— В общем да. Но что будете делать вы?
— Я? «Родина» делает успехи, и меня, Виктор, поэтому тоже повысили. Но где бы я ни был и кем бы я ни был, я буду оставаться твоим капитаном и буду продолжать курировать твою личность. Это моя обязанность, мы ведь дали друг другу клятву, ты помнишь?
В логическую кладку каперанга некуда было вставить лезвие бритвы, не то что мое одинокое слово. И все же одна его фраза меня поразила: он сказал, что его тоже повысили. Кто мог повысить его? Как такое вообще могло быть?
— Вас повысили, каперанг? Разве вы не сами?.. — начал я.
Косберг перебил:
— Каждый подчиняется кому-то. Каждый, кто руководит. И закончим на этом. Ты лучше спроси: почему именно сегодня?
— Хорошо. Почему?
— Потому что у тебя день рождения, юнга.
— Кавторанг, — поправил я каперанга.
Но он не разобрал моих слов. Их не услышал никто. Мои слова утонули в гуле музыки — кто-то включил магнитофон на полную громкость.
— К нам приехал, к нам приехал Виктор Владимирч дорогой… — донеслось оттуда. И было нестройно, но бодро подхвачено полутора сотнями голосов под выстрелы винных пробок.
Не разделяя всеобщих восторгов, я приблизился к каперангу и крикнул в его ухо:
— Я не хочу праздника, Косберг. И не собираюсь находиться здесь с этими людьми.
— Правильно, с подчиненными пить — себя не уважать. С другой стороны, пьянки способствуют укреплению коллектива, так что рюмку-другую пропустить, может, и стоит, и я бы за компанию, а?
— Не хочу.
— Твое право, я тебя догоню, — каперанг дал отмашку, и музыка смолкла, а за ней замолчали присутствующие, в тишине стало слышно, как пена шампанского стекает по стенкам бокалов. — Вот что такое скромность. Берите пример с подполковника, — назидательно сказал Косберг. — Но не пропадать же еде, черт возьми! Приказываю всем есть и пить. Через четыре часа отбой. Время пошло…
Как и куда пошла пища, вылилось шампанское, пролилась водка, и чем все это закончилось — предугадать было нетрудно. Я потерял к винопитию и сопутствующим ему процессам научный и человеческий интерес. Я возвратился к себе в кабинет, сел за стол и, чтобы привести мысли в порядок, принялся отшлифовывать подпись. Назначение вызвало во мне приступ мизантропии. Впервые за много лет захотелось домой, но дома у меня не было.
Тяжелые мысли мог развеять только каперанг и он их развеял, ворвавшись внезапно и шумно и, похоже, уже изрядно приняв на грудь:
— Стихи пишешь, философ?
— Ну что вы…
Каперанг уперся кулаками в поверхность стола и с интересом посмотрел на меня:
— Тоска по суше?
— Типа того.
— По дому?
— Точно.
— Я так и думал. Я долго думал, что подарить тебе и… Вот, держи, — он протянул мне пару ключей, соединенных медным кольцом, длинный ригельный и короткий английский.
— Это же ключи от моей комнаты! — догадался я. — Но она не принадлежит мне больше. Я отдал ее за долги.
— За долги отдал, за долги и возьмешь, — подмигнул капитан.
— Это невозможно.
— Невозможно? Вздор! — каперанг недовольно наморщил нос. — Сверхвозможно, говорю тебе я. Берешь полный «уазик» «бобров» и — вперед.
— Юридически невозможно, — пояснил я.
— Юридически? — смутился Косберг, но тут же нашелся: — Ну, и юриста по дороге найдешь. Сейчас юристов — как грязи. На месте и переоформишь.
— А так честно?
— Конечно. Ты работал на Родину. И она на тебя поработает: поощрит комнатой. Даже не комнатой, отдельной квартирой. Так что, как приедешь, забирай всю. Ну, что сидишь? Собирайся, а то я передумаю…
Для отбора квартиры у мало-охтинских я рекрутировал самых низкорослых «бобров», постриг наголо и одел в яркие костюмы «ПУМА» китайской работы, чтобы спецназовцев приняли в криминальной среде за своих. Я не хотел кровавых разборок, поэтому каждый прошел инструктаж и был экипирован ящиком дагестанской паленой водки.
План захвата бандитов по сути и духу повторял «Благотворительный пивной марафон» для олигархов в ресторане «Русский мир», план основывался на устойчивых человеческих качествах: неумеренности, жадности и безусловной любви к халяве. «Бобрам» надлежало проникнуть в квартиру под видом ищущих «дел» гастролеров, войти в доверие мало-охтинских путем совместного распития алкоголя, дождаться, когда бандиты напьются, перемотать их скотчем и вызвать меня.
Я понял свою ошибку, когда, не дождавшись условленного сигнала, самостоятельно пробрался в квартиру. Грязь, пыль, копоть, остатки еды, осколки посуды и двадцать два поверженных тела — вот что я обнаружил, проводя археологические раскопки. И ни капли свободного алкоголя, только переработанный. Похоже, «бойня» продолжалась всю ночь.
Двадцать две проспиртованных мумии в спортивных костюмах я выложил в ряд в коридоре. Я собирался отыскать среди них старых знакомых — Ваню и Леху, тех самых, которые вымогали у меня комнату. Они были здесь, я это чувствовал, но отличить от прочих не мог. Так же как не мог опознать среди пьяных бандитов четверку «бобров». Пьяные люди похожи, пьяные гопники — похожи особенно.
Следуя «букве», мне требовалось привести компанию в чувство, промыв им мозги и желудки и облив холодной водой. Затем провести допрос по всей форме и установить истину. Зная истину, можно было начинать мстить. А можно было следовать «духу» и ничего не устанавливать, разыскать Серафиму и Генофона и жить, как прежде, мирно и тихо.
Я словно стоял на развилке дороги, не зная, какую сторону выбрать. Вспомнил все хорошее, что случилось со мной. Затем вспомнил плохое. И не ощутил ни горечи, ни обиды. Я чувствовал только скверный запах в квартире. Что бы я ни выбрал, начинать следовало с уборки, поэтому вызвал на помощь дежурное отделение.
Грузовик закряхтел под окном минут через двадцать. Из него беспорядочно высыпали «бобры» в пятнистых комбинезонах и черных шапочках. Они разбили входную дверь кувалдой, не уточнив, заперта ли она, и загрохотали по ступенькам коваными башмаками. Поднимаясь по лестнице, они сквернословили и толкались. Если бы кто-нибудь хотел убежать от них, он бы наверняка убежал.
— Кто это их так? — спросил старший группы, широкий детина с маленькой ореховой головой, который первым вошел и увидел полутрупы. — Вы, Виктор Владимирович?
— Это спирт, — нехотя пояснил я.
— А-а-а… — протянул он. — Понятно. Я-то подумал, они того, умерли, а им оказывается хорошо.
— Думаешь? — с удивлением переспросил я, мне показалось, что этот «бобер» умеет шутить.
— К колдуну не ходи, — подтвердил тот. — Как иначе. Они щас вообще ничего не соображают.
— Это хорошо? — нахмурился я. — Впрочем, мне без разницы. Проверьте, есть среди них «наши»?
«Бобры» склонились над павшими.
— Вроде бы все не «наши», — ответил старший после недолгого перешептывания.