Закончив читать, Николай странно посмотрел на меня, словно хотел что-то сказать, но почти сразу же передумал. Не лучше были выражения лиц и у остальных соратников.
-Не слишком ли круто это будет для нас, ваше величество?– тихо спросил Александр Баскаков, не глядя на меня.
-Не слишком. Просто если вы думаете, что я не знаю о ваших грешках, то заблуждаетесь,– с грустной улыбкой говорю им.– Если не все то большая часть ваших провинностей мне известны, и про то, как ты Сашка шерсть на своих мануфактурах за бесценок скупаешь, а сукно в армию чуть ли не по ценам заграничным сдаешь, хотя уговор у нас с тобой был совсем другим. Знаю я, о том, что ты Никола в Сибирской губернии с князем Гагариным дела свои делаешь, да барыши от государства отнимаешь, с отцом своим, посылая караваны в Пекин, минуя казну государеву. Про тебя Артур я вообще молчу, твои станки, которые ты в мастерские на заводы поставляешь, обходятся дороже, чем привезенные из Франции и Англии вместе взятые! О том же что ты Миша о себе больше думаешь, чем о царской службе я тоже помолчу, одно тебя извиняет, что все-таки воров и разбойников безопасники под твоим руководством ловят и вешают. А говорю я все это вам в первый и последний раз, друзья. Для моего батюшки Русь-матушка была всем, и для меня она, поверьте не меньшее значение имеет и мне будет больно, если кто-то из вас не оправдает моего доверия оказанного ему. Просто знайте, что те суммы, которые указаны в Своде, являются начальными. Так что само жалованье будет расти, уж это я вам обещаю…
Расходились соратники с хмурыми лицами. Указ о правеже и недоимках мои ставленники и друзья даже не выслушали, погруженные в собственные мысли. Смысл же оного заключался в том, что все недоимки до этого года прощались, однако с этого года процесс «выколачивания» государственных денег намного ужесточен. По самому правежу получалось, что те люди или их подрядчики, кто не в состоянии выплатить деньги по подрядам и откупам, должны быть сосланы на отработки в Петербург, Таганрог или же на Урал, где и будут отрабатывать свой долг до тех пор, пока его полностью не выплатят.
Месяц заканчивался, а проблем меньше не становилось, и что со всем этим делать, да так чтобы до бунта дело не дошло ума не приложу. Что ж поживем, увидим.
Генерал-майор Третьяк.
Оставив в Выборге 900 солдат гарнизона, и распределив еще 100 по ближайшим к нему землям, дабы своевременно можно было среагировать на нападение врага, командир отряда в четыре полка пехоты и два драгунских полка направился по приказу государя прямиком в Кексгольму. Необходимо создать надежную опорную перевалочную базу для продвижения в Финляндию.
И вот пробираясь по раскисшим от весеннего паводка дорогам, разбирая появившиеся завалы на дорогах корпус наконец вышел к небольшому городу, над которым реяли шведские стяги. А где-то в конце колонны плелась осадная артиллерия, доставленная к Выборгу аккурат в начале зимы, через три недели, после того как город пал после штурма. Две 24-фунтовые гаубицы и четыре 18-фунтовые пушки – вот и все, что смог выделить генерал-майору государь всея Руси для покорения не самого маленького города на шведской границе.
Усталые, но довольные солдаты в грязной форме готовились встать лагерем на ночлег, последние пара верст, дались особо тяжело. Но теперь, когда угроза умереть от непосильных нагрузок миновала, солдаты вновь обретали забытую уверенность в собственных силах, слышались со всех сторон шутки, кто-то начал собирать хворост, не обращая внимания на пятерку коптящих в вечерний небосвод полевых кухонь. Что поделаешь, душа русского человека требует тепла живого огня.
Третьяк с улыбкой ходил по разворачивающемуся лагерю, ведь не смотря на все перипетии, бригада генерал-майора прибыла на неделю раньше того срока который планировался до начала похода к Кескгольму.
-Господин генерал-майор прибыл гонец от его царского величества!– молодой адъютант Долохов замер возле Третьяка, позади него стоял заляпанный грязью гонец.
-Подойди.
Усатый драгун, исполняющий роль гонца сделал несколько шагов к генералу, отдавая ему кожаную папку с нетронутой печатью. Не долго думая, Третьяк сломал сургуч, перед глазами оказался какой-то план, повернув лист, достал оттуда послание государя.
«Николай Иванович высылаю вам план города, составленный одним из пленных шведов, надеюсь, что услышу радостную новость в самом ближайшем времени. Как только город падет, в Финляндию выйдет еще один корпус под командованием князя Михаила Голицына, на которого и ляжет в дальнейшем вся забота захвата здешних земель. Государь Русского царства Алексей Петрович Романов».
-Тебе что приказано солдат?– прочитав краткое послание, обратился к гонцу генерал-майор.
-Быть в вашем полном распоряжении до тех пор, пока город не падет, после чего как можно скорее отправиться обратно к государю,– ответил драгун.
-Хорошо, значит, будешь пока вместе с моими вестовыми. Проводи на постой,– бросив адъютанту, Третьяк погрузился в чтение схематично изображенного города.
На карте разными по толщине линиями были указаны старые крепостные стены и мелкими вкраплениями относительно недавняя кладка, где-то были приписаны цифры, а где-то вовсе ничего не было. Генерал-майор разглядывал форт на юго-восточной стороне, пару батарей на восточной стороне города, расположенных со стороны Ладоги мысленно провел пару линий, удовлетворенно хмыкнул и пошел к себе в шатер.
Всю второстепенную работу выполнят уже без его участия, а значит, командиру можно немного отдохнуть, и ночью вновь приняться за работу, ломая глаза от неровного света восковых свечей.
Как это обычно бывает в начале любой осады, первые дни были относительно спокойными, даже артиллерия русских войск не выстрелила ни разу по городу, правда этого нельзя сказать о гарнизонной артиллерии. Десятка три чугунных чушек приземлились в полуверсте от лагеря, напугав взрывами неказистых лошадей драгун. Солдаты же, занятые работой по устройству долговременного лагеря держались на почтительном расстоянии от стен города.
Кроме того, два полка пехоты, под предводительством полковника Милютина ушли чуть дальше, отрезая защитникам возможные ходы отступления и снабжения. Приказ царя Алексея в первом письме по отношению к жителям всех захваченных городов был предельно четким: «… половину уцелевших коренных жителей города нужно выселить и доставить к Новгороду. Всех пленных шведов необходимо сопроводить на постройку Вышневецких каналов, для этого к тебе Николай подойдут в начале июня два отряда донских казаков числом в пятьсот человек…».
Непонятный, жесткий приказ государя вызывал недоумение у генерал-майора, да и как потом город заселять, если жителей то останется треть, если не меньше? Ведь сами они, конечно же, не сдадутся, а в первый день штурма мирные жители сполна хлебнут своей кровушки…
Боярин Третьяк просто не знал, что государь, советуясь со своими ближниками, и членами Совета, пришел к выводу, что коренное население будет лучше «перевоспитать» в новых условиях. Указ о «Принудительном переселении на два десятилетия» вот-вот должен быть подписан, в нем черном по белому написано о том, что две третей жителей Финляндии, Прибалтики должны быть переселены в русские города и веси, или говоря проще «распылены на просторах Руси». Причем семейства, принудительно переселенные в новое место, должны быть посажены в тех землях, где есть нехватка рабочих рук, то есть в Поволжье и Сибири, для этого из резерва казны выделяется порядка 20 рублей каждому семейству, дается по 15 четвертей хлеба на одного члена семейства и по три сажени полотна. Вот только для многих сторонников государя эти чудачества царя казались бредовыми, зачем спрашивается давать смердам и бродягам деньги на постройку нового жилища, если можно просто выгнать их из домов и отослать куда-нибудь подальше, к примеру, дороги на Юге прокладывать, там как раз нехватка рабочих рук, о-го-го какая. Но указ все же будет обнародован, а для тех семейств, которые добровольно отправятся в новые края, предполагалось ввести дополнительные поблажки. Плюс ко всему в каждый захваченный город вместе с новыми людьми отправлялись молодые семинаристы, посвященные в сан и благословленные на богоугодное дело самим патриархом Иерофаном, нести разумное, доброе вечное.
Конфликтовать с братьями-христианами строго воспрещалось, как впрочем, и поддерживать иноверцев. Для всех не православных концессий на Западе предусматривалось введение некоторых ограничений, однако права городов, доселе находившихся под властью шведов, не только урезались, но и менялись вовсе, по образу и подобию Русского царства. Ведь введение в город православных священников и замена большинства жителей русскими переселенцами и есть попытка противостояния развития антирусских настроений. Удастся ли это, Алексей не знал и никому не говорил истиной причины таких непонятных для современников указов…
Наконец все приготовления были сделаны, брустверы насыпаны и укреплены, пара редутов на особо опасных направлениях возможного прорыва ощетинилась десятками фузей, где-то позади замерших перед орудиями артиллеристов, ржали кони. Ответ на предложение сдать город был таким как и ожидал командующий бригадой. Шведский офицер – комендант города в особо «лестных» выражениях отозвался о «русских медведях» и том месте, куда им необходимо следовать в данный момент. По-крайней мере именно так сказал переводчик, может, по наблюдению Третьяка если переводчик и приврал, то не намного. Вон до сих пор на стене Кексгольма слюной седоусый вояка исходит, будто припадочный.
-Командуйте майор своими орлами, пускай начинают обстрел намеченных целей.
Поглядев на сосредоточение шведских солдат, генерал-майор, подумал о том, что неплохо бы заиметь себе парочку тех орудий, которые были у витязей. Больно уж точно у них ложились снаряды, да и их «кубышки» неплохое подспорье против спрятавшегося за стенами неприятеля.
…Начав обстрел города с утра, канониры не добились существенных результатов, не считая пары выбитых каменных зубьев на стене. Зато первичная пристрелка орудий была сделана, и теперь снаряды перелетали через стену, взрываясь за ней или ложились в те места на стене, которые были указаны на карте города как наиболее уязвимые.
После первого же залпа раскаленными ядрами в высь пополз дымный след пожара, но не успел он укрепиться на небосводе, как начал рассасываться, по всей видимости, его затушили. На этом первый день осады закончился, колонны солдат развернулись и неспешно направились обратно в лагерь, только пара рот осталась на месте, занимая свои позиции рядом с остывающими орудиями. Вопреки ожиданиям командующего никаких ночных вылазок защитники города не делали. Только пытались достать русские орудия из гарнизонной артиллерии. Вот только как оказалось орудия в ней стояли давние и малопригодные для точной стрельбы на предельные расстояния. Так что ответной пальбы в свою сторону русские канониры могли не опасаться и раз за разом спокойно прицеливаться в намеченные генерал-майором точки.
Посылать парламентера второй раз боярин Третьяк не стал, на шестой день осады, назначив штурм города. Быть может, с ним можно было бы и не спешить, но, во-первых, требовалось скорее разобраться с созданием плацдарма для беспрепятственного ввода войск в Финляндию и вернуться к Выборгу, где дожидаться прибытия князя Голицына, под чье командование генерал-майор и должен поступить.
Так же в скором времени в воды Балтийского моря должна выйти галерная эскадра адмирала Матвея Апраксина в составе 77 судов, уже не раз тревожащая побережье шведов, сжигавшая небольшие деревушки и зазевавшиеся патрульные и каперские суда противника. Вот только сейчас эскадра сопровождала транспортные корабли, на которых везли десант для захвата Гельсингфорса – расположенного в тылу остатков армии Шведского королевства.
Если бы кто-то из современников государя мог бы прозреть будущее усопшего царя-преобразователя, то несомненно бы увидел, что многие ошибки возможные исправлены его сыном и нет тех пустых надежд на помощь Запада в войне со Швецией. Хотя при всем скептицизме и откровенном пренебрежении приморскими немецкими княжествами царь-батюшка все равно поддерживал дружеские отношения с ними, стараясь сохранить Северный союз, однако прекрасно понимал, что действия союзников как таковые не продвигаются, а стоят на месте. Многое было известно государю России, но это был именно тот случай, когда этими знаниями запрещалось делиться, с кем бы то ни было. Поэтому часто окружающие Алексея люди просто не понимали задумок своего царя.
Правда надо заметить, что некоторые решения все же находили живой отклик в сердцах подданных, к примеру государь приказал прекратить все работы на западе Охты и вести их на восток в сторону, где не наблюдается наводнений, тем самым Петербург избавлялся от прорвы глупых, никому не нужных проблем. Говорят, когда комендант Нарвы – Зотов узнал об этом, даже прослезился от счастья.
В судостроительстве так же произошли изменения, под внимательным присмотром Ермолая Тимошкина, воронежского корабела обучавшегося в Голландии и Англии, все сырые леса были изъяты и отправлены на просушку. Время, когда России требовалась любая лохань, могущая держаться на плаву, прошли, теперь требуются суда крепче и надежнее постоянно тонущих кораблей Балтийского флота. Но это все дела не одного месяца, и даже не одного года, плюс ко всему неусыпный надзор за высшими сановниками и мастерами-протекторами (протекторы*– создатели идей или проектов, которым поручается их воплощение в жизнь) с каждым месяцем должен усиливаться, уменьшая возможное расхитительство и взяточничество. Отбирая для этого все тех же фискалов, уже показавших себя наилучшей стороны, начав расследование дел в Москве, Рязани, Туле и Липецке, в первую очередь на особо важных объектах и их «высоких» кураторов в частности. Хотя многого им и не хватает, ведь фискальная служба только проходит свое становление и ей только предстоит создать, избрать нужные для себя способы добывания информации, не нарушая при этом законов государства.
Отвлекшись от собственных мыслей, тревожащих боярина уже не первый день, Третьяк вышедший подышать свежим утренним воздухом после тяжелой ночи увидел, как ставни ворот города медленно отворяются, и оттуда набирая скорость, выскакивают шведские конники.
-Вот сволочи! Поспать людям не дают,– с какой-то веселой злостью подумал генерал, глядя как две роты солдат на орудийных батареях, выстраиваются в три шеренги, первая встает на колено, прислоняя к плечу приклад фузеи, вторая и третья замирает за их спинами, готовясь к залпу.
Почти сразу же в лагере заголосила литавры драгун, быстро попрыгавших в седла, они замерли в ожидании команды генерал-майора, внимательно смотрящего в подзорную трубу наблюдая за странным движением трех сотен шведских кирасир.
-Куда это вы собрались, родненькие мои?– пробормотал себе под нос Третьяк, перевел подзорную трубу чуть дальше, потом обратно на изменивших направление атаки кирасир, затем опять слегка перевел чуть вперед и замер.– Отрежьте их от наших складов, живо!
Пробанив орудия, артиллерийские расчеты проворно заряжали их картечью, но было видно что они не успевают сделать свое дело, кирасиры же разделились на две части: одна продолжила безумную атаку на приготовившихся к бою солдат, а другая свернула, влево огибая по большой дуге построенные полевые укрепления, и галопом понеслась к пороховым бочкам, возле которых замерло два десятка седоусых ветерана, оставленных на этом участке, скорее как подстраховка, нежели как реальная защита, хотя именно на таких вот воинах держится вся армия, именно они белая кость воинского братства, а не желторотые юнцы с кучей именитых предков за плечами.
На передовой тем временем прогремели три выстрела, заржали смертельно раненые лошади, кричали воины. Посмотрев туда, генерал-майор отстранено отметил, что от первых двух линий атакующего центра кирасир ничего не осталось, точнее, остались только мертвые и тяжелораненые тела шведских воинов. Вот один из них силясь встать, непонимающе смотрит на свой живот, в котором дыра величиной в кулак, а его кираса, разорванная картечью, серыми краями впивается во внутренности. Алая кровь толчками выплескивается из этой ужасной воронки. Что сделал швед, Третьяк уже не видел, залпы фузей со стороны складов пороха вернули его к действительности.
Два десятка ветеранов подпустив к себе кирасир, выбили из седла дюжину шведов, остальные же закружили смертельную карусель вокруг ощетинившихся штыками солдат. Пара кирасир быстро разворачивала притороченные к седлу бомбы, одного взрыва хватит для того, чтобы все склады взлетели на воздух, а вместе с ними и часть провианта. Торопясь, швед что-то сделал не то и вместо того, чтобы спокойно бросить бомбу к беззащитной цели замешкался и в последний момент попытался бросить опасный снаряд как можно дальше от себя, замахнувшись им назад.
Взрыв прогремел, чуть ли не в середине тройки кирасир, ударной волной голова первого лопнула, орошая окружающее пространство смесью крови и серой субстанции, где-то вдалеке валялись остатки пальцев неудачного бомбиста, два его собрата отделались меньшим уроном – из их ушей текла кровь, а на лице застыло удивленное выражение. Не ожидавшие такой нелепости кирасиры замешкались и упустили свой шанс довершить начатое дело. Из двух десятков ветеранов на ногах остались только полудюжина, да и те в большинстве своем все раненые.
Но шведы уже упустили свой шанс, сбоку и сзади на них налетели драгуны и, разрядив притороченные к седлам пистоли, бросились с палашами наголо на недобитые остатки кирасир, по-прежнему стремящихся добраться до заветного порохового склада. Звон, лязг железа, проклятия, безбожно смешиваемые на двух языках, сыпались с обеих сторон, однако какова бы не была ярость шведов, она не могла спасти их от смерти. Солдаты в голубых мундирах с яркими желтыми обшлагами все чаще утыкались лицами в мокрые от пота конские гривы и падали наземь, орошая своей кровью весеннюю траву. Вместе со шведами падали и русские воины, один, второй… десять… семнадцать драгун, не считая восьмерых фузилеров, остались лежать на месте сражения, смотря в безоблачное небо пустыми, ледяными глазами.
Из окружения удалось выбраться, только троим кирасирам самозабвенно настегивающих своих громадных породистых коней. Диверсия в стане осаждающих не удалась, как на складе, так и против артиллерии. Все орудия были в отличном состоянии, и даже умудрились внести свою лепту в разгром зарвавшегося врага. Выстрел из четырех пушек картечью выкосил первую волну атакующих, граненая картечь ранила многих во второй волне, внося смятение в ряды шведских кирасир. Но залп орудий все же не смог остановить всех вражеских кавалеристов и почти четыре десятка кирасир добрались до фузилеров, с неустрашимостью поднимая выше палаши, и древко знамени они выдержали поочередный залп пехотинцев, не оглядываясь на падающих под копыта собственных коней сослуживцев. До русских шеренг добралась половина кавалеристов, в первые секунды, собрав богатую жатву, убив дюжину замерших воинов, по команде вставших плотнее друг к другу и приготовившиеся к штыковой атаке. Кого-то из кирасир спасла защита, кто-то же не успел увернуться и завалив коня на землю упал под ноги воинам в зеленых мундирах, которые тут же не теряя времени со всей силы втыкали трехгранные штыки в незащищенные места шведов: шею или пах, каждый раз для надежности проворачивая штык в страшной ране.
Уйти с батареи смогла всего дюжина кирасир, остальные остались лежать на земле перед бруствером, куда их сразу покидали фузилеры. Всех шведских коней, оставшихся без всадников бережно вылавливали и отводили в тыл, где уже слышался стук топоров и молотков, нужно было быстро поставить временный загон для лошадей. Увы, но породистых животных в конюшне русской армии было катастрофически мало любая возможность разжиться выносливыми, сильными конями не упускается. Так что вполне возможно, что этих животин отправят куда-нибудь в Воронежскую губернию, или Уфимскую, на созданные конезаводческие заводы. Создание и выращивание коней для армии является одной из приоритетных задач всего государства. Правда этот процесс проходит без каких-либо излишних рвений, надрывать жилы там, где этого делать не стоит не лучшая идея.
-Приготовить батареи к залпу по отметке выше ворот,– майор Юркевич, сорокалетний молдавский офицер-артиллерист, принятый еще в 1706 году, высчитывал угол стрельбы, поднимая пушки на максимальный угол, устанавливая 24-х фунтовые гаубицы на небольшой взгорок, подрывая под ними пласты дерна. Что поделаешь, гаубица орудие серьезное и угол стрельбы у нее фиксированный, вот и приходится артиллеристам выдумывать разное так, чтобы выполнить приказ командира.– Пушки, пали! Гаубицы, пали!
Грохот выстрела еще не успел смолкнуть в ушах артиллерийского расчета, а обслуга уже торопливо банила и вычищала ствол орудия, не видя, как оставляющие за собой дымный шлейф бомбы врезались в створки ворот, не долетев до нужной отметки всего несколько локтей. Кованые створки протестующее прогнулись назад и, пружиня, оттолкнули опасные снаряды обратно. В результате после взрывов шести бомб перед воротами образовались небольшие воронки, а от ударной волны и вылетела пара осколков из каменных блоков, стоящих рядом воротами.
-Четверть насечки выше, приготовить орудия!– спокойный голос майора не выражал никаких эмоций, он делал свою работу и делал надо заметить вполне неплохо.
-Майор Юркевич, после этого залпа пусти пару каленых гостинцев за стены, авось что-нибудь получится, все-таки погодка неделю солнечная стоит…– приказал генерал-майор, рассматривая мельтешение обороняющихся на стенах.