- А здорово ты меня приложил.
- Могу повторить, - приветливо ответил Алик. Он соврал. Жалкие остатки его энергии не потерпели бы такой расточительности.
- Ты прости, если я тебя чем задел, - продолжал его новый знакомый, -но я не знал, что это твоя девушка.
- Прощаю, -замогильным голосом отозвался Алик. Приятно походить на человека, да еще на такого, у которого может быть эта девушка.
За время долгого, томительного ожидания момента, когда можно будет незамеченным пройти наверх, в обход тошнотворной картинки, Алику успели представиться Генрихом, попытались что-то расспросить о здешнем обществе (Генрих оказался приезжим), рассказать пару анекдотов, в ответ на упоминание его полной неосведомленности поделиться всеми известными сведениями и, наконец-то, попрощавшись подозрительно внезапно, уйти, таясь, за какой-то малоприметной фигурой в черном.
Ночь кончалась; оставаться здесь дольше, тем более в такой опасной близости от окна становилось опасно, и Аланкрес все больше уверялся в том, что придется рискнуть и ломиться сквозь декорацию открыто. Тревожное оглядывание сильно поредевшей к утру массы посетителей привело к новому ощущению, заставившему его вздрогнуть. Прошел упущенный миг, и оно исчезло, оставшись в памяти как краткий взгляд, в котором Аланкрес прочел узнавание. Возможно, еще и удивление, но это уже значило не так много - Аланкрес был гораздо больше удивлен сам.
Разбираться уже не было времени - до художественного творения как раз образовался проход, и Алик, собрав последние силы, незамеченным проскочил отдыхать.
Череда потайных лестниц и дверей оказалась на своем месте, хоть и обветшала немного, и вампир с сентиментальным наслаждением восстановил в памяти почти не изменившийся рисунок трещин на темных стенах, мимо которых он последний раз проходил в середине ушедшего века.
Дальнейшее продвижение вверх подбросило еще один повод для беспокойства - стало отчетливо видно, что эту лестницу какое-то время назад посетил человек. Он даже не удосужился стереть со ступенек свои грязные следы. А на подходе к своей комнате Алик обнаружил даже оставленное человеком послание, заткнутое за ручку двери.
Гадкое чувство загнанного животного заставило его на короткое мгновение замереть на месте. Но ведь если его хотели убить, это можно было сделать вместо того, чтобы оставлять тут всякие бумажки, рассудил он, и осторожно взяв письмо развернул его. Первая же фраза ошарашила своей нелепостью: " Дорогой Аланкрес!.."
- Кому это тут я дорог? - опасливо произнес он, и, когда успокоение от звука собственного голоса появилось, продолжил читать.
"...Обнаружив тебя здесь, я сначала не поверил своим глазам и очень испугался, потому что последний раз подобные тебе твари встречались мне единственно в рассказах, на реализм отнюдь не претендующих, коими меня небезуспешно пытались напугать в детстве (позволю себе заметить, что в эту комнату привели меня поиски совершенно иного, нежели обнаруженное мною). Однако, поразмыслив и изучив некоторые документы, среди которых были и касающиеся прошлого этого места, я пришел к выводу, что если ты тот, кем кажешься, ты смог бы помочь мне в одном очень простом для тебя и очень сложном для меня деле. В случае если ты решишь почтить меня своим согласием, место твоего отдохновения останется, к нашей обоюдной радости, в тайне от людей и особенно от некоей религиозной секты, допускающей существование подобных тебе и очень неприязненно к этому существованию относящейся. Искренне надеюсь на наше продуктивное сотрудничество.
За разъяснениями обращаться в розовый дом на берегу. Спросить Фила.
Фил.
Посещению было больше месяца, поэтому и заметил его проснувшийся и немного размокший Алик только теперь. У адских сил, будь им пусто, не было права замечать такие визиты. Автор письма и следов скрупулезно обыскал комнату, коридор и даже ветхий балкончик, что небезопасно, значит был целеустремлен и не боялся риска. Прибавив к вышеприведенным свойствам характера Фила те, что явственно проскальзывали в письме, Аланкрес в полной мере осознал необходимость посещения розового дома следующей же ночью.
Вообще, сколько он себя помнил, все пытались его как-то использовать. И прокляли его этим сном вместо того, чтобы извести нормально, придерживаясь приличий единственно из корысти, и месяц назад ставню не открыли, а казалось бы - чего проще?
Презирая себя, как параноика, Аланкрес зачем-то проверил плотно ли в его запыленной обители забиты ставни и запирается ли дверь изнутри (хотя он помнил, что не запиралась). Затем он смахнул пыль и все остальное с красивой бронзовой подставки в центре комнаты и скоро уснул на ней сидя, обхватив руками колени и уткнув в них лицо.
2. Фил.
Верить в сказки, будучи маленьким, для Фила было так же естественно, как в нынешнем возрасте верить во власть над миром самой всепоглощающей силы на свете. Единственным ее выражением во все времена было количество, и Фил решил обеспечить себя им раз и навсегда. Достичь подобного можно многими незаконными путями, стоящими нервных клеточек неподготовленным умам, коим Фил и являлся, а потому и почел лучшим выбирать из путей законных, и остановился почему-то на странном - поисках кладов. Может быть его надежда на успех уходила корнями именно в эту, с детства выработанную привычку верить в сказки...
Так, или иначе, а найти клад - это не просто пойти и выкопать его. Нужна обстоятельность. Для начала Филу потребовалось наличие друзей в городском архиве, затем среди спортсменов - аквалангистов, спелеологов, и прочих. Старательное выслушивание пенсионеров с богатым военно-революционным прошлым как-то все же сподобилось принести плоды - Фил успел пошарить в подвале какого-то древнего коттеджа прежде, чем его снесли, в результате чего смог сам купить себе неплохой дом и засадить вокруг него сад розовыми кустами. С тех пор, твердо уверовав в прибыльное дело, Фил споил архив, взорвал городскую свалку, подрыл лучшую часть пляжа и надоел всем так, что его в какой-то момент вместе с его поисками просто прогнали с суши. Когда Фил купил себе акваланг и катер, его финансовое положение уже начинало требовать новых сокровищ, и ему как-то пришлось с горя обшарить верхние этажи известного всем притона, переделанного из старинного замка.
Поднимаясь по потайной лестнице, он на всякий случай осматривал стены, вспугивая золотистых мокриц, пока не прошел на самый верх и там обнаружил нечто, чуть не отправившее его прямо в приют для душевнобольных.
Золота комната, в которой хранился усыпленный проклятием Алик, не содержала. Фил нашел в ней бронзовую подставку с местом последнего успокоения всякого уважающего себя человека. Фил не любил тлен, однако подставка выглядела привлекательно, и он решил осмотреть ее верх детальнее. Ушла масса филовских сил, создавая много грохота прежде, чем взору видавшего многое кладоискателя открылось зрелище, заставившее его в ужасе отшатнуться. Готовый найти что угодно, от банального скелета до интригующего ни фига, Фил застыл в ужасе, увидев среди складок пурпурного атласа и слежавшихся в мелкие волны пасмурно-серых вихров нормально построенное лицо такого вида, словно оно удосужилось помереть не раньше, чем за день до его прихода.
Фила не испугала бы высохшая кожа и ввалившиеся глаза мумии, облезающий остатками плоти череп и другие неприятно видоизменившиеся мертвые экспонаты, но такая находка заставила оформиться в мозгу Фила парадоксальной сентенции о том, что неприятно встретить неразложившегося покойника там, где ожидаешь найти разложившегося. В принадлежности находки к ордену покойников, а не впавших в летаргию наркоманов убеждало полное отсутствие дыхания.
Волевым усилием оставив себя на месте, Фил еще раз осветил дрогнувшим фонариком свое видение и постарался отметить ускользнувшие от него при первом осмотре черты человека, которым этот труп наверняка когда-то был. Несмотря на общую свою нейтральность, они напоминали что-то такое нежненькое, веселенькое, вобщем, неприятное.
Одновременно пришло две мысли - первая по поводу того, кого же ему этот тип напоминает, а вторая - какими бы свойствами, при совокупности уже известных это пугало могло бы обладать.
Тип напоминал сестру. Она страдала каким-то психическим расстройством и жила с матерью в городе, изредка изводя своими приездами на отдых, который Фил, по возможности старался сделать недолгим. Неприятной в этой его неродной сестре была ее патологическая веселость, пугающая Фила и заставляющая его впадать в депрессию.
Мысль, о свойствах пришла несколько позже, и услужливая память радостно оформила ее в одно только слово, добытое из услышанных в детстве сказок.
Чтобы проверить догадку, Фил, движимый страхом в одну сторону а любопытством в другую, позволил последнему слегка пересилить. Он нагло потрогал типов нос за острие и подивился его несвойственной восковым фигурам и мумиям упругости и прохладности. Последняя надежда на искусственное происхождение феномена покинула Фила.
Постояв немного возле, чтобы прийти в себя, он решил, что надо действовать. И как раз вспомнил о своей недавней вылазке в аквалангом в одну из подводных пещер еле видного с берега скалистого острова с туземным названием Лат Ла.
Проплыв довольно долго под водой, он вылез на гранитный берег внутри острова, в одной из его пещер и так получилось, что тут же упал обратно. Но за короткий миг он увидел... Толком так и не поняв, что увидел, Фил упал потому, что тут же почувствовал такое, что заставило его забыть увиденное. Воздух там был не просто не пригоден для дыхания - он был ядовит, и Филу пришлось быстренько погрузиться обратно. При последующих визитах он, к большому своему огорчению, выяснил, что ни одно из доступных средств защиты от мерзких газов тут не действует. Те же визиты доказали ему, что действуй они, можно будет до конца жизни ничего не искать...
В дальнейшем грустный Фил нашел название газа в умной книжке, выучил его формулу, нарисовал ее на стене и долго кидал в нее нож, покуда не стала она неразличимой, как его неисполнимая мечта.
А теперь вот тут, перед ним, лежит существо и нагло, попирая все законы природы, не дышит. Оно может сплавать ( если, конечно, ему можно плавать) и забрать мечту голыми руками. А если его разъест газ, Фил плакать не будет. Не должны люди умирать, чтоб могла вечно жить эта полуистлевшая пакость...
...Дойдя в своих мечтах до благодарственных воплей восхищенной толпы " ура великому Филу, растворившему вампира в газе" , Фил поразился - до какого же бреда можно дойти, в присутствии подобной штуки. Но бред бредом, а факты...
За время его мечтаний Аланкрес не исчез. Поэтому, нацарапав вышеупомянутое послание, Фил опрометью дунул в родной архив.
Несколько дней он читал все, что смог найти относительно интересующей его проблемы, а затем, когда через неделю так никто и не появился, не знал, что и думать. На всякий случай он принял все меры предосторожности, какие смог, а смог он найти все, кроме мощей св. Ипполита ( жившего веков пять назад охотника за вампирами) потому, что реликвии эти хранились там, доехать куда не хватило бы денег, и неизвестно еще, были ли подлинными. Через две недели серебряную наружную щеколду сперли, а через три Фил стал подозревать, что у них в семье ненормальной была не только его сестра. На исходе четвертой он решил, что источник его бед - одиночество, тем более, что познакомился с хорошенькой девушкой, приехавшей из города, которой оказалось негде жить. Фил предложил ей поселиться у него в верхних комнатах и следить за садом, а она согласилась так быстро, что Фил решил, что нравится ей и ошибся. Она поливала цветы, рисовала на заборах, откровенно скучала в его присутствии и часто куда-то надолго исчезала. На всяческие намеки с его стороны реагировала так безразлично и рассеянно, что скоро Филу стало неинтересно намекать. Он снова занялся поисками сокровищ, изредка тоскливо поглядывая на Лат Ла и в опасливо - в сторону верхних этажей бара.
Решение появилось закономерно.
- Кэсси?
- А?
- Пойдем в бар.
- Куда?
- В бар. Расслабиться.
- А-а...В бар, так в бар.
"Кэсси, спрыгни в пропасть..." "В пропасть, так в пропасть..." Раздражало ужасно.
3. Упырь.
Народу в полумраке перемещалось туда-сюда обычное количество - не много, не мало. Отовсюду падал разноцветный свет, гипнотизируя лучами и бликами, подкрашивал облачка сигаретного дыма, оживлял прозрачные стаканы, тонул глубоко в напитках. На фоне обычной вечерней усталости стало скучновато, но приятно...
Кэсси с Филом танцевали друг с другом, каждый думая о своем. Фил об ужасах и сокровищах, девушка - о снах, что как раз накануне пришлись в настроение. Их и теперь напоминал мелькавший перед ней теперь восхитительный зеленовато - бирюзовый свет прожектора. Всегда казалось, что за каждым мерцающим, блестящим или светящимся предметом несложно увидеть тот иной, замечательно спокойный и гармоничный мир, представление о котором мы получаем иногда, когда нечего больше желать, потому что разум и чувства поражены внезапным, но прекрасным и спокойным видением. Это ощущение, знакомое тонким и одаренным натурам, коей девушке выпало несчастье (или все-таки счастье?) быть, зачастую бывает главным удовольствием в их жизни. Многие, желающие чаще, чем позволено в этом мире, испытывать подобное, вынуждены прибегать к грубым химикалиям, но Кэсси считала, что это дорого и неинтересно, а посему была обречена вечному томленью по иному... Прежде, выходя из снов, ей не хотелось просыпаться, а еще раньше - не хотелось просыпаться никогда... Это очень плохо, и додумав до этого места, Кэсси сочла, что дальше молчать неудобно.
- Смотри, какие у того типа волосы замечательные, -сказала она, кивая куда-то в сторону. - Темно - золотистые... Интересно, он их красит?
Фил взглянул в указанную сторону.
- Красит. У него и рожа, не как у рыжего.