- Пойдемте, - Эрнё спустился с террасы и двинулся вперед. - Но предупреждаю: вряд ли вы получите удовольствие от этой встречи.
Лавируя между кустами, они заметили человека, сидящего на корточках и уставившегося в землю, и еще прежде чем они подошли, у Отона екнуло сердце от посетившей его безумной надежды.
- Здравствуй, Джас, - заговорил Эрнё, приблизившись. - Чем занимаешься?
Человек, отряхиваясь, поднялся с корточек и уставился на них. Отон расширившимися глазами смотрел на него и не мог вымолвить ни слова: человек был его отец, однако выглядел он так, будто видел Отона впервые в жизни. Руки его были покрыты засохшей грязью, за пояс заткнуты садовые ножницы, но глаза такие ясные, какими не были в прежней жизни, и заметно было, что ему не терпится вернуться к созерцанию почвы, от которого его оторвали.
Наконец, Джас безразлично отвел взгляд от сына и ответил, обращаясь исключительно к Эрнё:
- Погода хорошая. Я посажу сегодня еще кустов десять.
Они заговорили о погоде, а Отон, ослепленный, оглушенный, топтался рядом, гадая: отец сошел с ума? у него потеря памяти? или он зачем-то притворяется, что не узнал Отона? или же это не отец, а просто чертовски похожий на него мужчина? Тут Эрнё сказал, раздельно и медленно, как говорят ребенку:
- Джас, посмотри-ка сюда, на этого юношу. Он хочет с тобой поговорить. Я сейчас уйду и оставлю вас вдвоем. Надеюсь, ты не причинишь ему вреда, тем более что скоро время ужина, - мы ждем вас обоих, - и не успел Отон удивиться странному поведению подростка, как они с отцом остались наедине.
- Ха! - проворчал отец. - Неужели не ясно, что я не стану наносить вред собственному сыну? - Он пошарил за ближайшим кустом, вытащил заступ и ловко воткнул его в землю. - Как ты думаешь, Отон, какой сорт здесь будет смотреться лучше: бордовых или желтых?
- Я... не понимаю, отец...
- Чего тут понимать-то? - недовольно проворчал Джас. - Мне нужно принять решение.
- Ты издеваешься надо мной, отец?! - Молчание. - Я не въезжаю, - уже срываясь на истерику, зачастил Отон, - как ты можешь думать о цветочках, когда я искал тебя, и вот встретил, ведь мы считали тебя погибшим, отец! и я хочу знать, что с тобой случилось, и почему ты ни разу не дал знать о себе, если все это время помнил о нас, и я... - против воли он захлебнулся тем, что четыре года носил в душе.
- Все, выдохся? - сурово спросил Джас. - Теперь послушай сюда. Это было невозможно по одной простой причине: я действительно был мертв. Я и сейчас мертв, и когда вскапываю землю, и когда произношу эти слова. Я смотрю на тебя глазами покойника. Меня не существует.
Он говорил так обыденно, с такой непоколебимой, леденящей душу уверенностью, что Отона прошиб холодный пот, ибо от прозвучавших невозможных слов на него повеяло первобытной жутью и мурашки поползли по коже.
- И все, кто в этом доме, - той же породы. Напрасно ты приехал за мной, сынок, я живу потусторонней жизнью, которая замирает к рассвету и возобновляется с приходом сумерек. Я знаю, о чем ты думаешь: твой отец свихнулся, либо стал жертвой порочной клики сектантов. Но единственная правда - это та, которую я открыл тебе только что...
От дома отделился и величественно проплыл в неподвижном воздухе оглушительный удар гонга. Отец осекся.
- Ужин, - сказал он спокойно, откладывая лопату. - Не стоит опаздывать, да и ты, наверное, голоден. Идем.
И Джас первым направился к террасе, тускло светившейся в сумерках стеклянными боками.
Разговоры в царстве теней.
- Я люблю тебя... - шепот из-за приоткрытой двери повторился, сделался явственней и объемней. - Ты - мое божество, мой единственный идол. Это несправедливо. Я имею в виду твою смерть. Это неправильно - ты и так мертвый. Не умирай, пусть уж лучше я... - и внутри закончили совсем тихо: - ...лучше я умру за тебя.
Отон застыл в неподвижности, стараясь не дышать, и гадая, кто бы это мог говорить такие жуткие вещи и кому? Потом спохватился, что первый же, кто выйдет в коридор, наверняка примет его за шпиона, - и будет прав, хотя, с другой стороны, мог ли юноша знать, какая из дверей ему заказана? Тем не менее, он попятился, под стопой скрипнула половица, и у Отона перехватило дыхание, однако никто не всполошился - в коридоре царила мертвая тишина. Похоже, посетители решили удалиться из комнаты иным, неведомым Отону путем. Не сдержав любопытства, молодой человек приотворил загадочную дверь и сквозь щелочку обозрел помещение: грязноватый паркетный пол, рассохшаяся оконная рама и кругом - хоть шаром покати, только в центре на полу стоял натянутый и готовый к работе холст; впрочем, никакого изображения на нем Отон не заметил.
Он бродил по дому в разгар полудня - маялся бессонницей и бездельем. Обнаружил библиотеку, бар, битком набитый бутылками, а теперь вот мастерскую Жюли. Интересно было бы найти чье-нибудь дневное убежище, подумалось ему... хотя нет, не хочу я находиться рядом с вампиром в момент пробуждения. А еще у них тут где-то должно быть кладбище с безымянными холмиками могил, куда бы мне тоже ни в каком виде попасть не хотелось...
Тьфу, что за глупости! Отон потряс головой. Его не тронут, раз сам мейстер пообещал, поклялся в этом отцу.
Бендик-младший, вздыхая, побрел назад. Третий, изученный им этаж был последним: голые стены, запах брошенного жилья, на окнах - ни тряпочки, да золотистая пыль, попавшая в сноп ярких солнечных лучей. Отон поспешил вниз, но внезапная мысль остановила его на середине лестницы: неужели я настолько пропитался этим... всем, что мне тоже неуютно находиться на свету? Задрав голову, он вгляделся: слабое радужное сияние, добравшееся до лестничного пролета, казалось совсем не опасным, умиротворяющим, чем дальше книзу, тем скуднее становилось освещение, и уже подножие лестницы терялось в сухой темноте, шелушащейся лаком и известкой. Словно дорога в царство Аида, подумал Отон, возобновляя спуск, - и понял, откуда пришла ассоциация. Совсем близко наигрывали на рояле знакомую мелодию.
На осторожный стук изнутри резковато ответили:
- Войдите! - Голос был женский, незнакомый. Молодой человек толкнул тяжелую створку, вступая под сень строгих деревянных шкафов, до потолка забитых толстенными громоздкими томами. Девушка, стоявшая к нему вполоборота, рассеянно водила пальцем по запыленным корешкам. Это была смертная, вне всяких сомнений: лет двадцати на вид, высокая, слегка сутулая, темноволосая, без каких-либо следов косметики на лице.
- Здравствуйте, - растерянно сказал Отон и про себя подумал: вот еще сюрприз - не отвык ли я вдобавок от нормального общения?
- Вы - Отон? - спросила она вместо приветствия и наконец-то подняла на него глаза - два золотистых ободка в серую крапинку. - Меня зовут Клара Хоффмайер. Будем знакомы.
Девушка протянула ему загорелую руку, и Отон, глядя на ее маленький волевой подбородок и ощущая крепкое пожатие, словно пробуждался от телесного сна.
- Очень приятно, - пробормотал он. Клара, однако, медлила, не выпуская его ладони. Ее ноздри дрогнули.
- От вас исходит запах солнца, знаете, как от раскаленной крыши...
- Знаю, - с внезапной уверенностью заявил он, хотя никогда не обращал внимания на то, как пахнет черепица в полдень. - А от вас - розами. Наверное, белыми.
Клара улыбнулась.
- Наверное, так пахнет все, принадлежащее этому дому, - тут она отодвинулась в сторону, будто очнулась и только что поняла, где находится. Собственно, я зашла ненадолго...
Вот, подумал Отон, ей уже неловко со мной, - и погрустнел. Клара поправила волосы перед зеркалом и повернулась к нему.
- Я ухожу. Вы меня не проводите?
"Нет, показалось", - подумал Отон, видя ее ласковый взгляд.
- А вы часто сюда забегаете?
Девушка кивнула, но как-то задумчиво, нерешительно, и до самого крыльца они хранили настороженное молчание. Только у выхода она снова заговорила:
- Мой дед работал у Эрнё управляющим. А я - апостол пятой розы, только не спрашивайте, что это означает, еще слишком рано вам что-либо понимать, - и безо всякого перехода добавила: - У вас какая группа крови?
- Третья, - покорно ответил юноша, надеясь задержать ее подольше.
- А резус?
- Положительный.
- Ну... - Клара поколебалась, - возможно, мы увидимся скорее, чем вы думаете!
Когда она спешила по тропинке прочь, ее платье поминутно путалось в колючих розовых плетях, и Отону, который до последнего следил за Клариным уходом, почему-то было жаль шелковистой ткани. Уже сделавшись малоприметной точкой в отдалении, она обернулась и помахала ему рукой. Молодой человек сложил руки рупором и прокричал:
- Мы увидимся в любом случае, обещаю вам, Клара! - а потом еще долго стоял возле крыльца, засунув руки в карманы и бессмысленно насвистывая бравурный марш.
Близко к сумеркам его подстерегла еще одна, малоприятная встреча.
- Значит, вы обследовали дом, - сказал человек из тени, которого Отон сначала не заметил, и сколько ни бился потом, не сумел найти, где состоялся их разговор в этом саду, по которому он блуждал ошалевший, словно ошпаренный.
- Мне не спалось, - Бендик демонстративно не удивился, - а вы тоже апостол?