А потом вернулся в контору и принялся листать желтые страницы телефонного справочника. Найдя там раздел «Бары», долго водил пальцем по колонкам, пока не уткнулся в «Ночную пташку» на углу Моррисона и 58-й стрит.
Затем Артур зашел домой — привести себя в порядок и… надеть синий костюм.
Женщина была на месте. Длинные ноги элегантно скрещены, краешек комбинации приоткрыт, голова странно наклонена вправо. Волосы и глаза — в точности как в видении.
Артур будто заново разыгрывал роль в какой-то до боли знакомой ему пьесе. Смущенно приблизившись к женщине, он присел на свободный табурет.
— Простите, мисс… вы позволите… можно я закажу вам чего-нибудь выпить?
Лишь одобрительное «угу» и едва заметный кивок. Будто бы нехотя женщина дала понять, что заметила присутствие мужчины и что вопрос до нее дошел. Тогда Артур подозвал затянутого во все черное бармена и пробормотал:
— Пожалуй, я выпил бы имбирного пива. А молодой леди подайте, пожалуйста… уфф… ну, чего она сама пожелает.
Женщина чуть повела бровью и буркнула:
— Бурбон с содовой, Нед.
Бармен отошел. Пока он не принес заказ, они так и сидели молча.
Потом женщина все же выдавила:
— Спасибо.
Артур кивнул и принялся развозить по стойке лужицу под бокалом.
— Люблю, знаете, имбирное пиво. А вот спиртного я, признаться, никогда не уважал. Такие дела.
Тут женщина резко повернулась на табурете и уставилась на соседа. И правда очень привлекательная — даже морщинки не портят.
— Да хрена ли мне с того, любишь ты имбирное пиво или нет? Люби хоть козлиное молоко! Мне-то что за дело? — Она опять отвернулась.
Артур поспешно забормотал:
— Простите, я вовсе не хотел вас обидеть. Я просто… — Ладно, проехали.
— Но я же…
— Слышь, Мак, ты по делу? Закинул удочку или нет? Если закинул, то потопали. Уже поздновато.
И тут, столкнувшись с этим вплотную, Артур вдруг понял, что смертельно напуган. Слова застревали в горле.
— Я… ну, я это самое…
— А-а, черт, что тут будешь делать! Вот урод. И вечно мне такая непруха. — Женщина допила бурбон и соскользнула с табурета. По дороге к дверям огладила мини-юбку.
Артур пришел в отчаяние. Ведь тут его последний шанс! И это так важно — страшно важно! Резко повернувшись на табурете, он окликнул женщину:
— Мисс…
Та оглянулась.
— Ну чего?
— Знаете, мы могли бы… уфф… можно я вам чего скажу?
Женщина, похоже, наконец уловила его затруднение.
Понимание отразилось у нее на лице. Вернувшись обратно к стойке, она встала прямо перед Артуром.
— Ну, рожай.
— Выэто… уфф… скажите, пожалуйста, вы сегодня свободны?
Лукавый взгляд женщины мигом приобрел деловитость.
— С тебя пятнаха. Ну как, наскребешь?
Артур совсем остолбенел. Не мог шевельнуть языком.
И тут его рука, словно поняв, что настало время действовать, сама заползла в карман пиджака и вытащила оттуда четыре тысячи долларов. Пачечку новеньких, хрустящих стодолларовых купюр. Купюры Артур сразу протянул женщине, чтобы она их получше разглядела. Потом рука сунула деньги обратно в карман- Все делала именно рука — а сам Артур был всего лишь зрителем.
— Е-мое, — пробормотала женщина, и глаза ее хищно заблестели. — А ты, выходит, парень хоть куда. Может, у тебя есть и где?
Они вошли в большой безмолвный дом, и Артур разделся в ванной. Все для него было впервые — и в груди подрагивал ледяной кусочек страха.
Когда это кончилось, он лежал в тепле, полный радости и счастья, а женщина встала с постели и направилась к его пиджаку. Артур взглянул на нее, и его охватило странное чувство. Но он знал, что это за чувство, — ведь нечто подобное он уже испытывал к Матушке. Отчасти Артур Фулбрайт знал, что такое любовь, — и теперь безмятежно наблюдал, как женщина вылавливает у него из кармана банкноты.
— Ух ты, черт! — благоговейно прошептала она, перебирая бумажки.
— Возьми себе, — с любовью и нежностью вымолвил Артур.
— Чего-чего? А сколько?
— Все. Ведь деньги ничего не значат.
А потом он добавил наивысший из известных ему комплиментов:
— Ты славная женщина.
— Ну спасибо, дружочек.
Деньги женщина сжала покрепче. Четыре тысячи баксов! Вот фраер безмозглый! Лежит себе в постели — и вроде бы все ему до балды. Но лицо так странно светится, точно с ним и впрямь стряслось что-то страшно важное. Точно он целым миром овладел.
Стоя у окна, женщина негромко усмехнулась. Ее влажное нагое тело омывал бледно-розовый отблеск полночи. Ха! Уж она-то наверняка знает, что почем. Что важнее всего на свете, а что ничего не значит. И то, что важнее всего на свете, она теперь держит в руках.
Розовый отблеск подрумянился, затем покраснел ~ и сделался наконец кроваво-красным.