- Понимаешь, лейтенант, - сказал Невзоров, обращаясь уже на "ты". - Для меня эта девушка много значит. Ну, что тебе объяснять? Будем считать: все уладилось.
- Да что? - кивнул тот. - И мне, которые с характером, нравятся. Заменю ее сейчас.
- Времени, лейтенант мало, - сказал Невзоров. - Вот беда.
- Так час хоть погуляйте.
Как все добрые по натуре люди, испытав неприязнь или озлобление и поняв, что это было напрасным, oн торопился сказать или сделать хорошее, приятное, чувствуя уже себя виноватым.
- И десяти минут нет, - вздохнул Невзоров. - Гдэ медаль заработал?
- Давно... Под Клеванью.
Невзоров припомнил, как еще в начале войны у границы под станцией Клевань механизированный корпус генерала Рокоссовского стремительными атаками отбросил танковые дивизии Клейста, и затем генерала вызвали в Ставку, назначили командующим армией.
- У Рокоссовского были?
- Да нет. Я из пограничников, - Еськин опять фгсонно поднял кулак и, у виска распрямив ладонь, чуть скосил глаза на Марго, как бы выказывая мужскую солидарность и понимание того, сколь мало интересуют красивого подполковника его боевые заслуги.
IV
В черной безмолвной пустоте Андрей стал различать Щебет птиц, шорох листьев. Мир как бы опять входил в него своими неумолкаемыми звуками. И тут же он испытал боль. Эта боль, неожиданная, резкая, принесла мысль: "Я жив". Он раскрыл глаза. Над ним склонились колючие ветви терновника, а сбоку, как из туман?, выплывало лицо Ольги.
- Очнулся! - радостно прошептала она.
- Где мы? - спросил Андрей.
- Здесь овраг... кусты...
- Где Лютиков... матрос?
- Здесь. Ушли воду искать.
- Я был ранен?
- Взорвался танк.
- Танк? Да, я помню. Меня оглушило?
- Контузило, и еще осколок плечо задел.
- Сильно?
- Много крови вышло, а так ничего.
Она коснулась пальцами его щеки. Пальцы были горячие, дрожащие.
- Очень больно?
- Не очень, - сказал Андрей, - только холодно.
А немцы где?
- Мы далеко ушли. Скоро вечер.
- Надо мне сесть.
- Не надо!
Она снова коснулась пальцами его щеки. И в этом прикосновении он чувствовал какую-то затаенную, робкую ласку.
- Морщинка, - тихо добавила она. - А раньше не было.
- Вот... хотел сказать вам... тебе... Хорошо, что мы...
- Я знаю...
- Что?
- Еще тогда в лесу... не знала, что это. Отчего?
Мне уже ничего не было страшно. А потом было страшно за тебя. Ну вот.
Глаза ее приблизились, стали такими же огромными, как ненастное черное небо, а шепот, будто мягким теплом, обволакивал его, снимая боль в плече.
- У тебя глаза хорошие, - сказал Андрей.
- Ну, - проговорила Ольга, - это от бабки. Ее считали у нас в деревне колдуньей. Ты не смейся.
- Я не буду смеяться, - ответил Андрей.
- Теперь мы никогда не расстанемся. Правда?
- Да, - прикрыл веки Андрей. - Ольга...
- Я знаю! Ты молчи. А раньше кого-нибудь любил?
- Мне казалось. В школе учились с ней. Но это совсем не так. Я еще ни одной девчонки не целовал.
- И я... Не открывай глаза.
Он почувствовал губами ее дыхание, затем и ее губы, обжигающие, сухие, горячие.
- Я буду совсем твоя, - шептала она. - Совсем...
Ну? А ты ничего не говори. Вот сама...