— Как нечего? — сник Юниэр. — Разве принцесса не там?
— Нет. Принцессы там нет. Это сейчас очень опасное место — большая ловушка.
— Но Мириэль! Неужели тебе не известно где она?
— Известно. Она в безопасности. Насколько сейчас это возможно.
Непомерная тяжесть отпустила наконец сердце Юниэра.
— Мне действительно повезло, что я тебя встретил.
— Мы думали, ты в Средиземье. Принцесса так переживала.
— Где она? Когда я могу ее увидеть?
— Терпение, мой друг, — Дориан усмехнулся, — для начала нам нужно изменить маршрут.
Дориан повел его на север, в сторону, где в деревне Маулин скрывалась принцесса. Юниэр, как говорится, не чувствовал под собой ног от счастья и нисколько не отставал от стремительного Дориана, прозванного Скользящим. Только поздним вечером остановились они передохнуть, и Дориан рассказал Юниэру о замысле Верных.
Нуменорцы устроили настоящую охоту за элендили, поэтому Амандил решил спасти своих подопечных, в первую очередь эльфов. Вывезти их из Роменны или Андуниэ было невозможно: очень уж недружественные настроения царили в великих портах Нуменора. Но на заброшенной стоянке кораблей, неподалеку от Маулина, был найден корабль «Роментел», что по-эльфийски значит «Последний с Востока». Все эльфийские корабли были уничтожены еще при Тар-Анкалитоне, но этот не заметили, так как он не был похож на эльфийское судно. Плавали на нем недолго: он был неудобен в обращении. Его не использовали по назначению, а потом и вовсе отправили на кладбище устаревших судов.
Теперь, кто-то из эльфов вспомнил о корабле, его отыскали и проверили в деле. Изделия эльфов не стареют от времени, и «Роментел» был готов бороздить океан вновь. Он должен был доставить гонимых эльфов в Средиземье, где они смогут найти убежище у Гил-Гэлада или других эльфийских властителей.
На этом же корабле должна была уехать и принцесса.
— Корабль отправляется завтра в полночь, — сообщил Дориан, — раз уж я тебя встретил, то должен доставить на «Роментел».
— Значит, мы сдаемся, — угрюмо заметил Юниэр, — бежим от врага, вместо того, чтобы победить его!
Дориан покачал головой.
— Мы не можем победить Фаразона. Для народа он все равно что Бог, а мы — банда негодяев.
— Но, — возразил Юниэр, — совсем недавно они внимали раскрыв рты речам Мириэль, приветствовали ее идеи о дружбе и мире. Сейчас, если рассказать им, что Фаразон томил ее в заточении, женился не понятно на ком и…
— Забудь об этом, — прервал его Дориан. — Конечно, настроение толпы изменчиво, но есть причины более глубокие, чем разглагольствования Фаразона. Есть привычки, Юниэр, ломать которые очень болезненно. Нуменорцы стали ненавидеть нас не вчера. Несколько сотен лет назад проросли между нами зерна недоверия и вражды. И все эти годы накапливали люди зависть к эльфам в своих сердцах. Ты хочешь, чтобы их ненависть развеялась как дым от приятного голоса юной Мириэль? Они слушали ее потому, что кто-то пустил слух, будто эльфы добровольно расстанутся с секретом бессмертия, если восстановится дружба эльфов и людей. Когда этот слух растаял, на сцену выступил Фаразон. А Фаразон, дорогой Юни, говорит им то, что они хотят слышать. Они понимают его всем сердцем и готовы отдать за него свои жизни. «Мир только для людей!» — вот их лозунг. И мы, эльфы, знаем, что так и будет, поэтому не хотим воевать. Пусть бы только позволили нам жить мирно на землях, которые дороги для нас не меньше, чем для людей.
Грустно стало Юниэру, жаль эльфов, ведь они за свои долгие жизни так крепко привязываются к местам, где живут. У них действительно обостренное чувство родной земли. А для него такого понятия не существует, он странник, и ему хорошо там, где его друзья.
В ту ночь многие жители Маулина слышали дивное пение. Они вышли на берег моря и увидели множество белых птиц, летящих вдаль, и решили, что это поют птицы. Они не знали, что птицы лишь сопровождают удивительный корабль «Роментел», а песни поют эльфы, покидающие навсегда враждебный Нуменор.
На борту корабля были обручены Мириэль и Юниэр, они обменялись тонкими эльфийскими кольцами, которые подарила Мириэль ее подруга Айрен.
Ни Дориан, ни Айрен не покинули Нуменор. Принцесса долго плакала и поклялась себе, что обязательно вернется, чтобы освободить свою землю от зла и лжи, чтобы отомстить Фаразону за смерть своего отца. Она сделает все, чтобы легкие эльфийские корабли вновь приплывали в гавани Нуменора, а люди встречали их радостно и гостеприимно. Ей было страшно за всех Верных. Они так помогли ей! А эти мальчики, Гред и Акула, которые в своей лодке довезли ее до Маулина, рисковали жизнью ради нее. Как хотелось ей иметь силы, чтобы защитить всех дорогих ее сердцу людей и эльфов!
Одного не понимала она, — зачем освободил ее из темницы тот подозрительный старик, который назвался посланником Верных, и привел ей Чернолуна. Она была, конечно, благодарна ему, но что-то в поведении старика насторожило ее. Вместо того чтобы сразу ехать, как он советовал, к Верным, она отправилась в деревню к Греду и Акуле. И потом не пожалела об этом. Ведь, если бы она поехала к Верным, то попала бы в ловушку и подвела хороших людей. А так, через Акулу, она связалась с Дорианом, и Айрен рассказала ей обо всем, что творится в столице. И вот теперь восемнадцать эльфов и десятка три элендили бежали вместе с нею. Но самым важным было то, что ее любимый Юни был с нею, а вместе с ним они придумают, как переиначить злую судьбу.
Уже три месяца прошло с тех пор, как Ар-Фаразон был объявлен королем Нуменора. Молодая королева тихо скончалась во дворце, она не смогла пережить обрушившегося на нее горя. Но скорбь об ушедшей не надолго омрачила сердца нуменорцев. Остров процветал, народ богател, Средиземье кормило армию. Ни одного короля в истории Нуменора люди не обожали так, как Фаразона. Его называли Великим Умом, Вечным Героем и другими пышными эпитетами. Будучи очень жестким и требовательным человеком, он словно встряхнул всю страну, установил новые законы и задал стремительный темп жизни. Те же люди, которые были некогда подданными Тар-Палантира, а теперь подчинялись Ар-Фаразону, работали быстрее, точнее и с полной отдачей, потому что поверили вдруг, что они сами хозяева своего будущего. Тар-Палантир хотел, чтобы все были равны и счастливы. Ар-Фаразон стремился к благополучию одних только нуменорцев, так что его задача была конкретнее. Впрочем, от преданности и любви к нему нуменорцев, от постоянных похвал Фаразон расслабился и подобрел, он прекратил слежку за Верными, и те вздохнули свободнее. Фаразон больше не боялся возвращения Мириэль, никто не поверил бы ей сейчас.
Фаразон сдружился с Терлоком, который постепенно стал его правой рукой. Терлок больше его не шантажировал, а всячески помогал. В глубине души Фаразон ему не доверял. Он знал, что дедушка Терлок отнюдь не добрый волшебник. Но что делать? Фаразон в нем нуждался. Терлок, например, изобрел чудодейственную мазь, которую они назвали «Крем молодости Фаразона». Крем разглаживал морщины, пусть не так уж бесследно, но изобретение вызвало у народа новый прилив обожания короля. Все, даже те, у кого не было морщин, мазались кремом и утверждали, что это первый шаг на пути к вечной жизни.
Терлок настаивал на том, чтобы Фаразон был бдителен и суров с врагами. Но Фаразон и без него был осторожен, и, если бы кто-то осмелился сделать выпад против него, он бы, не задумываясь, раздавил злодея. Он интуитивно знал законы успешной власти. Но никто на него не покушался.
Деятельному от природы Фаразону не сиделось на месте, ведь власть нужна не затем, чтобы дрожать над нею, а чтобы пользоваться ею!
— Для начала, — мечтал Фаразон, — я должен свергнуть темного царька, перед которым трепещет все Средиземье, тогда не только остров Эленна, но и весь континент будет на меня молиться.
Третью ночь провела Мириэль в Линдоне. Как трудно было уснуть в Средиземье! Она поняла, что раньше и не представляла, что это за страна. Нуменор казался ей теперь настоящим раем, обетованной землей.
«Я всю жизнь прожила на острове волшебно-прекрасном, как мираж, — думала она, — а теперь я словно вступила в дремучий лес».
Дома, в Нуменоре, она слышала много рассказов о Средиземье: о людях-варварах, блуждающих в холодных степях, убивающих друг друга за пищу, об уродливых драконах, выжигающих города, о злобных мстительных орках, живущих стадами и нападающих ночью, о гигантских летучих мышах, слепых кровопийцах, кричащих голосом смерти. Но ей всегда казалось, что рассказчики преувеличивают, что не может быть такого места на земле, где собрано столько нечисти сразу. Сейчас она поняла, что ужас реален, и люди живут бок о бок со смертью.
У Гил-Гэлада в Серебристой гавани все было спокойно и приятно, никто не воевал, не голодал и не нападал исподтишка. Но каждый день приходили разведчики из самых разных мест и обменивались новостями с Гил-Гэладом и его друзьями. И кровь холодела в жилах, когда юная принцесса внимала этим сводкам. В Рудауре орки отравили источники, и две деревни вымерли. Окраины лесов Фарагорна подожгли недруги, эльфам пришлось приложить немало усилий, чтобы потушить пожарище. Мирное население Лебенина подверглось нападению свирепых южан, и тех, кто выжил, угнали в плен. Отряды орков подходят все ближе к Мглистым горам, а страшные назгулы, которым никто не в силах противостоять, уже летают над Эриадором. Принцессе передавалось озабоченное напряжение людей и эльфов, окружавших ее. В самом воздухе Средиземья царило нездоровье, и, казалось, целыми днями люди ищут выход, занимаются решением проблем. «Как же мы, нуменорцы, могли быть такими равнодушными, — думала она, — ведь давно пора было сделать что-то решительное, положить конец размножению зла. Как случилось, что главной заботой, одолевающей нас, стала жажда бессмертия? Пожили бы мы где-нибудь в Рудауре, вряд ли захотели бы вечного продолжения этой агонии».
Вечером обстановка в доме Гил-Гэлада разряжалась, люди и эльфы вместе ели и пили, обменивались шутками и смеялись. Но Мириэль и тут не находила покоя, и любое веселье казалось ей кощунством. Ночью ей снились кошмары, все, что разведчики рассказывали днем, ночью материализовалось в видения, и Мириэль плакала, просыпаясь. Юниэр при этом спал как младенец и счастливо улыбался во сне. Но наконец он заметил, как Мириэль печальна, и пристал к ней с расспросами. Ее признания поразили его:
— Кошмары в доме у Гил-Гэлада?! Невероятно. Для всех путников Средиземья этот дом, словно очаг надежды. Доброжелательное обращение и эльфийские волшебства навевают покой и забвение. Все, кто живет здесь, излечиваются от тоски, и даже самые нервные, поверь мне, спят в Линдоне хорошо.
Не медля, Юниэр попросил свидания у Гил-Гэлада.
— По-моему, принцесса не здорова, — пожаловался он. — Она так безнадежно грустна, словно все печали мира — это ее печали. Она даже не может спать у тебя спокойно, Гил-Гэлад.
Гил-Гэлад колебался:
— Не горячись, милый друг, в этом моя вина. Твоя подруга — редкая идеалистка. Она не видела жизни, что не простительно для такой важной особы, как королева Нуменора. Тар-Палантир лелеял ее как нежную мимозу. А ей, Юниэр, предстоит выполнить задачи, может быть, непосильные для обыкновенного человека. Неплохо бы дать ей урок. Я посылаю ей столь невеселые мысли и сновидения, чтобы она поняла, что творится в этом мире. Может быть, я перестарался… Но все же, думаю, это пойдет ей на пользу.
— Пойдет на пользу! — воскликнул Юниэр, едва оправившись от изумления. — Я не могу поверить, что это говорит мудрый Гил-Гэлад. Прекрати свои опыты немедленно, ты сведешь ее с ума. Иначе сегодня же я покидаю Линдон и беру с собой бедную Мирэ. Подумать только! Ты живешь уже не первую тысячу лет и вдруг решил научить жизни семнадцатилетнюю девочку. Перестань даже думать о ней как о королеве и исполнительнице особой миссии. Может вы, эльфы, не делите свою жизнь на юность и старость, но для людей это очень важно. Не нужен моей любимой никакой горький опыт. Она научится страдать, когда это будет неизбежно. Мы, люди, быстро ко всему привыкаем. А чем больше счастья в жизни, тем лучше.
Гил-Гэлад нахмурился, пожал плечами:
— Пожалуй, ты лучше меня понимаешь человеческую природу…. Если посмотреть с твоей точки зрения, то я просто изверг. Прости меня, больше не буду ее тревожить.
Гил-Гэлад исполнил свое обещание, и следующей ночью принцессе снились только самые красивые земли Среди-земья: поющие водопады, полевые цветы, роскошные закаты. Сны наполняла дивная музыка эльфов.
События в Нуменоре сказались на дружбе эльфов и людей в Средиземье. Практически все связи нуменорцев с Гил-Гэладом прервались. Положение и тех, и других тотчас же ухудшилось. Если раньше они могли сообща противостоять вылазкам врага, советоваться друг с другом и согласовывать свои действия, то теперь они часто не успевали предупредить козни Саурона и боролись с его слугами не так слаженно. А враг не дремал. От внимания Саурона не ускользнул раздор среди недавних союзников, и ему это было на руку.
Мириэль и не подозревала, что эльфы могут так горячо ругаться и даже проклинать кого бы то ни было, до того, как в Линдон из похода в Эмнет вернулся отряд эльфов, возглавляемый Мизамиром. Они были печальны, оборваны и обожжены. Эльдары поведали, что подверглись нападению орков. Одних орков они бы разбили, но когда появился назгул верхом на драконе, их положение стало плачевным, они не могли спрятаться от пламени и получили тяжелые ожоги. Но самым ужасным было то, что орки захватили в плен двух эльфов из отряда. Ясноликого Лотлуина невозможно было узнать, так он обгорел. Его принесли на носилках, и он был без сознания. Конечно, пострадавших тут же окружили внимательные и заботливые собратья, их раны обработали и вылечили через некоторое время. Но лица эльфов краснели от гнева, едва они вспоминали о тех несчастных, которых вонючие орки утащили в Мордор. Из-за того, что Мизамир не пострадал в битве, как другие его соплеменники, недовольство высказывали и ему. Как он мог допустить, чтобы перворожденные попались в лапы врагам? Мизамир хмурился, огрызался и говорил, что все, наверное, больше обрадовались, если бы весь его отряд сгинул в Мордорских тюрьмах. Хорошо еще, что ему удалось привести домой остальных раненых, ведь у отряда не было с собой необходимых лекарств. Но его мало слушали. Все были возбуждены, трясли оружием и требовали от Гил-Гэлада немедленного плана мести врагу и освобождения пленников.
Так случилось, что именно в этот день всеобщего переполоха в Линдоне к берегу пристала лодка с тремя маленькими хоббитами. Деловито вытащив ее на берег, хоббиты подошли к эльфам, спорящим на берегу.
— Простите, пожалуйста, — робко потянул за рукав высокого эльфа Пум. — Нам необходимо встретиться с Гил-Гэладом…
Эльфы смерили хоббитов возмущенными взглядами:
— Только не сегодня, малявки. Господину Гил-Гэладу совершенно не до вас.