Зашедший в кабинет с докладом помощник решил, что адмирал отдыхает, любуясь своеобразной картинкой.
- Что-нибудь важное? - спросил Канарис, переводя взгляд на его тяжелую челюсть. Суровое, неподвижное лицо помощника всегда действовало как-то успокаивающе, его мозг работал только в определенном направлении, заданном адмиралом, с четкостью хорошо налаженного механизма. И это адмирал ценил в сотрудниках больше всего.
- Барон Ино вернулся, - сказал тот. - Ждет на загородной вилле.
- Отлично! - радостно воскликнул адмирал. - Какие известия с Восточного фронта?
- Наш инспектор, который пропал в зоне 6-й армии с гауптманом Кюном, еще не обнаружен.
- Не могли же они уйти к русским! - проговорил Канарис.
- Это исключается, но, - помощник знал, что адмирал не любит, когда ему дают мысль в разжеванном виде, - там леса и болота.
- Пусть ищут, - хмуро приказал Канарис. - Разве это непонятно?
Помощник молча кивнул.
- Радиоперехват докладывает, что из Берлина опять ведут активные передачи три неизвестные рации.
- Все те же? - спросил адмирал.
- Да. Перехвачено еще тридцать четыре шифровки. Код очень сложный. Разгадать его поручено доктору математики Фауку из Лейпцигского университета. Есть основания думать, что шифровки направляются в Москву.
- Это нахальство! Ведь мы получаем из Москвы гораздо реже информацию, сказал адмирал. - Они работают здесь под носом и, конечно, сообщают не о погоде. Я чувствую, эта ниточка ведет к большевистскому подполью. Вызовите с фронта лучших пеленгаторов. Надо захватить радистов. А остальное предоставим службе безопасности. Гейдрих жалуется, что я избегаю контакта с ним. Что еще?
- В группах армий "Юг" и "Север" приступили к исполнению операции "Шутка".
- Так! - удовлетворенно кивнул адмирал. Эту дерзкую, нарушающую всякую логику войны операцию тоже придумал он. Именно в нарушении логики и был ее смысл: выбрасывать на парашютах захваченных русских офицеров снова к их штабам. Никто, разумеется, там не поверит, что они сброшены без цели.
Страх измены в армии парализует усилия русского командования.
- План операции следует дополнить. Напишите:
формировать группы из уголовников, а главное, из пленных нацменов, имеющих какие-либо основания быть противниками режима. Снабдив их оружием, фальшивыми деньгами, забрасывать в глубокий тыл.
Как думаете, чем это кончится?
- Начиная войну, думают о победе, - осторожно сказал тот.
- Но абсолютных побед не бывает, - заметил адмирал, - как и в отношениях с женщинами. Всегда приходится что-то терять. Абсолютные победы мы рисуем в своем воображении. И если события разламывают воображаемую картину, долго еще видим то, что ей соответствует.
- Получена шифровка из Львова, - сказал помощник. - Националисты формируют правительство, и есть разногласия среди лидеров...
- Сфинкс власти требует жертв. А тому, кто залезет на его спину по трупам бывших друзей, приходится обставлять себя ничтожествами, чтобы выглядеть гигантом, - адмирал проговорил это уже сердито, так как вспомнил ухмылки Геринга. - Для меня загадка: почему русские не ассимилировали эти малые народы?
За триста лет они могли все хорошо проделать. Италии, Германии требовались более короткие сроки. Это недальновидность русских или нечто особое в их характере? Будем надеяться, что теперь это поработает на нас. Россия должна превратиться в множество слабых государств... Из Парижа какие сообщения?
- Операция "Северный полюс" удалась. Англичане приняли нашу группу за участников Сопротивления.
Выбросили уже на территории Голландии рации, оружие и семь агентов.
- Встретили агентов хорошо?
Помощник едва заметно улыбнулся:
- Они уже наладили радиосвязь. У Лондона запросили пятьдесят тысяч винтовок и автоматов. Этот груз англичане перебросят в ближайшие дни. Кроме того, намерены сбрасывать парашютистов.
- Надо мне опять съездить в Париж, - сказал Канарис. - Иначе там наделают глупостей. Будут, как гусей, расстреливать этих англичан. А они пригодятся...
Дав еще распоряжение, чтобы утром к нему собрались все начальники управлений, адмирал отпустил помощника.
"Ино вернулся, - сворачивая карту, подумал Канарис. - Значит, Лондону известно про Иран. Они все равно уже решили ввести туда войска. Англичанам в голову не придет, что их шифровки лежат у меня. Что бы я делал без Ино, этого отчаянного контрабандиста и любимца женщин?.."
Хотя глаза Канариса оставались такими же бесстрастными, его мысли приняли совсем иное направление. Его эмоциями всегда управлял рассудок. И, лишь вспоминая маленькую Герши, все еще испытывал неожиданное волнение. А это было давно... Эротическими танцами она быстро завоевала Париж, Мадрид, НьюЙорк. Но ни для кого так не танцевала она, как для него, еще молодого лейтенанта, ездившего с паспортом коммерсанта из Чили. Оставив лишь золотой поясок на гибком смуглом теле, Герши превращалась в жрицу любви трепетную, зовущую, неистовую. Прошло двадцать четыре года, а воспоминания были так ярки, словно живая Герши бесшумно танцевала здесь, в кабинете, и луч солнца играл на ее золотистых локонах...
Французы хотели сделать ее своим агентом и, заметив подозрительные встречи, обеспокоились. Тогда и германская разведка создала легенду - ей приписали дела многих настоящих агентов. Недавно в оккупированном Париже адмирал побывал на кладбише, где ее расстреляли. Через дорогу от кладбища у кабачка с легкомысленной вывеской: "Здесь лучше, чем напротив" целовалась молодая парочка...
Канэрис снова взглянул на гравюру. Должо быть, тучка заслонила солнце, и при этом освещении казалось, что перекошенное лицо судьбы по-звериному скалит зубы.
- Эмоции, - пробормотал вслух адмирал, - эмоции
возвращают нас к примитиву.
Он потянулся, хрустнув подагрическими суставами, размышляя уже, как встретится с Ино, - его настоящего имени Канарис даже мысленно старался не называть.
XI
Загородная вилла абвера находилась в лесу. Этот дом с готической черепичной крышей, похожий на маленький тевтонский замок, был обнесен каменной стеной, а вывеска клиники инфекционных болезней отпугивала любопытных. Канарис и его гость сидели в небольшом темном зале, отдыхая после шашлыка и бургундских- вин. Мягко стрекотал киноаппарат. Луч переносил на экран изображение того, что происходило недавно за сотни километров. Вихрился от разрывов желтый песок Африки, горели английские танки, мимо убитых англичан бежали немецкие солдаты; они падали, швыряли гранаты и снова поднимались, беззвучно крича яростно раскрытыми ртами, беззвучно ползли немецкие танки, окутываясь дымом выстрелов, беззвучно отдавал приказы генерал Роммель на своем командном пункте.
- Роммелю опять не удалось взять Тобрук, - говорил Канарис. - Гарнизон поддерживает английская эскадра с моря. Если бы Роммель имел еще одну танковую дивизию, то, несомненно, уже очистил бы Ливию и был в Египте. Но все силы мы бросили на Россию...
Канарис говорил тихо. Его гость молча курил толстую сигару, дымок зеленоватым облачком расплывался в ярком луче.
- А вот и Россия, - сказал адмирал.
На экране возникли березовые леса, пыльные дороги, горящие хаты. Танки катились по улицам Минска. Кинооператор заснял и атаку бронетранспортеров с пехотой, и войска, форсировавшие реку у городка с названием Могилев. Среди колонн пехоты и танков объектив кинокамеры выхватил японского генерала в походной форме. Он и еще два японца спускались к берегу реки.
- Это посол Осима, - сказал адмирал. - Вылетел на фронт. И хотел зачерпнуть каской воду из Днепра.
У берега взметнулись разрывы снарядов. Генерал упал, фуражка его покатилась. Он вскочил опять и, что-то крича, вытащил из ножен самурайский меч. Потом мелькнули чьи-то ноги, кусок задымленного неба.
- Вот где русская артиллерия обстреляла их.
- Такая неосторожность? - удивился его собеседник. Он был чуть выше Канариса, горбоносый и толстощекий. Шелковая белая рубашка подчеркивала смуглость лица, а глаза прикрывали массивные темные очки.
- Осима уцелел, - засмеялся адмирал. - И даже в штабе фельдмаршала Клюге размахивал саблей. Убит кинооператор.