«Сумасшедшие, сумасшедшие маги, — думал Лот, — они всюду ищут опасности, рискуют собой. Чем их не устраивает мир, сотворенный Эру для его детей? Чем плоха эта восхитительная, чувственная оболочка, позволяющая воспринимать всю многогранность мира? Как может возникнуть желание ее покинуть? Почему Мирэ не осталась на Менелтарме вместе со всеми? Ведь там было так хорошо. Дико променять этот мир на какое-то темное царство теней». Он никак не мог поверить, что бездыханное, лишенное жизни тело перед ним — это Мирэ, ласковая, нежная, вспыльчивая и язвительная Мирэ. Она не могла так умереть! Его соперник собрался идти за ней, нырять в черную дыру, туда, где живым не место. Как мала надежда, что он найдет и вернет ее.
— Сюда никто не проникнет, — решительно пообещал Лот, — только сделай ее прежней, друг. Это невыносимо, если она умрет.
Эпизод в склепе почему-то сблизил человека и эльфа, влюбленных в принцессу и одинаково ревновавших ее. Они прониклись уважением и доверием друг к другу, каждый из них вдруг понял, что умрет, защищая жизнь другого.
— И еще, Лот, — Юниэр протянул эльфу сверток с ненавистными книгами, — если я не вернусь, уничтожь их. В руки Саурона они не должны попасть ни в коем случае. И сам не читай.
— Уж в этом будь уверен, — Лот, морщась, принял тяжелый сверток.
Юниэр вернулся к принцессе, сел, скрестив ноги, и взял ее послушные руки в свои. Ему не нужно было ни книг, ни молитв, ни заклинаний, чтобы последовать за ней, только сосредоточенность и смелость. Он знал, что при желании любой человек может это сделать, хотя сам никогда прежде не пытался. Он, как и эльф, был слишком привязан к этому миру, чтобы искать выходы в другие. Но он видел в Ориене, как некоторые совершали переход, а потом возвращались. Они рассказывали, что труднее всего преодолеть страх в самом начале — на грани между мирами, а потом душа легко пускается в путешествия, невесомая, быстрая, не сдерживаемая тяжестью тела. Вторая трудность осознается позже — не все помнят, что нужно вернуться. Говорят, что миров много, и заблудиться легко. Но он знает, куда она ушла. Ее душа кричит о помощи, она погибнет без него.
Юниэр закрыл глаза и сосредоточился, сначала было темно, потом он увидел свое сердце — трепещущий огненный цветок из живого, пульсирующего пламени, а следом и душу — сияющую, прозрачную и очень родную сущность. Он понял, что сердце согревает ее, и они в гармонии с миром. Нельзя было разобрать ее цвет — она переливалась многими красками, но мягкими, радующими глаз, как весенний луг. Он подумал, что она слишком нежна для боя, но тут же понял, что своей волей может наделить ее любым обликом. Тогда он вообразил себе воина цвета пламени с длинным мечом, быстрым как вихрь, и по мере того, как насыщалась оранжево-красным его душа, решительнее и агрессивнее становилась она и теперь сама рвалась прочь — защищать, отвоевывать, разить!
В тот же миг его потянуло вверх с неистовой силою, и он огненным столпом вырвался прочь из тела. Где-то внизу, затуманенные дымкой, эльф и Айрен одновременно бросились поддержать его обмякшее тело. Что ж, теперь в путь, больше не оглядываясь назад, он нырнул в чернильный сумрак. Какое-то время он несся вперед огненным смерчем, но вот тьма развеялась — он совершил переход. Мир, в котором он оказался, был блеклым и серым по сравнению с тем, который он покинул. Потрескавшаяся земля, лишенная растительности, лежала ровным полем, насколько хватало глаз. Лишь конические постройки разбавляли пейзаж, и все они курились сизым дымом. Небо казалось почти бесцветным. На нем не было солнца, не было и облаков. Через всю эту пустынную землю бежала дорога — широкая из мелкого битого камня. Юниэр ринулся к ней, зная, что его цель впереди.
Идея состязаться с Сауроном в царстве теней пришла принцессе в голову не внезапно во время песнопений на Менелтарме. Уже в течение многих дней рассчитывала она каждый шаг. Мысль ее стала работать в этом направлении с тех пор, как в книгах Моргота она наткнулась на упоминание о проклятье Эру: «Остерегайся утратить физический облик, ибо тогда тяжесть души твоей повлечет тебя на самое дно Мира».
Что бы это значило? У нее не было, да и не могло быть четких представлений о том, что происходит после смерти, когда душа человека расстается с телом. Загадочную посмертную судьбу человека в Арде условно называли подарком Илуватара. Но поскольку оттуда еще никто не возвращался и не делился впечатлениями о полученном подарке, у многих людей возникали сомнения, недоверие и даже разочарование. Некоторые горько шутили, что люди получили в дар проклятье, и зря они тешат себя надеждой, что за порогом смерти их ждет необыкновенная судьба. Не шла ли тут речь об одном и том же явлении, общем законе для душ? И то, что оказывалось для одних подарком Эру, для других оборачивалось жестоким проклятьем? Как наша земная жизнь у всех разная, так и посмертная судьба у всех разная.
Можно было бы предположить, что люди добрые, отзывчивые, те, кто при жизни делился теплом с другими людьми, как солнышко, согревал их любовью и лаской, отправляются после смерти в лучезарные миры, подобные Валинору. А те, кто причинял боль и страдание, жил в злобе, зависти, ненависти, постоянно жаловался на этот мир и вредил ему, после смерти, отягченные бременем своих неблаговидных дел, падают вниз и попадают в безрадостные миры, где ждет их возмездие за все зло, которое они совершили. Эта идея так просто объяснила принцессе весь миропорядок, что она удивилась, почему не додумалась до этого раньше. Все вставало на свои места, если в мире действовал такой неумолимый закон.
Эльфы не покидают этого мира. Когда они утомляются или погибают от ран, то отправляются в Мандос или Лориэн. Что ж, это может означать, что наш мир многослоен. Ведь эльфы тоже все разные, а жизнь некоторых темна и кровава. Так что пребывание в Мандосе воспринимается эльфами по-разному, тоже в зависимости от их дел в Арде.
«Итак, — заранее радовалась Мириэль, — если мне удастся оставить Саурона без его физического тела, никакая сила не удержит его преступную душу в этом мире. Она пропитана темной злобой, и трудно представить себе что-нибудь более тяжелое».
Принцесса увидела черный сгусток, стремительно проваливающийся все ниже и ниже, туда, откуда нет возврата. Улыбка торжества играла у нее на губах. Но необходимо было привести замысел в исполнение.
Она боялась встретиться с ним один на один. Нанести урон его плоти было нелегким делом. Она прекрасно помнила, как у нее на глазах затянулась сама собой глубокая рана от эльфийского клинка. С тех пор она окрепла в знаниях и в искусстве магии, но тем не менее не обольщалась. Даже теперь возможности выстоять против могущественного Майара у нее почти не было. Она отчаялась прийти к какому-либо решению, как вдруг книги натолкнули ее на новую мысль.
Это была запись о клиньях миров, попав в которые душа оказывалась в лабиринте, в беспомощном положении, металась и не могла найти выход, а позже забывала о том, каким образом оказалась в ловушке. Освободить душу из клина мог только кто-то другой, сама она не видела выхода. Мириэль подумала, что хорошо бы заманить Саурона в такую ловушку. Если б только он застрял в лабиринте на какое-то время, они успели бы разделаться с его оболочкой в Арде и устроить так, чтобы он никогда сюда не вернулся. Она вырвала у книг название мира, где было такое место, опасное для странствующей души. Ей казалось при этом, что она подчиняет книги своей воле, заставляет служить себе и приподнимать завесу над тайной. На самом деле торжествовали книги. Они не солгали ей, о нет! Клинья, где душа оказывается в ловушке, бывают во всех мирах, и каждый из нас не однажды попадался в лабиринт, и вовсе не обязательно при этом расставаться с телом. Это происходит в те моменты, когда кажется невозможным вырваться из состояния подавленности, или опускаются руки от безысходности, или когда страх так велик, что тело отказывается двигаться перед наличием угрозы.
Книги торжествовали, потому что она следовала их подсказкам, еще немного, и они станут ее незаменимыми советниками.
Теперь ей предстояло заманить Саурона на свидание в Глиберг — царство теней, где нет места живым, куда он не мог бы взять свое земное тело. А для этого ей нужно было очень заинтересовать его. Она справилась и с этим, хотя не сразу преодолела страх перед ним. Если б она знала, как сильно был ранен Саурон Юниэром, она бы не стала медлить. Но тот ни разу не обмолвился о своем сражении с жрецом.
А Саурон восстановил свои силы быстро. Он пока еще избегал покидать дворец и подолгу лежал и думал о волке-оборотне и о рыцаре. А однажды ночью ему привиделась дева. Она не подпускала его близко, и черты лица ее были размыты, но его не оставляло ощущение, что он ее знает. Еще больше его встревожили ее речи.
— Ты думаешь, что обманешь меня, Саурон? Ты построил мне храм, где славословишь мое имя… Но я вижу, что царствовать в нем ты намереваешься сам. Не много ли ты возомнил о себе, вассал? Разве не слышал ты о том, что близится конец Мира и о том, что я воплощаюсь в Арде снова? Верные слуги с ликованием готовятся к моему возвращению. Но я слежу за тем, как гордыня затмевает твой разум. Пришло время решать, на чьей ты стороне?
Она назвалась вестником Мелкора и говорила на том же языке, что и хозяин. Очень давно не звучала в его ушах эта речь, и он бы предпочел не слышать ее больше. Мелкор, увы, был проницателен, как всегда. Саурон не ждал его возвращения, без него он чувствовал себя гораздо значительнее, сам распоряжался собой и другими и был главным врагом Валаров. Но противиться воле Мелкора у него и в мыслях не было, перед ним он был трусом и преданным рабом.
И еще раз явилась ему зловещая вестница. Она сказала ему, что хозяин будет ждать его в Глиберге. И там Саурон узнает, когда и как Мелкор собирается вернуться в Арду, и выслушает его поручения.
— Почему ты скрываешь свое лицо? — не выдержал Саурон, и тогда дева усмехнулась и откинула капюшон. Размытость исчезла, и он тотчас узнал ее — молодую принцессу Нуменора, которая погибла в подземельях его замка в Мордоре. Но перемена в ней была разительна — это было лицо хищного, горделивого духа. Глаза ее сверкнули на миг багрово-красным пламенем, а потом она исчезла.
Пойдет ли он на свидание с Мелкором в Глиберг? Еще бы нет! Все прочее — мелкие неурядицы по сравнению с возвращением хозяина в Арду. Он сразу забыл о рыцаре и о белом волке, о призраках в храме. А впрочем, разве не магией Моргота они были вызваны, как предупреждение ненадежному вассалу? Хозяин на то и хозяин, чтобы приструнить не в меру обнаглевшего слугу.
Трепет охватил Саурона, и он с нетерпением ждал встречи. На этот раз прежде чем отправить свой дух в Глиберг, он выбрал для своей драгоценной оболочки новую комнату во дворце. Свое прежнее тайное убежище в храме, где произошла схватка с волком, он оставил навсегда.
Оба явились в Глиберг раньше назначенного времени. Она была здесь впервые и сразу невзлюбила это место. Наверное, сюда попадают души тех, кто вечно проклинал свое бытие в Эа, кто зачерствел сердцем и не замечал добра и благости в земной жизни. И хотя вокруг не было признаков живого, казалось, что за тобой отовсюду наблюдают незримые соглядатаи.
Она пришла в разрушенный древний город. Ветры времени почти стерли его следы, а то, что сохранилось, указывало на очень бедную и непритязательную фантазию строителей. Большое углубление со ступенчатым спуском, вероятно, могло бы быть водохранилищем, если в этой пустыне когда-то была вода. Вокруг расположились дома — длинные цилиндры с большими норами. Еще попадались конические постройки, которые до сих пор курились, похоже, подземный огонь находился совсем неглубоко в этом мире. Были это жаровни или культовые постройки или что-то другое, трудно было представить. Еще одно со-оружение, которое она условно назвала обзорной площадкой, заинтересовало ее. Это был грубый постамент на четырех столбах. Взобравшись на него, она увидела невысокий, почти неприметный холм неподалеку, это и был Кривнус, клин, куда она хотела заманить Саурона. Не успела она подумать о нем, как он появился. Она вздрогнула от неожиданности, даже свободная от тела, она не могла хранить хладнокровное спокойствие при встрече своего лютого врага.
— Похвальное рвение, — отметила она его раннее появление, а он осторожно поклонился ей.
«Интересно знать, в каких мирах повстречалась принцесса Нуменора с Хозяином, и чем он привлек на свою сторону эту рьяную защитницу эльфов и поборницу справедливости, которая когда-то мечтала избавить от него род людской? Что ж, теперь мы служим одному господину», — подумал он.
— Хозяин придет сюда? — вежливо спросил Саурон.
— Да, — кивнула Мириэль, — взойди на этот холм и жди.? — И — о чудо! Он послушался и сделал так, как она велела.
Тут же он испытал приступ дурноты, как бывает иногда от сильного удара. Неужели ей дана власть поступать с ним так?
— Когда придет Хозяин? — голос звучал хрипло.
— Ты нетерпелив, — усмехнулась Мириэль злорадно, — стой и жди. Хозяин придет, когда сочтет нужным.
Она и не предполагала, что все произойдет так быстро и так легко. Расцеловать бы сейчас книги за бесценную подсказку. Ну а теперь, когда Саурон в ловушке, ей надо возвращаться назад как можно быстрее. Она никого не предупредила о своем рискованном путешествии, неуверенная, что справится и вернется назад. Теперь надо было разыскать Лота, а потом найти и уничтожить земную оболочку Саурона.
Принцесса спустилась с обзорной площадки и ушла, оставив Саурона одного. Ей хотелось вылететь из этого мира стрелой, но что-то мешало. Ноги стали как ватные. «Уж не попала ли я в ловушку вместе с ним?» — пришла в голову очень неприятная мысль.
Саурон заволновался. Что задумал делать с ним Хозяин? Он попробовал сойти с холма, но не смог. То в одну, то в другую сторону метался коварный жрец, но безрезультатно — это была ловушка. Принцесса Нуменора обманула его? Было ли это распоряжение Мелкора? Вдруг иная догадка пришла к нему. А почему собственно он решил, что принцесса и Хозяин заодно? Как он дал себя обмануть? Ее речь сбила его с толку! Она где-то выучила их язык! А теперь, пока он томится в этой ловушке, кто-то, возможно, ищет доступ к его телу! Ее волчонок, мерзкий щенок… Ну конечно! Волк из Страны Вечных Льдов — этой колдовской дыры.
Напрасно он счел за труд лично удостовериться в том, что принцесса мертва, тогда в Мордоре. Вот когда приходится осознавать свои промахи! Она обвела его вокруг пальца так просто, он был готов отдать ей должное, но сдаваться не собирался. У него было одно несомненное преимущество — он лучше ее ориентировался в этом странном мире, и даже загнанный в ловушку мог кое-что предпринять.
Идти становилось все труднее. Она чувствовала, что воздух уплотняется вокруг, и с усилием отрывала ноги от потрескавшейся земли. Даже дышать было тяжелее с каждым шагом.
— Ведь я здесь бесплотна, — недоумевала Мириэль, — я могу двигаться как захочу. — Но вопреки ее понятиям она будто наткнулась на невидимую стену. Руки проходили сквозь нее, как сквозь жидкую глину. Если воздух будет уплотняться, скоро она не сможет ни двигаться, ни дышать.
— Он уже раскусил меня, — дрогнуло сердце, — слишком догадлив.
Пришлось остановиться, сосредоточиться и вспомнить заклинание, разоблачающее иллюзии. Уплотнение прекратилось, и воздух нехотя становился все более разреженным. Она перевела дух. Если она сейчас вспомнит путь назад, ясно, в деталях все представит, то, не сходя с этого места, вернется в склеп, в Арду. Но она не успела сосредоточиться. Стук копыт нарушил безмолвие Глиберга, и, взглянув перед собой, Мириэль увидела, как со всех сторон к ней мчатся черные всадники. Он призвал назгулов!
Она проверила, не была ли это опять иллюзия, но мрачные слуги Саурона не исчезали. Тогда она развернулась и побежала. «Я лечу, молниеносно лечу, я неуловима» — командовала она самой себе, бежала, едва касаясь земли, но в ушах звучали пронзительные крики преследователей, и гибельный страх быть пойманной замедлил ее бег.
«Если боюсь, то пропаду, — подумала Мириэль. Всадники быстро догоняли ее. — Что ж, и в этом мире духи коней стремительнее, чем духи наездников!»
Тогда она вспомнила о Чернолуне. Вот кто не испугается и вынесет ее из Гилберга. Она вызвала дух своего любимца, который мирно бродил в леске у Менелтармы. Так была прервана его жизнь в Арде.
С помощью Чернолуна она действительно смогла оставить назгулов далеко позади. Удивительно, насколько реальным было ощущение скачки, и конь казался плотным, упругим, совсем как настоящий. Она провела рукой по взмыленной шее Чернолуна: «Не бойся. Мы вернемся назад». Тут взору ее предстал огромный храм — конус, во всем копия тех небольших построек — курилен, он извергал ввысь, в бесцветное небо, черный столб дыма. Перед храмом стоял высокий трон. А на нем восседал Саурон, освободившийся каким-то непостижимым образом из ловушки, с жезлом в руке. На голове его блистала огненная корона. Четыре назгула окружали трон. Принцесса оглянулась — пятеро других неспешно подходили сзади. Саурон наклонил жезл, и сверкающая змея метнулась к Чернолуну. Конь вздыбился и застонал от дикой боли. Она едва удержалась в седле.
— Здравствуй, фея моих снов, — приветствовал ее Саурон, издевательски улыбаясь. — Вот и встретились.
Да, зря она радовалась тому, как легко он попался в ее сети. Видимо, также легко освободили его назгулы. Назгулы в Гилберге выглядели иначе, чем в Арде. Бесплотные, лишенные черт, нагоняющие страх своей сверхъестественной жутью там, здесь они казались древними рыцарями в дорогих доспехах, высокими, величественными, но ужас внушали не меньший. Их окостеневшие лица казались масками, дымно-серые глаза не выражали ничего, а сознание было полностью порабощено Черным властелином. Все, что они делали, не было порождением их воли. Беспрекословно следовали они приказам своего господина.
Мириэль ударила Чернолуна в бока.