Каждый вечер сперва идут в буфет, а потом к японцам.
У них же теперь война. Тот здоровый малый - корреспондент "Нью-Йорк тайме". Все они корреспонденты.
И японцы разные газеты представляют. Днем примочки, вечером опять: "банзай", "Пирл-Харбор".
- И вы не мешаете? - удивился Невзоров.
- Если окно разобьют или порвут коврик, то акт составим, а вмешиваться нельзя. - Милиционер кивнул на англичан: - Иностранцам, которые в форме, тоже нельзя Это будет вмешательство армии на чужой территории.
Но англичане и не думали вмешиваться. Полковник, забыв раскурить сигару, глядел со спортивным азартом, чем кончится эта схватка.
Один японец, изловчившись, ударил корреспондента "Нью-Йорк тайме" ребром ладони по шее.
- Хук, - сказал моряк.
Американец качнулся, но тут же заграбастал длинными руками японца и ткнул его лицом в стенку. Невзоров даже не понял, что затрещало: штукатурка или нос японца. С громкими криками американские репортеры накинулись на корреспондентов японских газет.
И те быстро отступили в комнату, захлопнув дверь.
- Все будто, - сказал горничной милиционер. - Ты, Ниловна, примочки готовь. Завтра им работать.
Попрощавшись с англичанами, Невзоров спустился вниз. Людей тут стало больше: видимо, приехали еще.
Молодой худощавый человек в форме военного французского летчика с лотарингским крестом на фуражке [Лотарингский крест - эмблема свободной Франции.], поставив чемодан, шагнул к Невзорову и, отдав честь, быстро, взволнованно заговорил.
Невзоров понял только, что говорит француз о своем уважении к русскому воину.
Когда он вышел на улицу, мороз покрепчал. Хмельно, весело блестели далекие звезды. И уже по-новому ощущался масштаб и трудности битвы.
А над землей всплывала тяжелая, багровая луна.
Снег наливался густым багрянцем.
Конец первой книги