- Разрядил, - будничным тоном сообщил милиционер.
А сапер, взяв лежащий рядом с воронкой большой желтый портфель, начал складывать в него инструмент.
- Господи, - удивленно проронила Марго. - Ну, да... И портфель его. Это же Магарыч.
- Кто? - спросила Леночка.
- Антон Иванович... Учитель физики. Его Магарычом прозвали.
Она нырнула под веревку, растянутую через улицу.
- Куда? - закричал милиционер, оглянувшийся на стук ее каблуков. - Эх, народ!
Рабочие выволокли бомбу из груды кирпичей. Массивная, с измятым стабилизатором, она казалась неуклюжей, безобразно толстой.
- Антон Иваныч! - окликнула Марго. Тот повернулся, удивленно щуря близорукие глаза. Лицо его было потным, кончик длинного, с фиолетовыми жилками носа побелел.
- Это я, Галицына. Не узнали?
- Галицына? Да, да...
- Антон Иваныч, - тихо проговорила она, - это страшно?
- Как на экзамене без шпаргалки, - улыбнулся он. - Другие-то из вашего класса где?
- Сережка и Андрей на фронте. Помните их? Они еще в портфель кота засунули.
- А-а... Волков, - кивнул учитель, и глаза его, поначалу будто скованные холодком, наполнились веселой мягкостью. - Самый бескомпромиссный к чужим недостаткам юноша.
- И писем нет, - вздохнула Марго. - А Шубин в студенческом батальоне.
Улыбка сошла с его губ и, хмуря высокий, изрезанный длинными морщинами лоб, он тоже вздохнул:
- Мальчики, еще совсем мальчики... Ну, рассказывай, как живешь?
- В консерватории учусь.
- Это хорошо. И я тоже учусь. Сапером-то был еще в прошлую войну, а за двадцать лет многое изменилось.
Молодой лейтенант подошел к ним, держа на ладони развинченный "грибок" взрывателя.
- Хитрая штука, - сказал он, поглядывая на Марго. - Через полчаса бы сработал. И когда вывинчивали, мог рвануть.
Антон Иванович укоризненно качнул головой, но тут же, видно догадавшись, что лейтенанта больше интересует красивая девушка, нежели хитроумный запал, мягко сказал:
- Бывает хуже. . Что ж, Галицына, прощай. Ехать надо, у Третьяковки еще одна лежит.
И мелкой быстрой походкой, как обычно расхаживал по классу, он зашагал к грузовику, на который рабочие уже погрузили бомбу.
Внезапно снова объявили тревогу.
Бомбоубежище находилось в подвале соседнего театра. Из дверей выбегали актеры, прервавшие репетицию. Грим на лицах, английские камзолы, открахмаленные жабо и бутафорские шпаги - все, что на сцене театра переносило зрителей в другую эпоху и заставляло сопереживать вымысел как реальность, выглядело здесь нелепо. И Марго вдруг поняла, что великое таинство искусства заключено в каждом человеке: глядя спектакль, люди размышляют о чем-то своем и борьбу страстей, изображаемую актерами, преломляют воображением на события близкой им жизни...
- Девчонки, это он, - каким-то вдруг ослабевшим голосом произнесла Наташа.
Рослый актер с красивым надменным лицом протискивался к входу бомбоубежища.
- Черт знает! - говорил он - Я не могу так репетировать. Вчера на этом же монологе прервали...
- Иди, несчастный, в подземелье, - трагическим голосом и размахивая шахматной доской, отвечал ему второй актер. - Иди, сразимся!
И, заметив, что на него смотрят, перешептываются, рослый актер величественно откинул голову.
Марго подумала о том, что робкий, незаметный школьный учитель, наверное, сейчас идет к бомбе или уже вывинчивает взрыватель. И позерская горделивость этого актера, кумира московских девчонок, теперь казалась ей столь же нелепой, как и его белоснежное, крахмальное жабо.
- Ой, девочки, - тихо восторгалась Наташа. - Какие у него глаза!
- Пустые, - сказала Марго.
- Ты ненормальная! Тебе всегда хочется других злить.
Еще не всем удалось спуститься в бомбоубежище, когда прозвучал отбой воздушной тревоги.
Появился декан и объявил, что эвакуировать консерваторию будут через несколько дней, а сейчас ему позвонили - на автозаводе для разгрузки прибывшего с фронта эшелона не хватает людей и автобус уже послан.
Этот автобус подъехал, остановился, визгнув тормозами. Шофер, еще совсем юный, в нахлобученной до ушей кепке, высунулся, приоткрыв дверцу:
- Вы, что ли, на завод? Тогда быстрей шевелись!
Декан уселся рядом с шофером и, подозрительным взглядом окинув его мальчишеское круглое лицо, спросил:
- Давно работаете?
- Ага, - ломающимся баском ответил тот. - Шоферю вторую неделю. Закурить хотите?
- Не курю, - покачал головой декан.
- Я тоже недавно обучился, - кивнул шофер. - В ночную смену без курева нельзя.
- В ночную смену? - удивился декан. - Ночью же бомбят.
- Они бомбят, а мы работаем, - солидно шмыгнув носом, проговорил тот и двумя пальцами вытащил из-за оттопыренного уха мятую, тоненькую, как гвоздик, папиросу. - Мы-то не из пугливых...
II
Автобус въехал на заводской двор.