Оська вздохнула.
- Думаю, что он их не любит. Он вообще человек... не светский. То есть светский, конечно, но его это напрягает...
- Знаешь, каким бы он не был, на всякий случай...
Кэсси вытащила маленькую бумажку и протянула Оське.
- Выучи и отдай. По этому адресу живет одна моя хорошая знакомая. К ней идешь, типа в парикмахерскую или в магазин. Говоришь пароль, и через два дня ты здесь. Это если тебя не похитят.
- Блин, какие у тебя связи.... Спасибо.
- Не за что. Возвращайся поскорее.
Кэсси была больше чем уверена, что эти предосторожности окажутся ненужными, но беспокойство за Оську было таким сильным, что она решила перестраховаться. Они договорились и о системе паролей в письмах, чтобы знать истинное положение дел, если что, и о многом другом.
Оська вышла к Силрессану очень загруженная, даже первые полчаса мало говорила, чтобы случайно ничего не забыть. Все-таки Кэська в свое время именно благодаря своей большой любви к шпионским страстям вытащила ее из дурдома. Ее нужно слушаться.
29. Лето.
После такого количества интересных событий оставаться одной с всего лишь с тремя кошками и двумя собаками как-то совсем скучно. Кэсси с головой ушла в работу. От Оськи исправно приходили письма с положенными кодами; один раз пришло даже очень длинное, в котором она поведала, что ей снова приснились мухи. Только на этот раз они летали над землей и их было много; они жужжали и говорили, что только что оттаяли, потому что с них сошел ледник и им хорошо. И все люди вышли на улицы и кричали: "Мухи! Ура! Пора заводить пауков! Давайте столкнем ледник и с них!" И пошли сталкивать. А мухи заскучали и от нечего делать стали снова дохнуть.
Кэсси теперь часто уходила гулять одна. Собственно, ей и не с кем было гулять. Началась самая жара; она ходила по улицам и озверело пылила ногами. В одну из таких прогулок встретились какие-то люди, которые готовились к празднику - жгли костер и расставляли бутылки. Кэсси помогла им насадить шашлык и осталась дожидаться, пока пригласят его съесть. Люди знали, что она осталась именно с этой целью, но деликатно делали вид, что сами удерживают ее разговорами. Она же всем своим видом показывала, что из вежливости не может покинуть столь настойчиво добивающееся ее присутствия общество, и думала над вопросом, верят ли они хоть немного, что ее больше интересует их компания а не поспевающий шашлык, пришла к выводу, что на из месте тоже не верила бы, но тайно надеялась.
Попираемое многочисленными ногами щедрое изобилие песка пополам с камнями навевало некое полуденное расслабление, скорее всего, рефлекторное, происходящее на пляже с людьми, привыкшими именно там и отдыхать. Кто-то принес ей шезлонг. Кто-то налил вина. Кто-то спросил:
- А не добавить ли?
- Добавить, - отвечала Кэсси. - О чем речь.
Добавили щедро, однако на фоне тянущегося вокруг ленивого разговора добавляющие голоса безо всякого сожаления с ее стороны затерялись; хотелось, чтобы вокруг говорили, но чтобы никто не говорил с ней; хотелось шашлыка. Вот уже и за это прагматическое желание стало совестно. Дабы перед самой собой реабилитироваться Кэсси решила оказать этим людям хоть какой-то знак уважения: открыла глаза и посчитала их. Новых знакомых (опять же, из уважения, можно назвать их так) оказалось четыре мальчика и две девочки. Из какого-то нездорового интереса Кэсси посчитала шампуры - на мангале и рядом. Каждому, включая и ее, хватало по два. Отпустив память в историю, вспомнила, что никогда не бывало иначе. В возникающей спонтанно дружественной обстановке всегда хватало всего и всем. И как обычно, в этот момент думалось о другом, о нехватающем. Только после, на фоне изнывающего за холодным стеклом осеннего дождя, идеальные моменты вспоминались на правах счастья. Исправляя это ошибку, Кэсси решила сегодня быть счастливой.
Счастливая Кэсси объела три шампура (так и не запомнив, кто же дал ей третий), выпила все, что наливали, без умолку болтала, обожглась об мангал, заприметила мальчика с глазами лани, с которым после обеда и отправилась гулять. Мальчик оказался студентом, моложе ее лет на пять и носил черную майку с большой белой буквой "R" и драные побелевшие джинсы, вобщем, что надо, и совершенно не раздражал. Они сидели вдвоем на берегу, и Кэсси уже действительно начинала себя чувствовать свободной и счастливой, когда кто-то появился сзади и громко сказал:
- Эй, радикал, втяни валентность, или увидишь, что бывают в жизни невосполнимые потери...
Кэсси устало обернулась на голос Генриха.
- При взгляде на тебя это - первое, что бросается в глаза, - сказала она. - Чего ты хочешь?
Мальчик тоже обернулся и с интересом посмотрел назад.
- Вижу, - сказал он. - Невосполнимые. И тогда кулаками при дамах машут.
- Мало били? - спросил следователь.
- Наоборот, - сказал мальчик. - Сначала - потому что пацифистов удобно. Далее из предрассудков. Еще некоторые не любят кого-то умнее себя. Так что твое хамство погоды не сделает.
Кэсси подумала, что ей некоторые студенты терпимы и даже приятны.
- Слушай, - обратился Генрих к Кэсси, - где ты добываешь всяких извращенцев?
Вопрос не понравился.
А дальше, очень вовремя отыскала их родная компания студента, они о чем-то говорили, и в итоге неожиданно получилась так, что Кэсси осталась одна с Генрихом.
Во всем Генрихе что-то сообщало, что он до сих пор на работе и жаждет похоронить Кэсси под грудой своих глупых вопросов. И совсем уж неожиданным и неприятным показались ей его хорошо просматривающиеся попытки напроситься проводить ее до дома. Настроение скисло.
- Спасибо, не надо. Мне сейчас домой не хочется.
- А куда тебе хочется? Я хотел тебя кое о чем предупредить, но если тебе все равно...
Ну что на это можно ответить... На такой невежливый вопрос? Лишь столь же невежливо пожелать человеку отправиться в какую-нибудь общеизвестную сторону, в которую немного обидно идти, повинуясь чьей-нибудь злобной подсказке.
Прошло еще несколько дней, в течении которых Кэсси знакомилась и не знакомилась; и все встреченные ей люди рано или поздно начинали раздражать кто чем; каждый по-своему. Однажды она пообщалась с одной приятной девушкой, которая сочиняла очень неплохие стихи. Кэсси читала их с удовольствием, пока не нашла случайно один, о страсти лирической героини к монстру, и не расстроилась.
Вообще все ее новые знакомые рано или поздно разными способами проявляли свои неприятные качества, которые начали с безысходной неизбежностью повторяться, и Кэсси с мечтательным недоверием вспоминала времена, когда кем-то увлекалась. Наверное, решила она, с возрастом начинаешь ценить не самого человека, а то, насколько этот человек ценит тебя.
Как-то раз она вспомнила, что на свете есть Нестор, а у Нестора телефон.
- Привет, - сказал он. - Как Оська?
- Пишет. Вроде, нормально все. А как ты?
- Да тут назрела надобность всякой бюрократией заняться; вот и занимаюсь.
- Понятно... А помнишь как мы в маразм впали?
- Кэсси...Я не хочу сейчас ничего вспоминать. Это похоже на то, что чувствует человек, освободившийся из тюрьмы. Ты извини...
- Ничего.
- Я как-нибудь заеду.
- Как-нибудь заезжай.
- Кэсси...
- Да?
- Ты сама-то как?
- Да так... скучаю.
- Это хорошо. Как говорил один мой друг, погибший на съемках известного боевика...
- Несс!!!