- У тебя правда ничего не болит?
- Правда, - улыбнулся Андрей.
- И голова?
- Моей голове достается. Недавно табуреткой стукнули, а теперь еще. Я попробую встать, - косясь на замотанное бинтом плечо, сказал он.
- Лежи. Идти сейчас нельзя, еще только вечер, - она посмотрела на него так, будто решая, сказать чтото или нет. - Помнишь, когда ждала у ручья? Тебя не было долго, и я стала купаться. А ты пришел и затем убежал.
- А если бы не убежал?
Она тихо засмеялась:
- Ну?.. Я бы поколотила тебя. Вот, если, думаю, не уйдет, мокрой гимнастеркой колотить буду. - Смех ее оборвался, и глаза вдруг потухли. Столько умирают кругом, а мы о чем говорим?..
Андрей молча притянул ее руку к своим губам.
Ее узкая ладонь пахла йодом, землей, дымом. И он целовал осторожно, как святыню, трепетные, слабые пальцы, сначала один, потом второй, третий. Говорить сейчас он просто не мог, грубыми казались ему любые слова. И все чувства он вкладывал в эти движения губ.
- Я всегда буду любить тебя, - шептала Ольга. - Всегда, всегда. И боюсь, что меня не хватит Понимаешь? Не хватит моих губ, рук... Моя любовь больше, чем я вся.
Захрустели кусты.
- Где они тут? - спросил голос матроса.
- Дальше, - ответил ему Лютиков. - Не кричи ты!
- Здесь... сюда идите, - позвала Ольга.
- Вот и мы, - сказал матрос. - Как лейтенант?
Увидев открытые глаза Андрея, он присел рядом.
- Оклемался! Ну, лейтенант, живем. Воды хочешь?
Лютиков радостно улыбнулся Андрею. Он держал каску с водой.
- Мутноватая только. Из ямы набрали.
- Я ж говорил, что лейтенант, как флагшток, будет, - вставил Копылов. А у тебя, сероглазка, отчего мокрые щеки?
- Ну! Ты не подглядывай, - сказала Ольга.
- Эге-е, - он весело мигнул Андрею. - И тяжел ты, лейтенант Я хребет изломал, пока нес.
Андрей долго пил теплую, с болотным запахом воду, стукаясь зубами о металл каски.
- И меня оглушило, - рассказывал ему Лютиков - Я глядь: башня летит. Около меня шмякнулась.
- А я глядь: он брюхом землю драит, - прибавил матрос.
- Что там наверху? - отдав ему каску, спросил Андрей.
- По дороге машины катят Везде немцы.
- Попробую встать.
- Так я помогу.
- Нет.. Сам!
Правой рукой он взял автомат. При малейшем движении левой руки в плечо отдавало жгучей болью, но правой рукой он мог владеть. И, опираясь на автомат, медленно встал. Земля качалась, терновник уплывал вниз, словно его накрыло туманом.
- Ничего... Еще могу. Будем прорываться.
- Тебе, лейтенант, надо было на флот идти, - уважительно сказал Копылов, помогая ему сесть.
- Лес далеко? - спросил Андрей.
- Километров пять, - ответил матрос. - Недавно там стрельба шла. Застукали кого-то.
Лютиков обнаружил в кармане два куска сахара и расколол их на части. Они грызли сахар, запивая по очереди водой из каски. Всем было понятно, что положение отчаянное; где теперь фронт, никто не знал, и думать об этом не хотелось.
- Достал бы ты еще хлеба, - сказал матрос Лютикову, - и я всем отсемафорю, что в пехоте люди есть.
- Может, бифштекс тебе, - хмыкнул Лютиков, - с луком и анчоусы? Ты ж фокусник Давай, сооруди.
Матрос отпил несколько глотков и, держа еще каску, рассеянно взглянул на свои громадные ботинки, а затем на ноги Ольги:
- Ножки у тебя, сероглазка, до чего маленькие.
Я и не заметил раньше.
Она подняла глаза на Андрея и улыбнулась ему.
Лютиков деланно зевнул:
- Вот я как-то видел ножки..
- Где? - заинтересовался матрос.
- У одной девчонки, с которой провел ночь...
Матрос, отхлебывая из каски воду, поперхнулся.
- И сама хороша?