45
- Вы что, тот самый Борман? - невежливо спросил Сальвадор.
- Да, тот самый, - ответил Борман. Как видите, я уже стар, но дела все не кончаются. Ваше дело самое важное, но вы еще сами ничего не знаете. Я должен ввести вас в курс дела.
Сальвадор был уже совершенно холоден и спокоен. Он помнил, что коридоры пусты, а в кабинете они были одни, и похоже, без всякого подвоха. Он уже внутренне приготовился давить эту хилую шею, но Борман предупреждающим жестом поднял ладонь:
- Повторяю, я очень стар, и не считаю оставшийся год или два большой ценностью. Сейчас воскресенье, и в корпусе никого нет, но есть срочные дела, которые не закончит никто, кроме нас. Я должен ввести вас в курс дела.
Сальвадор успокоился. Лишняя информация в любом случае не мешала, а чудес и теперь еще оставалось слишком много. Борман продолжал:
- Вы все время шли по правильному пути. Если бы я не побывал там, в тайге, раньше вас, все могло бы быть по-другому. Я хочу дать вам то, что вы должны были там найти. Это отчет, или, вернее, дневник.
Борман повернулся спиной к Сальвадору и пошел назад к столу, жестом приглашая идти за собой. Сальвадор уселся в кресло около большого незашторенного окна, а Борман вытащил из ящика и положил на чистую полированную поверхность стола растрепанную и обгоревшую по краям тетрадь в черной обложке. Чернила были рыжими, бумага пожелтевшей, а почерк неразборчивым. Борман вышел из кабинета, закрыв за собой дверь, а Сальвадор принялся за чтение. Сначала он пробегал глазами страницы быстро, чтобы сэкономить время, но потом понял, что нужно читать все подряд. И по мере чтения перед ним все ярче вставал образ художника серых картин, человека с узким подбородком, круглым лбом и колхозной хитростью в глазах.
46
Утром вершины Гималаев светятся сквозь утренний туман бледно-оранжевым светом. Потом постепенно в воздух поднимается пыль белая пыль многовековых дорог, измельченная в тончайший порошок тысячами босых ног, летучая и невесомая. Вдали от дорог, на полях, тоже пыль - и жара. Дели встретил нас пыльной бурей, песок носился в воздухе, хрустел на зубах, залетал в щели поднятых окон машины. Машин в экспедиции было две: в одной постоянно ездил Хозяин, в другой - мои приборы, я сам и разный багаж. Именно эту машину прислали за мной в Бомбей, куда я прибыл, как и рассчитывал, на английском пароходе, прямо из Европы, из туманного Амстердама. Должен сказать, что все там было сделано по плану: и в туманном Амстердаме, где приборы были погружены, и в солнечной Женеве, где я собирал их в мастерской старого еврея, знатока Каббалы и знакомого моих знакомых из Витебска, и в пасмурном, родном и привычном Витебске, откуда, казалось, и появился человек, приехавший за мной в Бомбей в автомобиле. Его звали Перевозчиков Игорь Анатольевич, около тридцати пяти лет, телосложение худое, рост средний, волосы черные с небольшой проседью, носит короткие усы, опущенные вниз, глаза коричневые, жесты быстрые, молчалив и внимателен, без особых примет, речь русская. Он отрекомендовался как лондонский сотрудник ЕПБ, но больше всего походил на провинциального активиста какой-то российской секты. Должен также извиниться за несоответствующий докладу стиль, объяснения считаю излишними. Итак, особенно мне понравились его аккуратный черный пиджак, серая рубашечка и шустрая физиономия, и я сразу из экзотической обстановки центральной Индии как будто перенесся в родное Вильно, и, честно говоря, там и остался на все время пребывания в Индии. Думаю, что мне это очень помогло, особенно в общении с ЕПБ. Как и положено, это просто ширма, парадная мадам, обладающая, впрочем, приятными, располагающими манерами, с добрым и грустным (или глупым?) лицом. Основную роль там, как и везде, играли вот эти шустрые хасиды, или, вернее, абреки, с худыми лицами и висячими усами. И еще я должен, к сожалению, сразу отметить, что ни настоящих имен, ни прошлого этих людей мне не удалось узнать.
47
Но ехать в автомобиле было приятно. Посланец Хозяина не надоедал разговорами, вдаль стелилась пыльная равнина, в конце которой в дымке стояла стена Гималаев. Древняя дорога походила на дороги юга Украины. Посередине пролегала широкая полоса, по которой ехали повозки и фургоны, иногда попадались верховые на самых разных животных: на лошадях, мулах, слонах. Здесь же гнали крупных животных, и очень редко в этой толпе пробирались автомобили. По бокам стояли старые пирамидальные тополя, узкие и прямые, почти не дающие тени и невероятно высокие, их зеленые вершины шевелились под ветром в синем безоблачном небе. За рядами тополей, слева и справа, параллельно основной дороге, находились еще две полосы - там в обоих направлениях двигался поток людей. Это был именно поток, как на оживленной улице города, одной из главных улиц этой страны, где каждый комок земли, каждое дерево, строение и каждый камень знают прикосновение человеческих рук и где каждый сантиметр пространства обжит многими поколениями местных жителей, завоевателей, и завоевателей, которые давно уже стали местными жителями, и посланцев, и странников, очарованных нищетой и бездельем, и путешественников, имевших цель. Дорога проходила на возвышении, которое то уменьшалось, то увеличивалось, сглаживая складки местности, совсем как насыпь европейской железной дороги. Пыль стояла не только над дорогой, но и над зелеными полями, и над реками, и везде среди зелени блестела вода, и везде виднелись наклоненные спины работников на полях. Теплый пыльный ветер дул с севера, и сначала мы наглухо закрыли все окна машины, но это не помогло, и потом мы, наоборот, открыли все, что только можно, и стало легче дышать и смотреть по сторонам. Все эти долгие часы езды от Бомбея до Дели мой водитель потел, пробираясь среди коровьих стад, а я наслаждался бездельем, пейзажем, а иногда видом красивых женщин за окном, на время как бы забыв о стоящей передо мной задаче. Когда Дели остался позади, тучные поля кончились, дорога стала каменистой, а за окнами пошли пески, камни и невысокие холмы. Северный ветер стал сильнее и прохладнее, но все равно было гораздо жарче, чем у нас. Еще несколько часов, и мы у цели: Химачал Прадеш, город Шимла.
48
Здесь должна была состояться встреча с Хозяином, которого я не видел уже несколько лет. Как минимум нужно было сохранить уровень доверия, бывший между нами раньше, хотя бы только это. Все в экспедиции называли его по-русски: Николай Константинович, а я буду и дальше называть его коротко: Хозяин. Теперь он носил черную шапочку вроде тюбетейки, седых волос на голове у него прибавилось, некоторые движения стали степенными, важными, а некоторые остались быстрыми и точными, как осталась розовой и свежей его физиономия. Хозяин никогда не походил на пророка или кабинетного ученого, да и вообще на ученого - по-моему, он больше всего был похож на американского золотоискателя. Позади у него осталось много бурных событий, был уже и собственный музей-небоскреб в Америке, богатство и разорение, и бог знает что еще. Терпение мое было вознаграждено - имея, по-видимому, в Америке другие варианты, он все же вспомнил именно обо мне. И я убедился, что самое главное в моей профессии - терпение. С самой юности я подсознательно хотел переменить судьбу, а здесь я понял, что судьба переменилась не теперь, под пальмами, а тогда, в самом начале, в обстановке самой что ни есть канцелярской. Сейчас Хозяин спешил, временные комнаты были сняты в паршивой гостинице, все время заходили и выходили какие-то люди, паковались мешки, таскалась провизия, и было забавно наблюдать, как мешки таскали двое, один из которых был одет во вполне русские сапоги и поддевку, а другой босиком и в набедренной повязке. Хозяин вышел ко мне навстречу, поздоровался и попросил показать мой багаж. Ящики мы не стали открывать и пошли опять наверх, но Хозяин ни с кем уже не стал говорить, а привел меня в маленькую прохладную комнату и предложил - не кофе, как ЕПБ, а большой стакан чистой холодной воды, и стал рассказывать о плане экспедиции, обсуждая со мной подробно места и даты, погоду и визиты. ЕПБ, Англия, Америка, картины и идеи сначала мешали мне говорить, но потом я понял, что этот город, в сущности, похож на Ялту.
49
В одно прекрасное время Ялта кончилась. Наш караван, или, вернее, табор, выехал из лабиринта тесных улиц на просторную дорогу, которая стелилась вдоль края долины. Далеко внизу извивалась река, а на противоположном берегу потихоньку начали подниматься горы - сначала просто поросшие травой холмы, потом скалы, обрывы и таинственные входы в долины, поросшие густым кустарником. Наши две машины ехали во главе каравана, сначала машина Хозяина, потом моя, и скоро я с удивлением заметил, что передняя машина набирает скорость, насколько это было возможно на очень плохой дороге, а мой водитель старается не отставать. Дорога поднималась все круче, становилась все уже, долина превратилась в глубокое ущелье, а скалы на той стороне громоздились, казалось, до самых снежных вершин. Порядок был всегда одинаков: более мобильный отряд на двух машинах, включающий основной состав экспедиции, двигался согласно своему графику, обоз, состоящий частично из индийцев - согласно своему. В пути были назначены пункты, где обе части экспедиции соединялись, и тогда делалась остановка на несколько дней. Мы уже перевалили первую цепь Гималаев, побывали в нескольких храмах и монастырях. Хозяин вел какие-то переговоры с английскими властями, и продвижению никто не мешал. Измерения мы начали позже, когда экспедиция проникла глубже в горы, и цепи вершин стали окрашиваться по утрам и вечерам в огненный, ярко-оранжевый цвет. При этом в долинах еще было темно, а более высокие, но не покрытые снегом горы имели мрачный серо-фиолетовый оттенок, а когда солнце поднималось выше, горы окрашивались во все цвета: желтый, белый, коричневый и зеленый, и над всем продолжали царить огненные вершины, цвет которых днем становился ярко-белым на синем фоне неба. Вся эта попугайная раскраска была для меня новостью, раньше я думал, что камни бывают только серых и коричневых цветов. Когда мы начали измерения, у меня появился помощник. Помощника звали Шин или что-то в этом роде. Имя его произносится немного не так, однако точно я записать его не смогу, да и "шин" мне привычнее, это название буквы древнего языка. Его взяли из монастыря Нанганарбат. Он хотел совершить паломничество, как он говорил, на север, и мы сделали порядочный крюк на двух машинах, чтобы заехать в этот монастырь. Хотя Шин ходил в какой-то короткой рубашке, но он знал английский язык и, казалось, вполне осмысленно воспринимал мои объяснения работы приборов. Мы измеряли флуктуации электрического поля, и возни с приборами было порядочно. Надо было таскать их с собой по горам в строго определенном положении, и иногда мне казалось, что носить традиционную палочку или проволочку куда легче. После небольшого обучения Шин стал заправским лозоходцем и уже без труда находил с помощью куска проволоки спрятанные мной металлические предметы и подземные ручейки. Конечно, приборы были много, много точнее, и в этом была вся разница. Шин был очень доволен и называл это занятие "йога", прибавляя впереди труднопроизносимое слово. Докладываю, что у Хозяина не было никакой карты, а была только неизвестного для меня происхождения уверенность, что этот Шин знает место. Как-то я прямо спросил у Шина, не Шамбалу ли мы ищем, на что он ответил по-английски: "Of course, that's for all". Иногда мне казалось, что он знает даже иврит. Один из членов экспедиции недурно играл на гитаре, и мы частенько слушали гималайскими вечерами провинциальные российские мелодии. В один из таких вечеров Шин спросил: "The light is to be found or is to be created from the light?" Я ответил, как мог: поиск - майя, и с удивлением, единственный раз, заметил в его лице уверенное и целеустремленное выражение, совсем как бывает иногда у Хозяина.
50
Впрочем, поиск отклонений геоэлектрического поля - увлекательное занятие. Сначала трассировка делается с помощью обычной проволочки или палочки - совсем как легендарные лозоходцы. Ничего загадочного здесь нет, и всякий, кто возьмет на себя труд изучить закон магнитной индукции, а также поэкспериментирует ну хоть с железным листом, работая с разными палочками: из проводника и из диэлектрика, поймет, что все просто. Плохо одно: регистрируются не абсолютные уровни поля, а отклонения от фона, и звеном в регистрирующей системе служит сам лозоходец. Это в точности то же самое, что езда на бицикле: никто не знает конкретно, как циклист держит равновесие, и никто не знает, как лозоходец движениями пальцев компенсирует фоновое поле. Мы с моим индийским помощником находим опорные линии, вдоль которых проволока реагирует на аномалии, а потом в действие включаются мои приборы, те самые, из-за которых я надолго попал в поле зрения Хозяина. Они находят аномалию на расстоянии, если правильно расположить датчики относительно опорных линий. Мы все время считали, что искомая аномалия, скорее всего, не на поверхности, а где-то в толще скал или вообще в пустом пространстве над какой-нибудь пропастью. Горы откликались на измерения по-разному: иногда поле было равномерным и однообразным, несмотря на сложные формы рельефа и разнообразие горных пород, а иногда на совершенно гладком месте выявлялась сложная сеть аномалий, на распутывание которой уходили долгие часы. Азарт поиска захватил нас обоих, и мы пришли к выводу, что все равно, как называть цель наших поисков - Шамбала или просто аномалия, раз это вынюхивание следа, а не следование по Пути. И однажды Шин рассказал мне, с чего все началось. Но перед этим была наша беседа втроем: он, я и еще один монах или йог, который однажды утром встретился нам среди скал. Так же, как и Шин, он был одет в грязно-белый балахон, но выглядел старше.
51
Разговор показался мне тогда интересным. Привожу его содержание по-русски:
- Вы - секретный агент. Сообщаем вам, что мы коллеги. Мы думаем, что сейчас наши интересы могут совпадать. Кого вы представляете?
- Не Россию. Я работаю по личному поручению.
- Мы представляем влиятельные круги Тибета. Мы не заинтересованы в российской экспансии.
- Рерих - авантюрист, вряд ли он представляет интересы, связанные с экспансией. Трудно сказать, как он будет использовать результаты экспедиции.
- Важность результатов может выйти за пределы интересов тех, кого мы представляем. Мы вынуждены просить вашей помощи. Просим вас препятствовать использованию результатов экспедиции против Тибета.
- Почему бы вам не прекратить совсем эту экспедицию и утечку информации?
- Потом все повторится, но уже без нашего контроля. Поэтому лучше всего, если вы сейчас найдете то, что ищете.
Я встал и посмотрел на разноцветные горы вокруг, небо и долину реки, лежащую глубоко внизу. Мои собеседники сидели и молчали. Если сделать два шага к краю обрыва, в долине видны две большие машины, похожие отсюда на маленьких черных жучков. Из жучков выползли еще две козявки: Хозяин и его шофер, и засуетились снаружи. Одна козявка - второй шофер - осталась внутри. В животах этих козявок шевелятся козявки и червячки поменьше, а внутри них, может быть, еще какие-то, совсем уже маленькие козявки. Другие, черные и крылатые, проносились прямо над головой, ловя козявок в низких мягких облаках. Облака были большими, белыми, плыли неторопливо, наливаясь дождем.
- Я не имею никакого задания относительно использования результатов. Я должен исполнить вашу просьбу.
- Мы надеемся, что это не принесет зла. Коллега расскажет вам все, что знает. Он - единственный, кто знает хоть что-то реальное о Шамбале.
В соседстве с явным упоминанием Шамбалы слова "коллега" и "реальное" выглядели дико. Тот монах ушел, а Шин рассказал мне, что приключилось с ним в детстве. Шин родился недалеко отсюда, отец его ходил в Индию с караванами торговцев шерстью. Шин много раз слушал рассказы отца об Индии, о сказочной стране тигров, ярких птиц, золотых храмов, больших рек и других чудес. И однажды, собирая коз по склону горы, маленький Шин вдруг действительно очутился в сказочной стране. Он сделал только один шаг, и уже не было ни каменистого склона, ни удирающих коз, а только зеленая равнина, дорога и золотая повозка, запряженная большими, как верблюды, рычащими кошками. Шин понял, что это тигры. Но он их не боялся. Дверца повозки открылась, и оттуда вышел мальчик в синей одежде, такой же, как сам Шин, и дал ему котенка - того, который уже несколько недель как пропал, и никто в семье Шина не мог его найти, хотя осмотрели все окрестные дворы и горы. Потом мальчик залез в карету, закрыл дверцу, тигры зарычали, и карета, дорога и равнина исчезли, а Шин снова оказался на склоне горы с мяукающим котенком в руках. Шин был ошеломлен и обрадован, и все говорили, что это знак Шамбалы. Кот прожил положенное ему число лет, а Шин рассказывал иногда об увиденном в детстве, пока ему не запретили это делать. Когда Шин вырос, он много раз думал о происшедшем: галлюцинация это, вызванная жарой, усталостью и потерей любимого котенка, или что-то было на самом деле. Эти сомнения завели Шина достаточно далеко, сначала в один из тибетских монастырей, а со временем и в библиотеки англичан. Шин стал отличаться от других гималайских святош, лишь кое-как заучивших обрывки текстов. Но с помощью книг не удавалось понять, что же это было тогда. Не помог ему даже европейский психоанализ. - И это все? - спросил я его. - Это все, что известно нам. Поверьте, это в самом деле так. Конечно, есть еще легенды, вы их знаете. Есть еще много легенд, которые вы не знаете, но можете быть уверены - они годятся только для молитв. Приезжал один русский, он был здесь очень недолго, и почти совсем не знал нашу страну. Он спросил у меня только одно: могу ли я указать то место, где ловил коз. Потом он сразу уехал. Скорее всего, ему больше ничего не было нужно. И я думаю, что кто-то из наших товарищей по экспедиции разбирается в этом больше нас.
52
На Гималаях мы знаем совершенное Вами. Вы упразднили церковь, ставшую рассадником лжи и суеверий. Вы уничтожили мещанство, ставшее проводником предрассудков. Вы разрушили тюрьму воспитания. Вы уничтожили тюрьму лицемерия. Вы сожгли войско рабов. Вы раздавили пауков наживы. Вы закрыли ворота ночных притонов. Вы признали, что религия есть учение всеобъемлемости материи. Вы признали ничтожность личной собственности. Вы угадали эволюцию общины. Вы указали на значение познания. Вы преклонились перед красотой. Вы принесли детям всю мощь космоса. Вы открыли окна дворцов. Вы увидели неотложность построения домов Общего Блага! Мы остановили восстание в Индии, когда оно было преждевременно, также мы признаем своевременность Вашего движения и посылаем Вам всю нашу помощь, утверждая Единение Азии! Знаем, многие построения свершатся в годах 1928-1931-1936. Привет Вам, ищущим Общего Блага!
53
Я - Альтшуллер Наум Исакович, секретный агент российской полиции. Нигде и никогда я не был разоблачен, хотя работал в разных местах: с эсерами, с Бундом, с социал-демократами, с теософами. Моим начальником был крупнейший сыщик Медников Евстрат Павлович. Настоящий отчет предназначен для него. Ставлю в известность того, кому достанется эта тетрадь: вы можете распоряжаться информацией, как хотите. Саму тетрадь отдайте Медникову. Это странная просьба? Поймете сами. Моему начальнику: следовало бы полагать, что события вышли из-под контроля, что я провалил задание. Я не собираюсь сглаживать углы и специально привел здесь текст ихнего опуса. Хозяин назвал его "Письмо махатм" и повез в Москву, а также горсть земли на могилу "брата нашего махатмы Ленина". Каганович, Луначарский. Майтрейя-победитель. Но об этом далее. Сейчас я хочу, чтобы Вы вспомнили тот день, когда мы сидели в полицейской конторе, в черных кожаных креслах возле большого фикуса, среди тяжелых шкафов с бумагами, и мы говорили тогда об эзотерике. Лакей только что протер листья фикуса мокрой тряпочкой, и они блестели, а на концах веток желтели острые молодые отростки. Мы пили восхитительный золотистый чай (наверное, индийский), и я сказал, что чай под фикусом мне гораздо дороже, чем все золото Рейна. Вы мне не поверили тогда и предложили задание. Я согласился. Я должен был прекратить агентурную работу среди революционеров, симулировать религиозный сдвиг, втереться в доверие к теософам. Вы были твердо уверены, что кто-то из них знает, где настоящая Шамбала. Мне должно было быть легче: эзотерикой я интересовался всегда, и к тому же был инженером-электриком, изобретателем. Именно мое изобретение - детектор геоэлектрического поля - должно было служить приманкой. Но как мне было трудно! Я выбрал надежный, но трудный путь - спутался с теософической девочкой. Я был тогда молод, и тем было труднее, надо было расстаться с ней не раньше, чем войти в круг приверженцев теософии. Проще говоря, член мог и не встать. Но я хотел в Индию! Мне слишком надоели жирные женщины и покосившиеся русские города. Задание было представлено Вами как личное, но я продолжал получать оплату в прежнем порядке, хотя и в увеличенном размере. Пусть будет личное - Вы сказали сами, но, повторяю, все это не имеет никакого значения.
По двум причинам:
- Срок годности этих консервов вышел. России нет, а об интересах большевиков и их экспансии мы с Вами не договаривались. Фикус мне все-таки дороже, чем белый пароход, плывущий к морю крови по голубой реке демократии. (Не считая того, что Вы сейчас в Париже и вряд ли служите большевикам).
- Кому попадет эта тетрадь и кто именно будет продолжать выполнение задания, и даже что это на самом деле за задание - все это зависит вовсе не от нас.
54
Никаких измерений не потребовалось. Через два дня, в знойный полдень, когда мы, как обычно, ползали с мешками по горам возле деревни Чхота, суета внизу, возле машин, усилилась, и даже стали долетать отдельные звуки. Я присмотрелся - там был кто-то еще, похоже, из местных. Потом внизу началось размахивание руками, и мы потащились назад. Хозяин был потным и красным - непонятно, от жары или нет, но тюбетейку он не снял. Рядом стоял старик в шерстяной одежде и что-то возмущенно говорил на местном языке. Шин прислушивался с удивлением, а потом вступил в разговор и долго уговаривал старика, пока тот не успокоился и не сел на большой камень. Тогда Хозяин подошел ко мне и спросил, какого черта мы хозяйничаем на чужой земле. Я ответил, что все мы здесь хозяйничаем на английской земле. Хозяин фыркнул и велел садиться по машинам. Шин сел, как всегда, со мной, а местный старик вместе с Хозяином, и мы поехали. По дороге Шин сказал, что на участке этого старика кто-то за одно утро построил сарай, и определенно это сделали мы.
- Какой еще сарай?
- Очень большой сарай, деревянный.
- Откуда здесь дерево на сарай?
- Сейчас посмотрим. Если старик не спятил.
55
Как вспомню, до сих пор чувствую отвращение. Это и в самом деле был сарай, нелепо торчащий посреди склона среди разбросанных камней. Сарай был очень высок, высотой с двухэтажный дом, и действительно состоял из досок. Из старых, побелевших от дождей, трухлявых от времени досок, весь в дырках, как решето, и некоторые доски отвалились и валялись рядом, а несколько штук не успели упасть и лениво колыхались под самой крышей без всякого соединения со стенкой. Через дырки был виден какой-то большой предмет. Шин подошел к старику и опять принялся его уговаривать. Потом стал помогать Хозяин, и на расстоянии чувствовалось, что любопытство прибавляет ему красноречия. Наконец старик ушел, а мы втроем - Хозяин, Шин и я - направились к странному сооружению. Внутри было сумрачно и пыльно, полуотвалившиеся доски качались от ветра, хотя весь сарай выглядел устойчиво. Посередине стоял высокий, до потолка, аппарат овальной формы, основанием которому служили две толстые пружины, закрученные навстречу друг другу. Витки были толщиной с руку и сужались от пола к корпусу. Все это было покрыто пылью, а на стенке аппарата из-под пыли виднелась овальная дверь, какие бывают на кораблях. Я стоял к аппарату ближе всех и смотрел на него снизу вверх, наверное, открыв рот, и вдруг услышал сзади азартный хриплый крик и движение, отскочил, обернулся и увидел, как Хозяин с радостными криками "ЕЕЕЕЕЕ" наносит с размаху удары какой-то заточкой. Шин, согнувшись, вертелся на месте в соответствии с направлениями ударов, и наконец упал в пыль. Я замер в позе готовности, но Хозяин только скользнул по мне взглядом и вышел из сарая, поскользнувшись в луже жирной грязи, в которую превратилась кровь, смешанная с пылью. Я услышал, как он скомандовал:
- По местам. Ждать, из машин не выходить.
И он снова вошел в сарай. Заточка уже куда-то исчезла. Лицо у Хозяина было спокойное и довольное, даже какое-то одухотворенное. В щели между досками проходили косые лучи света, хорошо видные в пыли, и подсвечивали его бородку и седые виски. Хозяин подошел ко мне на несколько шагов и сказал:
- Ну вот, Наум Исакович, мы и нашли все, что хотели.