пренебрежительно — другое. Не допущу я. Вспомни, что Ольга наказывала. А ты, девица, вину свою признаёшь?
— Теперь я вступлюсь за Любаву. — вскинулся Алекс. — Она княгиня древлянской земли и все, кроме Святослава, ей не по чину. Чего хотите вы?
— Дань вы нам не доплатили, — с вызовом в голосе осклабился Полуян. — За нею и пришли.
— Всё уже отдали, срок за этот год — осень, вот тогда и приезжайте с княгиней. — Любава была спокойна и холодна. — Но её значительно меньше будет, после похода на наши города, особенно Малин.
— Не хотите по-доброму, будет по-плохому. Возьмём в осаду город и будете там сидеть до тех пор, пока сами всё до нитки не вынесете.
Святослав смотрел на Любаву и не понимал, чем провинилась эта красивая женщина, что бояре так грубо разговаривают с нею.
Бояре сказали Святославу, что идут мстить древлянам за смерть его отца. Но княжич так мало видел Игоря, что почти уже не помнил его, а вот город, который они подожгли и обезумевших от горя женщин, враз потерявших весь свой нехитрый скарб, успел заметить. Как и чумазых детей, которые искали куда бы спрятаться от бушующего пламени, он хорошо запомнил. Может именно после этих событий, когда князь вырос, воевал с кочевниками, он никогда не был в состоянии войны со славянскими племенами.
— Пойдём, Асмус, — кивнул мальчик головой Любаве, прощаясь. И вышел. А за ним и его верный страж, который очень любил и ревностно оберегал маленького князя.
— Ну вот, теперь и поговорим, — злость рвалась наружу, меняя голос и наружность Полуяна. — Знаешь, что я могу с тобой сделать?
Сразу после этих слов, Алекс выступил вперёд и заслонил собой девушку. Она же, благодарно взглянув, отодвинула его и парень понял, что Любава ничуть не боится Полуяна, или просто очень хорошо владеет собой.
— Я сам натешусь тобой, а потом отдам отрокам, пусть и они попробуют твоей плоти. Давно я этого хотел, и вот сама пришла ко мне.
— А сразиться со мной один на один — слабо?
— С тобой? — глаза Полуяна насмешливо прошлись по фигурке девушки. — Зачем мне это?
— Давай так. Если победителем из поединка выйдешь ты, то сделаешь со мной всё, что захочешь. Если же я — ты оставишь город, древлянские земли и возвратишься с дружиной в Киев.
— Я и так возьму что хочу.
— Насколько я понимаю, нет. Законы у нас похожи. Умыкнул девушку без её на то согласия — смерть. Разве я не права и что-то путаю? — перевела взгляд на Свенельда.
— Всё так, — согласился тот с нею.
— Как ты всё объяснишь княгине? Или ты боишься, Полуян? Тебе же терять нечего. Ты мужчина, а я женщина.
— А что я скажу Святославу, ведь пришли мы мстить за его отца — князя Игоря.
— Брось, сколько можно. Не мести хотите вы, а на колени нас, да пониже, поставить. Законы наши справедливые как кость вам в горле. А заодно, и, наверное, это главное, решили снова поживиться за наш счёт. Разбой это, а не месть.
— Всё сказала? — лицо Полуяна сделалось красным от гнева. — Ну, а если это и так, что ты можешь сделать? Я знаю, что Тодор ранен. А может уже и умер? — вкрадчиво спросил.
— Не дождёшься, вражина!
— Это ты со мной так?
— Вот видишь, ты зол. Давай и решим между собой все вопросы на поле брани.
Искорка снисходительности мелькнула в глазах боярина.
— А что, мало тебе было прошлого раза?
— А тебе?
Поняв, что над ним издевается маленькая пигалица, он набычился.
— Ладно, но учти, резать буду по кусочкам, мучить буду долго. Сама станешь на колени, попросишь пощады. Девчонка! Ты ещё не понимаешь, во что ввязалась!
Любава обратилась к Свенельду, который молча слушал перебранку, переводя взгляд от Полуяна на Любаву.
— Свенельд, принимаете ли вы условия, предложенные мною?
Тот окинул обе фигуры: хрупкую, девичью княгини и крепкую боярина. И думать много не надо — уже и сейчас понятно, кто выиграет бой. А без зрелищ скучно, дружинники немного повеселятся…
— Можно и принять, — тайком подмигнул Полуяну.
— Когда начнём?
— Да хоть и сейчас.
— Правда, откладывать не стоит. Какое оружие, выбирай сама. Дам тебе такое право умереть быстрее и безболезненно, — ухмыльнулся Полуян.
— Тогда я выбираю мечи.
— А я — копья.
— Ты сказал, что выбор за мной.
— За тобой, кто же спорит. Но вначале правила установлю я.
Это не входило в планы девушки. Сбить седока с несущегося навстречу коня копьём было трудно. Нужно иметь недюжинную силу, а её у Любавы не было. Но что делать, сама ведь этого хотела… И она кивнула в знак согласия головой.
Когда вышли из шатра, Алекс заметил, что о сражении люди уже знают. Они стали занимать места в шеренгах, чтобы было лучше видеть этот странный и, наверное, смешной бой.
Девушка села на лошадь и взяла в руку копьё, которое ей услужливо подал молодой киевский отрок.
— Любава, — тихо спросил Алекс, — ты хоть понимаешь, чем рискуешь?
— Я, Алекс, рискую только собой. В любом случае они попытаются взять Искоростень.
— Ты думаешь, что они сдержат своё слово?
— Мне просто очень хочется на это надеяться, потому что если я даю слово, то держу его. Ещё Алекс. Скажи Тодору, что люблю его, люблю наших детей. Не оставляй их, Алекс.
— Унылые мысли у тебя, Любушка.
— Это я так, на всякий случай.
Два всадника разъехались на нужное расстояние, а потом по команде, ринулись друг к другу. У каждого в правой руке было копьё, прижатое локтем к туловищу. Задача была не убить, а сбить противника с лошади.
И с этой задачей прекрасно справился Полуян. После его удара Любава была выбита из седла и упала на землю.
Алекс кинулся было к ней, но его сразу же остановили. Поединок должен продолжаться.
Полуян слез с коня и вытянул из ножен меч. К его чести, он подождал пока девушка поднимется. Хотя какая там честь, — подумал Алекс, — просто перед дружинниками показывает правила честного боя, а то подумают, что с девчонкой справится не может.
А княжна при падении ушибла ногу и даже стать на неё ей было больно. Но собралась с силами и приготовилась к атаке.
Полуян поднял меч и начал наступать, девушка ловко парировала удары. Ему вначале казалось что справиться с ней будет проще простого, но чем дальше, тем больше он видел вышколку в ведении боя княжною.
Перевес был на стороне Полуяна. Алексу до слёз было больно наблюдать за маленькой, худенькой фигуркой с боевым оружием в руках и крепким сильным мужчиной. Такими они были несоизмеримыми, эти два соперника.
— Выстой, Любушка, — шептали губы Алекса.
— Ну что, может остановим бой? — прошипел ей в лицо Полуян, — Разгорячилась как! Ну ещё не так, как было горячо твоему братцу у нас в бане! Правда?
Зря он напомнил девушке об этом. Боль, которая жгла сердце, обида за Мала и так никогда её не оставляла, а этот ещё и напоминает обо всём, режет по совсем ещё живому. Напоминает об убийстве, как о чём-то очень весёлом.
«Нет, убийца, долго я ждала этого и сейчас не промахнусь», — пронеслось в голове княгини.
И Алекс со стороны, наконец, увидел коронный выпад Любавы с мечом и ножом, который она провела молниеносно. Никто ничего не успел заметить, как Полуян уже упал у ног Любавы, сражённый наповал.
— Получи своё, собака. За брата моего и за всю древлянскую землю, — вполголоса сказала она и бессильно осела на землю, не выдержав физического и психологического напряжения. Алекс кинулся к ней. Он услышал вдалеке какой-то шум, а посмотрев в сторону города, увидел множество людей на стенах его. Народ радовался, ликовал. Дружинники били мечами о щиты, приветствуя победу молодой княгини.
Гридни киевского князя кинулись к ней, чтобы отомстить за своего боярина, который без движения лежал на поле, где так ещё совсем недавно хвастался своим военным мастерством.
Но Свенельд поднял руку и что-то прокричал. Воины остановились, только недовольный ропот проносился рядами.
Алекс поднял Любаву, поставил на ноги, оглянулся. Лошадей их нигде не было видно. Но до ворот было рукой подать и он подставил своё плечо девушке.
Так они и двинулись к городу, гордые за итог поединка.
Подходя к воротам, Алекс вдруг почувствовал какой-то мистический холод между лопатками. Он оглянулся назад. К ним, как в замедленной съёмке, летела стрела. Она приближалась, тихонько позванивая, прорываясь через сопротивление воздуха. Этого не может быть, это же не сон, в котором такое возможно!
И вдруг он внезапно понял, что стрела предназначена Любаве. Такая у неё была траектория. Алекс сразу же вспомнил слова и горе в глазах ведуньи.
«Нет, нельзя», — пронеслось в голове. Он оступился и закрыл собой девушку.
Боль! Какая страшная боль разрывает сердце. Ещё краем глаза успел увидеть, как повернулась к нему ничего не понимающая Любава, как тревожно сверкнули её глаза. Открылись ворота и десятки рук втянули их в город. Темно и холодно… Так холодно…
— Алекс, Алекс! — голос Любавы держал его на плаву, не давая уйти в тёмное и безболезненное спокойствие.