*
Они шли уже, наверное, несколько часов, но Подвизд был даже рад этому, потому что каждый шаг оделял его от безумия, которое охватило его в лесу. Был момент, когда ему пришлось преодолевать яростное желание сцеловать с её губ всю сладость лесных ягод. И он почти поддался ему, воображая, как начнёт с её тёплых губ, как потом проделает цепочку поцелуев по её стройной шее, а потом растворится в каждой частичке её безумно желанного тела.
Боги, что же он себе думает? Какие силы вмешались в его жизнь, заставив оказаться здесь в этом дремучем тёмном лесу?
Постепенно лес уступал место полянам, поросшим травой, полевыми цветами и кустарниками. И совсем скоро они увидели речку. Это было так неожиданно — увидеть после тенистого прохладного леса солнечные поляны и реку, которая медленно и плавно несла свои воды на юг.
— Ну вот и подошли ближе к цели, — нарушил общее молчание Подвизд. — Если идти берегом реки на юг, то скоро будем в Киеве.
— Как скоро? — Переспросила Любава. Так далеко она никогда из дома не уходила. И нянькой она этому отроку не будет И мамкой тоже. То еле дышал, а сейчас какой путь прошёл, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть. Он очень устал, выбился из сил — раны давали о себе знать, но двигался сам, не прося о помощи. Любава ещё в лесу кое-как стянула и подшила то, что когда- то было одеждой. Но, призналась сама себе девушка, даже в таком виде, Подвизд был привлекателен.
— Вот бы хорошо сейчас ладью, да ветер в парус, тогда и подгребать не надо бы. А там и Киев…
И опять задумался о недалёком будущем Подвизд. Девушку ему очень не хотелось отпускать, но что сказать отцу и старшему брату кто она? А ведь скоро придётся ответ держать. Как бы самому не покатиться вниз. Ведь мечтает каждый отрок о славе дружинника, а потом и воеводы…А спросят, почему не было возле Игоря в тот роковой час. Не скажешь ведь, что девицу обхаживал. Враз можно забыть о воинской доблести. И Любава ему мила, а просить её стать женою, — родственники не простят, что умыкнул девушку без её на то согласия.
Он опустился на колени возле реки и протянул руки к воде, которая сразу же охладила на них раны и принесла облегчение. Подвизд смотрел на воду, на её голубую, плавную, могучую поступь… Было тихо и покойно, только изредка эту тишину нарушала рыба, выпрыгивающая из воды, подставляющая серебристые бока солнцу, тревожащая водную гладь своими всплесками.
Любава куда-то отошла и он очень удивился, когда она откуда-то выбежав, стала радостно показывать рукой вниз по течению.
Подвизд отряхнул руки от воды и медленно встал. Он ещё не видел её улыбающейся. Сейчас девушка улыбалась и её улыбка озарила, зажгла ярким внутренним светом глаза. Отрок удивился, что же могло вызвать такую радость и посмотрел туда, куда показывала рукой Любава.
Возле реки по её течению высилось городище. Но не такое, которые были у полян или древлян, а ещё старых времён, до новых застроек. Ещё когда жили всем своим родом на одном месте. В центре городища стояла землянка старейшины, немного дальше от неё землянки молодых, ещё дальше — клети, ямы для всякого добра: пшеницы, ржи.
Возле реки видно было ещё одно селение — могилы с каменными статуями забытых предков. Они стояли на вершинах могил, как стража, которая оберегала тех, кто остался жить.
Здесь ладью достать было нельзя, не потому что не продали бы, а потому, что уж очень бедное племя жило здесь. А вот долбанку можно было бы достать. Мужчине договариваться легче и несмотря на свой потрёпанный вид, Подвизд пошёл искать старейшину.
Проходя по городищу, он обратил внимание, что некоторые землянки были выбеленные глиной и выглядели богаче остальных. Но юноша знал, что землянка старейшины должна была находиться в центре. Он туда и направился. Переступая в темноте через несколько каменных ступенек, Подвизд открыл тяжёлые двери и вошёл в жилище.
Посредине была яма, обложенная камнем и в ней горел огонь. На стене висели одежда и оружие. Возле печи стояла посуда: глиняные миски, кувшины. В углу комнаты — возвышение из глины, на котором ютились деревянные фигурки Велеса и Перуна.
Люди трапезничали. Подвизд вгляделся — в темноватой комнате было трое людей: пожилой мужчина и двое молодых. Наверное муж и жена.
Парень знал, что люди живут по разному: одни были богаче, другие беднее. Были рабы, которые становились рабами по разным причинам: пленные, а также те, кто женился на рабыне. Если купец не мог отдать долги…Знал, что люди такие живут очень бедно, но чтобы так, не видел.
Но как и везде на Руси, пришлый человек почитался хозяевами и старейшина гостеприимно пригласил юношу к трапезе.
Старик взял кусочек хлеба и немного еды и бросил это в огонь — это была жертва тем, кто ушёл из рода — предкам.
Подвизд увидел, что кусочек лепёшки упал на жар, огонь немного потух, а потом разгорелся.
— Жертва принята, — сказал старец. — Будем и мы вкушать еду, чтобы всегда нам было хорошо.
Все молча склонились над мисками с варевом и не спеша стали есть.
Подвизд с удовольствием хлебал горячую еду, закусывая её пресной лепёшкой. Насытившись, он поговорил немного о видах на урожай, а увидев лук и стрелы, поинтересовался, много ли зверья вокруг. И только потом рассказал, что находиться в бедственном положении, попросил продать ему лодку. Он подал свою котомку, чтобы старейшина сам выбрал то, что считает нужным в оплату и вышел из хижины.
Любавы не было. Испуг оттого что может потерять её, пересилил злость. Он пошёл вверх по течению реки и услышал смех.
Тихо раздвигая камыши, Подвизд двинулся к тому месту, где кто — то смеялся. Это была княжна. Обнажённая стояла спиной к нему по пояс в воде. Коса её жила своей жизнью: струилась по спине, плавала со стороны в сторону, потому что её хозяйка не стояла на месте. Любава подпрыгивала и тогда Подвизд видел стройные бёдра; руками разводила воду, а набрав её в ладошки брызгала на себя. Капельки воды играли на солнце и миллиарды мельчайших её частиц, окружали таинственным ореолом эту прекрасную русалку.
Девушка легла на спину и взмахнув руками, поплыла по реке. Груди округлые, высокие холмиками выглядывали из воды. Любава, проплыв несколько метров встала и потянувшись руками к волосам, повернулась к берегу. Тонкая талия, упругий живот, нежный изгиб бёдер…Вода была холодная, но девушка, выросшая среди прохлады лесных озёр не замечала этого, только соски высокой девичьей груди заострились да кожа чистая зарумянилась.
Любава выходила из воды как русалка, постепенно открывая перед прятавшимся Подвиздом все прелести своего молодого тела: вот показались стройные ноги, уверенно ступавшие по дну реки, колени и, наконец маленькие стопы ступили на берег. На ноге девушки он заметил две родинки и парень порадовался — отмечена богами.
Девушка стояла на берегу и опустив руки медленно расплетала косу. Взгляд её был задумчивым, затуманенным какими — то своими потаёнными думами.
Почему-то больно сжалось сердце от мысли, что кто-то обнимал это стройное тело, кому-то оно принадлежало. Не может такая изумительная красота никому не принадлежать! Это была жгучая ревность, никогда не испытываемая Подвиздом. Он и не догадывался о таком чувстве, жил без него, жил без любви.
Любава распустила косу и встряхнула головой: волосы укрыли её как плащом и юноша обиделся на них. Ему захотелось подойти к ней, обнять и зацеловать до смерти эту мавку, покорившую его сердце.
Подвизд переступил с ноги на ногу и какая то ветка хрустнула под ногой. Любава встрепенулась и стала быстро одеваться; улыбка на её лице исчезла, погасив свет, озаряющий изнутри девушку.
Он медленно, стараясь остаться незамеченным, пошёл назад в селение.
«Как мне унять своё сердце, стук которого слышен каждому. Как унять дрожь в руках моих и ногах», — бились птицей мысли в голове Подвизда. Боялся испугать её, боялся, что уйдёт. А он уже не хотел с ней расставаться и будь что будет.
Долбанка была маленькой и предназначалась для одного, но он знал, что никуда не поплывёт без неё, своей Любавы.
Поблагодарив старейшину, они снова двинулись пешком в путь. Прощаясь с ними тот сунул узелок с едой и сказал что ниже по течению реки есть поселения покрупнее и наверняка там найдётся подходящее для них судёнышко. Старейшина оставлял их у себя переночевать, но Подвизд видел, что места у них в землянке для посторонних не было. Возле реки волки не жили и поэтому спокойно можно было идти дальше.
Когда городище скрылось из вида, Подвизда охватил стыд. Он ведь поел, а девушка осталась голодной.
— Ты голодна? Поешь немного.
— Не надо мною опекаться.
— Почему же, ты ведь девушка. Слабая девушка…
— Плохо ты меня ещё знаешь.
— Так позволь узнать тебя побольше. Пойдём со мной и я познакомлю тебя со своей семьёй…
— Ты знаешь, у меня ведь своя семья есть и другой мне пока не надо.
— У тебя есть муж?
— Пока нет, но у меня есть брат, который сейчас за меня волнуется, не зная где я и что со мной.
— А родители? Почему ты сказала только о брате?
— Мама умерла, а отец погиб. Мы с братом живём. И вообще, я хочу быстрее закончить это путешествие и вернуться быстрее домой.
— Ты уже и сам мог бы добраться. Сил прибавилось, раз не отдыхал, а подглядывал за мной. Ведь то был ты, — посмотрела на покрасневшего парня, — Вон, зарделся как заря.
— О чём ты? Я разговаривал со старейшиной и на реку не выходил.
По тому как она с насмешливой улыбкой посмотрела на него, Подвизд понял, что сдал себя с потрохами.
— А вообще некогда мне с тобой разговоры городить. Пойдём, если у тебя получится быстрее, а поесть можно вечером.
Она пошла впереди, а он поплёлся за ней. Лучше бы он шёл впереди, тогда бы не видел этой упрямой спины, слегка покачивающихся стройных бёдер. Вдруг Подвизд услышал крик и девушка исчезла, как сквозь землю провалилась, Он бросился вперёд и чуть сам не угодил в яму, вырытую на тропе к водопою и прикрытую ветками. Заглянув сквозь порушенное прикрытие, он увидел лежащую на дне ямы девушку. Так как она не двигалась, Подвизд понял, что Любава потеряла сознание. Он сам был слаб, но снял пояс и привязав его к дереву медленно стал спускаться вниз. Яма была неглубокой, поэтому он опустился достаточно быстро и сразу в тревоге бросился к девушке. Приподнял голову, положил себе на колени. Она медленно открыла глаза.
Подвизд смотрел на неё. Затуманненые глаза постепенно прояснялись и она попыталась вскочить на ноги.
— Не спеши, давай вначале посмотрим, целы ли кости.
Любава молчала и его пальцы начали свою работу. Странное ощущение покоя окутывало её. Умелые руки юноши нежно прошлись по её рукам, смело касаясь каждого пальчика, потом опустились ниже и ласкающими движениями прошлись по её тонкой талии. Девушка была более чем удивлена этими нежными прикосновениями. Пальцы, касаясь её скользили всё ниже и ниже.
Она нерешительно попыталась отодвинуться, слегка затрепетала, когда ей не удалось создать мало-мальского расстояния между ним и собой. В голове звенело от полученного удара при падении. Княжна ещё плохо воспринимала происходящее из-за какого-то тумана в сознании.
— Ну, а теперь давай посмотрим твои ноги — целы ли.
Он положил руку на её лодыжку и девушка вздрогнула, ощутив прикосновение.
— Спрячь куда-нибудь свою скромность, в конце концов это всего лишь ступни.
Ласковые руки продолжили свой путь и Любава стала вдруг ощущать странные покалывания там, куда они прикасались. Она изумлённо молчала, такие ощущения для неё были незнакомыми.
Неожиданное мягкое прикосновение его губ парализовало девушку.
Она забыла обо всём. Приоткрыла рот и почувствовала как его язык смело вторгся внутрь, сплёлся с её языком, прошёлся по зубам, вызвав в ней неведомые прежде эмоции.
Губы Подвизда нежно коснулись шеи Любавы, покрывая её лёгкими поцелуями, пока не добрались до ложбинки между грудей. Это её ошеломило. До сих пор она не встречалась в жизни с подобным проявлением чувств мужчины к женщине. Девушка некоторое время оставалась неподвижной. Она была так ошеломлена и напугана происходящим, что на некоторое время потеряла способность двигаться и соображать. Но всё же здравый смысл решил включиться и она восприняла это как спасение…
— Хороша, княжна, — впервые в мыслях она назвала себя так и так почувствовала. Не девчонкой, скачущей на лошади или сорванцом, собирающей горький дикий мёд. А княжной своего народа. Но сердце не хотело мириться с её разом повзрослевшими мыслями. В нём зарождалось чувство, которое она ещё не могла понять, осознать…
Любава взяла в свои руки ладони юноши и отвела их в сторону.
— Поумерь свой пыл, отрок, — высокомерно посмотрев на юношу, сказала она.
Но уже через минуту, взглянув на него, засмеялась озорно, заливисто. Это опять была простая девушка. А причиной её смеха было несчастное лицо Подвизда, да вымазанные в глину нос и лоб, сразу сделавшие его похожими на отроков, друзей Любавы, принимавших активное участие в озорных выходках в городище. А невольной воеводой всегда выступала она. Память услужливо подсказала, что если бы не Подвизд, то волки бы разорвали её в лесу безоружную. Её упрямство было тому причиной. Любава нагнулась и прикусив губу, вытерла подолом сорочки вымазанное лицо парня.
Глава 6
Ладья подплывала к Киеву, ветер надувал паруса и всё ближе и ближе сквозь дымку возносились три горы, укрытые лесами. Среди деревьев видны были проплешины — там виднелись поля и землянки. На средней горе, самой высокой, деревьев было мало. Там и расположился Киев. Вершина холма — стена с воротами, рвами, валами, а за стенами терема княжьи.
Ниже от города, кольцом вокруг него дворища бояр. Ещё ниже, в предградье — землянки, халупы простых людей.
Крутой спуск вёл к Днепру.
Алекс смотрел на Киев — мать городов русских и поймал себя на мысли, что ожидание увидеть величественный город не оправдалось. А может любопытство и исследовательский интерес ко всему пересилили тревожные мысли. Как можно ринуться в другое княжество не подготовившись вообще ни к чему?
— Мал, обычно подходя к какому-то делу, важно предугадать результат.
— Я же сказал, что всё будет хорошо. Каждой женщине нужно крепкое плечо мужчины. Ольга сейчас одна и боится всех и вся. Ну не верю я, что любила она Игоря. Вот просто не верю! Не могла меня разлюбить, ведь я её помню и до сих пор люблю… А когда я попрошу выйти за меня и стать княжной двух княжеств, то она согласиться.
— Я никогда хорошо не знал женщин, да и ты смотрю тоже. И это не только потому, что молоды мы с тобой, а просто они другие, не похожие на нас. Море любви и практицизма. И нам мужчинам, никогда не понять, какие мысли крутятся в их очаровательных головках.
— Мудрёные твои слова. Но уж поверь, любовь в женских глазах я сумею прочитать.
Алекс скептически посмотрел на князя, но промолчал. Он знал много обратных примеров: когда после большой любви женщина выходила замуж за совершенно другого человека и была очень счастлива с ним.
Но снимать розовые очки с Мала он не хотел, тем более что сейчас совершенно другие нравы, и может быть и отношения к чувствам иные.
— Разве можно думать о нормальном ходе переговоров с княгиней, которая уже знает, что от рук древлян погиб её муж?
— Мы воины, а наши жёны должны быть готовы ко всему. Да и не встречал я женщины, умнее мужчины, — мрачно отвечал Мал. — Мне главное сейчас найти и вернуть сестру. — Взгляд его был тяжёлым. — Любава здесь. Я это чувствую. И она не по своей воле здесь… За сестру я готов на всё!
Мал наклонился и посмотрел на тёмную воду, которая пенилась за бортом ладьи.
*
Терем киевских князей был в два этажа, построен добротно, по преданию, самим Кием. Все же последующие князья достраивали его и расширяли. Но порядок всегда был один: в сенях, куда можно было попасть прямо со двора, стояли день и ночь княжьи гридни, а рано утром приходили тиуны, бояре с большой надеждой — вдруг пригодятся князю.
Везде и в сенях и в переходах стояли тяжёлые светильники; камень пола был натёрт до блеска тысячами ног, звуки были глухими, невнятными.
На второй этаж терема вели широкие ступеньки, в конце которых была Людная палата. Здесь, иногда, сидя в кресле под окном, вершила суд и правду княгиня.
Если повернуть в сторону, начинались покои князей и Золотая палата: большая, светлая в конце которой стоял высокий помост, а на нём большое, украшенное серебром и золотом кресло.
Возле стен ютились дубовые лавы, а над ними висели шлемы, кольчуги, щиты. Всё оружие принадлежало покойным киевским князьям. В палате было несколько дверей, через которые можно было попасть в опочивальни князей и княжичей. А ещё и чёрный ход о котором мало кто знал.
Ольга закрылась в опочивальне. Она никуда не выходила и даже сына не хотела видеть, потому что он так был похож на отца.
Уцелевшие дружинники поведали о том, что случилось на деревской земле воеводе Свенельду и он сразу же передал эту горькую весть ей. Выплакала все слёзы за мужем, прощалась ведь на несколько дней, а получилось навсегда. Не знала даже где его могила. И эта мысль обжигала больнее всего. За эти дни вспомнила всё. Так оказалось мало времени, проведенного с ним.
Любила ли? Любила… А разве мыслила о том, что полюбит кого-то когда — нибудь после Мала? Мал…Любовь её жизни. Это когда сердце пело и хотелось не ходить, а летать. Именно такой её встретил Игорь. А она даже и не догадывалась, что суровый и мужественный на вид человек, которого она перевозила через реку — князь киевский. Орудуя веслом, девушка мурлыкала свою песню и казалось, даже речка, заслушавшись, помогает ей в её работе. Она ждала вечера, чтобы встретиться со своим любимым и окунуться в такие любящие и ласковые глаза. Вчера Мал сказал, что не мыслит без неё своей жизни и хочет, чтобы женою его стала. Вот только отцу скажет. А отец совсем не против будет, потому что и свою жену, мать Мала выбирал по любви.
Поэтому и горели счастьем её глаза и песня лилась из самого сердца. И видно, даже не помышляя о таком, пленила она Игоря, заставила сильнее биться его сердце, отодвинула на второй план дела державные… Это он сам ей потом рассказал и добавил, что трудно было не заметить утреннюю зорьку, весёлого жаворонка — её, Ольгу. Она же, перевезя на другой берег мужчину и забыла о нём, как и о всяком другом путнике, которых она переправляла через реку.
О следующем периоде в её жизни Ольга не могла вспоминать спокойно. Мечты о спокойной семейной жизни с любимым человеком разлетелись прахом. Оказалось, что простая она девушка, а сыну князя для укрепления княжества и жена должна быть под стать быть. Отец Мала и не против бы был, но бояре настояли на своём, много раз свои советы собирали, всё решали…А что решать. И так уже всё решено. Тогда и голос у неё пропал и глаза перестали изнутри сиять.
Такой её и увидел Игорь в следующий раз, но не вдаваясь ни в какие расспросы внимательно посмотрев на неё, спросил:
— Не хочешь ли ты девица женою моею стать?
— Не знаю я тебя совсем, — равнодушно повела плечом.
— Ну так узнаешь, коли захочешь. Времени у нас впереди много.
Хотелось подальше от этих ненавистных мест уйти, чтобы забыть о том, как здесь счастлива была с любимым человеком.
— А имя у тебя есть?
— А как же не быть, Игорем зовусь.
— Откуда же ты, Игорь?
— Из Киева. Князь я киевских земель.
— А отец то позволит? — спросила с издёвкой.
— У меня уже родителей давно нет. А кого любить мне всегда решаю сам.
Не думала больше, ничего не взвешивала, ни у кого не отпрашивалась. Сиротой была. Просто поверила этому человеку, подумала, что хуже не будет. Лишь бы подальше от Мала и от такой горькой и несправедливой любви.
Ольга плакала, вспоминая свою жизнь… Когда стала женой этого человека, избегала его, втайне вспоминая Мала и сравнивая их. И конечно, это сравнение было не в пользу Игоря: и возраст и шрамы, и молчаливость… Но постепенно она стала замечать и выделять для себя его доброту, щедрость, умение выслушать и пожалеть… И уже шрамы не казались ей уродством, она просто больше их не замечала. А когда, смущаясь сказала, что ждёт от него ребёнка, то счастливее человека не видела. Игорь подхватил её на руки и закружил, смеясь по- мальчишески весело и задорно.
— У меня будет сын. Сын! Святослав!
— Почему же сын, а если дочь?
— Только если она хотя бы немного была похожа на тебя… — Ласково поцеловал её. — Но следующим всё равно будет сын, правда?
Вот тогда, взглянув в его счастливые глаза Ольга окончательно поняла, что любит этого ставшего близким ей человека. Думала, что счастье это ей навсегда, а оказалось ненадолго.
Ольга стояла и смотрела в окно, покачиваясь от горя и ненависти. Как могли, как посмели поднять руку на киевского князя древляне?
— Здрава будь, княгиня!
Голос Свенельда отвлёк от горьких мыслей.
— Прости, княгиня, но не время сейчас горю предаваться. Пока мал сын твой, Святослав, а врагов вокруг много. Знаешь ведь, что Игорь с двадцати племён русичей подати собирал. А вот если эти княжества почувствуют слабинку, не удержаться тебе, Ольга у власти. Хорошо бы замуж тебе выйти за сильного князя, чтобы крепить землю нашу до отрочества Святослава.
Бояре ропщут. Сейчас Киеву сильная рука нужна, а ты в унынии, горю предаёшься.
Ольга круто развернулась, хотела сказать что-то резкое, но разумом понимала, что воевода прав, а сердце просило о покое.
— А пришёл, княгиня я тебе сказать, что ждут тебя бояре древлянские. Сегодня прибыли, хотят с тобой говорить.
У Ольги на мгновение отобрало речь. Древляне? Те, которых она хотела забыть навсегда и сумевших всё же сумели нанести такую глубокую рану. Как посмели они так рушить её жизнь, ломать существующие устои? Княгиня резко подняла руку, вытерла слёзы и холодно взглянув на воеводу, сказала:
— Я приму их, выслушаю, но хорошего от меня пускай не ждут. Забыли наши законы. За жизнь — жизнь.
Впервые Свенельд видел Ольгу такой — надменной, холодной, решительной.
— Скажи им, что зову завтра для чести великой. Мол, зла не держу на них.
— А ещё им скажи…
*
Древляне стояли в Людной палате и ждали княгиню, но кресло её пустовало. Роптали мужи древлянские, разговоры вели промеж собой вполголоса:
— Мужа её убили… Так он как волк расхищал и грабил, а наш князь хороший, потому, что ввёл порядок на древлянской земле. Такой порядок и здесь был бы.
Вошёл Свенельд и передал слова княгини, что Ольга рада будет их видеть.
— Хочет воздать княгиня вам честь перед людьми своими: завтра садитесь в ладью, а лучшие мужи Киева принесут вас к княжескому терему, где и воздадут вам честь по праву.
— Согласна ли княгиня замуж выйти за князя нашего?
— Думает она, завтра ответ услышите.
Радовались древляне и только воевода Стемид молчал. Не мог понять он такой покладистости Ольги. Об этом и сказал Малу, который вместе с Алексом вечером вернулись из города. Они обошли северную часть, не пропуская ни одной улицы, вглядывались в лица проходящих женщин, но Любавы среди них не было. Договорились, что пока бояр будут чествовать у Ольги, они завтра осмотрят южную часть города. И если бы Мал меньше думал о сестре, его бы тоже как и Стемида насторожила покладистость Ольги, но ни капли сомнений не появилось в его голове: он помнил её доброй и милосердной, забывая о том, что жизнь и обстоятельства могут неузнаваемо изменить человека и не обязательно в лучшую сторону…
Наступила ночь, но спокойствия она не принесла. Алекс всё-таки надеялся как впрочем и Мал, встретить в Киеве Любаву. Эта надежда теплилась где-то глубоко в душе, но она угасала как свеча на ветру и он уже почти не надеялся, что когда-нибудь он встретит княжну…
Вода укачивала и скоро все уснули. Они даже стражей не выставляли, видя такую доброту и сговорчивость Ольги.
Когда стало светать, Мал разбудил Алекса и они, одев плащи, вышли на берег.
С рассветом просыпался киевский люд, на базары выносились разные товары: керамику, ткань, ювелирные изделия, шкуры куниц, белок. Всё это обменивалось на продукты, изделие на изделие. Люди торговались, споря до хрипоты, отстаивая свой интерес. Здесь можно было узнать о многом и о многих. Сюда и хотели попасть друзья, чтобы утвердиться в мысли продолжить поиски Любавы или прекратить их. Мал строго- настрого приказал древлянам Ольге не перечить, вручить ей дары и просить от его имени стать княгиней земли древлянской.
Когда солнце поднялось над горизонтом, к реке подошли дружинники во главе с воеводой.
— Зовёт вас Ольга для чести великой и чтобы вы не пешком шли, ни на лошадях ехали, а таких дорогих гостей мы в вашей же ладье к терему понесём.
Ещё раз порадовались древляне за ум княгини и за всепрощение, которое ей подарили боги.
Сидели в ладье, свысока поглядывая на горожан. Тяжело в гору нести киевлянам ладью и Стемид даже попытался остановить их. Зачем им такая честь? Ноги есть. Сами могут пройти этот путь.
На подходе к княжескому терему, по обе стороны дороги стояли люди, молча смотрели на эту процессию.
Алекса и Мала удивили почти пустые улицы, изредка можно было увидеть прохожего. Остановив одного из них, князь поинтересовался, не праздник ли какой у них где, что люда в центре не видно.
— Да все, кто может ходить к княжьему двору пошли. Сказывают, что Ольга одаривать гостей- древлян будет. А подарки такие, что вовек ни они, ни дети их не забудут, — засмеялся мещанин.
Алекс вспомнил, что должно было случиться. И хотя Мал решил продолжить поиски Любавы, он потянул его к княжескому терему.
— Быстрее, Мал, быстрее, может ещё успеем что-то сделать, — запыхавшись от быстрого бега, кричал Алекс.
— Постой, я ничего не понимаю…Куда мы так спешим? Вечером узнаем ответ Ольги.
Алекс пропихивался через толпу, которая молча за чем-то наблюдала. А когда смог увидеть то на что смотрели люди, ужаснулся. Посреди двора была вырыта большая, глубокая яма и ладью с древлянами несли прямо к ней. Он видел лица людей с которыми не так давно познакомился. На одних было недоумение, на других, которые уже всё поняли — ужас. На крыльце терема стояла княгиня Ольга. В длинном, белом, расшитом платье с тонкого полотна и под цвет этой одежды было её лицо. Белое, ни слезинки, губы, без кровинки, сжаты в тонкую нить. Махнула рукой, требуя тишины.
— Хороша ли вам честь? — спросила у древлян.
Те молча стояли в ладье, которая привезла их из дому к своей смерти. Алекс повернулся назад и увидел глаза Мала, который непонимающе смотревшего на происходящее. Вдруг ужас исказил его лицо. Многое видел этот воин, не раз встречался лицом к лицу со смертью, но такого он даже не мог себе представить.
Мал, прибежав за непонятно почему встревоженным Алексом, нашёл глазами Ольгу и рассматривал её издали. Ведь сколько прошло времени и такие чувства были между ними… Княгиня почему-то стояла очень бледная и Мал даже заволновался не больна ли она. Но услышав внезапно установившуюся тишину, перевёл глаза на знакомую ладью и сразу же всё понял.
Княгиня взмахнула рукой и ладья вместе с людьми обрушилась в яму. А следом полетела земля. Их живьём закапывали, наказывая за смерть Игоря, хотя никто из приехавших сюда древлян в том не прилагал свою руку.
Но уже видно ненависть к этому народу переполняла вдову, да и решила в назидание другим племенам жестокость такую учинить, чтобы не смели впредь головы поднимать…
Старики встречали смерть молча, но среди древлян было два отрока, друзей Любавы, которые сами вызвались искать девушку.
Алекс не думал, что эти дети так стойко будут встречать свою смерть. Они взялись за руки, а Стемид их приобнял, прижал к себе. Только широко раскрытые глаза выдавали их ужас от происходящего.
Алекс, чтобы не видеть этой трагедии, отвернулся к Малу. Тот смотрел на Ольгу и лицо его искажала гримаса боли, а во взгляде было восхищение.
— Вот моя княгиня, — услышал шепот Мала Алекс и даже почему-то не удивился, Он вспоминая историю, понимал: жестокость и жесткость, клыки и когти — это была власть, это было первое тысячелетие из многих других…
Люди расходились, посмотрев на зрелище, которое немного разнообразило их такую размеренную жизнь.
У Алекса подкашивались ноги. Нет, он был мужчиной, но мужчиной мирного времени, когда нечего было делить. Ссоры между людьми случались, но так, по мелочёвке. Вспомнил, что когда- то поссорился с Надей, своей девушкой и очень из-за этого переживал. Обидно было когда на международном конкурсе получит второе место за свой проект, потому что в глубине души надеялся на первое. Да и все в группе наперебой расхваливали его.
Теперь это показывалось такими мелочами по сравнению с увиденным… И удивительно было слышать слова Мала, ещё совсем недавно ни о чём не думающем, кроме поисков сестры.
— Знаешь, Алекс, теперь я очень жалею, что в своё время послушал бояр и отца. Я ведь до сих пор думаю о ней. И никто из женщин так и не смог затмить в моём сердце её образ. Ах, какая женщина! Она просто рождена быть княгиней и чтобы все поклонялись ей, а она только кивала головой в знак одобрения или непринятия. Я попытаюсь снова завоевать её любовь. Она будет моей, попомнишь моё слово. Жаль, что у нас ни ладьи не лошадей. Пойдём на торг высмотрим тебе лошадь, а я останусь здесь. Поедешь, друг в город, найдёшь воеводу и отдашь грамоту, которую напишу.
— Поедем вдвоём домой, нечего тебе здесь делать. Боюсь я за тебя. Ты же видел, что Ольга сделала с твоими земляками. Тебе просто повезло, что тогда не был с ними. А как же твоя сестра, ты ведь не откажешься от её поисков? Я сам ведь не найду её — здесь всё ново для меня…
Мал смотрел на Днепр и не понятно было, о чём думал этот древлянский князь. Может о том, что жизнь так коротка и хочется в ней испытать всё, а в первую очередь любовь. А может передумал оставаться, вспомнив о том, что ждёт его древлянская земля, его народ. Его отечество, где с таким трудом устанавливал законы, соединяя ими людей.
Оказывается совсем не о том были его мысли.
— Когда я женюсь на Ольге, значит жертва, которая была сегодня не напрасна. Если бог Сварог решит, что я и моя земля достойны Ольги — принесу ему большие пожертвования в благодарность за его помощь. Когда же мои мечты останутся только мечтами и я погибну, то я буду не один, а вместе с моими друзьями, погибшими сегодня.
Видя такое настроение Мала, Алекс понял, что в первую очередь тому нужна дружеская поддержка, нужна была родина, чтобы подпитаться энергией её лесов, полей, озёр… И постараться жить дальше.
— Боюсь вызвать твой гнев, но всё же скажу — остынь немного. Ещё раз вспомни как поступила она с древлянами. Ведь наверняка многих она знала, но рука не дрогнула заживо их похоронить.
— Не она это сделала, не она, я знаю. Бояре киевские думают, что слаба она и отхватить хотят побольше земель, пока она в горе. Это у них, у бояр и воевод свои законы: если убьёт муж мужа, то мстит брату брат, сыну — отец, отцу — сын. За смерть всегда смерть.
— Тогда на что ты надеешься, Мал? Остались те же воеводы и те же бояре, та же Ольга… Неужели думаешь, что оттает её сердце и впустит тебя к себе? Невольна она. Княжить придётся ей, пока сын не подрастёт. И Олег и Игорь приумножали киевские богатства, присоединяли земли других племён. А Ольге придётся трудно, ведь нужно будет хотя бы удерживать эти земли, пока к власти не придёт Святослав, а тот будет великим воином, он покажет где раки зимуют и печенегам, и хазарам, и коганам.
Алекс почти кричал, размахивая руками, стараясь переубедить Мала, но внезапно взглянув на него увидел широко раскрытые, удивлённые глаза древлянского князя.
— О чём ты? Святослав ещё мальчик, откуда ты можешь знать, что будет?
— Да это же и так понятно — какой сын, такой и отец.
— А откуда ты знаешь об Олеге и Игоре, князьях киевских, о делах их?
— Ты забыл, что странник я. Ходил много и слушал. Кое — что знаю.
— А что будет, не знаешь?
— Об этом не знает никто, но думаю, что твоя попытка мира с Ольгой ни к чему не приведёт. Сердце женщины растопить можно, а сердца бояр, которые тянут жадные руки в казну княжескую вряд ли. Остынь немного, Мал, подумай. А думается всегда легче, если есть с кем обсудить. Забыл ты о сестре своей, Мал. Может, жива и ждёт тебя… А пойти сейчас к Ольге — это самоубийство. Смерть в бою — честная смерть, самоубийца — трус. По закону русских людей такого и после смерти ждёт вечное проклятие, стыд. Ты помни себя, Мал.
Алекс понимал, что ему постоянно нужно быть на древлянской земле, там где покоится на дне озера его корабль. На Земле наверняка увидели сбой системы и он верил, что за ним прилетят. А прилетят туда, где его сейчас нет. Очень хотелось домой к друзьям, к нормальному человеческому быту. Но если он не уговорит Мала, всё может закончиться плачевно для них обоих. Алекс посмотрел вокруг — они уже давно стояли одни. Люди разошлись, дети которые как груши висевшие на деревьях и смотревшие на казнь, нашли другие занятия.
Снова на Подоле, возле реки кипел торг. Издали было видно многолюдную толпу, которая заполняла большую площадь, посредине которой стояло высеченное из дубового бревна подобие животного и человека.
Туловище было человеческим с большой, почти женской грудью. Длинные руки опускались ниже колен. Голова была похожа на голову животного, кроме глаз и носа. Рот растянут до больших ушей, из него выглядывали острые клыки, а над головой торчали железные рога.
Это был Велес — бог торговли. Перед ним, на каменном жертвеннике горел огонь, на который жители клали свою дань: мёд, просо, ячмень, воск.
Возле Велеса играли на свирелях и били в бубен жрецы. Огонь горел и днём и ночью, это они подкладывали туда дрова.
Товар отдавали за товар: пшеница за соль, мёд. Мёд за лошадей…
Туда и поспешили Мал и Алекс. У Мала были в запасе гривны и резы — кусочки серебра, нарезанные с прута. За них он и хотел купить лошадь. Пока князь ходил приценивался, Алекс был рядом, рассматривал и слушал. Ему было всё интересно, всё ново. Смотрел на этот театр, где каждый что-то покупал или продавал, а третий просто ходил, смотрел, а потом спонтанно вступал в торг. Алекс даже немного отстал, настолько всё было живо и интересно. А Мал уже заинтересовано разглядывал белого жеребца: смотрел ему в зубы, поднимал ногу животного и осматривал копыта. Жеребец дико водил чёрным глазом, храпел и отступал от князя. Мал что-то ему сказал, положил руку на холку и, о чудо! Конь присмирел и доверчиво протянул морду, обнюхивая князя. Видно было, что жеребец сейчас занял все мысли Мала. Глаза его озорно сверкнули, он потрепал гриву животного и приобняв рукой голову, чмокнул его в доб. Ну ты и красавец! Уплатив деньги продавцу, он выбрал лошадь и Алексу: покладистую, гнедую. Потом купили для лошадей сбрую и отойдя немного, Мал оседлал своего жеребца, а потом повернулся к Алексу. Тот, конечно пытался запрячь свою лошадь, подсматривая, как делает это Мал, но что-то не заладилось. Князь подошёл к гнедой и быстро закончил начатое Алексом, немного насмешливо посмотрев на своего товарища.
— Да я всё пешком. — начал оправдываться Алекс и умолк, почти загипнотизированный тем, как легко Мал вскочил на коня и тот закусил узду, пытаясь сбросить седока, но князь крепко прижал пятки к бокам животного, натянул уздечку и тот успокоился. Стройная фигура царственно восседала на красавце коне.
— Ну быстрее, Алекс, — ты помог мне увидеть то, что я так упорно отметал.
Ты прав, я князь и не по чину мне унижения терпеть. Да, зацепила меня Ольга сильно — забыл о друзьях своих, о земле древлянской, забыл о сестре Любаве. Ей я должен подставить своё плечо, как и обещал своему отцу. А слово своё я умею держать. — Кричал он это уже на ходу.
Ветер развевал его волосы, теребил накидку на плечах. Ноги крепко прижимались к бокам жеребца.
Алекс поставив ногу в стремено он к своему удивлению, тоже довольно ловко сел в седло. Мал уже был довольно далеко и нужно было его догонять. Он пришпорил гнедую и лошадь тихой рысью побежала по дороге.
Как хорошо! — пела душа Алекса. А-ну быстрей, быстрее.
Лошадь почувствовала всадника, она застоялась, ей тоже хотелось бежать. Бежать туда, где есть высокая, сочная трава, подалее от шумных людей и она не уставая, несла всадника всё дальше и дальше.
Алекс догнал Мала и они вместе двинулись в путь, тихо разговаривая между собой.