Сначала щебет птиц, солнечный свет, пробивавшийся сквозь веки, запах цветов, ее присутствие, разрозненно бродившие в голове недодуманные мысли отвлекали меня, но вот уже это все стало отодвигаться все дальше, дальше, звуки стали затухать, как будто кресло, в котором я сидел, медленно отъезжало от экрана, вот и экран потух... Наступил мрак, и Пустота заявила свои права на мир, но не надолго.
Тишину, медленно нарастая, прорезали ритмичные глухие удары бьющегося сердца. Потом появился свет, и вот уже перед моим взором лежала гладкая стерильная серая равнина с одноцветной серой дымкой облаков, равномерно, от горизонта до горизонта, закрывшая небо.
Внезапно на этом фоне возникла черная точка и описала вокруг меня круг.
- ...а, это ты. Я только было заснул в своем извечном одиночестве. Зачем пожаловал? Впрочем... уже догадался. Раз уж я волею судеб стал трассер-мухом, то надо видеть в этой профессии нечто истинно героическое, - с пафосом вещал Сахар, подлетев ко мне и устроившись на открытой ладони в самом ее центре, - теперь, вот, я - вечный камикадзе, хотя смерть моя и временное явление и незамедлительное воз...
Тут я хлопнул второй рукой, припечатав его, как будто прессом, потом сотворил каплю живой воды, кристально сверкающе-прозрачную, которая упала на него. На глазах тельце мухи стало принимать свои формы, он поднялся на лапки и стал чиститься.
- Что за манера обрывать собеседника на полуслове. Теперь, вот, забыл о чем говорил, ах, да... незамедлительное мое возрождение, подобное возрождению пророка человеческого, безусловно лестно для такого создания, как я, казалось бы, самою Природою обреченного на незавидный удел вечного посетителя сточных канав и выгребных ям...
Я, вполуха слушая его напевный речитатив, нагрел меж тем тавро на язычке пламени, колышущемся вопреки всем законам физики прямо в воздухе, и, убедившись в его вишнево-красном цвете, поморщась прижег руку на предплечье, чуть пониже локтя...
-...предназначение, самый смысл которого, величие, я бы сказал, в служении существу более высокому, самопожертвование во имя его и возрождение из пепла, подобно огненному Фениксу, знаменательнейшему герою древних легенд, птице, снискавшей...
Чуть выждав, я создал каплю прямо над обожженным пятном, в центре которого явственно просматривалось, как и полагается, "Т", которая упала прямо на кожу, свершив положенное ей превращение.
Можно было возвращаться, но мой маленький оратор, устроив свою трибуну на моем плече, продолжал вить нескончаемую веревку из сравнений, апелляций к событиям древним и новым, напыщенных эпитетов и красочных оборотов. Мне не хотелось услышать его упрек в нетактичности, я хорошо понимал, что теперь, с тех пор, как я в петле, он вынужден просиживать долгие дни в одиночестве пустого пространства, беседуя с самим собой, и я прощал его занудливое надоедство. Фраза его никак не кончалась, и я не мог вставить даже слово. Но тут мне в голову пришла мысль...
- Послушай, Сахар, хочешь, я возьму тебя с собой?
Сначала он хотел возмутиться, но как только понял смысл слов, то недвусмысленно дал мне понять, что вопрос это чисто риторический, свечой стартовав с моего плеча и сходу выполнив несколько фигур высшего пилотажа.
- Итак, - я щелкнул пальцами, и он поспешил приземлиться обратно.
Сходят с полей снега
Из года в год - всегда.
Так же и ты теперь
В силы свои поверь,
Вспомни, кто ты, кем был.
Сердца огонь не остыл.
День прогоняет ночь,
Тягостный сон - прочь.
Едва замер на моих губах последний звук, как с внезапностью свершилась перемена.
Снова ясное синее небо над головой, веселое летнее солнце, ветерок, волнами пробегающий по траве, укатанные ровные дорожки, статуи, замершие в выразительных позах, и самая прекрасная из них - Агата в пышном платье с турнюром и с розами в прическе "Ля рошез", с нежно-розовой кожей и чуть побледневшим лицом, округленными от удивления глазами, смотрящая на мое пробуждение, все еще не в силах прийти в себя.
- Как замечательно, - тихонько прожужжал мух, усаживаясь мне на плечо.
- Ты видела?
Вопрос чисто риторический.
Агата чуть приседает и, нежно взяв меня за руку, помогает подняться.
- Значит... ты волшебник, и я... и мы... и все вокруг в твоей власти?
- Нет, я человек. И власть моя над вами не больше той, которую вы имеете надо мной. А все мое искусство - это набор приемов, терпение и маленький талант.
- Объясни. Я ничего не понимаю и, кажется, сейчас окончательно запутаюсь.
- Я тебя распутаю.
- Не шути так. Скажи, если это только умение, то, выходит, и я, и док,
и любой-любой другой может стать всесильным?
- Нет, не всесильным...
- Ну хорошо, хорошо. Выходит, ты создал мир, над которым ты властен?
- Так и не так. Я создавал мир, в котором я буду властвовать, но, создав его, я более не властен над ним.
- Это как курильщик опия? Он может курить и предаваться грезам, но какие они будут, он не знает.
- Нет, я знаю все. Разница в том, что он грезит, а я живу.
- И сколько же времени уходит на то, чтобы научиться этому?
- Не так все просто. Если бы всякий брался за т-дао, то только двое-трое из ста смогли бы овладеть методом, но и из них не каждый достигнет "петли". Еще ее называют "сито", хотя, на мой взгляд, вернее было бы - "барьер". Самые талантливые доходят до него за три-четыре года.
- Годы? - она остановилась, и улыбка медленно сошла с ее лица.