— Я?! — прошипела Рита и вдруг шарахнула кулаком по столешнице так, что легкий плетеный столик едва не опрокинулся, а одна из пустых тарелок соскользнула на пол и закружилась там в дребезжащем затухающем танце. Охранники вздрогнули, и самый нервный из них вновь выхватил пистолет, а Витя-ботаник подался вперед с искренним любопытством на лице, жаждая уловить хоть слово из разговора, но брошенный вскользь огненный взгляд Дмитрия вернул его на место. — Ты, который смотрел тогда, как он меня… в чем мать родила по гостиной!.. — кулак снова ударил по столешнице, — как привязывал… и ремнем… и плетью!.. а потом при вас!.. — а вы ржали, вы все смеялись, вам так было весело, правда, Дима?!.. — она жарко задышала. — И ты еще мне смеешь!..
— Да я же уже извинялся! — Гельцер швырнул окурок через всю комнату, и Витя, наклонившись, аккуратно поднял его и затушил в стоявшей в углу на тумбочке пепельнице. — Сколько еще можно?! Мне теперь всю жизнь извиняться?! Я же говорил — мы тогда все напились жутко, никто ничего не соображал, иначе я бы конечно не допустил подобного…
— Ты бы смог возразить Косте? Ты никогда не смел ему возразить, никто не смел! Ты был рад, когда все так вышло, не правда ли?!
Роман почти не слушал, что они говорили — различал только интонацию, а в голове по кругу летали недавние слова Гельцера, и он смотрел на Риту, раскрасневшуюся от ярости, и воздух вокруг нее, казалось, искрился и потрескивал. Даже сейчас, когда ее губа была разбита, спутанные волосы спадали на плечи неряшливыми прядями, зелень в глазах, вновь лишившихся синевы, казалась выцветшей и блеклой, а лицо стянуло от ненависти, она казалась необычайно привлекательной — привлекательной до горечи, до отчаяния — и столь же необычайно далекой — дальше, чем тогда, много дней назад, на берегу Шаи, где он увидел ее впервые. Кто сказал, что красавицам, угодившим в плен к чудовищу, так уж необходим рыцарь-освободитель? Иные красавицы могут рассвирепеть до того, что сами отправят чудовище на тот свет, унаследовав свободу и состояние чудовища. «Она всегда давала сдачи», — сказала про нее Майя. Конечно, и сдачи, как правило, дают собственноручно, порой обставив дело так, чтобы обошлось без последствий. Денис приехал в облике темноволосой женщины, которая, наверняка, почти сразу же исчезла где-то в доме, а в нужный момент из этого дома вышла Рита, присоединившись к пьянке, — наверняка в тот момент, когда Горчаков уже совершенно не обращал на жену внимания — присутствует — и ладно. Неизвестно — да и неинтересно, сам ли он пошел за дом, или Рита его туда как-то выманила, известно лишь, что все получилось — Рита убила мужа и Рита же осталась чистой, незапятнанной, потому что все время была у всех на глазах.
Он поверил. Не тому, что сказал Гельцер, не тому, как он это сказал, а тому, что появилось в ее глазах после сказанного. Это была правда. И книгу, которую начало претворять в жизнь нечто, написал убийца. Человек, который познал смерть другого собственными руками, собственной душой, человек, совершивший то, что исправить невозможно, пусть даже и незачем. Человек, который знает, о чем пишет.
Они все еще что-то шипели друг другу, ругались, и Роман не понимал, какой в этом смысл. Он рассеянно взглянул на стол и заметил, что пичак, лежавший поперек тарелки, исчез. В его сознание вновь ворвался голос Гельцера, рассыпался на слова.
— …понимаю, с чего он вдруг на это пошел? Как ты его уломала? Он был шизанутый, твой братец! Тебе известно, что это он сдал тебя Горчакову оба раза, когда ты с его помощью пыталась удрать? Костя мне потом рассказывал об этом, долго смеялся. Между прочим, он ему за это заплатил — и неплохо. Денис был психом, и ты теперь, небось, такая же! Ты что же — из-за того прошлого дела решила меня на тот свет отправить?! Собственность свою вернуть? Так официально она и так твоя!..
— Что ты несешь?! — Рита вскочила и пинком ноги отшвырнула кресло. Гельцер насмешливо повторил ей то, что недавно заявил Роману, и Рита отреагировала примерно так же, как и Савицкий, только куда как менее культурно. После чего шагнула к Роману, не глядя на него. С тех пор, как Гельцер заговорил о ее муже, она не посмотрела на Романа ни разу, словно его здесь и не было.
Дмитрий схватил ее за руку и дернул обратно, одновременно сделав знак одному из охранников. Рита вывернулась, но как-то вяло, скользнула взглядом по пистолету в руке другого охранника, направленного Роману в голову, и застыла. Гельцер забрал оружие у подошедшего, посмотрел на него чуть недоуменно, словно не мог понять, что это такое, потом снял пистолет с предохранителя, развернулся к Савицкому, и тут Рита неожиданно хихикнула, и Роману показалось, что она намеренно сделала этот смешок предельно глупым и издевательским.
— А каково это, а, Дима?! Хреново наверное не понимать собственных поступков?! Ты, всегда такой рациональный, такой практичный, теперь не можешь понять, что ты делаешь и для чего! Ты тратишь время и деньги на то, что тебе на самом деле не нужно, но ты не можешь остановиться! Ты даже взял пистолет. Ты просто хочешь его подержать или пальнуть мне в голову?! Ведь это я, по-твоему, всему виной!
Дмитрий бледно улыбнулся, явно пытаясь взять себя в руки, и в этот момент Роман громко спросил:
— В этом доме много охраны, Гельцер?
— О, решил-таки поучаствовать в разговоре? — бросил Дмитрий, поднимая руку с оружием. — Не беспокойся, достаточно, а теперь, поскольку…
— Зови их всех сюда! — глухо произнес Савицкий. — И поживее, если хочешь жить! Хотя, боюсь, тебя это уже не спасет.
— Да неужели?! — Гельцер, улыбаясь уже увереннее, развернулся к нему, направив дуло пистолета Роману в переносицу, и рука его, явно не привычная к оружию, ходила ходуном. — И что же, интересно, ты сможешь сделать — плюнешь в меня дротиком или ядом, а? Что ты сделаешь?!
— Не я, — Роман мотнул головой куда-то в сторону дверей. — Он.
Гельцер обернулся, и в тот же момент Рита, издав жалобный возглас, попятилась к Роману, не сводя широко раскрытых глаз со светловолосого парня лет восемнадцати, который медленно и даже как-то торжественно шествовал через комнату мимо охранников, стоявших неподвижно, равнодушно глядя сквозь него. На Денисе был светлый серебристый костюм. Руки он спрятал в карманы брюк и внимательно смотрел на Гельцера — только на него одного, словно других вовсе не существовало на свете. И он не улыбался. Но и злости на его лице не было. Спокойное, слегка сосредоточенное лицо человека, который идет выполнять обыденную работу.
— Малый, ты кто такой? — изумленно спросил Дмитрий, и Роман понял, что дело плохо — во всяком случае, для Гельцера. — Как сюда попал? Чего вы стоите — заснули?! — рявкнул он удивленным охранникам. — Выкиньте его отсюда!
— Кого, Дмитрий Степанович? — недоуменно спросил ботаник, оглядываясь по сторонам.
— Ослеп?! — Гельцер вытянул левую руку в сторону задумчиво идущей фигуры, одновременно поднимая правую с пистолетом. — Этого парня!
— Но там никого нет, — осторожно произнес Витя. — Или вы про…
— Господи! — прошептал Гельцер и попятился. — Денис? Но ты же умер! Тебя похоронили!
— Не дай ему схватить тебя за руку! — крикнул Роман, уже зная, что совет бесполезен. Впрочем, кто знает… Гельцер, конечно, сволочь, но смертей и так уже было слишком много. — Он за тобой пришел!
Рита скользнула ему за спину, и Роман почувствовал легкую боль в правом запястье — верно сгоряча полоснула не только по веревке, но и по коже. Один из охранников, самый нервный, всполошено заорал:
— У нее нож!
Вскинув пистолет, он выстрелил, но Савицкий, чьи обе руки уже были свободны, слетел со стула и, перехватив Риту, дернул ее в сторону, краем уха услышав, как где-то рядом звякнул уроненный пичак. В тот же момент Гельцер тоже начал стрелять, пятясь к окну и всаживая в голову идущего к нему Дениса, который вытащил руки из карманов и медленно поднимал их, пулю за пулей, и те пролетали насквозь, не причиняя ни малейшего вреда, и вышибали из стены щепки и пыль. Охранники во главе с ботаником всполошено кинулись к нему, очевидно решив, что хозяин неожиданно сошел с ума, а от Лозинского, вырастая из глаз, из груди, из кончиков чуть шевелящихся пальцев, уже тянулись, свиваясь и раскачиваясь, сонмы черных туманных нитей, и, извиваясь, плыли по воздуху к Гельцеру, а ничего не понимающие охранники мельтешили перед ним — не без осторожности, чтобы попасть под пулю. И только Витя, предоставив остальным разбираться с хозяином и его припадком, решительно метнулся вслед за Ритой и Романом. Пистолета у него не было, но и без оружия ботаник представлял достаточно серьезную угрозу. Углядев его, Савицкий развернулся, одновременно пихнув девушку себе за спину — туда, где были двери, нырнул вниз, уходя от удара мощнейшего кулака, и сцепленными руками ударил в солнечное сплетение, отчего над ним сдавленно охнули, тут же дернулся в сторону и, упредив новый порыв Вити, отклонившись, перехватил за правый локоть и плечо и продолжил его движение, самую малость поправив, и ботаник по инерции понесся вперед. Но тут откуда-то выпрыгнула Рита и все испортила, взвившись в прыжке и впечатав босую ступню в середину позвоночника охранника, отчего ботаник, вместо того, чтобы просто стукнуться о стену и ненадолго отключиться, влетел в нее с размаху и безжизненно ополз, оставляя на светлом дереве густо-красную полосу, а сама Рита, отброшенная собственным ударом, обрушилась на пол, шипя от боли. Роман раздраженно подхватил ее и обернулся, глядя сквозь ползущий и к ним черный клубящийся морок.
Гельцер уже выпустил последнюю пулю, швырнул пистолетом в Дениса, и отчаянно замахал руками, отбиваясь от извивающихся нитей, словно от роя ос. Очки косо сидели на нем, недавно тщательно зачесанные назад темные волосы стояли торчком, холеное лицо исказилось — то ли от страха, то ли от негодования.
— Уберите его! — орал он. — Вот же он, вот, дебилы!
Денис грациозно проскользнул между двумя охранниками, одна его рука с шевелящимися пальцами, таща за собой плавно перетекающие в воздухе туманные хвосты, протянулась и цапнула Дмитрия за машущую руку, и в тот же момент Гельцер расслабленно застыл, слабо улыбнувшись, и взглянул на Дениса уже другим взглядом. Невесомые извивающиеся нити тянулись наискосок через комнату, связывая четверых воедино, раскачивались вокруг Гельцера и осторожно трогали стоящих перед ним охранников, словно проверяя их на вкус.
— Дмитрий Степанович? — взбудораженно спросил один. — Что? Прошло?
Гельцер вяло кивнул, и вслед за этим раздался звук чего-то рвущегося и сырой треск. Его голова приподнялась, потом медленно запрокинулась, почти коснувшись спины затылком, и на шее распахнулась длинная зияющая рана, из которой спросившему туго хлестнуло ярко-алым прямо в лицо, и тот отскочил с диким воплем, судорожно утираясь. Одно мгновение Гельцер стоял неподвижно с повисшей в воздухе вытянутой правой рукой, и не было уже рядом с ним Дениса, и исчезли бесследно черные туманные нити. Потом Дмитрий качнулся и ничком рухнул на пол, и от удара голова, державшаяся уже лишь на лоскуте кожи, оторвалась, откатилась на метр в сторону, несколько раз перевернувшись, и застыла, прижавшись щекой к деревянному полу, словно к подушке. В глазах, которые, казалось, еще жили, еще подрагивали в глазницах, застыло тихое умиротворение. Очки с Гельцера так и не слетели. На чисто выбритом подбородке, как живые, свернулись несколько капель крови, ровные зубы поблескивали между разошедшимися сереющими губами.
Роман не стал смотреть дальше — развернулся и распахнул дверь, вытолкнув белую от ужаса Риту, тотчас же дернул ее в сторону и нанес короткий удар в появившееся перед ним удивленное лицо Игорька. Обладатель лица отлетел назад и шлепнулся на пол, из оставшейся за спиной комнаты что-то завопили, послышался топот бегущих ног. Не дожидаясь, пока не уберегшие Гельцера толпой вывалятся следом, жаждая узнать, что произошло и отомстить за утраченного работодателя, Роман побежал по широкому короткому коридору мимо закрытых дверей, волоча за собой хромающую девушку. Плохо было то, что он понятия не имел, куда бежать. Судя по виду из окна, они были на втором этаже, но только на втором этаже чего?
Из двери, в которую упирался коридор, навстречу ему выскочил еще один — точная копия бегущих следом. Не останавливаясь, Роман, перехватив Риту спереди поперек плеч, крутанул ее себе за спину, и, пригнувшись, отбил метнувшуюся руку и смел человека, как кеглю, тут же перепрыгнул через него и рванулся дальше, крепко держа Риту за запястье. Лежавший извернулся, попытавшись было схватить мелькнувшую мимо девичью ногу, но промахнулся, а Рита, скакнув в сторону, с размаха приземлилась пяткой на то место, на которое наступать мужчине особенно не рекомендуется, и под аккомпанемент болезненного вскрика перемахнула оттуда на пол.
— Стоять! — заорали сзади, грохнул выстрел, потом кто-то другой смешно пообещал: — Хуже будет!
«Теперь-то вам чего? Или и вас коснулся тот туман, и теперь и вы часть веселой истории?» — рассеянно подумал Роман, выскакивая в следующую дверь и оказываясь к своей радости на лестничной площадке. Наверх по ступенькам решительно бежал человек, и Роман уже было приготовился отшвырнуть его в сторону и уже замахнулся локтем на бегу, но в следующее мгновение опустил руку и, чуть притормозив, приветливо кивнул. Он бы с удовольствием пожал ему руку, поскольку не видел лет десять, но времени на это совершенно не было.
— Ромка! — воскликнул рыжий парень в черном свитере и джинсах. — Ты-то тут откуда?! Тебя ловят?
— Работаешь на Гельцера?!
— Похоже, уже нет. Ты?
— Нет. И не она.
— От лестницы направо. Открыто. Два катера — три человека, — он пихнул Романа в спину, придавая ему ускорения, хотя в этом и не было нужды, и ухмыльнулся промелькнувшему мимо ошарашенному лицу Риты. — Привет.
Совершив эти действия, рыжий привалился к стене и начал оползать со страдальческим видом, с болезненной задушевностью сообщив вылетевшим из распахнутой двери:
— Сволочь!.. по яйцам!.. убью гада!..
Роман этого уже не услышал. Достигнув распахнутой входной двери, украшенной красивой резьбой, он толкнул Риту вправо, так что та легко стукнулась спиной в стену, одновременно сам скользнул влево, проделал почти неуловимое движение руками, и вскочивший в дверь человек полетел кувырком, взвыв от боли, и прежде, чем его тело коснулось пола, Савицкий снова схватил Риту за руку и выбежал на улицу. Затекшие от стягивавших их веревок и неудобного положения руки все еще болезненно ныли, возмущенные, что их в таком состоянии заставляют совершать столь затейливые действия. Руки отчаянно не желали участвовать в драке и вообще брать на себя какие-то физические нагрузки. Боль скрежетала зубами и в затылке, и в голове появлялось знакомое ощущение мутноватой тяжести.
Рыжий не обманул — в десятке метров от дома, застенчиво спрятавшегося среди берез, действительно располагался крохотный причал, возле которого покачивались два катерка. В одном сидел человек и о чем-то пререкался с другим, стоящим на причале и отвязывавшим швартовы, третий стоял возле сваленных на траве удочек и деловито вытаскивал из большого холщового мешка трепыхающуюся рыбу. На вновь прибывших они отреагировали довольно вяло, только тот, кто занимался рыбой, выпрямился и, ткнув в направлении Романа и Риты указательным пальцем, хозяйским тоном спросил:
— Вы еще кто такие?!
— Стоять! — закричали из покинутого дома, снова грохнул выстрел, и из ствола березки в полуметре от Риты полетели щепки. Спросивший мгновенно повалился лицом в траву, закрывая голову руками и что-то крича, отвязывавший швартовы отшвырнул трос и бросился навстречу Роману, в то время как третий, сидящий в катере, запустил двигатель, быстро оглянувшись. Это был тот человек, который принес покойному Гельцеру на показ язя и, судя по выражению его лица, рыбак намеревался сию же секунду удрать от греха подальше.
Савицкий отпустил девушку, и та тотчас же наклонилась к удочкам. Времени уточнять, зачем они ей понадобились, не было — катер разворачивался, а подбегавший имел грозный вид и совершенно недвусмысленные намерения. Угадав уловку Романа, он не дал ему ни уйти от удара, не перехватить руку, а в свою очередь сам скользнул чуть в сторону и, нанеся удар, вывернул руку Савицкому, так что они оба развернулись лицом к подбегавшим. Те уже больше не стреляли, но оружия никто из них не спрятал. Роман дернул головой, ударив противника в лицо, отчего ему показалось, что в его собственном затылке что-то взорвалось, одновременно сделал подсечку, и они оба грохнулись на землю. В тот же момент подоспевшая Рита с размаху ткнула человека рукояткой сложенной телескопической удочки под ребра, и тот, охнув, Савицкого отпустил. Роман тотчас же вскочил, попутно прихватив подвернувшегося под руку язя. Тот был здоровенным, тяжелым и скользким, но плох тот рыбак, который не в состоянии удержать скользкую рыбину — особенно в экстренной ситуации. Рита уже стояла на краю причала, в отчаянье глядя на отходящий катер. На подскочившего Романа она посмотрела изумленно — не столько на него, сколько на рыбу в его руке, но тот, не тратя времени на объяснения, размахнулся, крепко держа слабо подергивающуюся рыбу чуть выше основания хвостового плавника, и с силой швырнул язя вслед уплывающему катеру, одновременно крикнув:
— В воду живо!
Расстояние было маленьким, а бросок достаточно сильным, и увесистая рыбина, шмякнувшись о затылок водителя, на несколько секунд лишила его возможности ориентироваться. Суденышко, пьяно вильнув, направилось к противоположному берегу. Роман прыгнул в воду на первой секунде, догнал катерок в несколько гребков, миновав бултыхающуюся Риту, забрался по короткому трапу, метнулся к креслам, на одном из которых мотал головой водитель, чуть повернул руль, выровняв катер, после чего перехватил оглушенного водителя за рубашку и пояс брюк, сдернул с кресла, рывком отправил за левый борт, и водитель с испуганным воплем покинул судно головой вперед, нелепо перекувыркнувшись в воздухе. С берега что-то закричали, кто-то выстрелил, и Роман пригнулся, но недостаточно быстро, и по макушке словно чиркнули раскаленным железом. Вяло, где-то в глубине сознания он успел возмутиться — не хватит ли на сегодня повреждений?! — поймал за руку Риту, далеко свесившись за борт, и одним рывком вздернул ее в катер, так что в запястье у нее что-то легко хрустнуло, и девушка взвизгнула от боли. Бросив ее на палубе, Роман кинулся обратно к рулю, крикнув, не оборачиваясь: