Роман вздрогнул, стукнув стаканом о край раковины, и обернулся, недоуменно глядя на мальчишку. По затылку отчего-то пробежал неприятный щекочущий холодок, и Роман невольно провел там кончиками пальцев, будто на затылке примостилось назойливое насекомое. Денис смотрел на него с откровенным интересом, точно ожидал занимательной реакции, и Роману захотелось как следует его выпороть.
— В смысле? На телефоне, что ли? Или она у тебя спортсменка? — кто-то у него в голове облегченно вздохнул — конечно, спортсменка, вот тебе и разумное объяснение — подтягивается на турнике… а ты чего подумал, Савицкий? Вот чего ты подумал? — Висит на турнике, правильно?
Денис замотал головой, и в сине-зеленых глазах Роману почудилась хитринка.
— Нет. На люстре.
Савицкий с грохотом поставил стакан на стол, выплюнул сигарету в раковину, схватил мальчишку за плечи и встряхнул так, что тот лязгнул зубами.
— Малый, тебя кто надоумил меня разыгрывать?! — он встряхнул его еще раз. — Говори, или я тебя так выдеру — неделю сидеть не сможешь! Чьи это шуточки?!
Малыш вытаращился на него во все глаза, сморщился и его рот расползся во все стороны. Он вздохнул, набирая воздух для грандиозного рева, и Роман поспешно отпустил его. Ребенок — это уже было плохо, но плачущий ребенок — это во много раз хуже.
— Извини, ну, извини… — он неумело огладил плечи мальчишки, прижал пальцы к его мокрым губам и тут же убрал, машинально вытерев их о штанину. — Я больше не буду, но и ты не шути, понял? А теперь говори правду — где твоя мать?
— На лю…
— Мальчик, — Роман приложил кончик указательного пальца к его носу, — дядя Рома терпеливый до поры, до времени, но если ты будешь с дядей Ромой шутить, то дядя Рома сильно разозлится. Давай еще раз.
— Только теперь она на полу-у-у, — проныл Денис, скосив глаза на палец Савицкого.
— Кто на полу? Мать?
— Лю-у-устра! А в потолке крючок… и там провода… много проводов… и она висит… и на лице волосы… — мальчишка начал размеренно икать, и Роман опустил руку, ошеломленно глядя на него. — Я хотел на улицу… но она ничего не говорит… и я ушел. С ней скучно. Зачем она туда залезла, а?
Роман встал, схватил стакан со стола и протянул ему.
— На, выпей-ка, — он отвернулся, и его взгляд уткнулся в трубку радиотелефона, лежащую на столе.
Врет пацан, конечно же врет. Кто-то его подучил… сам бы вряд ли такое измыслил — слишком мал… Черт, ну и ситуация!
— Ей, наверное, там холодно, — сказал за его спиной детский голос, потом послышалось продолжительное бульканье. — Она совсем голая.
Роман протянул руку к телефону, выругался вполголоса и отдернул ее. Посмотрел в окно.
Даже, если это и правда, что ты сделаешь, что?
Я тут давно…
Савицкий, это не твое дело!
— Вот что… — неуверенно произнес он, — ты знаешь свой телефон?
Ответ мальчишки был именно таким, какого он и ожидал.
— Нет.
— Хре… ладно, сейчас, — Роман нервно провел ладонью по лицу, — сейчас я позво… нет, сейчас мы пойдем и проверим, и если ты мне наврал…
— Пойдем! — Денис поставил стакан и обрадовано спрыгнул со стула. — А ты мне потом почитаешь?
— Еще как, — хмуро ответил Савицкий, быстрыми шагами идя в прихожую. Пока он завязывал шнурки ботинок, мальчишка стянул с тумбочки свою тетрадь и теперь вовсю крутил ручку нижнего замка, то открывая его, то закрывая. Роман схватил ключи и, не надевая куртку, распахнул дверь и выскочил на площадку. Денис замешкался в прихожей, разглядывая календарь с мчащимся по пустынной трассе роскошным «феррари», и Роман выдернул его из квартиры за плечо. На почти неуловимое мгновение ему захотелось юркнуть обратно в квартиру, оставив пацана на площадке вместе с его проблемами, тетрадкой и придуманной голой мамашей, висящей на люстре, после чего он зло хлопнул дверью.
На улице Денис сразу же начал ныть:
— Дядя Рома, я не могу так быстро!..
Роман чертыхнулся, подхватил его и сунул под подмышку, после чего почти побежал через двор к соседнему дому, хотя не имел ни малейшего намерения не только бежать, а и вообще туда идти. Но что-то заставляло его, может, те холодные лапки, щекотнувшие недавно его затылок. Пацан, конечно же, все выдумал, но все равно Роману было сильно не по себе. Не каждый день к тебе приходят маленькие мальчики и сообщают, что их мама висит на люстре. Он перехватил Дениса чуть пониже, чтоб его свисающие ноги не колотили его по бедру, и спросил на ходу:
— Почему ты пришел именно к моей квартире?
— Не знаю, — почти весело ответил малыш, явно довольный тем, что его несут. — А ты можешь бегом?
«Ремнем! — с наслаждением подумал Роман, снова перехватывая сползающего мальчишку — тот оказался очень легким, но ноша была непривычной и неудобной. — Со всего размаха! Чушь это все, что детей нельзя пороть!»
— Туда, — сообщил Денис, вытягивая руку в направлении первого подъезда. — Только она тебе все равно не откроет.
Роман ничего не ответил и влетел в подъезд, чуть не столкнувшись с выходящей полной женщиной, которая испуганно ахнула и воскликнула:
— Да смотреть же!.. чуть не убил!.. господи!..
Роман, не слушая ее, взбежал по лестнице, поставил мальчишку перед красно-коричневой дверью с золотистой цифрой «4» и вонзил палец в пуговку звонка, огласив гулкий подъезд громким пронзительным дребезгом, напомнившем ему старый будильник школьных годов, который сметал с постели не хуже урагана. Он звонил почти десять секунд, потом опустил руку, слушая, как последняя трель звонка затихает где-то в недрах квартиры. Трель угасла — и все, тишина — ни звука, ни движения за дверью. Роман наклонился к двери, напряженно прислушиваясь, потом, прищурившись, посмотрел в дверной глазок, мутный, словно бельмо слепца. Мальчишка рядом с ним монотонно шмыгал носом.
— Ну, я же сказал! — победно заявил он, когда Роман отодвинулся и грохнул в дверь кулаком, а потом подергал ее туда-сюда. — Она не откроет.
— Просто никого нет дома, — раздраженно сказал Роман — не столько ему, сколько самому себе. — Вот и все.
Собственно, это действительно было все. Пусть изобретательный мальчишка сидит тут и ждет, а он, Роман, пойдет домой. Вообще не нужно было сюда приходить. Пацан бы и сам дошел спокойно — пройти от одного дома до другого — дело нехитрое и для четырехлетнего.
— Она дома, — Денис посмотрел на него каким-то удивительно взрослым взглядом, и по затылку Романа отчего-то вновь заелозили холодные щекочущие лапки. У четырехлетних мальчишек не бывает, не должно быть таких взглядов. Словно ребенок, выйдя из квартиры, что-то вынес из нее в своих глазах, и это что-то…
— Я тебе покажу, — Денис схватил его за рукав рубашки и потянул к выходу из подъезда. — Ты можешь залезть на окно. Я тебе покажу, какое. Скажешь ей, чтобы она спустилась и открыла дверь.
Роман, мысленно ругаясь на чем свет стоит, позволил маленькой руке вывести себя из подъезда. Денис остановился и показал на второе от подъездной двери окно, забранное узорчатой облезлой решеткой и почти полностью спрятавшееся за большим кустом шиповника. Роман неуверенно оглянулся на многолюдный двор и почесал затылок.
— Только этого не хватало!.. Ладно, подожди в подъезде.
— Я буду тут, — Денис плюхнулся на скамейку и тут же заболтал ногами. Савицкий огляделся еще раз и перебрался через низкий заборчик. Прошел между кустиками фиалок, вспугнул кошку, блаженствовавшую под кустом шиповника, ухватился за прут решетки и подтянулся, поставив ногу на выступ. Перехватил прут повыше и забрался на железный подоконник, который тут же предательски грохотнул под его тяжестью.
Бледно-синие шторы на окне были задернуты наполовину, оставляя для обзора пространство шириной чуть больше полуметра, и Роман, держась одной рукой за решетку, а ладонь другой ребром прижав к виску, наклонился, заглядывая в окно, для чего ему пришлось прижаться к решетке лицом. Та была очень холодной и шершавой.
Даже блеклого пасмурного света улицы хватило, чтобы контраст в сочетании с полузакрытыми шторами сделал комнату за стеклом довольно темной, но все же Роман разглядел достаточно.
Женщина, которую звали Оля, не была абсолютно голой. На ней были ярко-красные кружевные трусики, сползшие и лишь наполовину прикрывавшие бледные ягодицы, а на правой ноге — розовый тапочек с пушистым помпоном, который болтался, зацепившись за большой палец. Второй тапочек лежал на полу среди осколков разбитой люстры, место которой теперь занимало человеческое тело, неподвижно висевшее спиной к окну на фоне книжного шкафа. Голова женщины склонилась вперед и влево, и белый толстый провод выныривал из темно-рыжих прядей волос на затылке и тянулся к потолку, захлестнутый за удерживавший люстру крюк. Руки с полусогнутыми пальцами ровно и как-то удивительно безмятежно свисали вдоль бедер, и на правом запястье нарядно блестел золотистый браслет часов.
Он смотрел на нее почти две секунды, которые, казалось, растянулись на годы. Взгляд не охватывал всей открывшейся ему картины, выдергивая из нее отдельные рваные моменты, как дрожащие пальцы вырывают клочки со словами из скомканного газетного листа, и, как Роман ни был ошеломлен, он успел осознать две вещи, прежде чем спрыгнуть с подоконника. Во-первых, женщина под потолком была мертва, причем случилось это не пять и не десять минут назад, и даже не полчаса.