Гости ждали. Они уже готовы были разразиться восторженными рукоплесканиями, но сюзерен молчал. Со времени возвращения графа Карнарвона из драконоборческого похода прошло всего полгода, однако за это время многое изменилось.
Вернувшись, граф бросил драконью голову на камни внутреннего двора замка, тут же снарядил целый караван, взяв для охраны всех своих воинов, и немедленно пустился обратно в горы — за золотом сражённого дракона. Караван из сотен вьючных лошадей ходил на север несколько раз, и каждый раз кони едва переставляли ноги под тяжестью сокровищ — такого количества золота не видел никто, даже ветераны, помнившие походы в дальние заморские страны.
Золото проложило Карнарвону дорогу к власти. Он был обласкан при дворе короля и сделан властителем всего этого края — при условии выставления на королевскую службу полностью снаряжённого конного полка. Это условие граф Карнарвон выполнил легко — он мог теперь позволить себе щедро платить самым отчаянным рубакам-наёмникам. Так сэр Гай стал сюзереном для всех баронов северной части страны, и ходили слухи, что его дочь скоро станет женой принца и будущей королевой. Графа знали и уважали за прежние заслуги и за многое другое, однако после его знаменитого «драконьего похода» люди стали замечать, что характер сэра Гая стремительно портится. Теперь Карнарвон был способен на поступки, несовместимые с понятием «рыцарская честь», — раньше в этом его никто не мог упрекнуть. Но правил он железной рукой, и потому роптать вслух не осмеливались. Вот и сейчас гости не спешили изъявлять свой восторг, пока хозяин карнарвонского замка не скажет своё веское слово.
— Ты заслужил награду, бард, — медленно процедил владетель Карнарвон. Гости шумно выдохнули — какую награду получит сочинитель от богатого графа? — и только леди Вивьен насторожилась. Она очень хорошо знала своего отца и почувствовала в его голосе что-то недоброе.
— Ты заслужил награду, — повторил граф. — За эту балладу тебе… зальют глотку расплавленным свинцом! Чтобы впредь никому было неповадно смущать умы и распевать всякую чушь, пугая тупоголовых крестьян! Стража!
Четверо дюжих воинов шагнули вперёд и заломили руки побледневшему менестрелю. Жалобно хрустнула под сапогами сломанная лютня, с плачем лопнула оборванная струна. Гости оцепенели, и тогда Вивьен метнулась вперёд и упала на колени.
— Отец! — отчаянно закричала она. — Пощади его, отец! Пощади!
— Пощадить? — глаза сэра Гая метали молнии. — Этот смазливый щенок осмелился спеть во всеуслышанье древнее предание, лживость которого доказана придворными магами его величества! И я, Гай Карнарвон, сюзерен Севера и верный вассал моего короля, не могу оставить безнаказанным такое оскорбление власти! Власть устанавливают мечом и золотом, а глупые баллады, которые распевают простолюдины, вредят этой власти! И потому будет так, как я сказал!
— Отец, — леди Вивьен обняла ноги графа. — Пощади его… Умоляю…
— Тебе он так понравился? — сэр Гай зло усмехнулся. — Тогда его надо ещё и повесить — ты невеста принца и будущая королева, и не безродным поэтам искать твоей любви! Это говорю я, граф Карнарвон, победитель дракона и наследник его несметных сокровищ!
«Следующая… …анкт-Петербур… …ляндский вокзал… Конечная».
Народ в вагоне электрички, до отказа переполненной по утреннему времени буднего дня, зашевелился, задвигался, стараясь оказаться поближе к выходу.
Александр Николаевич закрыл книжку, с обложки которой скалился чешуйчатый крылатый дракон, нависший над крошечной фигуркой рыцаря с мечом, и сунул её в карман куртки. Хорошая штука эти покет-буки — очень удобны для чтения в транспорте по дороге на работу (а когда ещё читать современному человеку, замотанному повседневными делами-заботами?). Вообще-то книги — хорошие книги — невредно и обдумывать, однако на это времени уже не остаётся…
Зато книжные лотки у станций метро завалены литературой на любой вкус — времена книжного дефицита канули в Лету. Бесчисленные глянцевые обложки пестрят пустоглазыми бандитскими рожами и физиономиями красоток в нарядах предельно облегчённого типа на фоне небоскрёбов, звездолётов или рыцарских замков. Красотки призывно изгибают бёдра, но в руках у них при этом обязательно зажат какой-нибудь смертоубийственный инструмент, а рядышком торчит неулыбчивый мускулистый тип с мечом или многоствольным бластером, всем видом демонстрирующий: «Эта роскошная баба — моя!». И очень хочется купить такую книжку и окунуться в её декоративный мир, чтобы хоть на часок почувствовать себя таким вот суперменом, сметающим всех врагов и очаровывающим всех красавиц…
Плотный человеческий поток, медленно просачивающийся через щели турникетов, вынес Александра Николаевича на привокзальную площадь. Лезть в подземелье метро ему не хотелось — весна уже вступала в свои права, в дымном воздухе большого города упрямо пробивались её пьянящие ароматы, и солнце, нечастый гость северной столицы, ласкало и грело.
Чуть подумав, он решительно направился к остановке маршрутного такси. По статусу заведующий лабораторией молекулярного синтеза научно-исследовательского института прикладной химии мог бы добираться до работы и на собственной машине, но… Времена теперь другие, и славное НИИ, где Александр честно проработал три десятка лет, давно уже не «передний край советской науки». И зарплаты его сотрудников не те, которые позволяют разъезжать на роскошных авто. К тому же узкие улочки старых районов Питера забиты под завязку автомобильными стадами — выигрыша времени никакого, а нервного напряжения на порядок больше. Поэтому древний «жигулёнок» Александра Николаевича, бывший некогда предметом гордости его жены Людмилы и лютой зависти его коллег, тихо ржавел в гараже на даче. Уж лучше фэнтези почитать в электричке…
На остановке было людно — трудящийся и учащийся народ спешил и переминался с ноги на ногу в ожидании маршрутки. Подходя, Александр Николаевич обратил внимание на молоденькую девчонку в джинсах и короткой рубашонке (или кофточке? Он никогда не был большим докой по части названий верхнего и нижнего женского конфекциона, а теперь и подавно). Между пояском джинсов и нижним краем кофточки виднелась голое тело — невзирая на вешнюю прохладу, модницы спешили выставить напоказ свои пупки и талии, привлекая мужские взоры. Девчонка почувствовала его взгляд, но равнодушно скользнула глазами по мужчине, годящемуся ей в отцы.
«Вот же блин, — с досадой подумал Александр Николаевич. — Небось в «мерседес» к какому-нибудь «папику» лет на пятнадцать меня старше ты запрыгнула бы не раздумывая и тихо повизгивая от восторга!». Стариком он себя не считал, женщины всё ещё посматривали на него с некоторым интересом, и нарочитое безразличие этой девицы задело Александра и укололо его мужское самолюбие.
Подкатила белая «газель». Александр пропустил девчонку вперёд, и в глаза ему нагло полезли её ягодицы, перечёркнутые узенькой полоской трусиков «танго». Джинсы на бёдрах девчонки были приспущены по последней моде «по самое некуда», и когда она наклонилась, забираясь в тесное нутро маршрутки, пейзаж нарисовался весьма колоритный. «Хм, — мрачно размышлял Александр Николаевич, устраиваясь на боковом сидении. — Неужели она в упор не понимает, что демонстрация нижнего белья и голой задницы в транспорте может вызвать не эротические чувства, а самую обычную брезгливость? Всё хорошо в меру, в нужном месте и в нужное время…». Он вдруг вспомнил, как ему нравилось смотреть на коленки Людмилы, открытые мини-юбкой, — давно это было… Или совсем недавно?
«Хватит, — одёрнул он сам себя. — Думай о работе!» — «А чего о ней думать? — ехидно возразил внутренний голос. — Думай, не думай — один хрен! Вы сидите в ж…, уважаемый Александр Николаевич, сидите глубоко и прочно. Все ваши юношеские мечты развеялись лёгкой дымкой, растаяли, и ваше время прошло. Имейте мужество признаться в этом — хотя бы самому себе. И ваше брюзгливое мысленное ворчание по поводу нравов и нарядов юных девиц — прямое тому свидетельство!». Спорить с этим собеседником не имело смысла…
В детстве мальчик Саша, выросший в интеллигентной семье, читал журналы «Наука и жизнь» и «Техника — молодёжи» и жадно впитывал все новости о последних достижениях науки. Сказки становились былью — человек полетел в космос, а бытовая химия одаривала человечество всё новыми материалами. «Капрон», «нейлон», «лавсан» — эти причудливые названия казались магическими заклинаниями, рождающими невиданные чудеса. А тут ещё незабвенный Никита Сергеевич творчески модифицировал ленинскую формулу «Коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны», добавив к ней ещё одно слагаемое: «химизация». И Саша Свиридов, окончив школу с серебряной медалью, поступил на химический факультет Ленинградского (тогда ещё ленинградского) университета (тогда университет в городе на Неве был всего один, а прочие вузы именовались институтами).
Это были славные времена! Всё казалось достижимым и возможным (стоит только захотеть и постараться), горизонт становился всё ближе, и будущее выглядело непременно счастливым — разве может быть иначе в стране победившего социализма, где «всё для человека, и всё во имя человека»? И ещё — Саша был молод, никто не называл его по отчеству, и учёба оставляла ему достаточно времени для молодёжных вечеринок, поездок за город и прогулок по гранитным набережным дивными белыми ночами. И была любовь…
Её звали Людой, хотя ей самой нравилось имя Мила. И верно, это имя шло девушке — она действительно была милой, точнее не скажешь. Жаль, что с годами его Людмила сильно изменилось, причём далеко не только внешне…
«Газель» выбралась из очередной пробки и поскакала по выбоинам вдоль трамвайных путей, лавируя и обгоняя автобусы и грузовики. Александр Николаевич отрешённо смотрел в окно. Думать о работе ему не хотелось — на Сашу нахлынули воспоминания…
В НИИ прикладной химии он попал по распределению — Александр Свиридов был первым в списке и имел право выбора. Ему понравилась сама атмосфера института: чистота лабораторий, организованность и деловитость, жаркие споры о новых направлениях в науке и о перспективах молекулярного синтеза. Тогда он многого ещё не замечал…
Саша работал как одержимый, не считаясь со временем. Он мог посередине разговора сорваться с места, оставив собеседника в недоумении, и помчаться к себе в лабораторию, чтобы тут же проверить на опыте свою очередную фантастическую гипотезу, пусть даже не имеющую прямого отношения к теме, разрабатываемой в настоящий момент. Вскоре Саша заслужил неформальное прозвище «Алхимик», которое наряду с иронией свидетельствовало и о его упорстве и целеустремлённости и носило уважительный оттенок.
Кандидатскую диссертацию он написал и защитил через пять лет, но вот с докторской вышла осечка. Александр Свиридов вдруг с удивлением обнаружил, что в науке существуют и иные приоритеты, что плетутся многослойные интриги, и что далеко не все учёные мужи озабочены исключительно прогрессом ради светлого будущего всего человечества — есть и куда более прозаичные материи. Доктором наук он так и не стал, хотя завлабом его в конце концов назначили. Впрочем, произошло это уже в суматошную перестроечную пору, когда самые ушлые уже сообразили, откуда и куда дует долгожданный ветер перемен, и начали подыскивать себе более уютные местечки.
Увлечённость научными изысканиями не помешала Саше сделаться отцом двух детей — дочери Ани и сына Дмитрия. «Ты, наверно, и не заметил процесса зачатия, — подтрунивали над ним коллеги, — всё-то ты у нас в трудах, надёжа-государь!». На эти шутки Александр не обижался — они носили дружеский характер — и улыбался вместе с шутниками.
Не до смеха Саше стало в конце восьмидесятых, а в начале девяностых ему впору было заплакать…
Маршрутка свернула направо. Александр Николаевич попросил водителя остановиться у следующего перекрёстка и вылез из микроавтобуса. До начала рабочего дня оставалось ещё минут пятнадцать, и Саша решил пройти остаток пути пешком.
«Газель» запрыгала дальше, окатив заведующего лабораторией молекулярного синтеза брызгами грязной воды из-под колёс. Александр поморщился, нагнулся и смахнул носовым платком мутные капли, оставшиеся на брюках. Не на приём к английской королеве, но всё равно не дело…
Потом он выпрямился, и тут ему бросился в глаза огромный красочный рекламный стенной плакат, на котором многозначительно улыбающаяся очаровательная женщина очень сексапильно примеряла золотое ожерелье. «Только у нас! Драгоценности для бережливых! — гласила надпись на плакате. — Самое дешёвое золото! Самые низкие цены!».
«Вот же чушь собачья! — раздражённо подумал Александр Николаевич. — Золото и драгоценности — это последнее, что будет покупать бережливый! Самое дешёвое золото? Хм-м-м… Дешёвое золото — золото мёртвого дракона…».
День начался с неожиданности — лабораторию посетил директор института Антон Степанович Никодимов, четверть века занимавший эту должность.
— Ну вот, уважаемые… э-э-э… господа, — последнее слово Никодимов произнёс с видимым усилием. — Наметился свет в конце туннеля, если так позволительно будет сказать.
«Бедный Антон Степанович, — с жалостью думал Свиридов, поглядывая на бледное лицо директора института. — Крепко засели в его душе безвозвратно сгинувшие стереотипы! Еле-еле выдавил из себя враждебно-капиталистическое «господа» вместо такого привычного «товарищи». Пятнадцать лет минуло с тех пор, как «товарищей» и след простыл, а его всё ещё тянет на старое. Трагедия, блин…».
Никодимов выглядел неважно — высохшее лицо с красными старческими прожилками, старомодные очки, далеко не новый пиджак, к которому не шёл элитный галстук (наверняка подарок кого-то из спонсоров), мелко подрагивающие тонкие пальцы. Эдакий раритетный интеллигент советских времён, чудом не вымерший в пертурбациях постперестроечной России. Но Антон Степанович всё ещё храбрился, не подавал виду, и пожалеть его открыто означало нанести старику смертельную обиду. Да и то сказать, институт выжил как цельная структура только благодаря энергии Никодимова. Хватались за что попало, искали деньги где только можно; теряли ценнейшие кадры, уезжавшие на работу за рубеж за длинным долларом; сдавали институтские помещения в аренду всяким разным фирмам, зачастую весьма сомнительными; однако латали обветшавшее оборудование и ставили эксперименты, из последних сил не давая погаснуть искоркам научного энтузиазма.
НИИ прикладной химии разваливался прямо на глазах — лучшие работники уходили в частные структуры, не имевшие к химии никакого отношения, старики старели, а молодёжь только фыркала, узнав размер предлагаемого здесь месячного оклада: «Да мне эти деньги — на один раз сходить на дискотеку!». А Никодимов — Никодимов ходил по инстанциям, доказывал и требовал, выкручивался и выкрутился. Институт поддержали заказы силовых министерств — «балдёжный газ», как называли в кругу разработчиков это эффективное средство борьбы с терроризмом и уличными беспорядками, очень понравился заказчикам в погонах.
«Интересно, чем Степаныч осчастливит нас на сей раз? — подумал Александр. — Что там стоит за его патетическим «светом в конце туннеля»? Не зря ведь он собрал всю мою лабораторию…»
Словно услышав мысли завлаба, директор откашлялся, пожевал губами и выдал:
— Нам предлагают очень выгодный многолетний, — он сделал ударение на последнем слове, — заказ от международного концерна «Health, Life and Pleasure», сокращённо «Эйч-Эл-Пи». — «Смотри-ка, — искренне изумился Александр, — без запинки произнёс заковыристое аглицкое название и аббревиатуру! Поднаторел, однако, — пообтёрся на презентациях…».
— Российская сторона владеет акциями этой корпорации, — продолжал Никодимов, чуть сморщившись на слове «акциями», словно ему на зуб попало нечто донельзя невкусное, — и поэтому о нас с вами, — директор оглядел присутствующих, — не забыли.
«Ну, это наверняка только благодаря твоим стараниям, Антон ты наш Степанович, — мысленно добавил Саша, — а то бы хрен о нас вспомнили! Каждый выживает в одиночку — как говорится, человек человеку друг, товарищ и волк».
Эти мысли не мешали заведующему лабораторией молекулярного синтеза внимательно слушать — Александр Николаевич интуитивно чувствовал, что директор приготовил им нечто неожиданное. И Саша не ошибся.
— А суть проекта, — Антон Степанович выдержал паузу, — состоит в следующем: нам предложено разработать стойкую субстанцию для ароматизированных презервативов.
«Что-о-о-о?» — мысленно возопил Александр. Его команда потрясённо молчала, хотя кто-то в заднем ряду тихонько хихикнул.
— Боюсь, что я не совсем вас понял, Антон Степанович, — сдержанно произнёс завлаб. — Какое отношение мы, химики, имеем к этим резинотехническим изделиям? Разве что некий новый материал для…
— Нет, — невозмутимо прервал его директор, блеснув стёклами очков. — Речь идёт об ароматизаторах. Я знаю, — тут же добавил он, заметив нетерпеливое движение Свиридова, — вы скажете, что этими ароматизированными штучками уже завалены все аптеки. Однако в нашем случае имеет место принципиально новый подход к вопросу, — директор постепенно воодушевлялся, словно обсуждалась по меньшей мере проблема изменения состава земной атмосферы. — Как известно, в процессе любовного акта мужчина и женщина выделяют значительное количество тепловой энергии…
«Скорее всего, тебе об этом известно уже сугубо теоретически» — подумал Саша.