- Ух, стерва! - донеслось из темноты.
"А этот старик ехал из Москвы с нами, - припомнил неожиданно Волков. И тогда, в саду, он был... И еще про неандертальцев что-то рассказывал. Да, это он".
Зашевелились воры, ожидая скандала. Только бритоголовый сидел неподвижно, а под опущенными веками холодком чуть светились глаза.
- Я, видите ли, профессор...
- Мы тут все профессора, - хохотнул коммерсант, - и даже бывшие графы. Вчера еще я сидел в общей камере с наследным принцем. Этот аристократ имел привычку спрашивать: "Чаво хошь?.." Каких же вы наук? По облегчению чемоданов?
Еще один сильный взрыв тряхнул стены пакгауза, отвлек внимание от профессора. Кто-то вскочил и начал бить кулаками в толстые, закованные железом двери. Но с той стороны к дверям никто не подходил.
- У каждого свое, - говорил коммерсант. - Мне бояться нечего. Коммерция - это принцип. Живи и давай жить другим, как они желают. Без насилия. Кто сумел, тот больше съел. Игра ума, ловкости.
- То есть никаких принципов, - заметил профессор. - И все преподносится как достижения ума.
V
Шум в пакгаузе медленно стихал. Заключенные успокаивались, как всегда успокаиваются люди, если крики не дают ответного результата.
- А позвольте узнать, - спросил торговец, - чьи же косточки были в мешке?
- Возможно, нашего с вами пращура, убитого тысяч двадцать лет назад, ответил профессор. - Тоже, видите ли, было сражение. Разумеется, не столь грандиозное, как теперь, и дрались каменными топорами. Но для науки это не имеет значения.
- А для него-то значение имело, - ехидно сказал торговец.
- Каждый видит события через призму доступных ему понятий. Ни больше ни меньше...
- И как, пардон, вы их видите? Мы тоже интересуемся, так сказать, главным образом, за что ученым денежки платят.
- Теоретически вы разумный человек, - вздохнул профессор, - но много ли знаете о самом себе? Да, самое глубокое заблуждение в том, что люди не признают ограниченности своего ума.
Коммерсант лишь усмехнулся и, раскрыв саквояж, начал доставать помидоры, а мятой салфеткой аккуратно прикрыл грудь.
- Все эти теории не для меня. Я уважаю иные косточки! Из шашлыка. А к ним белое вино и антураж:
хрупкие дамочки с миленькими ямочками. Бывало, захожу в ресторан, официант уже с подносом встречает:
рюмочка вспотевшая... закуска а ля фуршет... Понимает, стервец, что тридцатку выдам... "Какой столик накрыть, Аполлон Витальевич?.. Осетринка для вас будет и шашлычок по-карски..." Вот жизнь! А эти теории. Ха! Мне плевать, что будет через двадцать тысяч лет. Даже не возражаю, если некий тип сложит мои косточки в мешок и сочинит про них байку - ему тоже надо кормиться... Мой папа имел оптовую торговлю.
Он говорил: кто платит, тот заказывает музыку. Но у него все реквизировали, а чтобы не возмущался, поставили к стенке. Тогда я усвоил второе: кто сильнее, тот прав, и своя рубашка ближе к телу.
- Понятие "мое" весьма относительно, - возразил профессор.
- Опять умная теория, - вздохнул коммерсант. - Придет дурак, стукнет вас по голове, и ни от каких теорий следа не останется. Жизнь весела тем, что мы берем из нее опыт по собственному вкусу. Вот был, так сказать, один пророк, свою теорию выдумал. А затем верные последователи его снова начали колотить друг друга, чтобы доказать, кто больше истинный, а кто отступник. Натура в теорию никак не укладывается.
Долговязый уголовник в рваном пиджаке, надетом на исцарапанное тело, жадно оглядывал хлеб и помидоры, которые с аппетитом уничтожал, говоря это, сын оптовика.
Вытащив колоду мятых карт, уголовник хлопнул ею по ладони:
- Сыграем?
- Э-э! - отмахнулся торговец. - Знаю... Карты, наверное, меченые. И на что с вами, принц, играть?
- Можно без карт, а то скука.
- Это как же без карт? - заинтересовался тот.
- В дурака, - сказал уголовник, лениво расчесывая грудь. - Один, значит, ложит на кон хлеб... Честная игра.
Коммерсант отломил горбушку хлеба.
- Ну и дальше как?
- Дальше.. У тебя в узелке сало есть? - спросил уголовник у толстолицего.
- Малость есть, - осторожно сказал тот, зажимая узелок в широких ладонях.
- Сало дороже хлеба. Крой!
- Гляди-ка, верно, - засмеялся тот и, достав из узелка тонкий ломтик сала, накрыл хлеб. - Теперь что?
- Теперь моя очередь. У меня крыть нечем... Значит, принимаю, долговязый схватил бутерброд грязными пальцами и тут же надкусил его.
- За это, милостивый государь, бьют! - возмутился коммерсант.
- Честная игра! - под хохот уголовников отвечал долговязый. - Я дурак, выходит. Закон!
- Ну-ка, покажи карты, - сказал коммерсант. Он взял колоду, ловко перетасовал ее и что-то шепнул уголовнику.
- Закон! - ответил тот, взглянув на профессора. - Играю.
Выложив на саквояж три яйца, коммерстант щелчком скинул одну карту.
- Даю!
- Еще.
Профессор тоже с любопытством наблюдал за игрой.
- Восьмерка.. Перебор! - сказал долговязый, бросив карты, и повернулся к профессору: - Сымай, пахан, клифт.
- Не понимаю вас, молодой человек, - удивился тот.
- Тюжурку, говорят, сымай. Проиграна!
- Я ведь не играл!