- Немного погуляем? - сказала она. - Если вы хотите... Около моего дома сквер. Я люблю там гулять.
Ночной Берлин шумел музыкой летних ресторанов, гудками автомобилей, звяканьем трамваев. Будто дырявым покрывалом, темнота укутала город, и в прорехах обрисовывались то ажурный силуэт кирхи, то неуклюже-мрачный прямоугольник здания нового стиля.
Им попадались фланирующие юнцы с девчонками, на затемненных бульварах шумели толпы людей. А сквер у дома Элоны был тихим, с густыми, разросшимися кустами акаций. Таинственные шорохи доносились из кустов.
- Утром я здесь видела скамеечку, - шепотом объяснила Элона. Перетащили, наверное...
Густав молча притянул ее к себе. Тело Элоны оказалось упругим, как зеленое яблоко. Он чувствовал трепет ее худеньких бедер... Неожиданно донесся сигнал тревоги Элона испуганно вскрикнула.
- Ну дьявольщина, - пробормотал Густав. - Черт их как раз несет, этих англичан...
Он теснее прижал к себе девушку. В кустах замелькали тени, послышались голоса:
- Марта, скорее... В бомбоубежище...
- Туфля моя...
- А, черт! Куда она делась? Вот!.. Скорее!
- Бомбоубежище под нашим домом, - шептала Элона.
- Только идиоты лезут в подвал, - сказал Густав. - Дом обрушится - и конец.
- Я боюсь...
- Это глупый страх. Надо лишь побороть его. Во всем так... Ну, как первый поцелуй. Я же не первым тебя целую?
- А если кинут бомбу?
- Самое надежное место здесь, - уверял Густав. - Бомбы не кидают в парки. Имеются определенные цели.
- О, Густав... Нет... И здесь нет скамьи...
- Ерунда. Мы устроимся лучше, - он снял куртку, расстелил ее на траве. - Да так и безопаснее.
Элона увидела пластырь, которым залепили рану.
- Что это, Густав?
- Русский осколок... Ерунда!
- Ты ранен и молчал? - Элона податливо, как бы вдруг обессилев, припала к нему. - О Густав... какой ты сильный!..
Закрыв ей губы долгим поцелуем, он увлек ее вниз...
- Ой, - резко дернулась Элона, - мне больно!
- Где?
Оказалось, что колодка медали углом впилась ей в бок.
- Это почти боевое ранение, - утешал Густав, думая про себя: "Черт бы забрал эту медаль!"
Когда Элона снова обхватила руками его шею, поблизости шаркнули в траве чьи-то ноги. Густав задрожал от ярости. Он приподнялся, увидел невысокого человека с тростью.
- Убирайся, идиот! - проговорил он.
- Что?
- Исчезни, кретин с мозгами осла! - прорычал Густав.
- Хулиган! - взвизгнул тот, стараясь разглядеть, кто лежит на земле. Элона съежилась, подобрав ноги.
И Густав, заслоняя ее, вскочил.
Незнакомец испуганно поднял трость. Фронтовой опыт вызвал мгновенную реакцию у Густава. Хорошо изученным приемом отбив трость, он другим кулаком угодил в челюсть. Громко лязгнули зубы незнакомца, и тело его рухнуло на соседний куст. Затем, как-то жалобно скуля, тот уполз, а из темноты раздался вопль:
- Полицейский!..
- Я же говорил, убирайся... Вот скотина!
- Это мой отец...
- Что? - оторопел Густав.
- Да... Наверное, ходил искать меня.
- Ну дьявольщина, - Густав стиснул зубы, чтобы не расхохотаться. Ловко мы познакомились. А полицию он вызовет. Надо поскорее удирать...
Домой Густав шел в мрачном настроении. Хотя дали отбой тревоги, улицы были пустынны. Насвистывая мелодию песенки о бравом солдате, он думал, что Элона при всей ее пылкости лишь заурядная, глупая самочка.
Он испытывал теперь какое-то раздражение, вспоминая ее худые ноги, точно был обманут в своих лучших чувствах. Успокаивал себя Густав мыслью, что действительность редко соответствует ожиданиям. И почему-то влился на Паулу. С Паулой все было иначе, она умела каждый раз делать так, будто для нее это впервые и она тоже мучается своей недоступностью, а, в конце концов, творит великое благодеяние для него. Паула, наверное, хорошо знает, что вся прелесть в достижении результата. И еще он думал о волнующе-мраморных бедрах Нонны.
"А папа Элоны, должно быть, все ругается и делает примочки, усмехнулся он. - Что ж, министерство пропаганды хорошо трудится над воспитанием решительности у солдат".
Эти мысли развеселили его. Посмеиваясь, Густав быстро взбежал по крутой лестнице. Едва он тронул звонок, как дверь распахнулась. Перед ним стоял незнакомый широкоплечий верзила. Из темноты лестничной клетки выступила еще одна фигура.
- Не шуметь! Служба государственной безопасности.
Еще непонятный, удушливый страх овладел Густавом.
- Входи... Быстро! - приказал этот человек.
Отец сидел у двери, понурившийся и бледный. Двое копались в рукописях. И еще один стоял лицом к шкафу.
- В чем дело?