весь мир, и я не уверен, что смогу ему помешать.
Паша рассказал всё достаточно подробно из того, что произошло за последнее
время, опустив, правда, подробности про мёртвый лес. Когда он замолчал,
в воздухе повисла звенящая тишина. Лишь потрескивание свечей гулким эхом
нарушали ее. Батюшка смотрел прямо перед собой. Внешне он был спокоен,
лишь желваки на его скула говорили обратное.
— Вы верите в то, что услышали или считаете меня сумасшедшим? — спросил
Васильков.
Батюшка ответил не сразу.
— Если бы я не верил в Бога, то не стоял бы сейчас перед тобой. Если есть
Бог, значит, есть и дьявол. А раз есть дьявол, значит, может быть всё,
о чем сказано в Евангелии:
И я взглянул, и вот, конь бледный,
И на нем всадник, которому имя смерть;
И ад следовал за ним.
На твоём лице скорбь, и выдумать такую скорбь нельзя. И еще скажу, ты
правильно сделал, что пришел сюда. Значит, ты веришь в Бога, коль просишь
у него прощения и помощи. А верой в Господа нашего Иисуса Христа мы побеждаем
дьявола. Бог не оставит тебя, и ты со всем справишься. Да воздастся каждому
по делам его, да будет нам по вере нашей. Ступай и ничего не бойся. Христос
с тобой.
Батюшка перекрестил Василькова и Паша ушел. Шаги гулким эхом отзывались
в низких сводах храма и оборвались, как только Паша закрыл за собой дверь.
Выйдя на улицу, Васильков почувствовал удивительную лёгкость в душе и
не только в ней. Как будто гора упала с плеч. Да, это так, храм очищает.
А слова священника хоть немного, но придали сил. Конечно, он, как и прежде
боялся умереть. Страх появлялся только при одной мысли о новой встрече
с Капюшоном. Но в душе было что-то, что давало уверенность в победе. В
победе светлого над темным.
Ударили первые заморозки. Воздух был свеж и колюч как кристалл замерзшей
воды. Поздним вечером Васильков возвращался домой. В морозном небе горели
яркие звёзды. Наверное, это странно, но в последнее время красоту мира
Паша стал острее ощущать ночью. Даже не ощущать, а обращать на неё внимание.
А может, это ему только кажется, и так было всегда. И вот это всё у него
хотели отнять. Отнять навсегда. Да попадись этот «капюшон» ему прямо сейчас,
разорвал бы, как грелку!
В этих нехитрых размышлениях Васильков подошел к двери своей квартиры
и вставил ключ в замочную скважину.
— Добрый вечер, — послышалось из-за спины.
Внутри всё оборвалось и резко обернуться у Павла не получилось.
— Мне, право, неловко просить об этом в столь поздний час… — продолжал
говорить кто-то, — Можно войти? Я вас не задержу… Всего пять минут. У
меня к вам очень важный разговор.
Паша, наконец, закончил оборачиваться. Перед ним стоял старый знакомый,
подпоясанный верёвочкой и с капюшоном, натянутым на глаза. На этот раз
его голос был очень приятным, а не скрипучим, как раньше.
— З-заходи… если на пять.
Паша открыл дверь и пропустил гостя вперёд. Тот не заставил себя долго
уговаривать. Они прошли на кухню. Странно. А где же угрозы? Попросился