Она повернулась и, сунув ладони в карманы пиджака, неторопливо пошла к двери спокойной, задумчивой походкой человека, прогуливающегося по парку в свое удовольствие.
— Стой! — растерянно и болезненно сказал Валерий. — Майя, остановись, говорю! Не делай все еще хуже!
Майя тотчас повернулась — тонкая, улыбчивая, игривая, очаровательная. Валерий нерешительно двинулся вперед, опуская руку с пистолетом, и она направилась ему навстречу, не сводя с него сияющих глаз, глядящих с неким озорным вызовом. Сейчас она была точь в точь такой, какой Роман видел ее тогда на сцене — не хватало только скрипки. Но и без скрипки она сейчас вела одну из главных партий. Возможно, самую главную, и в тот беспредельно короткий промежуток времени, когда его тело уже начало приходить в движение, Савицкий подумал, что на самом деле Майя никуда не собиралась уходить — такие не сдаются и никого не оставляют за своей спиной, такие всегда доигрывают свою мелодию до конца, чего бы им это не стоило. Не нужно было отдавать Нечаеву оружие, полагаться на его рассудительность. Потому что — и сейчас уже к сожалению, он любит свою жену, и она хорошо знает об этом.
— Всегда ведь можно найти какой-то компромисс, — голос ее прозвучал мягко, обнимающе. — И вправду, Валерик, что мы, как…
Договаривая последнее слово, Майя вдруг ушла вниз и вбок так стремительно, словно была сделана из ртути. Валерий дернулся было следом, но его движения, по сравнению с Майиными, оказались тяжелыми и неуклюжими, а девушка уже выскочила с другой стороны, и одна ее рука метнулась к пистолету, а другая, в которой что-то тускло блеснуло, устремилась к шее Нечаева, и Роман успел перехватить эту руку в самый последний момент, когда лезвие уже коснулось кожи и разрезало ее. Майя с возгласом ярости крутанулась, высвобождая руку, и в следующее мгновение Роману показалось, что на него напал десяток разъяренных змей — движения девушки были настолько неуловимыми и гибко-текучими, что он за ними почти не успевал. Лезвие несильно полоснуло его по плечу, потом Майя рванулась в сторону, явно не оставив своих попыток добраться до пистолета любой ценой, но Валерия там уже не было. Она развернулась с искаженным от злости лицом, легко, даже как-то играючи уклонилась от удара в челюсть, и вместо нее, направленный Роману под подбородок, вдруг словно сам собой выскочил нож, и одновременно с этим раздался грохот выстрела, и где-то очень далеко вскрикнула Рита. Майя дернулась назад, пьяно мотнув головой, и в вырезе ее пиджака, чуть ниже ямки у основания шеи появилась небольшая, брызжущая кровью дырочка. Майя изумленно-недоверчиво посмотрела на что-то за плечом Савицкого, приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, но ее голова почти сразу же запрокинулась, ноги подломились в коленях, и она как-то медленно и удивительно красиво рухнула на паркет, выронив нож с коротким широким лезвием. Пальцы откинутой руки мелко задрожали, дробно стуча ногтями по полу, рука дрогнула, будто в последнем усилии пытаясь дотянуться до ножа, и Майя застыла, приоткрыв рот и пристально глядя в угол кабинета.
Хрипло вздохнув, Роман качнулся вбок и привалился к книжному шкафу, и к нему тотчас подскочила Рита, обхватила, поддерживая, и Савицкий обнял ее, прижав ее лицо к своей груди и не давая смотреть на Нечаеву. Валерий медленно прошел мимо него, и его повисшая рука с пистолетом безвольно болталась, словно тряпичная. Он опустился возле тела жены, и пистолет громко брякнул о пол. Валерий протянул руки к мертвому лицу, тут же отдернул их, вцепился себе в волосы, и у него вырвался жуткий хрипящий звук, будто Нечаева душили. Из неглубокого пореза на шее проворно бежала струйка крови, и красное пятно стремительно расползалось по светлому воротнику рубашки. Валерий вяло смахнул кровь, потом взглянул на испачканную ладонь так, словно не мог понять, что это такое. Роман отпустил Риту, осторожно подошел к нему, сделав ей знак стоять на месте, наклонился и поднял пистолет, и Валерий вяло шевельнул рукой, точно пытался ухватить ускользающее оружие, после чего сел прямо на пол. Его пальцы тронули узкую ладонь Майи, и он сипло произнес:
— Это книга… Не может же так быть… Это книга…
Он поднял голову и пристально посмотрел на Риту, и Роман тотчас молча шагнул в сторону, так что взгляд Валерия уперся ему в грудь. Он совершенно не представлял себе, что будет делать, вздумай сейчас Нечаев наброситься на девушку. Но Валерий отвернулся, и все еще сидящий в кресле Денис тотчас задумчиво сказал, покачивая свесившимися с подлокотника ногами:
— Вот и закончился этот нелепый детективчик — вроде яркий, а на фоне остального почти незаметный. Занимательная история, вполне годится для отдельной книги, а коснулась лишь краем, и всем наплевать, кто кого убил и за что. В Аркудинске таких историй доверху — путаный-путаный клубок, и если начать его распутывать — хватит на целую библиотеку. Жаль, что такой возможности уже ни у кого не будет.
А ты, Ромка, зря вмешался. Хороший был персонаж, сильный, жадный, без всяких сентиментальностей… не в пример тебе и, уж тем более, Валере, который мне уже порядком надоел! Честное слово, будто я ее придумал! У Ритки бы такая не получилась. Мои персонажи всегда были живыми, а ее книги населены слюнявыми мертвецами. Нет… даже не мертвецы — схемы, которые только и умеют, что красиво говорить…
Нечаев, вздрогнув, повернулся, легко вскочил на ноги и одним прыжком оказался возле кресла. Денис недовольно скривился и сбросил с подлокотника одну ногу, стукнув о паркет каблуком ботинка.
— Опять начнешь хватать за горло, старлей?.. Не надоело? А может мне тебя схватить? Опять, а? Тебе понравились ощущения? Понравилось быть куклой? Понравилось быть моим?
Валерий протянул к нему окровавленные подрагивающие пальцы, сжал их в кулак, и его лицо затряслось. Потом он наклонился, уперевшись ладонями в подлокотники, так что оказался нос к носу с Лозинским, и сказал почти шепотом, так что Роман едва разобрал слова:
— А, наверное, больно было подыхать с раскуроченным брюхом, а? Как же так — был такой неуловимый, а какая-то продавщица тебе кишки выпустила?
Глаза Дениса полыхнули ослепительной зеленью, и он, зашипев, оскалился двумя рядами острейших зубов. Вытянувшиеся молочно-белые когти с треском пропороли обивку кресла, и кожа Лозинского пошла рябью, будто под ней извивались змеи.
— Придержи язык! — проревело существо густым басом, привставая в кресле, и Рита, тихо ахнув, дернулась назад и стукнулась о книжный шкаф. Нечаев улыбнулся ему в лицо — мертвенная улыбка-полумесяц, больше подходящая выбеленному солнцем и ветром черепу, нежели живому человеку, после чего выпрямился и отошел к Майе. Снова опустился рядом, осторожно пригладил растрепавшиеся каштановые волосы и прикрыл податливые веки, спрятав остывающее в карих глазах изумление. Роман осторожно коснулся его плеча, и Валерий вяло дернул им, сбрасывая его руку.
— Да… я понимаю… не книга… — тускло сказал он. — Что за бред?.. Я убил Майку… Я убил Майку, — размеренно повторил Валерий, словно вслушиваясь в то, как звучит каждое слово.
Роман молча подтолкнул ногой нож, напоминая о нем, и Нечаев кивнул, коснувшись кровоточащего пореза на шее.
— Знаю… все знаю… но ты, Рома, лучше не л-лезь ко мне… — его ладонь с силой хлопнула по паркету. — Я любил эту суку! Я и сейчас… — он судорожно сглотнул, потом резко поднялся. — Всего ненамного нас опередила… Мы шли с Шевелевского, а она, наверное, с другой стороны острова подошла… потому и не заметила нас, потому и… — Валерий взглянул на пистолет в руке Савицкого, потом судорожно охлопал себя по карманам и вытащил сигареты. — Сидеть здесь… обоим здесь… мне нужно людей увезти. Я должен увезти людей…
— Каких людей? — одними губами произнес Роман и обернулся к покачивающимся оконным створкам, за которыми бушевал ветер. — Ты что — привез их сюда?
— Я? — уголок рта Нечаева дрогнул. — Меня самого привезли. Смотрел и слушал… все…
В этот момент за дверью послышался легкий стук каблуков, и чье-то приглушенное бормотание:
— Да что тут — вымерли все что ли? Бери, что хочешь?
Роман и Валерий моментально передвинулись, загораживая труп, и когда человек уже заглянул в комнату, Роман сообразил, что ему следовало не прятать Майю, а спрятаться самому — причем как можно дальше. Но было уже поздно — человек, появившись в дверях, удивленно посмотрел на него, но в этом удивлении Роман не ощутил ни доли страха — одно лишь сплошное любопытство. Заглянувший оказался хрупкой девчонкой лет двадцати-двадцати двух, с очень короткими обесцвеченными волосами, большеглазой и большеротой, чем-то напоминающей взъерошенного, долгое время недоедавшего воробья. Ее лицо было исполнено предельного негодования и, судя по изменившемуся направлению ее взгляда, адресовано оно было исключительно Нечаеву.
— Вот вы где?! — воскликнула она неожиданно густым низким голосом, совершенно не подходящим для такого миниатюрного, воздушного существа. — Хороши же!.. бросили нас на улице, ничего не объяснили! Между прочим, гроза начинается! Как мы теперь уедем?! Это что — ваш дом?! Или ваш?! — девушка перевела взгляд на Романа. Валерий поспешно кинулся вперед, а Роман, покосившись на Лозинского, который безмятежно развалился в кресле и смотрел на девушку вполне благодушно, не выдержал и спросил:
— А ты кто?
Его смерили задумчивым взглядом, словно девушка решала, достоин ли он того, чтобы доверить ему такую информацию, после чего она с неким вызовом сказала:
— Ксюша! А что?!
— Шайдак? — он взглянул на Дениса, который сидел по-прежнему спокойненько. Роман видел девушку. Она видела его.
Ничего не происходило.
— Да. А чего вам от нас надо? У меня денег не…
Валерий на полуслове молча отмел ее в коридор и с грохотом захлопнул за собой дверь. Несколько секунд в кабинете не было ни звука, ни движения, потом Роман подошел к окну и, оттолкнув одну створку, хищно ощерившуюся стеклянными осколками, взглянул вниз. Причала отсюда не было видно, но неподалеку от дома, под колыхающимися ивовыми ветвями он увидел двоих мужчин. В тот же момент один из них поднял голову, посмотрел на него, и за шумом ветра Роман едва-едва разобрал его слова.
— Смотри, мужик какой-то!..
Он дернулся назад, потом его взгляд метнулся к распахнутым воротцам, в которые как раз входил еще один человек, и едва удержался, чтобы не выругаться. Обернувшись, Роман увидел, что Рита сидит на корточках возле тела Майи, а Денис стоит неподалеку, глядя на нее со странным выражением.
— Почему она просто не попросила у меня денег? — как-то призрачно произнесла Рита, глядя на мертвое лицо. Сейчас Майя казалась удивительно умиротворенной, словно, наконец, получила все, к чему стремилась. — Мне казалось, я даю ей достаточно… но если ей нужно было больше… Тогда, когда мы… я ведь даже предложила ей часть от доходов пансионата, но она отказалась. Сказала, что ей нравится все так, как есть… Я не понимаю…
— Думаю, Майя была не из тех, кто просит и кто может удовлетвориться лишь частью. К тому же, после такого отказа ты наверняка ее еще больше зауважала. Возможно, ваша дружба для нее действительно много значила… пока не мешала планам на будущее, — Роман подошел к ней и, потянув за плечо, заставил подняться. — Рита, сюда идет твой начальник охраны.
— Ну, вот и все, — с вялой обреченностью и без особого удивления отозвалась она, и Денис усмехнулся.
— Это не все. Это лишь продолжение. Каково это стать персонажем собственной книги, а, Рита?
— Что тебе надо, а?! — повернувшись, Рита вонзила в него ненавидящий взгляд. — С ума свести?! Убить?! Что ты хочешь?! Зачем ты привел их сюда?!
— Увидишь, — Лозинский уселся на столешницу, подвинув клавиатуру. — Ну как, Рома, скажешь что-нибудь? Знаешь, я действительно был очень доволен, когда увидел тебя. Очень доволен и очень удивлен. Когда-то ты помог мне… может, ты и не помнишь этого. Парень, который свалился на пол в трамвае… и ты был единственным, кто помог ему встать и выйти. Я действительно был тебе благодарен и жалел, что ты даже не знаешь, как меня зовут. Случайность, что в книге оказалось твое имя… но я, видишь ли, в случайности не верю. Судьба не имеет отношения к случайностям, судьба — это продуманный кем-то план твоей жизни, а я так и не успел тебя поблагодарить. И я не отвел тебя на дорогу, я отвел туда Спирина вместо тебя. Даже зло может испытывать чувство признательности.
— Да какое ты зло? — усмехнулся Роман. — Так, мелкий бес.
— Я не обижаюсь на тебя, — кротко сказал Денис. — Можешь говорить все, что вздумается. Но ты меня разочаровал, знаешь ли. Когда я вижу человека и чувствую его ладонь в своих руках, я узнаю о нем абсолютно все — целое всегда знает все о своей части. Спирин оказался истеричной размазней, к тому же бегал за каждой юбкой, и бабы могли вертеть им, как вздумается. Разве это главный герой? Но тут мне подвернулся ты. Такой великолепный кандидат на роль главного героя! Абсолютно самодостаточный человек со скверным характером, сильный, не оглядывающийся на чужие мнения и не впадающий в состояние восторженного идиотизма при виде женских ног. Человек, живущий в собственном микрокосме. Если тебе нравится женщина — ты берешь ее и забываешь о ней через пять минут. Я вовсе не был против, чтоб вы с Риткой порезвились — это не только естественно, но и необходимо. Только вот не более того. Она в своей книжонке изобразила не только страсть, но и чувства… Никогда в наших книгах не допускалось любовного лепета, всех этих слюней — никогда! А ты меня так подвел!
— Так вот чего ты взбесился? — Рита хмыкнула, подходя к Денису и останавливаясь в метре от него. — Ай-ай, мальчонку обидели! А кто ты вообще теперь, Денис? Не человек и не… собственно, ты, кажется, никогда человеком не был. Ты всегда был чудовищем.
— Чудовищем меня сделала ты, — заметил он. — Считается, что писатели вкладывают в книги свою душу. В последнюю я вложил не только свою душу, но и свою смерть. А ты ее дописала, да еще и совершенно идиотским образом! Ты уничтожила все, что я создал! Нужно быть осторожней, нужно думать, что пишешь. Помнишь его комментарий? — Денис кивнул в сторону Савицкого, слушавшего его с кривой усмешкой. — Написанное может уничтожить тебя. Темные твари всегда приходят за своим создателем. И чем больше в них тьмы, тем быстрее они возвращаются.
— За тобой они пришли намного раньше, — Роман присел возле Майи и чуть повернул ее за плечо. Крови вытекло не так уж много, и он сделал знак Рите, которая, правильно истолковав его, выбежала из комнаты. Денис небрежно, хотя и чуть смущенно отмахнулся от его слов.
— А-а, это случайность. Я не о мамзели… я вообще. Заигрался я, признаю. Затянул все. Пока прибрал, чтоб квартира в должном виде была, думал — вот-вот позвоню… Но чертовски интересно было, хотелось запомнить ощущения… Я ведь еще никогда не умирал, не знал, что это и как… Никогда не знал такой физической боли. Нужно было как следует все прочувствовать, чтобы потом суметь описать. А когда хотел позвонить… сил уже не хватило даже доползти до телефона. Только кричать мог. Они слышали, я знаю… — Лозинский ненавидяще сощурился. — Я долго кричал… я очень долго умирал Рома. Я не знал, что боль может быть такой длинной. Но я все запомнил. Знаешь, ведь нельзя писать о том, чего не знаешь, чего ты не ощутил, не прочувствовал, не попробовал на вкус. Нужно все попробовать самому, только тогда ты напишешь настоящее. Нельзя по-настоящему описать то, что не пропустил сквозь себя — ни боль, ни ненависть, ни чужую смерть, которую призвали твои собственные руки, — он поднял ладони и пошевелил растопыренными пальцами. — Я долго ждал, пока она научится. Она была талантлива, поверь мне, и я надеялся, что вместе мы создадим нечто особенное. Я прилагал все усилия… К счастью, ей попался отличный мужчина — он научил ее почти всему. Ей осталось только одно — научиться по-настоящему описывать смерть. Но Рита не желала, долго терпела… а намекнуть напрямую я ей никак не мог. Если б она узнала, как учился я… но, к сожалению, она слишком большая моралистка. И все-таки сломалась, в конце концов… и я думал, что теперь-то мы напишем то, что я придумал много лет назад. Но она написала чушь. Сплошные цветочки, глупость какая-то, а где страх, где тьма, где кровь… этого почти нет, словно остатки испаряющейся росы на этих цветочках!..
Вбежала Рита, держа в руках сложенную простыню, встряхнула ее, и вдвоем они расстелили простыню на полу, после чего Роман быстро перенес на нее тело, все еще податливо-гибкое и теплое, словно Нечаева всего лишь заснула, и закутал его в простыню, и когда миловидное личико Майи с приоткрытым ртом скрылось за бледно-зеленой тканью, расписанной летящими диковинными птицами, Савицкий почувствовал, как что-то болезненно ворохнулось где-то в глубине сердца. Наверное, не столько потому, что Майя была мертва, а сколько потому, что она оказалась совсем не той — не той, которая пошучивала, сидя за рулем, и приветливо махала рукой с острова. Ему все еще не до конца верилось, что то, что произошло, произошло на самом деле. Валерий, же, возможно, никогда не поверит в это до конца. Роман выпрямился, проверив пистолет, сунул его за пояс брюк под рубашку и обнял слегка дрожащую Риту, крепко сжав пальцы на тонком гладком плече — сейчас отчего-то совершенно необходимо было чувствовать ее — теплую, живую, рядом.
— Значит, теперь они не умрут? — спросил он, и Денис весело заболтал ногами.
— Разве я такое говорил?