Арутюнов отступил на шаг, вытянулся и, сверкая большими черными глазами, доложил:
- Капитан Арутюнов прибыл, чтобы доставить вас к месту.
- Поехали, Жора, - кивнул Невзоров.
- Все ждал, - говорил Арутюнов, усаживаясь на заднее сиденье. Генерала ждал, кого хочешь ждал, а тебя не ждал. Из нашего училища тебя первого встречаю. И в генштабе теперь!
- А помнишь, как спасал меня?
- Когда ты удрал в самоволку? На свидание? И я три наряда схлопотал. Вот жизнь была! Слушай, ты ведь женился! Аи какая девушка! Я не тебя спасал, я из-за нее готов был и десять нарядов получить. Мой привет ей!
- Дело в том, - сказал Невзоров, - что мы разошлись. Год уже...
- Зачем разошлись? - непонимающе уставился на него Арутюнов. - Не может быть! Как любила тебя!
Все курсанты завидовали. Я завидовал. Не может быть!
- Может, - вздохнул Невзоров. - Оказывается, и это может быть.
- Да-а, - глаза Арутюнова как-то вдруг потухли. - Совсем разошлись?
- Совсем, - глухо ответил Невзоров.
- Да-а, - повторил Арутюнов. - Как сказал один француз: лучший монолог женщины - это ее поцелуй.
И, в отличие от всех других монологов, чем он дольше, тем интереснее.
- Это к чему? - спросил Невзоров.
- Разговаривал, наверное, очень много... Едем, - добавил он, кивнув молодому шоферу в пропотевшей гимнастерке, с румяным, толстощеким лицом. В штаб едем!
Через полчаса Невзоров уже сидел в хатке, где располагался оперативный отдел штаба фронта, и Арутюнов указывал ему по карте движение войск. За стенкой беспрерывно зуммерили телефоны, и охрипшие голоса вызывали штабы армий, корпусов, дивизий, отдавали различные приказы, запрашивали наличие артиллерийских снарядов, боевой техники, выясняли обстановку.
- А здесь их танки прорвались к Житомиру, - говорил Арутюнов. - Теперь они должны где-то еще устроить прорыв. Мы уж знаем. И Ставка отбирает резерв.
- На Западном фронте обстановка еще сложнее, - заметил Невзоров.
- Они там портачат, а мы должны своими корпусами бреши затыкать?
- К Вязьме прорываются две немецкие танковые армии, - сухо ответил Невзоров. - Где ваши корпуса?
- Думали, что задержим? И тебя прислали, - усмехнулся Арутюнов, кивнув на окно. - Слышишь музыку? Еще ночью стали отводить корпуса. Это бомбят дороги. Командующий фронтом у нас точно выполняет приказы.
Тиская ладонью подбородок, он уже снова глядел на карту и последнюю фразу так невнятно проговорил, что трудно было понять: одобряет за это или осуждает командующего.
Помолчав, он спросил:
- А слышал про наши дела, про Вашугина?
- Подробностей только не знаю.
- Подробности такие. Ставка приказывает наступать. Вашугин с КП армии организовывает наступление дивизии. Дивизия прорывается в тыл немцев.
И противник отходит. Но затем ударяет по флангам.
И брешь закрыть нечем... Вашугин такой человек был:
не умел прощать ошибки себе. Доложил он командующему, вышел, чтобы не мешать работе, и застрелился. А все потому, что сил фронту не хватает... У командующего железные нервы. Я бы на его месте ни за что резерв не отдал.
- Поэтому ты не на его месте, - сказал Невзоров.
- Верно, - кивнул Арутюнов. - А помнишь, как в училище мечтали стать лейтенантами?
- И ели халву из посылок твоих родителей.
- Халву я с детства терпеть не мог, - весело блеснул глазами Арутюнов.
- Зачем же ее присылали?
- Отцу написал, что есть у меня друг, который любит халву.
- И сам тоже ел.
- Что не сделаешь ради друга! Нам бы вот еще хоть на три дня задержать у себя артиллерию.
- Ну, брось! Я должен сообщить, как отправляют эшелоны.
- Ладно, - вздохнул Арутюнов. - Теперь знаю, почему тебя любят женщины и начальство.
Хата затряслась от близких тяжелых разрывов.
- Где бомбят?
- Аэродром.
- Тот? - забеспокоился Невзоров.
- Рядом. Из пустых ящиков самолеты устроили.
Веток накидали... Перед этим они склады липовые расколотили. Шесть налетов было. А как догадались, то вымпел сбросили. - Арутюнов из кармана гимнастерки вынул бумажку.
Невзоров прочитал написанное корявыми буквами:
"Сучин сын ты, Иван".
- Отдам члену Военного совета Рыкову на память, - сказал Арутюнов. Его придумка.