Иерусалимёц обвел взглядом пистолетчиков, застывших в ожидании.
- Живите или умрите, - сказал он им. - Выбирайте! Пистолеты со стуком попадали на пол. Шэнноу вышел за дверь и кивнул Пастырю и тем, кто пришел с ним. Брум. И Бризли... и Мейсон... и Стейнер. Рядом с ними стояла Бет Мак-Адам с пистолетом в руке.
- Я никого не убил, - сказал Шэнноу. - Они готовы уехать. Не препятствуйте им. - Он пошел по улице, пистолет покачивался у него на боку.
- Шэнноу! - отчаянно вскрикнула Бет, и Иерусалимёц обернулся в то мгновение, когда Зеб Мэддокс выстрелил с порога. Пуля опрокинула Шэнноу, в глазах у него помутилось, но он успел выстрелить. Мэддокс согнулся пополам, потом выпрямился, но залп из толпы отбросил его внутрь залы.
Шэнноу с трудом поднялся на ноги и зашатался. На его щеку капала кровь. Он нагнулся поднять шляпу...
И тьма поглотила его.
* * *
Всюду пылали яркие краски, режущие глаза. И по его лицу текла кровь. Где-то сбоку замерцало пламя, и он увидел, что к нему идет чудовищный зверь, держа веревку, чтобы задушить его. Рявкнул его пистолет, зверь пошатнулся, но продолжал идти, а из его раны хлестала кровь. Он снова выстрелил еще раз. Но зверь продолжал идти, пока не упал на колени перед ним, повертывая к нему когтистые лапы.
- Почему? - прошептал зверь. Шэнноу опустил взгляд и увидел, что зверь нес не веревку, а бинт.
- Почему ты убил меня, когда я старался тебе помочь?
- Я сожалею, - прошептал Шэнноу. Зверь исчез, а он встал и пошел ко входу в пещеру. В небе, грозный своей колоссальностью, висел Меч Божий, окруженный разноцветными крестами - зелеными, и белыми, и синими. Внизу был город, кипевший жизнью, - огромный круглый город, обнесенный стенами из белого камня, окруженный широким рвом, даже с гаванью, где стояли на якорях деревянные корабли с рядами весел друг над другом.
К Шэнноу приблизилась красавица с огненно-рыжими волосами.
- Я помогу тебе, - сказала она... но в руке у нее был нож, и Шэнноу отступил.
- Уйди, - сказал он ей. Но она шагнула вперед, и нож погрузился ему в грудь. Тьма обволокла его. Потом раздался оглушительный рев, и он очнулся.
Он сидел в маленьком кресле, окруженный хрусталем, вделанным в сталь. На его голове был плотно ее облегающий кожаный шлем. Голоса шептали ему в уши.
- Вызываем контроль, чрезвычайное положение. Мы сбились с курса. Мы не видим суши... Повторяю... Мы не видим суши.
Шэнноу наклонился и посмотрел в хрустальное окно. Далеко внизу колыхался океан. Он поглядел назад. Он сидел внутри металлического креста, подвешенного в воздухе под облаками, которые проносились над ним с головокружительной быстротой.
- Ваше местоположение, командир звена? - донесся второй голос.
- Мы не знаем, контроль, мы не знаем, где находимся... Очевидно, мы сбились с курса...
- Поверните прямо на запад.
- Мы не знаем, где запад. Все не такое... непонятное... мы не можем определить ни одного направления - даже океан выглядит как-то иначе...
Крест отчаянно затрясся, и Шэнноу заскреб по хрусталю окна. Впереди небеса и океан словно слились воедино. Повсюду за хрусталем небо исчезло, и чернота затопила крест. Шэнноу закричал...
- Все хорошо, Шэнноу, успокойся. Лежи тихо.
Его глаза открылись, и он увидел Бет Мак-Адам. Она наклонялась над ним. Он попытался повернуть голову, но адская боль пронзила его висок, и он застонал. Бет положила ему на лоб холодное полотенце.
- Все хорошо, Шэнноу. Вы как раз обернулись, и пуля только задела кость, хотя порядком оглушила. Отдыхайте!
- Мэддокс?
- Убит. Мы его застрелили. Остальных повесили. Теперь избран комитет, и по улицам ходят дозоры. Разбойники убрались восвояси.
- Они вернутся, - прошептал он. - Они всегда возвращаются.
- Довлеет дневи злоба его, - услышал он другой голос.
- Это вы, Пастырь?
- Да, - ответил Пастырь, наклоняясь над ним. - Успокойтесь, Шэнноу. Тут царит мир.
И Шэнноу погрузился в сон без сновидений.
17
- Вижу, у вас есть две Библии, - сказал Пастырь, садясь у кровати Шэнноу и беря в руки две книги в кожаных переплетах. - Разве одной не достаточно?
Шэнноу, чья голова была забинтована, а левый глаз заплыл, протянул руку и взял верхнюю.
- Эту я возил с собой много лет. Но в прошлом году одна женщина подарила мне вторую - язык в ней проще. Ему не хватает торжественности, но многое становится легче понимать.
- Я понимаю все без малейшего труда, - сказал Пастырь. - С начала и до конца в ней утверждается одно: закон Бога абсолютен. Следуй ему и преуспеешь и здесь, и в загробной жизни. Восстань против него - и погибнешь.
Шэнноу осторожно опустился на подушки. Люди, утверждавшие, что понимают Всемогущего, всегда внушали ему опасения, однако Пастырь был приятным собеседником - и остроумным, и склонным к философии. Он обладал живым умом и искусно вел споры.
Эти посещения скрашивали Шэнноу его вынужденное безделье.
- Как идет постройка церкви?
- Сын мой, - сказал Пастырь с веселой усмешкой, - это поистине чудо! Каждый день десятки братьев работают, не покладая рук. Вам вряд ли доводилось наблюдать такое воодушевление.
- А комитет тут совсем ни при чем, Пастырь? А то Бет говорила мне, что преступникам теперь предлагают выбор между работой на постройке или петлей.
- Вера без дел мертва, - засмеялся Пастырь. - Эти счастливцы... преступники, обретают Бога через свои труды. Да и выбор этот был предложен только троим. Один оказался прекрасным плотником, а двое других уже многому научились, однако главным образом там работают горожане. Когда поправитесь, вам надо будет пойти послушать какую-нибудь мою проповедь. Хотя мне не следовало бы самому говорить это, но в такие минуты меня ведет Святой Дух.
Шэнноу улыбнулся:
- А как же смирение. Пастырь?
- Я безмерно горжусь своим смирением, Шэнноу! - ответил Пастырь. Шэнноу засмеялся:
- Никак я вас в толк не возьму, но я рад вашему обществу.
- Не понимаю вашего недоумения, - сказал Пастырь серьезно. - Я, как вы видите, слуга Всемогущего. И хочу увидеть, как Его план осуществится.
- Его план? Который?