Немного в стороне виднелась будка обходчика с раскрытой дверью. Он пошел к будке, но его сразу окликнули:
- Курить есть, земляк?
Человек в солдатской шинели, без фуражки стоял под елочкой. У ног лежали две вязанки хвороста.
- Три дня не курил, - ответил Волков условленной фразой. - А в Коломне продают табак?
- Иди за мной.
Шинель у него была надета поверх гражданского костюма. Обтрепанные манжеты серых брюк волочились по земле. Форма головы и выражение немолодого широкого лица с круглыми глазами, пучками волос, торчащими из ноздрей, придавали ему вид сонливого кота.
- Далеко идти? - спросил Волков.
- Не устанешь, - тихим и, как показалось Волкову, злым голосом ответил тот. - Встречал по дороге когонибудь?
- Никого.
- Обутрилось уже. Бабы в лесу хворост собирают.
"Немец так бы не сказал, - подумал Волков. - Значит, он русский".
- Мне нужен Шор.
- Шор? - пробормотал тот, еще более злобно. - Документы-то есть?
- Имеются, - сказал Волков.
- Ну, ладно. Семен Григорьевич я, по фамилии Тюхин... Хворост бери. А ежели встретим кого, ты помалкивай.
С вязанками хвороста за плечами они углубились в лес и вышли на дорогу.
XIV
На задах Коломны домики скрывались под большими вязами и липами. Кое-где висели плакаты, объяснявшие, что болтун - находка для шпиона. Около реки табором стояли беженцы. Чуть дальше, у моста, по которому полз санитарный поезд, торчали жерла зениток.
И то, что мост цел, казалось Волкову чудом.
Дом Тюхина отличался новым забором и жестяной вывеской сапожника. Во дворе бродили куры, лизал замшелую колоду теленок, два пса, хрипя, натягивали цепь. Статная молодая женщина с узкой талией и блеклым лицом появилась на крыльце. Короткую шубейку и белый тонкошерстный платок она, видимо, накинула в спешке. А глаза ее будто хранили давнюю скорбь и непонятное чувство виноватости.
- Это знакомый Федора, - проговорил Семен Григорьевич, кивнув на Волкова и как-то исподлобья оглядывая ее. - Без него бы хворост не дотащил. А Федор где?
- Да ушел. Следом и ушел, - тихо сказала она.
- А ты чего вырядилась?
- На базар.
- Брагу достань из погреба, - хмуро уронил Тюхин.
"Дочь, наверное, - подумал Волков. - А кто Федор?"
- Нету твоего дружка, - сказал Тюхин. - Явится еще, не пропадет.
У крыльца огненно-рыжий петух, что-то громко требуя на своем петушином языке, ходил вокруг маленькой серой утки. И утка приседала, грациозно, игриво, вытягивая длинную шею.
- Ых ты! - с бешеной злобой взмахнул рукой Тюхин.
Утка отскочила, а петух закричал еще громче, созывая кур на это место, где был рассыпан ячмень.
- Настасья! - крикнул Тюхин. - Серую потом отлови! Зарежу для лапши!
В этот момент, приоткрыв калитку, вошел человек, при виде которого у Волкова невольно дрогнули губы.
Он сразу вспомнил пакгауз и бритоголового уголовника, сидевшего, как японский божок. "Рыба... Так его называли. Откуда же он здесь?"
- А-а, - протянул тот сквозь зубы. - Явились. Ты, Семен Григорьевич, по хозяйству займись.
Тюхин, взглянув на него, сразу отвел глаза и медленно пошел к дому.
- Я Шор. Или Федор Шорин, - проговорил тот. - Все благополучно?
- Кажется.
- И мы чудок знакомы. Так вот, для остальных мы старые кореши. По документам я отбыл срок заключения, а теперь ищу работу. Тюхин лишь это знает.
Пока Шор говорил, его лицо было точно каменное и мускулы щек не двигались, а когда из сарая, прижимая к груди кувшин, вышла Настасья, он жестко усмехнулся левой половиной рта. Она быстро пробежала мимо, наклонив голову, и только щеки ее вдруг охватил румянец.
- Не нравится мне здесь, - сказал Волков.
- Почему?
- Этот Тюхин.
- Старый мерин, - опять усмехнулся Шор. - На цепь готов посадить бабу. Ревнует ее. Да Тюхин у меня в кулаке. Здесь все нормально Еще что?
Волков понял, что Шор ждет каких-то расспросов.
- Я предполагал, все будет иначе, - сказал он.
- А-а... Шухер на мосту и прочесывание леса?
- Что-то в этом роде.
- Не всегда можешь то, что хочешь, - снова краем рта усмехнулся Шор и, обняв его за плечи и ведя на крыльцо, громче добавил: - Ну, Витюха, жисть была!
Мы еще возьмем эту жисть.