Если бы только они позволили ей уснуть! Мир вокруг нее казался искаженным, нереальным, и она могла лишь наблюдать в бессильном, равнодушном оцепенении, как ее измученное тело вопиет о сне — или даже смерти. Смертельно усталая, она стояла у окна. Рабы, трудившиеся далеко внизу, на полях вокруг озера, казались отсюда, с высоты, муравьями — они расползлись по вспаханным под пар полям, ковыряя землю примитивными орудиями. Другие рабы собирали хворост в лесу на покатых берегах озера, и едва слышный перестук их топоров доносился до мрачной башни, с вершины которой Элана наблюдала за их работой.
Алиэн лежала на твердой скамье, то ли спящая, то ли мертвая, — Элана уже не могла различить, но и в том, и в другом случае она завидовала своей кроткой служанке.
Разумеется, они были не одни. Они никогда не оставались одни. Заласта, осунувшийся от усталости, все говорил и говорил с королем Сантеоклом. Элана слишком устала, чтобы разобрать хоть слово из монотонных речей стирика. Она рассеянно поглядывала на короля киргаев, облаченного в плотно прилегающий стальной нагрудник, короткий кожаный кильт и стальные, изукрашенные резьбой налокотники. Сантеокл принадлежал к особой расе, и поколения усердного отбора лишь подчеркнули черты, которые были так ценимы в его народе. Он был высок и чудовищно мускулист. Кожа его была на удивление светлой, хотя тщательно завитые и обильно смазанные маслом волосы и борода лоснились чернотой. Прямой нос продолжал четкую линию лба, и большие черные глаза были совершенно пусты. Лицо короля выражало высокомерную жестокость. Это лицо принадлежало тупому, надменному человеку, лишенному не то что сострадания, но даже обыкновенной порядочности.
Богато изукрашенный нагрудник оставлял обнаженными его предплечья и плечи, и, слушая Заласту, Сантеокл рассеянно сжимал и разжимал кулаки, отчего под бледной кожей перекатывались узлы мускулов. Король явно не вслушивался в речи Заласты, всецело поглощенный тем, что ритмично напрягал и расслаблял мускулы рук. Это был во всех отношениях идеальный солдат, обладатель великолепно тренированного тела и разума, не запятнанного ни единой мыслью.
Взгляд Эланы в который раз устало пробежал по комнате. Мебель здесь была странной. Кресел и стульев не было вовсе — лишь скамьи и табуреты с мягкими сиденьями и резными подлокотниками — однако без спинок. Очевидно, идея спинки так и осталась чуждой киргаям. Стол посреди комнаты был нелепо низким, а старинного вида светильники представляли собой не что иное, как чаши из чеканной меди, где в масле плавали горящие фитили. Пол из грубо отесанных досок был покрыт связками тростника, стены из квадратных плит черного базальта ничем не были украшены, и на окнах не было занавесей.
Открылась дверь, и вошел Экатас. Элана с усилием попыталась сосредоточить на нем свое изможденное сознание. Сантеокл был королем Кирги, но на самом деле правил здесь Экатас. Верховный жрец Киргона был в черном одеянии с капюшоном, и его старческое лицо покрывала сеть глубоких морщин. Он был так же жесток и высокомерен, как его король, — но в его глазах светились ум и безжалостность. Черное одеяние спереди украшал знак, который здесь, в Потаенном Городе, можно было увидеть повсюду — белый квадрат, увенчанный языками золотого пламени. Это был, несомненно, какой-то важный символ, но Элана чересчур устала, чтобы даже попытаться угадать, что бы это могло значить.
— Ступай со мной, — отрывисто приказал Экатас Заласте. — Возьми с собой женщин.
— Служанка нам ни к чему, — возразил Заласта тоном, в котором ощущался вызов. — Пускай спит.
— Я не привык, чтобы мои приказы обсуждались, стирик.
— Ну так привыкай, кирг. Это моипленницы. Я заключил соглашение с Киргоном, а ты — не более чем досадный довесок к этому соглашению. Твоя заносчивость начинает меня раздражать. Оставь девушку в покое.
Их взгляды столкнулись, и в комнате воцарилось зловещее напряжение.
— Ну что, Экатас? — очень тихо спросил Заласта. — Неужели — пора? Неужели ты наконец-то набрался духу, чтобы бросить мне вызов? Хоть сейчас, Экатас. Хоть сейчас.
Элана, уже вполне пришедшая в себя, заметила, что в черных глазах верховного жреца Киргона мелькнул страх.
— Тогда веди королеву, — угрюмо сказал Экатас, — Именно еежелает лицезреть Киргон.
— Разумное решение, Экатас, — сардонически усмехнулся Заласта. — Если будешь все время делать правильный выбор, может быть, тебе и удастся про жить чуть подольше, чем ты заслуживаешь.
Элана бережно укрыла своим плащом Алиэн и обернулась к своим тюремщикам.
— Что ж, покончим с этим поскорее, — проговорила она, собрав остатки своего царственного достоинства.
Сантеокл неуклюже поднялся на ноги и надел остроконечный шлем, с великим тщанием следя за тем, чтобы не примять свои уложенные и завитые локоны. Минуту он возился, укрепляя на сгибе левой руки большой круглый щит, затем обнажил меч.
— Какой осел! — презрительно заметила Элана. — Вы уверены, что его величеству вообще можно давать в руки что-то острое? Он ведь может поранить себя.
— Таков обычай, женщина, — сухо отвечал Экатас. — Пленников надлежит строго охранять.
— Вот как, — пробормотала она, — а мы должны подчиняться обычаю, не так ли, Экатас? Там, где правит обычай, нет нужды в голове на плечах.
Заласта слабо усмехнулся.
— Я полагаю, Экатас, ты хотел провести нас в храм. Не будем заставлять Киргона ждать.
Экатас проглотил уже готовый сорваться с языка резкий ответ, рывком распахнул дверь и вывел их в стылый коридор.
Лестница, что вела вниз с вершины самой высокой башни королевского дворца, была крутая и узкая, бесконечные ступени, петляя, уводили все ниже и ниже. К тому времени, когда они вышли во внутренний двор, Элану била мелкая дрожь.
Зимнее солнце ослепительно-ярким негреющим светом заливало просторный внутренний двор.
По плитам двора они прошли к храму, выстроенному не из мрамора, а из белесого известняка. В отличие от мрамора, известняковые плиты тусклы и не отражают света, и потому у храма был какой-то болезненный вид, словно его камни тронула проказа.
Они поднялись по лестнице к портику и вошли в широкий проем входа. Элана ожидала, что внутри этой Святыни Святынь будет царить темнота, однако это было не так. С опасливым изумлением воззрилась она на источник света, а Экатас и Сантеокл между тем простерлись ниц, в один голос крича:
— Ванет, тъек Алкор! Йала Киргон!
И тогда только королева поняла значение вездесущего знака, которым было отмечено буквально все и вся в Потаенном Городе. Белый квадрат на этом знаке представлял собой стилизованное изображение каменного алтаря, располагавшегося в самом центре храма, однако пламя, пылавшее над алтарем, вовсе не было стилизованным изображением. То был самый настоящий огонь, живой, корчащийся, жадно рвущийся ввысь.
Элану вдруг охватил ужас. Огонь, пылавший над алтарем, не был обычным жертвенным огнем — нет, то было живое пламя, обладавшее сознанием, разумом, несгибаемой волей. Сам Киргон, слепящий, как солнце, пламенел извечно на бледном своем алтаре.
— Нет, — твердо сказал Спархок, — не стоит. Будем сидеть здесь безвылазно — во всяком случае, до тех пор, покуда Ксанетия не сумеет пошарить в чьих-нибудь головах. Мы всегда сможем вернуться и разделаться со Скарпой и его приятелями. Сейчас нам прежде всего нужно узнать, куда увезли Элану и Алиэн.
— Это мы уже знаем, — сказал Келтэн. — Их везут в Киргу.
— В том-то все и дело, — заметил ставший уже видимым Улаф. — Мы не знаем, где находится Кирга.
Они ушли в заросшие лианами развалины и собрались на втором этаже полуразрушенного дворца, чтобы обсудить свои дальнейшие действия.
— У Афраэли есть одна идея, — сказал Келтэн. — Мы могли бы отправиться в Центральную Кинезгу и на месте поразведать, что к чему.
— Вряд ли от этого будет прок, — заметил Бевьер. — Киргон прячет свой город с помощью иллюзий вот уже десять тысячелетий. Мы могли бы ходить по улицам Кирги и даже не увидеть ее.
— Кирга укрыта не для всех, — задумчиво проговорил Кааладор. — Туда и обратно все время снуют гонцы, а это значит, что кто-то в Натайосе обязательнознает дорогу. Спархок прав. Пусть лучше Ксанетия поразведает здесь, чем мы все будем шататься по пустыне, перебирая песчинки и гоняя из-под камней скорпионов и ящериц.
— Значит, остаемся здесь? — спросил Тиниен.
— Пока — да, — ответил Спархок. — Не будем привлекать ничьего внимания, пока не узнаем, что удалось выведать Ксанетии. Больше мы сейчас ничего не можем сделать.
— Но мы были так близко! — вспыхнул Келтэн. — Если б только мы добрались сюда на день-два раньше…
— Но этого не случилось, — отрезал Спархок, подавляя собственное разочарование, — а потому остается только примириться с обстоятельствами и сделать все, что в наших силах.
— А Заласта между тем с каждой минутой будет все дальше и дальше, — с горечью прибавил Келтэн.
— Не тревожься, Келтэн, — в холодном голосе Спархока была сама смерть. — Как бы проворно и далеко ни бежал Заласта, ему никуда не деться, когда я решу настигнуть его.
— Ты занят, Сарабиан? — осторожно спросила императрица Элисун с порога синей гостиной.
— Не очень, Элисун, — отозвался он со вздохом, — просто размышляю. За последние дни я получил слишком много дурных новостей.
— Тогда я лучше зайду как-нибудь в другой раз. Когда твой ум занят дурными новостями, с тобой не очень-то развлечешься.
— И это все, что интересует тебя во всем мире, Элисун? — с грустью спросил он. — Одни только развлечения?
Улыбчивое лицо Элисун стало строже, и она переступила порог гостиной.
— А разве не для этого в первую очередь ты женился на нас, Сарабиан? — Элисун говорила на классическом тамульском языке, который разительно отличался от мягкого и ленивого валезийского диалекта. — Ты заключил с нами брак, чтобы укрепить политические союзы, а потому мы лишь символы, куклы, украшения. Нас решительно нельзя считать частью правительства.
Сарабиана поразила тонкость ее восприятия — да и вся эта неожиданная перемена в ее поведении. Элисун очень легко было недооценить. Ее целеустремленная погоня за удовольствиями, агрессивная нагота ее валезийского наряда как будто представляли ее бездумной охотницей за чувственным наслаждением, но сейчас перед ним была совсем другая Элисун. Сарабиан посмотрел на нее с интересом.
— Чем ты занималась в последнее время, любовь моя? — нежно спросил он.
— Тем же, чем и обычно, — пожала она плечами. Сарабиан отвел глаза.
— Не делай этого.
— Чего не делать?
— Не пожимай плечами. Это сводит меня с ума.
— Так и задумано. Неужели ты думаешь, что я одеваюсь так только потому, что мне лень одеваться, как все?
— Так ты за этим сейчас пришла? Поразвлечься? Или у тебя была более скучная причина?
Они никогда прежде не говорили так, и внезапная откровенность Элисун заинтриговала Сарабиана.
— Поговорим вначале о скучном, — сказала Элисун и критически оглядела супруга. — Тебе нужно больше спать, — с упреком добавила она.
— Хотел бы, да не могу. У меня слишком много забот.
— Придется мне самой этим заняться. — Она помолчала. — В Женском дворце что-то затевается, Сарабиан.
— Вот как?
— Слишком много незнакомых лиц мелькает среди комнатных собачек и блюдолизов, которые обычно наводняют залы.
Сарабиан рассмеялся.
— Не слишком ли это грубо — так говорить о придворных?
— А разве это не так? Среди них нет ни одного настоящего мужчины. Они и нужны-то во дворце лишь затем, чтобы помогать нам в наших интригах. Ты ведь знаешь, что мы все время интригуем друг против друга?
Сарабиан пожал плечами.
— Надо же вам всем как-то занять свободное время.
— А другого времени у нас и не бывает, муж мой. Всенаше время — свободное, Сарабиан, в этом-то и наша беда. Как бы то ни было, эти незнакомцы не принадлежат ни к одному из дворов.
— Ты уверена?
Элисун одарила его плутовской усмешкой.
— Можешь мне поверить. Я имела дело со всеми придворными. Они всего лишь безвредные мотыльки, а эти — настоящие осы.
Сарабиан весело взглянул на нее.
— Неужели ты и вправду перебрала всехпридворных в Женском дворце?
— Более или менее. — Она вновь пожала плечами — нарочно, подумал Сарабиан. — На самом деле это было довольно скучно. Придворные не отличаются пылкостью, но зато я получала возможность следить за всем, что происходит во дворце.
— Так это было не только ради…
— Так, самую малость, но надо же мне было как-то защищаться. Наша политика тоньше мужской, но зато и более жестока.
— И эти незнакомцы — тамульцы?
— Одни — да, другие — нет.
— Давно это продолжается?
— С тех пор, как мы вернулись в Женский дворец. Я не видела ни одной из этих ос, когда мы жили здесь, в эленийском замке.
— Стало быть, последние пару недель? Элисун кивнула.
— Я решила, что тебе следует об этом знать. Возможно, это то же самое, что происходит у нас из года в год, но я так не думаю. Наша — женская — политика придерживается обходных путей, а то, что происходит сейчас в Женском дворце, — мужская политика.
— Ты могла бы присматривать за всеми этими делами — для меня? Я был бы тебе признателен.
— Разумеется, муж мой. Я-тотебе верна.
— В самом деле?
— Не разделяй всеобщего заблуждения, Сарабиан. Верность не стоит смешивать с тем, другим делом. Оно не значит ничего, а верность — все.
— В тебе сокрыто куда больше, Элисун, чем может показаться на первый взгляд.
— Вот как? Я никогда и не пыталась что-то скрыть. — Элисун сделала глубокий вдох. Сарабиан вновь рассмеялся.
— У тебя есть планы на вечер?
— Ничего такого, чего бы я не могла отложить. Что у тебя на уме?
— Я подумал, что мы могли бы поговорить.
— Поговорить?
— Кроме всего прочего.
— Мне нужно вначале отправить одно послание. Потом мы будем говорить столько, сколько захочешь, — в перерывах между «всем прочим».
Минуло два дня, как они покинули Тиану, и сейчас огибали западную оконечность озера по дороге, ведущей в Арджуну. На ночь они остановились на берегу озера, недалеко от дороги, и Халэд подстрелил из арбалета оленя.
— Охота в дороге сберегает время и деньги, — пояснил он Бериту, освежевывая добычу.
— Ты весьма ловко управляешься с арбалетом, — заметил Берит.
— Привычка, — пожал плечами Халэд и вдруг резко вскинул голову. — Кто-то едет сюда, — сказал он; указывая на дорогу острием окровавленного ножа.
— Арджунцы, — определил Берит, прищуренными глазами разглядывая подъезжавших всадников.
— Не все, — возразил Халэд. — Тот, что скачет впереди, — элениец, судя по одежде, из Эдома.
Халэд вытер окровавленные руки о траву, потянулся к арбалету и взвел его.
— На всякий случай, — пояснил он. — В конце концов, они ведь уже знают, кто мы такие.
Берит мрачно кивнул и частично выдвинул меч из ножен.
Всадники осадили коней ярдах в пятидесяти от них.
— Сэр Спархок? — по-эленийски окликнул эдомец.
— Возможно, — отозвался Берит. — Чем могу служить, приятель?
— У меня для тебя письмо.
— Весьма тронут. Принеси его.
— Подойди один, — прибавил Халэд. — Тебе не понадобятся телохранители.
— Я слышал о том, что вы сделали с предыдущим посланцем.
— Отлично, — сказал Халэд, — мы так и рассчитывали, что об этом станет известно. Парень был не очень-то вежлив, но я уверен, что ты куда лучше воспитан. Подойди сюда. Ничего дурного с тобой не случится — покуда будешь помнить о хороших манерах. Эдомец, однако, колебался.
— Дружок, — язвительно сказал Халэд, — ты так или иначе в пределах досягаемости моего арбалета, так что лучше делай, как я тебе говорю. Подойди один. Мы уладим наше дельце, а потом ты и твои арджунские друзья можете отправляться куда вам заблагорассудится. В противном случае вас ждут неприятности.
Эдомец торопливо посовещался со своими телохранителями и осторожно выехал вперед, держа над головой сложенный кусок пергамента.
— Я безоружен, — объявил он.
— А вот это неблагоразумно, приятель, — сказал Берит. — Времена нынче беспокойные. Дай-ка мне письмо.
Посланец медленно опустил руку и протянул Бериту пергамент.
— Планы изменились, сэр Спархок, — вежливо проговорил он.
— Поразительно. — Берит распечатал письмо и бережно вынул знакомый локон. — Всего-то в третий раз? Похоже, вам недостает собранности. — Он поглядел на пергамент. — Весьма удобно. На сей раз кто-то даже озаботился нарисовать карту.
— Поселок малоизвестен, — пояснил эдомец. — Это крохотное селение, да и его бы не было, если бы не работорговля.
— Хороший из тебя посланец, друг мой, — заметил Халэд. — Может быть, возьмешься передать мое послание Крегеру?
— Постараюсь, молодой господин.
— Отлично. Передай ему, что я иду за ним. Пусть почаще оглядывается уже сейчас, потому что очень скоро, как бы ни обернулись дела, он увидит за своей спиной меня.
Эдомец с трудом сглотнул.
— Я все передам, молодой господин.
— Буду счастлив.
Посланец осторожно отвел коня назад на несколько ярдов и, развернувшись, поскакал к своим арджунским спутникам.
— Куда теперь? — спросил Халэд.
— Вигайо — где-то в Кинезге.
— Да, городом это не назовешь.
— Ты бывал там?
— Очень недолго. Беллиом занес нас туда по ошибке, когда Спархок учился применять его.
— Далеко это отсюда?
— Около сотни лиг. Впрочем, именно в том направлении нам и нужно ехать. Афраэль сказала, что Заласта везет королеву в Киргу, и Вигайо куда ближе к тем местам, чем Арджун. Сообщи Афраэли, что с рассветом мы отправляемся в путь, а потом поможешь мне разделать оленя. До Вигайо десять дней пути, и нам лучше запастись мясом.
— Скарпа был там, — сказала Ксанетия. — Воспоминания его о Потаенном Граде весьма свежи, однако память о дороге туда неточна и бессвязна. Я сумела увидеть лишь отрывочные картины сего путешествия. Безумие лишило его мысли связности, и разум его бесцельно бродит меж реальностью и иллюзией.
— Плохо наше дело, — протянул Кааладор. — Старина Крегер не знает дороги, потому что был мертвецки пьян, когда Заласта говорил о том, как добраться до Кирги, а Скарпа чересчур чокнутый, чтобы помнить, как он туда попал. — Глаза его сузились. — А что Кизата? — спросил он.
Ксанетия содрогнулась.
— Не безумие и не хмельной туман преграждают мне путь в мысли Кизаты из Эсоса, — отвечала она с отвращением. — Глубоко погрузился он во тьму, что есть Азеш, и творения преисподнего мира настолько овладели им, что разум его более нельзя назвать человеческим. Прежде заклинания его в какой-то мере сдерживали сих чудовищных демонов, однако позднее призвал он Клааля и тем самым освободил всех прочих. Молю тебя, не вынуждай меня более погружаться в сей бурлящий хаос. Истинно, Кизате ведома дорога в Киргу, однако же мы во здравом уме не могли бы следовать сим путем, ибо ведет он через царство пламени, тьмы и невыразимого ужаса.
— Стало быть, здесь нам искать больше нечего, верно?
Все разом обернулись на звук знакомого голоса. Богиня-Дитя со свирелью в руках примостилась на подоконнике.
— А это разумно, Божественная? — спросил Бевьер. — Разве наши враги не могут учуять тебя?
— Некому учуять меня, Бевьер, — ответила она, — Заласты здесь больше нет. Я заглянула, чтобы сообщить вам, что Берит получил новые указания. Он и Халэд направляются в Вигайо, селение по ту сторону кинезганской границы. Как только вы будете готовы, я возьму вас туда.
— И что же нам там делать? — спросил Келтэн.
— Я хочу, чтобы Ксанетия оказалась поблизости от очередного Крегерова посланца, — пояснила Афраэль. — Кирга сокрыта целиком и полностью — даже от меня. К этой иллюзии есть ключ, и его-томы и должны отыскать — иначе мы все поседеем и состаримся, слоняясь по пустыне, но так и не найдем этого города.
— Пожалуй, ты права, — признал Спархок и прямо взглянул на Богиню-Дитя. — Не могла бы ты устроить всем нам еще одну встречу? Мы приближаемся к финалу, и мне надо бы потолковать с остальными — в особенности с Вэнионом и Бергстеном, а также, пожалуй, с Бетуаной и Крингом. В нашем распоряжении немалые армии, но проку от них будет немного, если они разбегутся в трех разных направлениях или будут наносить удары по Кирге каждая в отдельности. Мы в общих чертах знаем, где находится Кирга, и я хотел бы окружить это место стальным кольцом, но решительно не желаю, чтобы кто-то случайно наткнулся на город прежде, чем мы вызволим Элану и Алиэн.
— Втянешь ты меня в беду, Спархок, — язвительно отозвалась она. — Ты хоть представляешь, сколько мне нужно дать обещаний, чтобы получить разрешение на этакое сборище, — не говоря уж о том, что все эти обещания мне придется выполнять! —Но это очень важно, Афраэль.
Богиня-Дитя показала ему язык — и исчезла.
— Мы получили приказ от доми Тикуме, ваше преподобие, — сообщил патриарху Бергстену бритоголовый пелой, когда они встретились в шатре патриарха неподалеку от города Пела. — Нам надлежит оказать тебе всемерную помощь.
— Твой доми — очень славный человек, друг Даийя, — отозвался облаченный в доспехи патриарх.
— Его приказ разворошил осиное гнездо, — мрачно признался Даийя. — Идея союза с рыцарями церкви вызвала теологические споры, которые продолжались не один день. Большинство людей здесь, в Астеле, считают, что рыцари церкви — порождения ада. Изрядное число спорщиков сейчас обсуждают этот вопрос с самим Богом.
— Как я понимаю, религиозные диспуты у пелоев проходят более чем оживленно.
— О да, — подтвердил Даийя. — Впрочем, послание архимандрита Монсела помогло остудить горячие головы. Религиозное мышление пелоев не так уж и глубоко, ваше преподобие. Мы верим в Бога и оставляем теологию церковникам. Если архимандрит не против, с какой стати противиться нам? Если он неправ, емуже и гореть в аду за свои грехи.
— Далеко отсюда до Кинестры? — спросил Бергстен.
— Примерно сто семьдесят пять лиг, ваше преподобие.
— Три недели, — невесело пробормотал Бергстен. — Что же, ничего не поделаешь. Отправляемся на рассвете. Скажи своим людям, друг Даийя, чтобы как следует выспались. В ближайший месяц им наверняка будет не до сна.
— Бергстен! — легко и мелодично проворковал его имя чей-то голос.
Талесийский патриарх стремительно сел, потянувшись к топору.
— Не надо, Бергстен. Я не причиню тебе зла.
— Кто здесь? — резко спросил он, шаря в поисках свечи, кресала и трута.
— Вот. — Из темноты протянулась маленькая ручка. На ладони плясал язычок пламени.
Бергстен заморгал. Ночной гость оказался маленькой девочкой, судя по всему, стирикской крови — прелестное дитя с длинными волосами и большими, темными, как ночь, глазами. Руки Бергстена задрожали.
— Ты Афраэль, не так ли? — с трудом проговорил он.
— Как проницательно, ваша светлость. Спархок ждет тебя.
Патриарх отпрянул от существа, которое — как твердила доктрина его веры — вовсе не существовало и не могло существовать.
— Вы ведете себя глупо, ваша светлость, — сказала она. — Неужели тебе не известно, что я не могла бы даже заговорить с тобой без разрешения твоего Бога? Я и близко не посмела бы к тебе подойти.
— Теоретически да, — неохотно согласился он, — но ведь ты можешь быть и демоном, а для демонов закон не писан.
— Разве я похожа на демона?
— Внешний вид и реальная суть — разные вещи, — упрямо возразил он.
Девочка прямо взглянула в его глаза и произнесла истинное имя эленийского Бога — один из наиболее ревностно оберегаемых секретов Церкви.
— Демон не мог бы произнести это имя, не так ли, ваша светлость?
— Да, пожалуй, что так.
— Мы с тобой поладим, Бергстен, — улыбнулась она, легко поцеловав его в щеку. — Ортзел спорил бы об этом целый месяц. Будь добр, убери свой топор. От железа у меня мурашки по коже.
— Куда мы направляемся?
— Встретиться со Спархоком. Я ведь тебе уже об этом сказала.
— Это далеко?
— Не очень, — улыбнулась девочка, откинув полог шатра.
Над Пелой все еще стояла ночь, но снаружи, за пологом, царил дневной свет — и очень странный свет. Девственно-белый песчаный берег протянулся к сапфирно-синему морю под небом, окрашенным во все цвета радуги, и в полумиле от берега, посреди этой невероятной синевы, высился изумрудный островок, увенчанный храмом из сверкающего мрамора.
— Что это за место? — спросил Бергстен, высунув голову из шатра и изумленно озираясь.
— Думаю, что вы, ваша светлость, назвали бы его: Небесами, — отвечала Богиня-Дитя, дунув на плясавшее на ее ладони пламя. — Как бы там ни было, это моиНебеса. Есть и другие, но этой — именно мои.
— Где оно?
— Всюду и нигде. Все Небеса существуют одновременно повсюду. Как, впрочем, и преисподние — но это уже другая история. Пойдем?
Кордз из Нелана был совершенным человеком. Осознание этого не сразу пришло к благочестивому эдомцу. Лишь досконально исследовав собственную душу и подробно изучив священное писание, он пришел к этому неизбежному выводу. Он был совершенством. Он исполнял все заповеди Господни, он делал то, что должен был делать, и не делал того, что запрещено. Разве это не есть совершенство?
Приятно было чувствовать себя совершенным, однако Кордз был не из тех, кто почиет на лаврах. Теперь, когда ондостиг совершенства в глазах Бога, пришло время обратить свое внимание на грехи соседей. Грешники, однако, редко грешат в открытую, а потому Кордзу пришлось действовать тайно. Он подглядывал в окна по ночам, подслушивал разговоры, а когда его грешным соседям удавалось скрыть от него свои дурные поступки, он воображал себе грехи, которые они могли бысовершать. Воскресенье было для Кордза совершенно особенным днем, однако не из-за проповедей, ибо что для совершенного человека проповеди? Именно в воскресенье мог он встать и обличить грехи своих соседей — и те, которые они совершили, и те, которые моглисовершить.
Дьявол, вероятно, ненавидел Кордза из Нелана; но одному Богу известно, как ненавидели Кордза из Нелана его соседи.
Затем в Эдоме начались беспорядки. Развращенная еретическая Церковь Чиреллоса после двух тысячелетий интриг и заговоров готовилась в открытую выступить против правоверных. Рыцари церкви выступили в поход, и их продвижению сопутствовал невообразимый ужас.
Кордз одним из первых вступил в армию Ребала. Совершенный человек предоставил грешным соседям идти своим грешным путем ради того, чтобы присоединиться к более святому делу. Он стал наиболее доверенным гонцом Ребала и загнал до смерти десятки коней, носясь по эленийским королевствам Западной Дарезии с наиважнейшими донесениями.
В этот день Кордз, нахлестывая измученного коня, скакал на юг, к насквозь испорченным городам Южной Даконии, истинным скопищам греха и разврата, жители которых не только знали,что грешат, — им попросту было на это наплевать. Хуже того, странная и несомненно еретическая традиция Дакитской церкви запрещала мирянам говорить вслух во время воскресной проповеди, а потому совершенный человек, чьими устами говорил сам Господь, не мог обличить и осудить грехи, которые видел во множестве вокруг себя. Это приводило его в такое отчаяние, что порой ему хотелось визжать.
Всю минувшую неделю он скакал почти без перерыва и смертельно устал, а потому с большим облегчением наконец перевалил через вершину холма, который высился над портом Мелек.
И тогда все мысли о чужих грехах испарились из его головы. Кордз осадил шатающегося от изнеможения коня и в ужасе уставился на то, что предстало его глазам.
Там, в море, искрящемся под зимним солнцем, вдоль берега величественно плыла бессчетная армада судов под красно-золотыми стягами Церкви Чиреллоса!
Совершенный человек был охвачен таким страхом, что даже не расслышал жалобных трелей пастушеской свирели, наигрывавшей минорную стирикскую мелодию. Какое-то время он ошарашенно таращился на ставший плотью величайший кошмар всей его жизни, а затем с силой вогнал шпоры в бока усталого коня и во всю прыть поскакал поднимать тревогу.
Мятежным войском в Панем-Деа командовал генерал Сирада, младший брат герцога Миланиса. Король Ракья устроил так, что генералы Скарпы в большинстве своем были арджунцами. Сирада знал, что ввязался в рискованное дело, однако младшему сыну аристократического рода приходится идти на риск, если он хочет пробить себе дорогу в жизни. Он должен мечом отвоевывать себе титул и высокое положение. Сирада не первый год терпел свою службу под началом сумасшедшего бастарда трактирной шлюхи и неудобства жизни в джунглях, дожидаясь своего шанса.
И вот наконец дождался. Безумец из Натайоса наконец-то отдал приказ выступать. Кампания началась. В ту ночь в Панем-Деа не спали. Под покровом тьмы велись приготовления к походу, а разболтанное отребье, которым командовал Сирада, было неспособно делать хоть что-то без шума. Военачальник провел ночь, корпя над картами.
Стратегический план был удачен — это он вынужден был признать. Он должен был соединиться со Скарпой и другими мятежными армиями около Дираля. Оттуда они двинутся маршем на север, к Тамульским горам, где к ним присоединятся кинезганцы, и уж тогда войско двинется к Тосе, где будет готовиться окончательный удар по Материону.
Собственный план Сирады был намного проще. Скарпа сокрушит всякое сопротивление в Тосе, однако он не доживет до того, чтобы увидеть сияющие купола столицы Империи. Сирада тонко улыбнулся, нащупывая в потайном кармане скляночку с ядом. Войско возьмет Материон, однако не кто иной, как Сирада поведет его в последний бой и лично пронзит мечом императора Сарабиана. Младший брат герцога Миланиса ожидал получить в конце этой кампании самое меньшее графский титул.
Дверь со стуком распахнулась настежь, и в комнату ворвался адъютант с вытаращенными от ужаса глазами и белым как мел лицом.
— Боже милосердный, мой господин! — вопил он.
— Что это ты творишь? — гневно вопросил Сирада. — Как ты смеешь?Я велю отхлестать тебя плетями!
— Мой господин, нас атакуют!
Теперь и Сирада услышал крики. Он быстро встал и вышел из комнаты.
До рассвета было еще далеко, и липкий туман, наползший из непролазных джунглей, размывал очертания разрушенных стен и домов Панем-Деа. Багровые отсветы костров и факелов, как могли, разгоняли сумрак, но были на заросших лианами улицах и другие огни — бледные, холодные, ровные. Светящиеся фигуры, источавшие бледное лунное сияние, двигались по улицам Панем-Деа. Ужас наполнил сердце военачальника. Немыслимо! Сияющие — миф, легенда! Их не существует!
Сирада стряхнул оцепенение страха и выхватил меч.
— Стоять! — проревел он обезумевшим людям. — Строиться! Пикинеры — вперед! — Он пробивался через беспорядочную толпу, налево и направо раздавая удары мечом плашмя. — Строиться! В шеренгу!
Однако в искаженных паникой лицах солдат не было и намека на здравый рассудок или трепет перед его властью. Вопящая толпа просто-напросто раздавалась, обтекая его с двух сторон. Тогда Сирада набросился на них, в ожесточении рубя мечом собственных солдат.
Он так отчаянно пытался восстановить порядок, что даже не почувствовал ножа, воткнувшегося слева под ребра. Сирада так и не понял, отчего это его колени вдруг подкосились и он рухнул прямо под ноги обезумевшим солдатам, которые, вопя, бежали к непроглядной темноте леса.
— Тиниен, ты уверен, что это точная карта? — осведомился патриарх Бергстен, разглядывая миниатюрное подобие континента у себя под ногами.
— Ваша светлость, это самая точная карта из всех, какие вам доводилось видеть, — заверил его Тиниен. — Блокв произнес заклинание, а Тролли-Боги погрузили руки в почву и ощутили облик континента. Здесь есть все — до последнего дерева и кустика. Буквально все.
— Кроме Кирги, Тиниен-рыцарь, — поправил его Энгесса. Атанский полководец полностью выздоровел и выглядел таким же крепким, как всегда, вот только лицо его выражало беспокойство. Королева Бетуана по прибытии на остров Афраэли поприветствовала его крайне скупо, а сейчас явно избегала.
Сефрения сидела на одной из скамей мраморного храма, и радужный свет, лившийся с немыслимого неба, многоцветными бликами играл на ее лице.
— Мы надеялись, ваша светлость, что Шлии, воссоздавая облик континента, сумеет почувствовать и Киргу, — сказала она, — но иллюзия Киргона, похоже, безупречна. Даже тролличье заклятие не в силах преодолеть ее.
— Кто-нибудь может хотя бы предположить, где находится Кирга? — спросил Бергстен.
Афраэль легким шагом прошлась по миниатюрной копии мира, сотворенной для них Блоквом. Переступив через крохотное подобие Кинестры, она прошла дальше к югу — к гористой местности в центре пустыни.
— Обычно Кирга стояла примерно вот здесь, — сообщила она, неопределенно махнув рукой над горами.
— Обычно? — резко переспросил Бергстен. Афраэль пожала плечами.
— Иногда мы кое-что перемещаем.
— Целые города?
— Возможно и такое — хотя это признак плохого планирования.
Бергстен содрогнулся и принялся куском веревки вымерять расстояния на миниатюрном континенте.
— Я сейчас здесь, в Пеле, — сказал он, указывая на точку в Центральном Астеле. — Это почти три сотни лиг в примерном направлении пути к Кирге, и мне еще предстоит по дороге взять Кинестру. Остальные намного ближе, так что вам придется задержаться, если мы хотим прибыть на место одновременно.
Афраэль пожала плечами.
— Я поплутую, — сказала она. Бергстен озадаченно взглянул на нее.
— Божественная Афраэль, ваша светлость, умеет сжимать время и расстояние, — пояснил Спархок. — Она…
— Спархок, я не желаю об этом слышать! — отрезал Бергстен, зажимая ладонями уши. — Ты и так уже подверг опасности мою душу, притащив меня сюда. Будь добр, не усугубляй моего положения, рассказывая мне о том, о чем мне вовсе не нужно знать.
— Как скажете, ваша светлость, — согласился Спархок.
Эмбан задумчиво расхаживал вокруг кольца гор, торчащих из земли в самом центре пустыни Кинезга.
— Похоже, мы все, в конце концов, сойдемся в этих горах, — проговорил он. — Я, конечно, не знаток в таких делах, но не лучше ли нам будет остановиться в предгорьях и дождаться, пока не соберутся все, прежде чем наносить удар по Кирге?
— Нет, ваша светлость, — твердо сказал Вэнион. — Будем держаться подальше от предгорий — по крайней мере, на день конного пути. Если мы столкнемся с солдатами Клааля, нам понадобится место для маневра, и я хочу, чтобы в этом случае меня окружала обширная равнина.
Маленький толстый церковник пожал плечами.
— Ты солдат, Вэнион. — Он указал на юг. — Вот где наше слабое место. У нас сосредоточено немало сил на востоке, северо-востоке и севере, но юг не прикрывает никто.
— И запад тоже, — вставил Сарабиан.
— Западное направление прикрою я,ваше величество, — сказал Бергстен. — У меня достаточно рыцарей и пелоев, чтобы перекрыть весь квадрант.
— Но все-таки остается юг, — пробормотал Эмбан.
— Об этом уже позаботились, Эмбан, — заверила его Афраэль. — Стрейджен сочинил побасенку об огромном флоте церкви у южного побережья, а я подкрепила ее иллюзиями. Улаф, сколько времени займет перемещение троллей к северу от Джубая?
— Ровно столько, сколько времени понадобится, чтобы убедить Троллей-Богов, что их дети нужны нам к северу от Джубая, а не в Тамульских горах, — ответил рослый талесиец. — День-два, вероятно. Как только мы их убедим, они поместят троллей в He-Время. Если б нам не приходилось делать остановки, чтобы накормить троллей, мы бы оказались там во мгновение ока. Знай я точно, где находится Кирга, я к утру привел бы к ее воротам пятнадцать сотен троллей.
— Незачем так спешить. — Богиня-Дитя обвела собравшихся твердым, как сталь, взглядом. — Никто — я повторяю, никто —не двинется на Киргу прежде, чем я буду знать, что Элана и Алиэн в безопасности. Если придется, я могу водить вас кругами по пустыне хоть целое столетие, так что не пытайтесь обвести меня вокруг пальца.
— Неужели жизнь королевы Элении настольковажна для тебя, Божественная? — мягко спросила Бетуана. — Война есть война, и нам приходится смиряться с неизбежными потерями.
— Это мое личное дело, Бетуана, — отрезала Афраэль. — Итак, вот ваши позиции, — она указала на миниатюрный континент. — Бергстен движется с севера, перекрывая и запад; Улаф, Тиниен и Блокв приведут троллей из Джубая и соединятся с атанами Бетуаны на левом фланге; Вэнион идет с востока, и к его левому флангу примкнут Кринг и его пелои; Стрейджен уверил того омерзительного дакита из Бересы, что на побережье у Верела и Аэфталя вот-вот высадится миллион рыцарей церкви, и это отвлечет большую часть армий Кинезги. Все мы соединимся в окрестностях Кирги. Есть некоторые несоответствия в расстоянии, но я об этом позабочусь. К нужному сроку вы все буде тена месте — даже если мне придется переносить вас поодиночке. — Она вдруг оборвала себя. — В чем дело, Бергстен? Не смейся надо мной, не то я схвачу тебя за нос и хорошенько встряхну.
— Я и не думал смеяться, Божественная, — заверил он. — Я лишь одобрительно улыбался. Откуда ты так много узнала о стратегии и тактике?
— Я наблюдала за вашими эленийскими войнами, ваша светлость, с тех пор как вы научились добывать огонь. Мне волей-неволей пришлось кое-чему выучиться. — Она вдруг резко обернулась к Блокву и раздраженно спросила по-тролличьи: — В чем дело?
— У-лав сказал мне то, что ты говорила, Богиня-Дитя. Зачем мы делаем это?
— Чтобы наказать злых, служитель Троллей-Богов.
— Что?! —ошеломленно прошептал Спархок Улафу. — Как она его назвала?
— А ты не знал? — мягко отозвался Улаф. — Наш косматый друг облечен духовным саном.
— У троллей есть священнослужители?
— Ну разумеется. Как у всех.
— Наказать злых, которые похитили подругу Анакхи, — это хорошо, — говорил между тем Блокв, — но зачем нас так много? Кхвай может наказать злых. Сейчас пора Шлии, и мы должны следовать путем охоты. Детенышей надо накормить, иначе они умрут, а это нехорошо.
— Этого только недоставало, — пробормотала Афраэль.
— В чем дело, сэр Улаф? — спросил Сарабиан.
— Тролли — охотники, а не воины, ваше величество, — пояснил Улаф. — Они не понимают, что такое война. Они едят тех, кого убивают. — Сарабиана передернуло. — Это в высшей степени нравственно, ваше величество, — подчеркнул Улаф. — С точки зрения тролля позволить мясу пропадать попусту — преступление.
Афраэль, задумчиво Прищурясь, взглянула на служителя Троллей-Богов.
— Хорошо было бы следовать путем охоты и заоднонаказать злых, — сказала она. — Если мы будем охотиться так, мы причиним боль злым и добудем много мяса для детенышей в пору Шлии.
Блокв задумался.
— Охота людей не-простая, — проговорил он с сомнением, — но я думаю, что охота богов совсемне-простая. — Тролль глубоко задумался. — Но это хорошо, — объявил он наконец. — Охота, которая добывает не только мясо, — хорошая охота. Ты охотишься очень хорошо, Богиня-Дитя. Когда-нибудь мы будем есть вместе и вспоминать прежние охоты. Так делать хорошо. Так стая становится ближе и лучше охотится вместе.
— Я буду рада, если мы сделаем так, Блокв.
— Тогда мы сделаем так. Я убью для нас собаку. Собака — хорошая еда, даже лучше, чем свинья. Афраэль слегка поперхнулась.
— Ты не рассердишься, Блокв, если я буду говорить птичьими звуками? — спросил Спархок. — Скоро начнется охота, и все должно быть готово.
— Я не рассержусь, Анакха. У-лав скажет мне, что ты говоришь.
— Ну что ж, — обратился Спархок к остальным, — мы все знаем, как именно подойдем к Кирге, но кое-кто из нас должен оказаться впереди всех. Будьте добры не начинать наступления, пока мы не окажемся на месте. Я не хочу, чтобы вы наступали нам на пятки.
— Кого ты берешь с собой, Спархок? — спросил Вэнион.
— Келтэна, Бевьера, Телэна, Ксанетию и Миртаи.
— Но я не… Спархок поднял руку.
— Их выбрала Афраэль, мой лорд, — сказал он. — Если у тебя есть возражения, выскажи их ей.
— Ты должен взять именно этих спутников, Спархок, — терпеливо пояснила Афраэль, — иначе ты потерпишь поражение.
— Как скажешь, Божественная, — сдался он.
— Стало быть, вы опередите нас с Беритом? — спросил Халэд.
Спархок кивнул.
— Наши противники наверняка будут ожидать, что мы последуем за вами по пятам. Если мы окажемся впереди, то застанем их врасплох — во всяком случае, мы на это надеемся. Афраэль перенесет нас прямиком в Вигайо, и мы поразведаем на месте, что и как. Если очередной посланец Крегера уже там, быть может, Ксанетия сумеет вызнать у него, куда вас направят из Вигайо. Рано или поздно кто-нибудь даст вам ключ к местонахождению Кирги, а это все, что нам сейчас нужно. Остальное будет просто.
— Мне нравится его определение слова «просто», — прошептал Кааладор Стрейджену.
Эмбан сделал еще одну пометку в своем неизбежном списке и солидно откашлялся.
— Неужели это обязательно? — вздохнул Бергстен.
— Это помогает мне думать, Бергстен, а кроме того, так я уверен, что ничего не упущу. Если тебя это так утомляет — не слушай.
— Люди очень много говорят, У-лав, когда решают, как будут охотиться, — посетовал Блокв.
— Такова природа людей.
— Это потому, что охоты людей такие не-простые. Я думаю, что охоты людей не-простые, потому что они не едят тех, кого убивают. Они охотятся и убивают по причинам, которых я не понимаю. Я думаю, что вещь, которую люди называют «война», — очень большое зло.
— Мы не хотим рассердить служителя Троллей-Богов, — вмешался Бергстен на безупречном тролличьем. — То, что люди называют «война», — это похоже на то, что случается, когда две стаи троллей охотятся в одном месте.
Блокв задумался над его словами. Наконец он что-то довольно проворчал, и его косматая физиономия понимающе просветлела.
— Теперь мне все ясно, — сказал он. — Вещь, которую люди называют «война», — это как охота на мысли. Поэтому она такая не-простая. Но вы все равно слишком много говорите. — Тролль покосился на Эмбана. — Этот хуже всех, — добавил он. — Его желудок-в-голове такой же большой, как его желудок-в-брюхе.
— Что он сказал? — с любопытством спросил Эмбан.
— Это трудно перевести, ваша светлость, — с невинным видом отозвался Улаф.
Патриарх Эмбан посмотрел на него с некоторым по дозрением и принялся в который раз дотошно изла гать их диспозицию, сверяясь с пунктами своего спис ка. Закончив, он огляделся по сторонам:
— Кто может добавить что-нибудь еще?
— Пожалуй я, — сказала Сефрения, слегка хмурясь. — Наши враги знают, что Берит — не Спархок, но они наверняка считают, что Спархоку ничего не остается, как идти по пятам за Беритом. Может быть, нам следует подкрепить это их убеждение. Пожалуй, я знаю способ воспроизвести в точности звук и ощущение Беллиома. Если это удастся, наши враги решат, что Спархок среди рыцарей, которых Вэнион ведет в пустыню. Тогда они не столько будут искать его, сколько следить за нами.
— Ты подвергнешь себя опасности, Сефрения, — возразила Афраэль.
— В этом нет ничего особенно нового, — улыбнулась Сефрения, — а если вспомнить о том, что мы собираемся сделать, вряд ли можно найти в мире безопасное место.
— Теперь все? — спросил Энгесса поднимаясь.
— Пожалуй, все, друг Энгесса, — отвечал Кринг, — если не считать того часа, который мы истратим, уговаривая друг друга быть поосторожнее.
Энгесса расправил плечи, повернулся и прямо взглянул в лицо своей королеве.
— Каков будет твой приказ, Бетуана-королева? — официальным тоном спросил он.
Бетуана царственно выпрямилась.
— Мы повелеваем тебе, Энгесса-атан, вернуться с нами в Сарну. Там ты вновь примешь командование над нашими войсками.
— Все будет, как ты скажешь, Бетуана-королева.
— Сразу после нашего возвращения ты отправишь гонцов к моему супругу, королю. Сообщи ему, что опасность больше не угрожает Тосе. Сияющие справятся с армией Скарпы.
Энгесса коротко кивнул.
— Далее, сообщи ему, что его войско нужно мне в Сарне. Там мы будем готовиться к главному сражению, и туда он должен прибыть, чтобы принять войска под свою руку. — Она помолчала. — Дело не в том, что мы недовольны тем, как командуешь ты, Энгесса-атан, но Андрол — король. Ты хорошо послужил нам. Королевский дом Атана благодарен тебе.
— Это мой долг, Бетуана-королева, — ответил Энгесса, ударяя себя кулаком в прикрытую нагрудником грудь. — Не нужно благодарности.
— Охо-хо, — пробормотала Афраэль.
— В чем дело? — спросила Сефрения.
— Да так, ни в чем.
— Сарабиан, — говорила Элисун несколько дней спустя, — это определенно Тореллия и Шакола. Главенствует уних Шакола — она и старше, и хитрее. Незнакомцы обычно направляются прямиком к ней. Они беседуют с глазу на глаз, а потом она посылает за Тореллией. Прежде они относились друг к дружке без особенной приязни, но сейчас их водой не разольешь.
— Они, видимо, получают приказы из дома, — задумчиво проговорил Сарабиан. — Джалуах, король Кинезги, — брат Шаколы, а Тореллия — дочь Ракьи Арджунского. Ты сумела разузнать, что именно они замышляют?
Элисун покачала головой:
— Слишком рано.
— Рано?
— Опять-таки, женская политика. Мы куда хитрее мужчин. Шакола хочет расставить все по местам, прежде чем начнет искать новых союзников. Она подчинила себе Тореллию, но еще не готова расширить пределы своей власти.
— Ты уверена, что подчиненная в этой паре — именно Тореллия?
Элисун кивнула.
— Слуги Шаколы помыкают ее слугами. Это первый признак подчинения в Женском дворце. Слуги Серонны неприкосновенны, потому что она — первая жена, и все мы подчинены ей — кроме Лиатрис, разумеется.
— Разумеется, — улыбнулся Сарабиан. — Никто, будучи в здравом уме, не осмелится дерзить Лиатрис. Она кого-нибудь убила в последнее время?
— Нет, с тех пор, как в прошлом году изрубила на куски лакея Серонны.
— Вот что мне пришло в голову — не посвятить ли во все это Лиатрис?
Элисун покачала головой.
— Позже — может быть, но не сейчас. Атана Лиатрис чересчур прямолинейна. Если бы я все ей рассказала, она попросту прикончила бы Шаколу и Тореллию. Подождем, покуда Шакола обратится ко мне, а уж потом посвятим в это дело Лиатрис.
— А ты уверена, что Шакола обратится к тебе?
— Почти наверняка. Мои слуги пользуются большей свободой передвижения, чем ее, — из-за моей оживленной светской жизни.
— Экое деликатное определение!
— Сарабиан, ты знал, что я валезийка, когда брал меня в жены, и тебе известны наши обычаи. Именно поэтому мои слуги могут свободно покидать резиденцию. Это уже стало традицией.
Сарабиан вздохнул.
— Сколько же их сейчас, Элисун?
— По правде говоря, ни одного, — улыбнулась она. — Не понимаешь, да, Сарабиан? Лучшей частью всех этих маленьких приключений всегда была интрига, а этого добра у меня в достатке с тех пор, как я начала играть в политику.
— Ты не чувствуешь себя… обделенной?
— Это терпимо, — пожала она плечами, — и потом, когда станет уж совсем невмоготу, я всегда могу рассчитывать на тебя, не так ли?
И Элисун одарила Сарабиана лукавой улыбкой.
— Стал-быть так, мастер Валаш, — промурлыкал Кааладор, растянувшись в кресле, которое стояло на забитом рухлядью чердаке, — старина Вимер тут калякал, быдто ты выкладываешь звонкую монету за всякие там сведения, ну и ему в башку стукнуло, што ты самолично захочешь послушать насчет того, што я видал в Юго-западном Атане.
— Так вы двое давно знакомы? — спросил Валаш.
— Уйму времени, мастер Валаш. Мы с Вимером старые дружки. В той материонской переделке все мы были рядышком — он, я, Фрон, Рельдэн и еще парочка ребят — аккурат когда легавые навалились на нас. Ух и здорово же мы повеселились в ту ночку, скажу я тебе! Само собой, как оторвались мы от шпиков, так и разбежались каждый в свою сторону. Зряшное, знашь-ли, дело, цельной толпой смываться от полиции.
Стрейджен сидел поодаль от стола, вне круга света, который отбрасывала единственная свеча, и исподтишка следил за лицом Валаша. Кааладор прибыл в Бересу для того, чтобы заменить Спархока и Телэна в снабжении Валаша заведомой ложью, и Стрейджен в который раз был под впечатлением от того, насколько ловок его друг. Валаш был просто убаюкан простонародным очарованием излюбленного Кааладором говора. Стрейджен презирал просторечие, однако принужден был признать его полезность. Простонародный говор неизменно казался таким искренним, таким невинно безыскусным.
— А где, кстати, Фрон? — спросил Валаш.
— Они на пару с Рельдэном сделали ноги недельку эдак тому назад, — пожал плечами Кааладор. — Как шел я сюда, по дороге сунул нос в одну забегаловку в Дэле, а там торчит рыло — прям-таки на лбу написано: «Полиция» — и вовсю расписывает рожи Фрона и нашего мальчугана. Ну я толечки добрался, так им и обсказал, и они разом смекнули, что пора смываться. Ну Вимер, стал-быть, припомнил, как ты насчет всяких новостей интересуешься, а я-то кой-чего повидал с тех пор, как мы смотались из столицы, дак Вимер и сообразил, што энти новости-то тебе бы недурно обсказать.
— Я с интересом выслушаю тебя, Эзек. — Валаш резко вскинул голову: Огераджин, впавший в полубессознательное состояние, что-то забормотал во сне.
— Что это с ним? — спросил Стрейджен.
— Ничего, — кратко ответил Валаш. — Он все время такой. Продолжай, Эзек.
— Стал-быть, ежели прикинуть, с пару недель назад топаю это я себе через Атан да прикидываю, как бы половчее скоротить дорожку до Дарсаса — до Астела, стал-быть, — уж больно шустро легавые меня за пятки хватать стали. Свернул я в горы, прошел, стал-быть, спускаюсь коротким путем, глядь — а там атанов-то пропасть, в жизни бы не подумал, што энтих дьяволов ажно столько быть могет — то есть конца-краю не видно! Идут, идут — здоровые, сволочи, и все, стал-быть, при оружжи, а уж видок такой — хватай штаны и беги…
— Все атанское войско?! — воскликнул Валаш.
— По мне, дак энто и вовсе — как там школяры гуторют — великое переселение народов, во! Сколь живу, не видал такую прорву атанов!
— Где именно это было? — с волнением спросил Валаш.
— Ща скумекаю… ага, стал-быть, рядышком с кинезганской границей, есть там городишко, занюханный такой — Джубай зовется. Кабы у тебя сыскалась карта, дак я б и пальцем ткнул в то место — жалко, что ли? — Кааладор, Прищурясь, взглянул на дакита. — Ну, мастер Валаш, много ли отвалишь за эдакий рассказец?
Валаш, ни на миг не поколебавшись, потянулся к кошельку.
— Это было крайне странно, доми Тикуме, — рассказывал Кринг своему другу, когда на следующее утро после совета на острове Афраэли они скакали во главе большого отряда своих соплеменников в глубину кинезганской пустыни. — Богиня-Дитя сказала, что все мы спим, но все казалось таким настоящим! Я даже чуял запах цветов и трав. Никогда прежде мне не доводилось почуять запахи во сне.
— Доми Кринг, — с сомнением спросил Тикуме, — а ты уверен, что все это не было ересью?
Кринг сухо рассмеялся.
— Что ж, если это и так, я оказался в хорошей компании! Там были патриарх Эмбан и патриарх Бергстен. Как бы то ни было, мы с тобой должны продолжать эти набеги на Кинезгу. Потом мы двинемся вперед и поскачем к горам в самом сердце пустыни. Мы надеемся, что к тому времени, как мы окажемся там, принц Спархок сумеет определить точное местоположение Кирги.
К ним галопом скакал разведчик — из тех, что давно уже рыскали по бурой, выжженной солнцем пустынной равнине.
— Доми Тикуме, — крикнул он, осадив коня, — мы их нашли!
— Где? — спросил Тикуме.
— Милях в двух впереди есть пересохшее русло, доми. Они укрылись там. Я бы сказал, что они задумали устроить нам засаду.
— Что там за солдаты? — спросил Кринг,
— Кинезганская кавалерия и еще те, со стальными масками, которых мы недавно загоняли до смерти. Еще там была пехота, но таких я прежде не видел.
— Нагрудники? Короткие кильты? Остроконечные шлемы с султанами и большие круглые щиты?
— Именно так, доми Кринг.
Кринг потер ладонью обритую макушку.
— Какой ширины это пересохшее русло? — спросил он.
— Шагов пятьдесят, доми.
— Извилистое? Глубокое? Разведчик кивнул.
— Все верно, — сказал Кринг, — это и впрямь засада. Конники, как видно, покажутся нам на глаза, а потом отступят в русло. Если мы погонимся за ними, то налетим прямиком на пехоту. На открытой местности мы загоняли солдат Клааля до смерти, и теперь они решили заманить нас в драку лицом к лицу.
— Что будем делать? — спросил Тикуме.
— Держаться подальше от этого русла, друг Тикуме. После того, как появятся кинезганцы, пошли всадников с флангов отсечь их обходным ударом. Мы перебьем кавалерию, и тогда солдаты Клааля выйдут из своего укрытия.
— А что же киргаи? Это опять солдаты из прошлого, с которыми мы уже сталкивались прежде?
— Не думаю. Мы в пределах Кинезги, так что это, скорее всего, живые киргаи из самой Кирги… — Кринг вдруг осекся, его лицо перечеркнула медленная ухмылка. — Мне тут кое-что пришло в голову, — проговорил он. — Высылай фланги, чтобы отрезать кинезганцев, друг Тикуме. Дай мне время все обдумать.
— У тебя сейчас на редкость мерзопакостная ухмылка, друг Кринг.
— Я и сам иногда бываю на редкость мерзопакостным человеком, друг Тикуме, — отвечал Кринг, ухмыляясь еще шире.
— Работорговцы, — кратко сказала Миртаи, поглядев с высоты каменистого холма на караван, тянувшийся по бесплодной бурой равнине к селению, тесно сгрудившемуся у оазиса. Оттого, что влажный воздух арджунских джунглей почти мгновенно сменился едкой сухостью пустыни, у Спархока побаливала голова.
— Как ты определила это с такого расстояния? — спросил Бевьер.
— По черным плащам с капюшонами, — ответила она, выглядывая из-за валуна, за которым они укрывались. — Работорговцы в Кинезге всегда носят эти плащи, чтобы местные власти оставляли их в покое. Кинезга — единственное место, где работорговля еще остается законной. Прочие государства смотрят на нее косо.
— Вот что я подумал, Спархок, — сказал Бевьер. — Если б мы сумели добыть несколько черных плащей, мы передвигались бы по пустыне, не привлекая ничьего внимания.
— Мы не слишком похожи на арджунцев, Бевьер, — возразил Келтэн.
— Это и не обязательно, — сказал Телэн. — Я слыхал в, Бересе, что в пустыне есть разбойничьи шайки, которые нападают на караваны и похищают рабов, а потому работорговцы нанимают множество охранников любого происхождения, чтобы защищать торговлю.
— Вот как, — проговорил Келтэн. — Что ж, остается только добыть черные плащи.
— Вон там их как раз сотня или около того, — отозвался Бевьер, указывая на караван.
— Эленийцы, — вздохнула Ксанетия, закатывая глаза.
— Анара, ты уже говоришь в точности, как Сефрения, — со слабой усмешкой заметил Спархок. — Что же мы упустили?
— Достаточно будет плащей любого цвета и оттенка, Анакха, — терпеливо пояснила она, — а подобные плащи, вне сомнения, найдутся в Вигайо, что лежит возле вон того оазиса.
— Но нам нужны черныеплащи, анара, — возразил Бевьер.
— Цвет есть лишь разновидность света, сэр Бевьер, а я весьма искушена в управлении светом.
— А-а, — сказал он, — это мне как-то и не пришло в голову.
— Я и сама заметила сие — почти сразу.
— Не вредничай, — пробормотал Бевьер.
Рыцари Бергстена и их союзники-пелои пересекли границу Кинезги пасмурным холодным днем после — как им казалось — нескольких дней почти беспрерывной скачки и направились на юго-восток, к Кинестре. Пелойские разведчики, рассыпавшись, ехали впереди колонны, однако в тот день они так и не повстречали врага. Войско разбило лагерь, выставило стражу и заночевало.
И только на следующее утро — а вернее, то, что они считалиследующим утром, — когда свернули лагерь и двинулись дальше, Даийя прискакал к Бергстену и Гельдэну, ехавшим во главе колонны.
— Ваше преподобие, — сказал он, — мои разведчики сообщают, что примерно в миле впереди большое войско.
— Кинезганцы? — быстро спросил Бергстен.
— Не похоже, ваше преподобие.
— Взгляни на них, Гельдэн, — приказал патриарх.
Пандионец кивнул и пришпорил коня, направляясь к вершине каменистого холма, который высился в четверти мили впереди колонны. Вернулся он помрачневшим.
— У нас проблемы, ваша светлость, — пробасил он. — Это опять те самые бестии, с которыми мы столкнулись в Восточном Земохе.
Бергстен вполголоса выругался.
— Я так и знал, что все идет слишкомхорошо!
— Доми Тикуме предупредил нас об этих чужаках, — сказал Даийя. — Ваше преподобие не оскорбится, если я предложу, чтобы вы предоставили намразобраться с ними? Доми Тикуме и доми Кринг придумали против них кое-какие тактические приемы, и они, похоже, срабатывают.
— Я нисколько не оскорблюсь, друг Даийя, — ответил Бергстен. — Мы не слишком покрыли себя славой в прошлом бою с этими тварями, так что мне было бы весьма любопытно увидеть нечто более действенное, чем наша тогдашняя тактика.
Даийя наскоро переговорил с вождями кланов, а затем вывел Бергстена, Гельдэна и еще нескольких рыцарей на вершину холма — наблюдать за боем.
Бергстен тотчас оценил преимущества легкой кавалерии в сравнении с рыцарями в тяжелых доспехах и на крупных боевых конях. Рослые чужаки в тесно прилегающих латах пришли в смятение от стремительных и кратких атак пелоев, вооруженных дротиками. Солдаты Клааля неуклюже бросались вперед, отчаянно пытаясь добраться до своих мучителей, но проворные кони пелоев легко ускользали от них. Дротики начали собирать свою дань, и все больше и больше чудовищных гигантов падало под этим смертоносным дождем.
— Суть в том, чтобы заставить их побежать, ваше преподобие, — пояснил Даийя. — Они крайне опасны в схватке лицом к лицу, но не очень-то выносливы, а потому на бегу дерутся плохо.
— Вэнион говорил мне об этом, — кивнул Бергстен. — Доми Тикуме не сказал тебе, сколько должно пройти времени после того, как они начнут умирать?
— Ничего определенного, ваше преподобие.
Бергстен пожал плечами.
— Ну да это неважно, друг Даийя. Вокруг нас обширная равнина, а сейчас только утро. Мы можем гонять их весь день, если понадобится.
Разъяренные бесконечно повторяющимися атаками, солдаты Клааля шаркающей трусцой двинулись вперед, потрясая своим страшным оружием и ревя боевые кличи.
Однако пелои, не обращая внимания на этот открытый вызов, продолжали свою прежнюю тактику.
И тогда, не выдержав, чужеземные солдаты сорвались на неуклюжий бег.
— А что, это вполне осуществимо, — задумчиво пробасил сэр Гельдэн. — Правда, нам понадобились бы другие латы.
— О чем это ты говоришь, Гельдэн? — осведомился Бергстен.
— Пытаюсь заглянуть в будущее, ваша светлость, — отвечал Гельдэн. — Если эти твари загостятся в нашем мире, нам придется кое-что переменить. Недурно было бы обучить и вооружить несколько эскадронов рыцарей церкви, превратив их в легкую конницу.
— Гельдэн, — ядовито сказал Бергстен, — если эти твари и загостятся в нашем мире, то лишь потому, что мы проиграем эту войну. С чего ты взял, что тогда в мире вообщеостанутся рыцари церкви?
— Они бегут, ваше преподобие! — возбужденно воскликнул Даийя. — Они удирают!
— Но куда они удирают, друг Даийя? — с нажимом вопросил Бергстен. — Их убивает воздух, а воздух — везде. Куда они бегут, Даийя? Куда?
— Куда они бегут? — озадаченно спросил Кринг, когда солдаты Клааля прервали свою неуклюжую погоню за пелоями и повернули вглубь пустыни.
— Какая разница? — расхохотался Тикуме. — Пусть себе бегут! У нас еще остались засевшие в сухом русле киргаи. Сдернем их с места, покуда какой-нибудь смышленый офицер в арьергарде не успел сообразить, что к чему.
Киргаи следовали тактике, рожденной еще на заре времен. Они наступали мерным шагом, заслоняясь большими круглыми щитами и выставив вперед копья. Когда пелои налетали на них, они тотчас останавливались и смыкали ряды. Передний ряд дружно опускался на колено, сдвинув перекрывающие друг друга щиты и выставив копья. Следующие ряды смыкались, точно так же сомкнув щиты и выставляя копья.
Выглядело это великолепно — и было совершенно бесполезно против конницы.
— Мы должны заставить их бежать, доми Тикуме! — прокричал Кринг своему другу, когда они галопом мчались от плотных вражеских рядов. — После следующей атаки отведи своих детей чуть дальше! Мало проку, если эти живые древности будут двигаться шагом! Пусть побегут!
Тикуме выкрикнул приказ, и его всадники изменили тактику, отступив на несколько сотен ярдов дальше и вынудив киргаев последовать за ними.
Из гущи наступающей пехоты донеслось звонкое пение трубы, и киргаи, бряцая оружием, зарысили вперед, ни на волос не нарушив строя.
— Отлично смотрятся, а? — рассмеялся Тикуме.
— Будь это парад, они смотрелись бы еще лучше! — отозвался Кринг. — Ударим еще разок и отступим подальше.
— Далеко до границы? — спросил Тикуме.
— Кто его знает! С кем я ни говорил, мне так и не сказали ничего определенного. Думаю, впрочем, что недалеко. Заставь их бежать, Тикуме! Заставь их бежать!
Тикуме приподнялся в стременах.
— Передайте приказ! — проревел он. — Отступаем!
Пелои резко развернулись и галопом помчались на восток по бурой каменистой равнине.
Эхо радостных криков донеслось из киргайских рядов, и вновь пропела труба. Древние солдаты, не сбиваясь с шага и сохраняя идеальный строй, перешли на бег. Сержанты отрывисто рявкали, задавая ритм, и топот киргайских сапог по нагой каменистой земле грохотал, точно рокот гигантского барабана.
А затем яркий свет зимнего полдня вдруг потускнел, словно бы гигантские бесшумные крылья заслонили солнце. Порыв леденящего ветра хлестнул пустыню, и из пустоты донесся многоголосый скорбный стон.
Застигнутые врасплох, киргаи ряд за рядом гибли на бегу, валясь как подкошенные под ноги слепо напирающим на них сотоварищам, а миг спустя и те падали бездыханными на их трупы.
Кринг и Тикуме, побледнев и дрожа, смотрели с ужасом на чудовищную работу древнего стирикского заклятия. Затем, исполнясь отвращения, они развернули коней и что есть силы поскакали на восток, подальше от совершенных солдат, которые все так же слепо шагали навстречу ледяной, скорбно стонущей смерти.
— Эти одежки хороши для Арджуна либо Тамула, приятель, — в тот же день, чуть позже, говорил Спархок торговцу, — но когда налетает песчаная буря, проку от них никакого. В последний раз мне насыпало за шиворот фунта четыре песку.
Торговец глубокомысленно покивал.
— Другие народы смеются над нашей одеждой, добрый господин, — заметил он. — Смеются до тех пор, покуда не попадут в первую песчаную бурю.
— А что, ветер дует здесь все время? — спросил у него Телэн.
— Не все,молодой господин. Обыкновенно хуже всего в послеобеденное время. — Торговец взглянул на Спархока. — Сколько вам нужно плащей, добрый господин?
— Нас шестеро, приятель, и ни один из нас не настолько обожает другого, чтобы делить с ним один плащ на двоих.
— Какой цвет вы предпочитаете?
— А что, какой-нибудь цвет сохраняет от песка лучше, чем другой?
— Нет, этого я как-то не замечал.
— Ну так подойдет любой цвет.
Торговец поспешно удалился в заднюю комнату и вернулся с охапкой аккуратно сложенных одеяний. Затем он расплылся в улыбке, потер руки и приступил к разговору о цене.
— Он тебя здорово надул, между прочим, — заметил Телэн, когда они вышли из захламленной лавчонки на пыльную улицу Вигайо.
Спархок пожал плечами.
— Возможно, — сказал он.
— Надо будет мне когда-нибудь научить тебя торговаться.
— Это так важно? — спросил Спархок, приторочив охапку кинезганских плащей к седлу. Затем он огляделся и тихо позвал: — Анара!
— Я здесь, Анакха, — прошелестел над ухом голос Ксанетии.
— Удалось тебе что-нибудь разузнать?
— Нет, Анакха. Очевидно, посланец еще не прибыл.
— Спархок, — негромко заметил Телэн, — Берит и Халэд доберутся сюда только через несколько дней, а эта дыра не настолько притягательна, чтобы посланцу захотелось прибыть сюда пораньше, исключительно дабы полюбоваться красотой пейзажа. — Он пренебрежительно окинул взглядом унылые зимние пальмы и грязный водоем, со всех сторон окруженный глинобитными домами.
— Притягательна эта дыра или нет, а нам придется изыскать предлог, чтобы застрять здесь на несколько дней, — сказал Спархок. — Мы не можем уехать отсюда, пока не появится посланец Крегера и анара Ксанетия не заглянет в его мысли.
— Я могу остаться здесь и одна, Анакха, — сказала Ксанетия. — Никто не в силах учуять моего присутствия, а потому я не нуждаюсь в защите.
— Мы все равно останемся, анара, — ответил Спархок. — Правила вежливости, знаешь ли, и все такое прочее. Эленийский рыцарь ни за что не допустит, чтобы дама оставалась без сопровождения.
На затененном крылечке строения, которое оказалось то ли таверной, то ли винной лавкой, завязался горячий спор.
— Ты сам не знаешь, о чем говоришь, Ишон! — пронзительно вопил старик в заплатанной и грязной одежде. — Отсюда до реки Сарна добрая сотня миль, и по пути нет вовсе никакой воды.
— То ли ты слишком много выпил, Загорри, то ли на солнце перегрелся, — презрительно отвечал Ишон — тощий, провяленный солнцем человечек в синем плаще. — Моя карта гласит, что до Сарны — шестьдесят миль, и ни милей больше.
— А ты хорошо знаешь того, кто рисовал эту карту? Я-то прожил в этих местах всю жизнь и отлично знаю, сколько миль до Сарны. А впрочем валяй, иди. Возьми с собой воды на шестьдесят миль. Потом твои мулы издохнут, а ты еще сорок миль пути будешь утолять жажду песком. Мне-то наплевать, я никогда особенно не был от тебя в восторге. Но запомни мои слова, Ишон: отсюда, от Источника Вигая, и до берегов Сарны ровно сотня миль. — И старик плюнул в сторону бурого от грязи водоема.
Телэн вдруг зашелся смехом.
— Что это тебя так развеселило? — спросил у него Спархок.
— Нам только что улыбнулась удача, о почтенный предводитель! — весело ответил мальчик. — Если у нас здесь больше нет никаких дел, почему бы не вернуться к остальным? Нам всем нужно будет хорошенько выспаться — потому что на рассвете мы отправимся в путь.
— Вот как? И куда же это?
— В Киргу, конечно. Разве не туда мы хотим попасть?
— Да, но мы не знаем дороги в Киргу.
— А вот тут ты ошибаешься, Спархок. Мы знаемдорогу в Киргу — во всяком случае, язнаю.
— Он погиб достойно? — спросила Бетуана. Лицо ее было очень бледно, но иного открытого проявления горя она не допустила.
— Это была достойная смерть, Бетуана-королева, — ответил гонец. — Мы были на дне ущелья, и Клааль обрушил на нас его склоны. Андрол-король вступил в бой с бестией, и многим, кто иначе неминуемо погиб бы, удалось спастись.
Бетуана задумалась.
— Да, — сказала она наконец, — это была достойная смерть. Войско готово к походу?
— У нас много раненых, королева, и тысячи погибли под обвалом в ущелье. Мы отступили в Туалу, чтобы там ждать твоего приказа.
— Оставьте немногих людей позаботиться о раненых, а войско пусть идет сюда, — сказала она. — Тосе больше не угрожает опасность. Опасность здесь.
— Как прикажешь, моя королева. — Гонец торжественно ударил себя кулаком по нагруднику.
Королева атанов встала. Ее бледное лицо все так же не выражало никаких чувств.
— Я должна удалиться, Итайн-посол, — официальным тоном проговорила она, — и обдумать случившееся.
— Так пристало, Бетуана-королева, — ответил он. — Я разделяю твое горе.
— Но не мою вину. — Она повернулась и медленно вышла из комнаты.
Итайн взглянул на Энгессу, стоящего с каменным лицом.
— Я должен сообщить об этом остальным, — сказал он.
Энгесса коротко кивнул.
— Не мог бы ты поговорить с гонцом, прежде чем он отправится назад? — спросил Итайн. — Лорду Вэниону понадобятся цифры потерь, чтобы пересмотреть собственную стратегию.
— Я узнаю для тебя эти цифры, Итайн-посол. — Энгесса кратко наклонил голову и вышел.
Итайн выругался и что есть силы ударил кулаком по столу.
— И надо же, чтобы это случилось именно сейчас! — с яростью воскликнул он. — Не мог этот болван подождать хоть немного, прежде чем позволить себя прикончить!
Бетуана не совершила ничего дурного. Ни грана бесчестия не было в ее тревоге за Энгессу, и, будь у нее в запасе неделя-две, все было бы забыто — включая те чувства, которые вызвали у нее эту тревогу. Но то, что Андрол погиб, причем именно сейчас…Итайн вновь выругался. Королева атанов должна действовать, а эта потеря вполне может вывести ее из игры. Насколько Итайн знал атанов, Бетуана, удалившись к себе, готовится сейчас броситься на меч. Он вскочил и отправился на поиски пера, чернил и бумаги. Надо известить обо всем Вэниона — прежде чем здесь, в Сарне, все пойдет кувырком.
— Все встало на свои места, когда я услышал, как старик назвал эту грязную лужу Источником Вигая, — объяснял Телэн. — Огераджин употребил то же самое слово.
— Я не уверена, что это хоть что-то значит, — с сомнением проговорила Миртаи. — Кинезганцы все эти пустынные водоемы называют источниками. Должно быть, Вигай первым обнаружил именно этот водоем.
— Но важнее всего, что этот источник Огераджин называл как одну из примет, — сказал Бевьер. — Собственно, — обратился он к Телэну, — как вышло, что зашел разговор об этом?
— Мы со Стрейдженом плели для Валаша очередную небылицу, — отвечал мальчик. — Огераджин как раз только что прибыл из Верела и сидел себе в кресле, а мозги его потихоньку догнивали. Стрейджен говорил Валашу о якобы подслушанном разговоре — кто-то, мол, говорил другому, что Скарпа ждет приказа Кирги. Стрейджен хотел что-нибудь выудить из Валаша и так, невзначай, спросил, какой дорогой можно добраться до Кирги. Тут и вмешался Огераджин. Он начал лопотать об Источнике Вигая, Соляных Равнинах и прочих местах с такими названиями, словно они взяты прямиком из книжки. Я решил было, что он попросту бредит, но Валаш не на шутку взволновался и все пытался его утихомирить. Это и заставило меня внимательней прислушаться к лопоту этого чокнутого. У меня было такое ощущение, что он дает Стрейджену довольно точные наставления, как добраться до Кирги, только их затуманили все эти книжные названия. Теперь, когда я услышал об Источнике Вигая, я поневоле задумался — а в самом ли деле наставления Огераджина столь туманны и путанны, как мне показалось вначале?
— Каковы были точные его слова, юный Телэн? — спросила Ксанетия.
— Он сказал: «Путь проходит близ Источника Вигая». Тут Валаш попытался заткнуть ему рот, но он продолжал. Он объявил, что, дескать, желает наставить Стрейджена, дабы тот мог прийти в Киргу и поклониться Киргону. Огераджин велел ему от Источника Вигая идти на северо-запад к Запретным Горам.
Спархок сверился с картой.
— В Центральной Кинезге и в самом деле есть несколько горных массивов, и именно эти места указала нам Афраэль на острове. Что еще он говорил, Телэн?
— Он все время перепрыгивал от одного места к другому. Он говорил о Запретных Горах и Столпах Киргона, потом вернулся назад и принялся толковать о Соляных Равнинах. Судя по тому, что он сказал Стрейджену, с этих равнин можно увидеть Запретные Горы. Потом было что-то о «пламенно-белых столпах» и Равнине Костей. Он сказал что это кости «безымянных рабов, что трудятся до смерти своей на избранный на род Киргона». Видимо, когда в Кирге умирает раб, его попросту выбрасывают в пустыню.
— Тогда этот могильник должен быть совсем недалеко от города, — задумчиво проговорил Келтэн.
— Знаешь, Спархок, а ведь все сходится, — серьезно сказал Бевьер. — Сами кинезганцы большей частью кочевники, а потому не нуждаются в большом количестве рабов. Огераджин говорил об «избранном народе Киргона». Это наверняка киргаи, они-то,по всей видимости, и скупают рабов.
— А это значит, что невольничий караван, который мы видели, вполне может идти в Киргу! — возбужденно добавил Телэн.
— И они двигались на северо-запад, — сказала Миртаи, — именно в том направлении, о котором лопотал Огераджин.
Спархок отошел к седельным сумкам и вынул свою карту. Усевшись, он расправил ее на коленях и придержал уголки, которые тотчас принялся трепать ветер пустыни.
— Мы знаем, что Кирга где-то в горах Центральной Кинезги, — сказал он, — стало быть, мы так или иначе будем идти в том же направлении. Если Огераджин просто бредил и его наставления — полная бессмыслица, мы все равно не свернем с нужного направления, если последуем им.
— И это куда лучше, чем сидеть здесь сиднем, дожидаясь Берита и Халэда, — нетерпеливо добавил Келтэн. — Я просто должензаняться хоть чем-то — пусть даже ездить кругами по пустыне!
Спархок, не говоря ни слова, утешающе положил руку на плечо друга. Он и сам изнывал от смертельной тревоги не меньше Келтэна, но понимал, что должен отстраниться от этого чувства, задвинуть его поглубже. Отчаявшись, человек начинает ошибаться, а одна лишь его ошибка подвергнет Элану еще большей опасности. Чувства кричали и бились в нем, но он мрачно и неумолимо затолкал их в дальний угол своего сознания и накрепко запер за ними дверь.
— Анакха будет рад, если мы сделаем это, — говорил Улаф, обращаясь к гигантским силуэтам Троллей-Богов.
Гхворг, бог убийства, отозвался зловещим ворчанием.
— Мысль Анакхи как ветер, — пожаловался он. — Один раз он говорит нам: «Идите в место, которое люди зовут Тамульские горы, убивать детей Киргона». Другой раз он говорит: «Идите в место, которое люди зовут Джубай, убивать детей Киргона». Разве он не может решить, которых детей Киргона мы должны убивать?
— Такова дорога нашей охоты, Гхворг, — пояснил Тиниен. — Дети Киргона не как благородные олени, которые пасутся всегда в одном месте. Дети Киргона как северные олени, которые кочуют с одного места на другое в поисках лучшей еды. Сначала они шли кормиться в место, которое зовется Тамульские горы, а сейчас они идут кормиться в место, которое зовется Джубай. Если мы будем охотиться в Тамульских горах, мы не найдем там добычи.
— Он говорит хорошо, — проворчал Гхномб, бог еды. — Это не мысль Анакхи как ветер — это тропа тех, за кем мы охотимся, как ветер. Путь охоты говорит нам, что мы должны пойти туда, где они кормятся, если хотим найти их, убить и съесть.
— Эта охота становится все не-проще и не-проще, — проворчал Гхворг.
— Это потому, что олени простые, а люди не-простые, — отозвался Кхвай, бог огня. — Мысль Тиниена-из-Дэйры хорошая. Кто охотится там, где нет дичи, не добудет еды.
Гхворг задумался.
— Мы должны следовать путем охоты, — наконец решил он. — Мы доставим наших детей в место, что зовется Джубай, чтобы охотиться там на детей Киргона. Когда они придут туда кормиться, наши дети убьют их и съедят.
— Мы будем рады, если вы сделаете это, — вежливо отозвался Тиниен.
— Я помещу наших детей во Время-Которое-Не-Движется, — вставил Гхномб. — Они будут в месте, что зовется Джубай, прежде детей Киргона.
Шлии, бог льда, запустил свои громадные пальцы в раскисшую почву. Земля чуть заметно содрогнулась, видоизменяясь в миниатюрное подобие континента.
— Улаф-из-Талесии, — сказал Шлии, — покажи нам, где Джубай.
Улаф прошелся вдоль юго-западного края крохотных Атанских гор, внимательно всматриваясь в землю. Затем он остановился, нагнулся и ткнул пальцем в точку в северной оконечности пустыни Кинезга.
— Это здесь, Шлии, — сказал он. Гхворг, бог огня, поднялся.
— Мы доставим туда наших детей, — объявил он. — Пусть Анакха будет доволен.
— Они следят за нами, Вэнион, — тихо сказала Сефрения.
Вэнион подъехал вплотную к ней.
— Стирики? — спросил он негромко.
— Только один из них, — ответила Сефрения. — Он не особенно искусен, — добавила она со слабой усмешкой. — Мне пришлось бы огреть его по затылку, чтобы привлечь его внимание.
— Делай все, что сочтешь нужным, любовь моя. — Вэнион посмотрел через плечо на тянувшуюся за ними колонну рыцарей, затем перевел взгляд вперед. Они спускались с гор, и долина реки Сарна понемногу расширялась.
— Завтра мы доедем до моста, — сказал он Сефрении, — и, когда переправимся через реку, окажемся уже в Кинезге.
— Да, дорогой, — вздохнула она. — Я видела карту.
— Почему бы тебе не сплести заклинание? — предложил он. — Пусть у этого стирикского неумехи будет случай отработать свое жалованье. — Вэнион невесело взглянул на Сефрению. — По правде говоря, Сефрения, эта идея нравится мне все меньше и меньше. Если Клааль решит, что Спархок с Беллиомом среди нас, нам придется туго.
— Нельзя же достичь всего сразу, Вэнион, — нежно улыбнулась ему Сефрения. — Ты сказал, что никогда больше не отпустишь меня от себя, а потому, если ты идешь навстречу опасности, я волей-неволей принуждена следовать за тобой. А теперь, если ты не против, я разбужу этого стирика. — И Сефрения негромко заговорила по-стирикски, выплетая пальцами узоры заклинания.
Вэнион был заинтригован. Он некоторым образом гордился тем, что знаком с большинством заклинаний, но этого ему прежде не доводилось ни видеть, ни слышать. Он присмотрелся внимательнее.
— Даже и не думай, — жестко сказала Сефрения, оборвав заклинание. — Тебе совершенно незачем это знать.
— Но…
— Просто отвернись, Вэнион, — сказала она. — Я справлюсь и без посторонней помощи. — И добавила, помолчав: — Не спорь со мной, дорогой. Должны же быть у девушки хоть какие-то секреты.
Вэнион рассмеялся и послушно отвернулся.
Воздух ярдах в десяти от них на миг помутнел, и вдруг Вэнион увидел в том месте Спархока — как наяву, настоящего, верхом на злобном чалом жеребце. Образ был настолько реален, что над конем вились мухи.
— Великолепно! — воскликнул Вэнион. Он послал мысль — и даже ощутил знакомое присутствие разума Спархока. — Если бы я не знал, что это такое, я и сам поклялся бы, что он здесь. Сможешь ты надолго сохранить эту иллюзию?
— Естественно, — отозвалась она раздражающе небрежным тоном. А затем рассмеялась и, протянув руку, нежно погладила его по щеке.
— Что тебя так задержало? — спросил Телэн у Богини-Дитя, когда на следующее утро она появилась в лагере, устроенном ими в пустыне за пределами Вигайо.
— Я была занята, — ответила она, чуть заметно пожав плечами. — Это, знаешь ли, неимоверно сложное дело — ведь все мы хотим попасть в Киргу почти одновременно, так? Ну, Спархок, что у вас стряслось?
— Похоже на то, Божественная, что нам для разнообразия немножко повезло, — ответил он. — Вчера вечером мы с Телэном были в селении и услышали, как один из местных жителей называл их оазис Источником Вигая.
— Ну и что?
— Телэн, почему бы тебе самому все ей нерассказать?
И юный вор быстро повторил разговор между Стрейдженом и Огераджином, состоявшийся тогда в Бересе.
— Ну и что ты об этом думаешь? — спросил Келтэн у Богини.
— Есть у кого-нибудь карта? — вместо ответа осведомилась она.
Спархок сходил к седельным сумкам и принес ей свою карту, туго скатанную в трубочку.
Афраэль развернула карту на земле и, опустившись на колени, несколько секунд пристально ее изучала.
— Здесь и в самом деле есть какие-то соляные равнины, — признала она.
— И они в нужномнаправлении, — указал Бевьер.
— Огераджин был там, — вставил Телэн, — во всяком случае, он так утверждает, так что уж он-то должен бы знать дорогу, верно?
— Кроме того, — сказала Миртаи, — на северо-восток ведет караванный путь работорговцев. Мы сами, когда только попали сюда, видели невольничий караван, да и Огераджин говорил, что киргаи держат рабов, — вот вам и причина водить караваны с невольниками в Киргу.
— Вы не забыли, что строите все свои рассуждения на бредовой болтовне помешанного? — критически осведомилась Афраэль.
— У нас есть и кое-какие подтверждения, — напомнил ей Спархок. — Местные жители называют свой оазис так же, как назвал его Огераджин, соляные равнины оказались именно там, где он говорил, и в том же направлении идут невольничьи караваны. Лично я склонен в это верить.
— Ты сама сказала, что Кирга где-то в Центральной Кинезге, — прибавил Келтэн, — а рассказ Огераджина указывает именно туда. Даже если Огераджин что-то и упустил, мы все равно будем двигаться именно в этом направлении. Так или иначе, но мы окажемся намного ближе к Кирге, чем сейчас.
— Если все вы уже приняли решение, зачем же нужно было беспокоить меня? — слегка обидчиво осведомилась Афраэль.
Телэн одарил ее широкой ухмылкой.
— Мы подумали, Божественная, что будет невежливо удрать, не предупредив тебя.
— Ты у меня за это еще получишь, Телэн! — пригрозила она.
— Как ты думаешь, насколько далеко успел уйти этот караван? — спросил Спархок у Миртаи.
— На десять лиг, — ответила она, — самое большее — на двенадцать. Невольничьи караваны передвигаются крайне медленно.
— В таком случае, дело верное, — решил он. — Наденем черные плащи — и в путь. Мы будем следовать в паре лиг за караваном, и всякий, кто увидит нас, решит, что мы попросту отстали от него.
— Все лучше, чем сидеть сложа руки, — проворчал Келтэн.
— Я почему-то был уверен, что ты именно такого мнения, — отозвался Спархок.
— Мы здесь немногим лучше, чем узницы! — заявила императрица Шакола, плавным жестом обводя роскошную обстановку Женского дворца. Шакола была кинезганка со зрелой фигурой, лет тридцати с небольшим. В тоне ее было искреннее недовольство, однако при этом она весьма хитро поглядывала на Элисун.
Та небрежно пожала плечами.
— У меняникогда не было трудностей с тем, чтобы выходить из дворца, когда вздумается.
— Это потому, что ты валезийка, — с оттенком неприязни заметила императрица Тореллия. — Тебе делают такие поблажки, как никому из нас. Я считаю, что это несправедливо.
Элисун вновь пожала плечами.
— Справедливо или нет, но таков обычай.
— Отчего бы это тебе пользоваться большей свободой, чем остальным?
— Потому что я веду более оживленную светскую жизнь.
— Разве тебе не хватает мужчин в Женском дворце?
— Не злобствуй, Тореллия. Ты еще не настолько стара, чтобы это выглядело убедительно. — Элисун оценивающе оглядела арджунку. Тореллия была стройной женщиной лет двадцати и, как все арджунские женщины, была склонна подчиняться тому, кто сильнее. Шакола явно пользовалась этим.
— Передвижений Сиронны никто не ограничивает, — сказала Шакола.
— Сиронна — первая жена, — ответила Элисун, — а кроме того, она старше нас. Мы должны уважать ее возраст, если уж на то пошло.
— Я не стану прислуживать стареющей тамульской кляче! — вспыхнула Шакола.
— Сиронне и не нужны твои услуги, Шакола, — сказала Элисун. — У нее и так слуг больше, чем она может сосчитать, — если только Лиатрис опять не сократила их количество. На самом деле все, в чем нуждается Сиронна, — носить корону побогаче, чем наши, и иметь право идти впереди нас на официальных выходах. Ей немного нужно для счастья. Ее трудно назвать самым умным человеком в Материоне.
Тореллия хихикнула.
— Тс-с, — прошипела Шакола, — Гахенас.
Большеухая тэганка, до самого подбородка затянутая в грубую шерсть, подошла к ним с неодобрительным видом — это выражение лица неизменно появлялось у нее, когда она видела полуодетую Элисун.
— Ваши величества, — приветствовала она их чопорным кивком.
— Присоединяйся к нам, Гахенас, — предложила Шакола. — Мы говорим о политике.
Выпуклые глаза Гахенас загорелись. Тэганцы обожают политику.
— Шакола и Тореллия хотят обратиться к нашему супругу с прошением, — сказала Элисун. Она завела руки за голову и глубоко зевнула, изогнувшись и выставив обнаженную грудь едва ли не в лицо Гахенас.
Тэганка поспешно отвела глаза.
— Простите, дамы, — извинилась Элисун. — Я сегодня не выспалась.
— И как только ты на все находишь время? — презрительно осведомилась Гахенас.
— Составляю расписание, Гахенас, — пожала плечами Элисун. — Чего только нельзя достичь, если разумно расходовать время! Давай-ка оставим эту тему, дорогая. Тебе не нравится мой образ жизни, а мне на это наплевать. Мы никогда не поймем друг друга, так к чему же попусту тратить время, пытаясь это сделать?
— Элисун, — осторожно сказала Шакола, — ты ведь можешь свободно передвигаться по всей резиденции?
Элисун опять зевнула, пряча усмешку. Шакола наконец-то решила перейти к делу. Элисун уже ломала голову, когда же это случится.
— Да, я могу ходить где угодно, — подтвердила она. — Думаю, шпионам уже наскучило гоняться за мной.
— Не могла бы ты оказать мне услугу?
— Конечно, дорогая моя. Чего ты хочешь?
— Сиронна меня терпеть не может, и ее соглядатаи ходят за мной по пятам. А я сейчас занята кое-чем, о чем не хотела бы ее осведомлять.
— Шакола! Неужели ты, в конце концов, решила поискать развлечений на стороне? — Кинезганка уставилась на нее, явно не соображая, что к чему.
— Да брось, дорогая моя, — лукаво сказала Элисун. — У всех нас есть свои маленькие забавы здесь, в Женском дворце, — даже у нашей Гахенас.
— Вовсе нет! — возмутилась тэганка.
— В самом деле, Гахенас? Я ведь видела этого твоего нового пажа — такой сладенький мальчик. А кто твойлюбовник, Шакола? Какой-нибудь крепкий молоденький лейтенант из дворцовой стражи? Хочешь, чтобы я тайком провела его во дворец?
— Ты заблуждаешься, Элисун.
— Разумеется, — с нескрываемым сарказмом согласилась Элисун. — Ну хорошо, Шакола. Я буду носить для тебя любовные записочки — если, конечно, ты доверяешь мне настолько, что подпустишь близко к нему. Но зачем ходить так далеко, дорогая сестра? У Гахенас очень миленький паж, и я уверена, что она хорошо его обучила, — правда, Гахенас? — Элисун насмешливо изогнула бровь. — Скажи мне, дорогая, он девственник? Я имею в виду — он был девственником до того, как попал в твои руки?
И Гахенас бежала, преследуемая по пятам издевательским смехом Элисун.
— А все-таки это слово пишется через два «н», — упрямо повторил Келтэн. Дело было в тот же день, в нескольких милях от Вигайо. — «Стрижен-ный». Два «н».
— Ты забываешь о правилах, сэр Келтэн, — терпеливо объяснил Телэн. — По правилам «стриженый» пишется через одно «н».
— А ты что скажешь, Спархок? — обратился Келтэн к другу. — Одно «н» или два?
Они только что закончили возводить на обочине дороги могильный холмик из булыжников, и Келтэн и Телэн затеяли спор о надписи на могиле, которую подготовил мальчик.
— Какая разница? — пожал плечами Спархок.
— Если мы неправильно напишем «стриженый», Берит может не понять, что к чему, — сказал Телэн.
— Поймет, — отмахнулся Спархок. — Берит человек сообразительный. Только не сдвигайте вот эти желтые камешки на вершине холмика.
— Ты уверен, что Халэд поймет смысл этого послания? — скептически осведомился Телэн.
— Твой отец понял бы, — ответил Спархок, — а я убежден, что он обучил Халэда всем нашим тайным знакам.
— И все-таки я считаю, что надо написать «стриженный», — не сдавался Келтэн.
— Бевьер! — позвал Спархок.
Сириникиец с вопросительным видом подошел к импровизированной могиле.
— Эти двое спорят о том, как надо писать «стриженый», — пояснил Спархок. — Ты у нас человек ученый, разреши этот спор.
— Я говорю, что он написал неверно, — настойчиво повторил Келтэн. — Здесь должно быть два «н», верно?
— Э-э, — уклончиво пробормотал Бевьер, — на сей счет существуют разные мнения…
— Почему бы тебе не просветить их на сей счет по дороге? — предложила Миртаи. Спархок поглядел на Ксанетию.
— Ни в коем случае, — вполголоса предостерег он.
— Что именно хотел бы ты запретить мне, Анакха? — с невинным видом спросила она.
— Не смейся. Даже не улыбайся. Будет только хуже.
Прошло три недели, а может быть, и нет. Патриарх Бергстен давно уже отчаялся определить, сколько на самом деле проходит времени. Вместо этого он, раздраженный теологическими сложностями, угрюмо взирал на глинобитные стены Кинестры и на отвратительно молодую и хорошо сложенную фигурку, которая приближалась к нему. Бергстен любил, чтобы все было так как должно, и всякое нарушение привычных правил раздражало его безмерно.
Женщина была высока, с золотисто-смуглой кожей и черными волосами, хороша собой и на редкость мускулиста. Она появилась из ворот Кинестры под белым флагом и легко побежала им навстречу. Она остановилась неподалеку от первых рядов рыцарей, и Бергстен, сэр Гельдэн, Даийя и Неран, тамулец, служивший им переводчиком, выехали ей навстречу. Женщина заговорила с Нераном.
— Смотри куда следует, Гельдэн, — едва слышно пробормотал Бергстен.
— Но я только…
— Знаю, что «ты только». Прекрати. — Бергстен помолчал. — Не понимаю, почему они послали женщину.
Вернулся Неран, худощавый тамулец, которого отправил с ними посол Фонтэн.
— Это атана Марис, — сказал он, — командир атанского гарнизона Кинестры.
— Женщина?! —поразился Бергстен.
— У атанов такое в порядке вещей, ваша светлость. Она ждала нас. Министр иностранных дел Оскайн предупредил ее о нашем приближении.
— Что творится в городе? — спросил Гельдэн.
— В последнее время король Джалуах без лишнего шума стягивает в Кинестру войска, — ответил Неран. — В гарнизоне атаны Марис тысяча атанов, и кинезганцы пытались ограничить их передвижения. Ей это все уже безмерно надоело. Она еще неделю назад двинула бы своих атанов на королевский дворец, но Оскайн приказал ей дождаться нашего прибытия.
— Как же она выбралась из города? — пробасил Гельдэн.
— Я ее об этом не спрашивал, сэр Гельдэн. Я бы не хотел оскорбить ее.
— Я имел в виду — разве ее никто не пытался задержать?
— Если и пытался, то он уже мертв.
— Но она ведь женщина! —возразил Бергстен.
— Вам не доводилось встречаться с атанами, ваше преподобие? — осведомился Даийя.
— Я много слыхал о них, друг Даийя. На мой взгляд, все эти россказни сильно преувеличены.
— Нет, ваше преподобие, — твердо сказал Даийя, — нисколько. Мне известна репутация этой девушки. Она самый молодой командир гарнизона во всей атанской армии и никогда не достигла бы этого положения, если бы была женственной и милой. Судя по тому, что я о ней слышал, она сущая дикарка.
— Но она такая красивая! — протестующе отозвался Гельдэн.
— Сэр Гельдэн, — серьезно сказал Неран, — любуясь ее красотой, обрати внимание на то, как развиты мускулы ее плеч и рук. Она сильна, как бык, и, если ты чем-нибудь оскорбишь ее, она может запросто разорвать тебя на куски. Она едва не прикончила Итайна — во всяком случае, такие ходят слухи.
— Брата министра иностранных дел? — спросил Бергстен.
Неран кивнул.
— Он был в Кинестре по делу и решил, что нужно ввести в городе военное положение. Для этого ему нужна была помощь атаны Марис, и он соблазнил ее. Она откликнулась на это со всем пылом сердца — и всей мощью мускулов. Будьте очень осторожны с ней, господа. Иметь ее другом почти так же опасно, как и врагом. Она просила меня передать вам ее указания.
— Указания?! —вспыхнул Бергстен. — Я не стану принимать приказа от женщины!
— Ваша светлость, — сказал Неран, — Кинестра все еще формально на военном положении, а значит, командует здесь атана Марис. Ей велено было передать вам город, но она хочет, чтобы вы подождали за стенами, покуда она не сломит сопротивление внутри Кинестры. Она желает преподнести вам город на блюде — чистенький, опрятный и перевязанный розовой ленточкой. Прошу вас, не надо портить ей это удовольствие. Улыбнитесь ей, вежливо ее поблагодарите и подождите здесь, покуда она не очистит улицы. Когда она сложит все трупы в аккуратные поленицы, то пригласит вас войти и вручит вам город — скорее всего, вместе с головой короля Джалуаха. Я понимаю, что такое положение дел кажется вам неестественным, но, ради Бога, постарайтесь ничем не задеть ее. Она вступит в бой с вами так же запросто, как с кем-нибудь еще.
— Но она такая красивая! — простонал Гельдэн.
Берит и Халэд спешились и в поводу провели коней к оазису, чтобы напоить их. Теоретически они вполнемогли так быстро добраться до Вигайо.
— Ты можешь определить, здесь ли уже посланец? — шепотом спросил Халэд. Берит покачал головой.
— Кажется мне, это значит, что он не стирик. Придется нам подождать, покуда он сам к нам явится. — Он оглянулся на горстку белых домиков, теснившихся в тени низких пальм. — Найдется там какой-нибудь постоялый двор?
— Это вряд ли. По ту сторону оазиса видно множество шатров. Я, конечно, поспрашиваю, но не слишком-то надейся.
Берит пожал плечами.
— Ну что ж, мы и прежде жили в шатрах. Узнай, где нам можно будет разбить лагерь.
Само селение Вигайо теснилось с восточной стороны оазиса, а временный лагерь кочевников и торговцев тянулся вдоль западного берега довольно крупного водоема. Берит и Халэд привязали коней, поставили шатер у воды и уселись в тени, приготовившись ждать.
— Как по-твоему, Спархок здесь поблизости? — спросил Халэд.
Берит покачал головой.
— Возможно, он был здесь, но уже ушел. Или наблюдает за селением с окрестных холмов. Вполне вероятно, что он не хочет никому попадаться на глаза.
Миновал примерно час после заката, и сумерки опускались на оазис, когда к шатру подошел кинезганец в просторном полосатом одеянии.
— Мне надо знать, кого из вас я могу назвать Спархоком, — сказал он с легким акцентом. Берит поднялся.
— Можешь звать Спархоком меня, приятель.
— Могу?
— Но ведь ты именно так спросил. У тебя есть письмо для меня? Давай его сюда и проваливай. Нам ведь больше не о чем говорить, верно?
Лицо посланца отвердело. Он запустил руку в складки одеяния, извлек наружу сложенный и запечатанный кусок пергамента и, небрежно швырнув его к ногам Берита, без единого слова удалился.
— Знаешь, Берит, — мягко сказал Халэд, — иногда ты бываешь даже несноснее, чем сам Спархок. Берит ухмыльнулся.
— Знаю. Я стараюсь поддерживать его репутацию.
Наклонившись, он поднял пергамент и сломал печать. Бережно спрятав знакомый локон Эланы, он быстро пробежал глазами короткое послание.
— Ну что там? — спросил Халэд.
— Ничего особенного. Здесь сказано, что на северо-восток идет караван и мы должны следовать за ним. Дальнейшие указания мы получим по дороге.
— Как ты думаешь, безопасно будет переговорить с Афраэлью после того, как мы выберемся из селения?
— Думаю да. Если б это заклинание нельзя было применять в Кинезге, думаю, она предупредила бы меня об этом.
— Выбора у нас нет, — сказал Халэд. — Мы не знаем, побывал ли здесь Спархок, здесь он сейчас или еще не добрался до Вигайо, а нам как-то нужно сообщить ему об этих новых указаниях.
— Так что же, тронемся в путь сейчас?
— Ни в коем случае. Я не хочу бродить в темноте. Мы можем заблудиться, а в этой пустыне нет ничего, кроме самой пустыни.
— Я не хочу делать ничего, что подвергло бы опасности Берита, — возражала Элисун несколько дней спустя. — Он мне очень дорог.
— Элисун, — сказала баронесса Мелидира, — они давно уже знают, что Берит лишь выдает себя за Спархока. Ты не подвергнешь его иной опасности — кроме той, которая ему уже грозит. Если ты расскажешь о нем Шаколе, это убедит ее, что ты переметнулась на ее сторону — и что у тебя есть доступ к важным сведениям.
— Ты могла бы уверить их, императрица Элисун, что твой супруг влюблен в тебя без памяти, — добавил патриарх Эмбан. — Пусть думают, что он ничего от тебя не скрывает.
— Ты влюблен в меня без памяти, Сарабиан? — лукаво осведомилась Элисун.
— Безумно, радость моя, — улыбнулся он. — Я тебя просто обожаю.
— О, как это мило! — она одарила его теплой улыбкой.
— Не сейчас, дети мои, — рассеянно сказала им Мелидира, сдвинув брови. — Когда будешь рассказывать Шаколе о Берите, Элисун, прибавь заодно кое-какие намеки о флоте церкви в Даконском заливе. Стрейджен весьма тщательно распространял эту басню, так пускай у них будет еще одно подтверждение. После того как ты расскажешь правду о Берите, они поверят и рассказу о флоте. — Мелидира взглянула на императора. — Можем мы дать им еще какую-нибудь мелочь, которая нам не повредит? Что-нибудь такое, что они смогут проверить?
— Что-нибудь важное?
— Необязательно, но это должна быть правда. Нам нужна правдивая деталь, чтобы правильно приготовить смесь.
— Смесь?
— Это как рецепт, ваше величество, — улыбнулась она. — Две части правды на одну часть лжи — хорошенько перемешать и подать к столу. Если хорошо подобрать ингредиенты, они проглотят все целиком.
Они тронулись в путь, едва прояснилось, и солнце еще не встало, когда они перевалили через невысокий кряж и увидели впереди бесконечную мертвенно-белую равнину. Время, как и климат, давно уже потеряло всякое значение.
— Не хотел бы я идти здесьлетом, — пробормотал Келтэн.
— Что верно, то верно, — согласился Спархок.
— Караванный путь здесь сворачивает на север, — заметил Бевьер, — вероятно для того, чтобы обогнуть эту равнину. Если мы наткнемся на кинезганский патруль, вряд ли нам удастся их убедить, что мы отстали от каравана.
— Скажем, что заблудились, — пожал плечами Келтэн. — Предоставь это мне, Бевьер. Со мной это случается так часто, что я буду очень убедителен. Спархок, далеко ли тянется эта равнина?
— Судя по карте, лиг на двадцать пять.
— Значит, два дня пути, даже если поднажмем, — подсчитал Келтэн.
— И никакого укрытия, — прибавил Бевьер. — Здесь и паук не нашел бы где спрятаться… — Он осекся. — Что это? — спросил он, указывая на слепящеяркую точку, пылавшую на западе, где у самого горизонта тянулись горы. Телэн прищурился.
— Думаю, — сказал он, — это и есть та самая примета, которую мы искали.
— Почем ты знаешь? — скептически осведомился Келтэн.
— Она ведь как раз в нужном направлении, верно? Огераджин говорил, что нужно идти на северо-запад от Вигайо, к Соляным Равнинам. Потом он сказал: «От края Соляных Равнин узришь ты на горизонте черные тени Запретных гор, и, буде на то воля Киргона, его пламенно-белые столпы укажут тебе путь к Потаенному Граду». Там и вправду есть горы, и, если этот свет исходит оттуда же, стало быть, это и есть те самые столпы.
— Огераджин безумен, Телэн, — возразил Келтэн.
— Возможно, — сказал Спархок, — но до сих пор он описывал дорогу верно. Пожалуй, нам стоит рискнуть. В конце концов, мы будем двигаться по-прежнему в нужном направлении.
— И единственная неприятность, какая может с нами приключиться, — это наткнуться на кинезганский патруль, который из самых добрых побуждений решит проводить нас до каравана, свернувшего на север, — заметила Миртаи.
— С точки зрения логики наш шанс повстречаться с патрулем на соляных равнинах попросту ничтожен, — сказал Бевьер. — Во-первых, кинезганцы обычно избегают этих мест, а во-вторых, война наверняка оттянула отсюда все силы, и вряд ли их хватает на пустынные патрули.
— И в-третьих, если какой-нибудь патруль, себе на беду, и наткнется на нас, он уже никому и ни о чем не сможет доложить, — заключила Миртаи, многозначительно положив руку на рукоять меча.
— Что ж, — сказал Спархок, — предположим, что мы отыскали эти столпы. Если Огераджин знал, о чем говорит, мы должны все время не выпускать их из виду, чтобы проникнуть через иллюзию, так что давайте не сводить с них глаз. У нас нет иного выхода, как только рискнуть. Если нам повезет, мы ни с кем не встретимся. Если не повезет, мы постараемся заговорить им зубы, а уж коли и это не поможет — возьмемся за мечи. — Спархок оглядел своих спутников. — Кто-нибудь хочет что-нибудь добавить?
— Да нет, — отозвался Келтэн, все еще с некоторым сомнением, — пожалуй, это все.
— Тогда в путь.
— Они попросту развернулись и бросились наутек, друг Вэнион, — говорил Кринг пару дней спустя. Лицо Кринга выражало озадаченность. — Мы применили ту же тактику, которую придумали вместе с Тикуме, и все шло примерно так, как мы и ожидали, но потом кто-то дунул в рожок или что-то в этом роде — и они побежали прочь, но вот куда? Если верить тому, что нам сказали об этих бестиях, во всем нашем мире нет места, где они могли бы перевести дыхание.
— Ты послал кого-нибудь в погоню за ними? — спросил Вэнион.
— Мне бы следовало это сделать, но я был слишком занят тем, чтобы выманить киргаев через кинезганскую границу. — Кринг улыбнулся Сефрении. — Это стирикское проклятье, леди, ничуть не потеряло своей силы за минувшие десять тысяч лет. Три полка киргаев полегли, как свежескошенная трава, стоило им ступить шаг за границу. — Кринг мгновение помолчал. — Похоже, эти киргаи не слишком-то сообразительны?
— Киргаи? Да, не слишком. Это противоречит их религии.
— Сдается мне, что кое-кто из них все же сообразил, что творится что-то неладное, — но они все равно продолжали бежать через границу и валились замертво.
— У киргаев не в почете независимое мышление. Они приучены повиноваться приказам — даже бессмысленным.
Кринг поглядел на мост через Сарну.
— Ты будешь действовать отсюда, друг Вэнион? — спросил он.
— Я поставлю часть войска по ту сторону моста, — ответил Вэнион, — но главные наши силы останутся здесь. Эта река, кажется, отмечает границу между Тамулом и Кинезгой?
— Формально, — пожал плечами доми. — Впрочем, линия стирикского проклятия проходит несколькими милями западнее.
— За эти тысячелетия граница несколько раз перемещалась, — пояснила Сефрения.
— Тикуме решил, что мне надо бы с тобой посоветоваться, друг Вэнион, — продолжал Кринг. — Мы не хотим помешать Спархоку, а потому до сих пор не заходили далеко вглубь Кинезги, однако сейчас нам уже не за кем охотиться.
— Насколько вы углублялись в пределы Кинезги? — спросил Вэнион.
— Лиг на шесть-семь, — ответил Кринг. — На ночь мы возвращаемся в Самар, хотя сейчас в этом нет особой необходимости. Не думаю, что Самару по-прежнему угрожает осада.
— И я так не думаю, — согласился Вэнион. — Мы так распылили их силы, что теперь у них вряд ли найдется возможность вплотную заняться Самаром. — Он развернул карту и несколько мгновений, хмурясь, разглядывал ее, затем опустился на колено и расстелил карту на побуревшей от мороза траве. — Встань-ка на этот угол, любовь моя, — обратился он к Сефрении. — Мне бы не хотелось сызнова гоняться за ней по всей пустыне.
Кринг удивленно взглянул на него.
— Домашняя шутка, — пояснила Сефрения, наступая маленькой ножкой на уголок карты. — Вэнион обожает карты, а два дня назад случайный ветерок превратил его любимицу в воздушный змей.
Вэнион сделал вид, что не расслышал этого.
— Я согласен с тобой, доми, что нам не следует мешать Спархоку, но, кажется мне, нам бы не мешало возвести вот здесь, в пустыне, укрепленные позиции. Они послужат нам плацдармом, когда придет время двинуться на Киргу.
— Я подумал о том же, друг Вэнион.
— Стало быть, будем укрепляться по ту сторону границы, — решил Вэнион. — Я передам Бетуане, чтобы она сделала то же самое.
— И насколько же мы можем продвинуться вглубь Кинезги? — спросил Кринг.
Вэнион взглянул на Сефрению.
— Десять лиг, пожалуй? — вопросительно произнес он. — Так мы не будем наступать на пятки Спархоку, но в то же время у нас будет достаточно места для маневра, а у тебя — для этого твоего заклинания.
— Друг Вэнион, — сказал с некоторым сомнением Кринг, — это, конечно, была неплохая мысль — использовать заклинание, но ведь так ты намеренно притягиваешь лучшие силы наших врагов к себе — и леди Сефрении. Так ли это тебе нужно? Не хочу оскорбить тебя, но битва с солдатами Клааля изрядно сократила твое войско.
— Это еще одна причина возвести укрепления, доми, — мрачно ответил Вэнион. — Если случится наихудшее, мне, по крайней мере, будет куда отступать. К тому же я всегда могу рассчитывать на то, что наши друзья с флангов успеют прийти мне на помощь.
— Неплохо сказано, — пробормотала Сефрения.
— Стой! — резко бросил Халэд, осадив коня, когда они были уже милях в пяти от Вигайо.
— В чем дело? — напряженно спросил Берит.
— Здесь скончался кое-кто по прозвищу Стриженый Барашек, — сказал Халэд. — Думаю, что нам следует остановиться и почтить память покойного.
Берит вгляделся в могильный холмик у дороги.
— Я его не заметил, — сознался он. — Извини, Халэд.
— Будь внимательнее, мой лорд.
— Кажется, ты это уже говорил. Они спешились и подошли к наспех сооруженной «могиле».
— Умно придумано, — прошептал Берит. Понижать голос было не так уж и необходимо, но это уже вошло у них в привычку.
— Скорее всего, это идея Телэна, — сказал Халэд, когда они опустились на колени перед холмиком. — Для Спархока это чересчур тонко.
— А разве не надо писать «стриженный»? — спросил Берит, показывая на выцветшую дощечку, на которой было вырезано: «Стриженый Барашек».
— Это ведь ты у нас образованный, мой лорд. Не трогай эти камешки.
— Какие камешки?
— Желтые. Мы перемешаем их после того, как я их прочту.
— Ты читаешь по камням? Так же, как по поведению чаек?
— Не совсем. Это послание от Спархока. Он и мой отец придумали этот способ много лет назад. — Халэд изогнулся так, затем этак, прищурился, разглядывая могилу. — Ну разумеется, — сказал он наконец, обреченно вздохнув, поднялся и пошел к изголовью могильного холмика.
— В чем дело?
— Спархок положил камни вверх ногами. Теперь я могу их прочесть. — Халэд помолчал, разглядывая желтые камешки, разбросанные, на первый взгляд, в совершенном беспорядке по бурому могильному холмику.
— Молись, Берит, — сказал он наконец. — Вознеси молитву за душу покойного нашего собрата по прозвищу Стриженый Барашек.
— Что ты плетешь, Халэд?
— За нами могут наблюдать. Молись. — Молодой оруженосец взял поводья коней и отвел их на несколько ярдов от едва различимого в песке караванного пути. Там он наклонился, взял обеими руками левую переднюю ногу Фарэна и внимательно осмотрел копыто.
Фарэн одарил его недружелюбным взглядом.
— Извини, — сказал Халэд злобному жеребцу, — ничего особенного. — И опустил копыто на землю.
— Ладно, Берит, — продолжал он, — говори аминь — и поехали.
— И к чему все это было нужно? — садясь в седло, кисло осведомился Берит.
— Спархок оставил нам записку, — ответил Халэд, одним прыжком вскочив в седло. — По желтым камешкам я прочел, где она спрятана.
— Где записка? — нетерпеливо спросил Берит.
— Сейчас? У меня в левом сапоге. Я поднял ее, когда осматривал копыто Фарэна.
— Я не заметил, чтобы ты что-то поднимал.
— Ты и не должен был заметить, мой лорд.
Крегера, сотрясаемого приступом белой горячки, привели в чувство дикие вопли. Дни и ночи давно уже смешались в его сознании, но солнце, немилосердно хлестнувшее по глазам, говорило о том, что сейчас в разгаре утро — ужасное утро. Крегер и не собирался так много пить прошлой ночью, но сознание того, что в последнем бочонке арсианского красного уже недалеко до дна, тревожило его тем больше, чем сильнее он пьянел, и в его затуманенном сознании зародилось стремление выпить его поскорее, покуда оно вовсе не исчезло.
Теперь он расплачивался за собственную глупость. Голова у него трещала, желудок горел, а во рту был такой пакостный вкус, точно что-то заползло туда и там издохло. Неистовая дрожь сотрясала все его тело, и печень пронзала острая боль. Смутный ужас навис над ним неосязаемым облаком. Не открывая воспаленных глаз, Крегер наугад трясущейся рукой пошарил под кроватью в поисках бутыли, которую всегда держал там на крайний случай. Жидкость, содержавшаяся в бутыли, была не вином и не пивом, а чудовищным пойлом ламоркского изготовления — его получали, выставляя на мороз смесь самых дрянных вин. Жидкость, всплывавшая на поверхность и не замерзавшая, представляла собой почти чистый спирт. Вкус у него был омерзительный, и от каждого глотка по желудку точно прокатывался ком огня, но это пойло, по крайней мере, усмиряло белую горячку. Содрогаясь, Крегер выглотал с пинту обжигающей дряни и с усилием поднялся на ноги.
Солнце палило нестерпимо ярко, когда он, шатаясь, выбрался на улицы Натайоса и побрел на поиски источника разбудивших его воплей. Он дошел до главной площади — и передернулся от ужаса. Нескольких человек методично пытали палачи Скарпы, а сам Скарпа, облаченный в жалкое подобие императорского одеяния и самодельную корону, восседал в богато украшенном кресле и с явным одобрением наблюдал за пытками.
— Что здесь происходит? — спросил Крегер у Кабаха, знакомого дакита, с которым не раз напивался допьяна.
Кабах быстро обернулся.
— А, — сказал он, — это ты, Крегер. Насколько я понимаю, на Панем-Деа напали сияющие.
— Это невозможно, — отрывисто проговорил Крегер. — Птага мертв. Больше некому творить все эти иллюзии, чтобы морочить головы тамульцам.
— Если верить тому, что говорили эти издыхающие бедолаги, сияющие, которые появились в Панем-Деа, вовсе не были иллюзиями, — ответил Кабах. — Изрядное количество офицеров, пытавшихся сражаться с ними, превратилось в гниющую слизь.
— А здесь что творится? — осведомился Крегер, указывая на вопящих людей, привязанных к столбам посередине площади.
— Скарпа решил примерно наказать тех, кто удрал из Панем-Деа. Он велел живьем изрезать их на куски. Гляди-ка, вон идет Кизата. — Кабах указал на стирика, торопливо шагавшего к площади от штаб-квартиры Скарпы.
— Что ты делаешь?! — проревел Кизата, вперив мертвенные глаза в безумца, восседающего на жалком троне.
— Они бросили свои позиции, — ответил Скарпа, — и подлежат наказанию.
— Тебе же нужны люди, идиот!
— Я велел им идти на север и соединиться с моими верными войсками, — пожал плечами Скарпа. — Они состряпали заведомую ложь, чтобы оправдать свое неповиновение. Я научу их подчиняться приказу!
— Ты не будешьубивать собственных солдат! Прикажи своим мясникам остановиться!
— Это невозможно, Кизата. Приказ, отданный императором, не может быть отменен. Я велел запытать до смерти всех дезертиров из Панем-Деа. Теперь от меня ничего не зависит.
— Безумец! К завтрашнему утру у тебя не останется ни единого солдата! Они дезертируют все до единого!
— Тогда я наберу новых и выловлю всех дезертиров. Я добьюсь повиновения!
Кизата из Эсоса огромным усилием воли сдержал свою ярость. Крегер увидел, как зашевелились его губы и пальцы принялись выплетать в воздухе сложный узор.
— Пойдем-ка отсюда, Кабах! — торопливо проговорил он.
— С какой стати? Чокнутый велел нам смотреть на все это.
— Тебе совсемне понравится то, что ты сейчас увидишь, — заверил его Крегер. — Кизата плетет заклинание — скорее всего, земохское. Он призывает демона, чтобы тот научил нашего «императора» точному значению слова «повиновение».
— Он не может так поступить. Заласта оставил своего сына за главного.
— Нет, сейчас здесь командует Кизата. Я сам слышал, как Заласта велел стирику, который сейчас вывихивает себе пальцы, прикончить Скарпу в тот миг, когда он переступит черту. Не знаю, как ты, друг мой, а я пойду поищу, где бы спрятаться. Мне и прежде доводилось видеть тварей, служивших Азешу, а нынче утром мой желудок чересчур чувствителен, чтобы еще раз переварить это зрелище.
— Крегер, ты накличешь на нас беду.
— Отнюдь нет — если демон, которого вызывает сейчас Кизата, сожрет Скарпу живьем со всеми потрохами. — Крегер сделал глубокий вдох. — Дело твое, Кабах. Оставайся, если хочешь, но я лично сыт Натайосом по горло.
— Собираешься дезертировать? — с ужасом спросил Кабах.
— Положение изменилось. Если Спархок заключил союз с дэльфами, я предпочитаю оказаться как можно дальше отсюда, когда они, источая сияние, вынырнут из джунглей. Что-то я вдруг заскучал по Эозии, Кабах. Уходи или оставайся, как хочешь, но я ухожу — и немедленно.
«Лицо Заласты было странно переменившимся, когда, неделю спустя после того, как он доставил в Киргу Элану и Алиэн, Экатас отпер и распахнул дверь в тесную полутемную камеру, примыкавшую к комнате побольше на вершине башни. Сомнение и раскаяние, прежде отражавшиеся на лице стирика, бесследно исчезли, и их сменила холодная отрешенность. Одним взглядом он окинул отталкивающую каморку. Элана и Алиэн, прикованные цепями к стене, сидели на охапках гнилой соломы, что должны были заменять им постели. Грубые глиняные миски с остывшей похлебкой стояли, нетронутые, на полу.
— Так не пойдет, Экатас, — отстраненно проговорил Заласта.
— Не твое дело, — отвечал верховный жрец. — Пленников в Кирге принято держать в цепях. — Как всегда, Экатас говорил с Заластой с нескрываемым презрением.
— Но не этих. —Заласта шагнул в камеру и взял обеими руками цепи, которые приковывали женщин к стене. Затем, ничуть не меняя выражения лица, он сокрушил цепи в ржавую пыль.
— Все изменилось, Экатас, — бросил он, помогая Элане подняться на ноги. — Пускай здесь приберут. Экатас величественно выпрямился.
— Я не принимаю приказов от стириков. Я — верховный жрец Киргона!
— Мне искренне жаль, что так вышло, — извиняющимся тоном проговорил Заласта, обращаясь к Элане. — Всю эту неделю я был отвлечен важными делами и, по всей видимости, не сумел четко и внятно втолковать мои пожелания киргаям. С вашего разрешения, я сейчас исправлю это досадное упущение.
Он повернулся к Экатасу.
— Я велел тебе что-то сделать? — зловеще проговорил он. — Почему ты до сих пор не взялся за работу?
— Убирайся отсюда, Заласта, или я запру тебя вместе с ними.
— О, да неужели? — с тонкой улыбочкой осведомился Заласта. — Я-то думал, что ты сообразительней. Ну да у меня сейчас нет на это времени, Экатас. Прикажи, чтобы в этой комнате прибрали. Я должен снова сопроводить наших гостий в храм.
— Я не получал такого повеления.
— А с чего бы тебе его получать?
— Киргон говорит моими устами.
— Совершенно верно. Однако это повеление исходит не от Киргона.
— Здесь бог — Киргон.
— Уже нет. — Заласта взглянул на киргая почти сочувственно. — Ты даже не почувствовал этого, да, Экатас? Мир всколыхнулся в судорогах, а ты этого даже и не заметил. Как можно быть таким тупицей? Киргон смещен, Экатас. Теперь в Кирге правит Клааль — и я говорю от его имени.
— Это невозможно! Ты лжешь! Заласта шагнул из камеры и цепко сгреб верховного жреца за ворот одеяния.
— Посмотри на меня, Экатас, — приказал он. — Смотри долго, внимательно — а потом еще раз скажи, что я лгу.
Экатас попытался вырваться, но безуспешно, и волей-неволей вынужден был взглянуть в глаза стирика. Кровь медленно отхлынула от лица киргая, а затем он пронзительно закричал. Он кричал и кричал, извиваясь в железной хватке стирика.
— Умоляю тебя, не надо! — В голосе жреца был неодолимый ужас. — Не надо! — И Экатас обмяк, прикрывая ладонями глаза.
Заласта с презрительным видом разжал пальцы, выпустив ворот черного жреческого одеяния, и Экатас ничком рухнул на пол, содрогаясь в безудержных рыданиях.
— Теперь ты понял? — почти ласково спросил Заласта. — А ведь мы с Кизатой пытались убедить тебя и твоего божка в том, как опасно призывать Клааля, — но вы нас не слушали. Киргон хотел подчинить своей власти Беллиом, а теперь сам стал рабом его извечного противника. И, поскольку я говорю от имени Клааля, ты, Экатас, мойраб. — Он пнул ногой рыдающего жреца. — Вставай, Экатас! Встать, когда с тобой говорит хозяин!
Рапростершийся на полу киргай кое-как поднялся. Его залитое слезами лицо было все еще искажено невыразимым ужасом.
— Скажи это слово, Экатас, — неумолимо проговорил Заласта. — Я хочу услышать, как ты произнесешь его, — или ты предпочитаешь увидеть гибель еще одной звезды?
— Х-х-хозяин, — выдавил верховный жрец.
— Еще раз — и погромче, если ты не против.
— Хозяин! — почти взвизгнул Экатас.
— Это уже лучше, Экатас. А теперь растолкай этих ленивых тварей в караульной и вели им вычистить камеру. Когда я вернусь из храма, нам нужно будет заняться кой-какими приготовлениями. Анакха несет Беллиом в Киргу, и мы должны быть готовы к его прибытию. — Заласта обернулся. — Возьми с собой и служанку, Элана. Клааль желает взглянуть на тебя. — Заласта на мгновение смолк, критически оглядывая ее. — Я знаю, что мы обращались с тобой дурно, — продолжал он почти виноватым тоном, — но не позволяй дурному обращению сломить твой дух. Вспомни, кто ты такая, и держись соответственно своему положению. Клааль уважает власть и тех, кто облечен ею.
— Что мне сказать ему?
— Ничего. Он узнает все, что ему нужно, просто посмотрев на тебя. Он не понимает твоего мужа, а один лишь взгляд на тебя даст ему какие-то намеки на природу Анакхи. Анакха для него величина неизвестная, и, полагаю, так было всегда. Это творение Беллиома неизменно ставит его в тупик.
— Ты изменился, Заласта.
— Думаю, что да, — признал он. — У меня такое чувство, что долго я не проживу. Прикосновение Клааля творит с людьми странные вещи. Лучше нам не заставлять его ждать. — Он взглянул на Экатаса, который все еще дрожал всем телом. — Я желаю, чтобы к нашему приходу в этой комнате было чисто.
— Я прослежу за этим, хозяин, — гротескно раболепным тоном заверил его Экатас.
— Как ты их находишь? — с любопытством спросил Итайн. — Вот что я все пытаюсь понять — тролли-то в He-Времени, но вам с Тиниеном, чтобы появиться в Сарне, пришлось выйти из He-Времени, и время идет для вас обычным чередом. Как же вы вернетесь в тот момент, где оставили троллей?
— Пожалуйста, Итайн, не задавай мне метафизических вопросов, — со страдальческим видом отозвался Улаф. — Мы просто возвращаемся на место, где оставили троллей, — и они оказываются там. Мы имеем дело с «где», предоставляя Троллям-Богам разбираться с «когда». Они, похоже, могут прыгать по времени, не особо утруждая себя соблюдением правил.
— Где же тролли сейчас?
— За стенами города, — ответил Тиниен. — Мы решили, что вводить их в Сарну было бы неблагоразумно. Они сейчас немного отбились от рук.
— Это что-то, о чем нам следует знать, Тиниен-рыцарь? — спросил Энгесса. Улаф откинулся в кресле.
— Когда Киргон явился в Талесию и выдал себя за Гхворга, он изрядно исказил обычное поведение троллей, — невесело пояснил он. — Заласта рассказывал ему о троллях, но Киргон, видно, слушал его невнимательно, потому что перепутал троллей с древними людьми. Древние люди были стадными животными, но тролли живут небольшими стаями. Стадные животные примут беспрекословно любого представителя своего вида, но те, кто живет стаями, более избирательны. Сейчас нам было бы выгоднее, чтобы тролли вели себя как стадные животные, — по крайней мере, так их легче гнать в одном направлении — но с этим у нас назревают проблемы. Стаи начинают разделяться, и между ними все время идет грызня.
Тиниен поглядел на королеву Бетуану — одетая в черное, она сидела чуть поодаль от остальных. Он знаком поманил к себе Энгессу.
— Как она? — спросил он шепотом.
— Бетуана-королева соблюдает традиционный траур, — также шепотом ответил Энгесса. — Смерть супруга оказалась для нее тяжкой потерей.
— Они и в самом деле были так близки?
— Это было вряд ли заметно, — признал Энгесса, тревожно поглядев на свою печальную королеву. — Традиционный траур нынче большая редкость. Я стараюсь незаметно присматривать за ней. Нельзя, чтобы она учинила над собой что-нибудь непоправимое. — Могучие мышцы Энгессы вспухли от напряжения.
— Неужели это и впрямь возможно? — спросил ошеломленный Тиниен.
— Еще несколько столетий назад это было в порядке вещей, — ответил Энгесса.
— Мы ждали вас раньше, — говорил в это время Итайн Улафу. — Насколько я понимаю, «He-Время» означает, что тролли могут перемещаться из одного места в другое почти мгновенно?
— Не совсем мгновенно, Итайн. Мы добирались сюда от Тамульских гор примерно с неделю. Нам то и дело приходилось останавливаться и выходить в реальное время, чтобы тролли могли поохотиться. Голодные тролли, знаешь ли, не самые лучшие спутники. Что произошло в последние дни? В He-Времени мы не могли связаться с Афраэлью.
— Спархок нашел какие-то ключи к разгадке дороги в Киргу, — ответил Итайн. — Приметы не слишком-то точные, но он все же намерен рискнуть и последовать им.
— Как дела у патриарха Бергстена?
— Он взял Кинестру — точнее сказать, ему поднесли ее на блюде.
— Вот как?
— Ты помнишь атану Марис?
— Ту хорошенькую девушку, что командует гарнизоном в Кинестре? Ту, которой ты так понравился?
— Совершенно верно, — улыбнулся Итайн. — Порывистая девочка, я ее просто обожаю. Когда атана узнала о приближении Бергстена и рыцарей церкви, она решила подарить Бергстену город. Она очистила улицы от кинезганских войск и открыла ворота перед рыцарями. Атана хотела было вручить Бергстену и голову короля Джалуаха, да Бергстен ее отговорил.
— Жаль, — пробормотал Улаф, — ну да чего еще ждать от хорошего человека, когда он ударяется в религию?
— Вэнион уже на месте, — продолжал Итайн, — и они с Крингом возводят сейчас форты в пустыне, в дне пути вглубь кинезганской границы. Мы собираемся сделать здесь то же самое, но решили сначала дождаться вас.
— Кто-нибудь оказывает нам хоть какое-то значительное сопротивление? — спросил Улаф.
— Трудно сказать точно, — задумчиво отозвался Итайн. — Мы понемногу продвигаемся к Центральной Кинезге, но солдаты Клааля выскакивают буквально из-под каждого камешка. Чем дальше мы будем оттеснять их, тем больше их скопится впереди. Если мы не отыщем способа управляться с ними, нам придется прорубать себе дорогу через их ряды, а я слыхал, что этих бестий рубить куда как непросто. Тактика Кринга покуда себя оправдывает, но… — Итайн беспомощно развел руками.
— Что-нибудь придумаем, — сказал Улаф. — Что еще?
— Ну, это пока еще неопределенно, сэр Улаф, — ответил Итайн. — Басни, которые распространяют в Бересе Телэн и Стрейджен, оттянули от восточной границы большую часть кинезганской кавалерии. Половина этих войск скачет сейчас на юг, к побережью в окрестностях Аэфталя, другая половина направляется на север, к селеньицу под названием Джубай. Кааладор внес свою лепту в эти россказни, прибавив к воображаемому флоту Стрейджена на юге огромное атанское войско близ Джубая. Вдвоем они разделили всю кинезганскую армию надвое, и обе части отправились охотиться за призраками.
— Так ты говоришь, по меньшей мере половина их идет на север? — с невинным видом осведомился Тиниен.
— Да, к Джубаю. Они полагают, что атаны зачем-то собирают там войско.
— Как занятно, — сохраняя бесстрастное лицо, проговорил Улаф. — Так уж вышло, что мы с Тиниеном движемся примерно в том же направлении. Как ты думаешь, кинезганцы будут сильно разочарованы, если вместо атанов встретятся с троллями?
— Можешь пойти и сам их об этом спросить, — также без тени улыбки отозвался Итайн. Все они прекрасно знали, что именно произойдет в Джубае.
— Передай им наши извинения, Улаф-рыцарь, — со слабой печальной усмешкой вставила Бетуана.
— Непременно, ваше величество, — заверил ее Улаф. — Если только найдем хоть одного целого кинезганца после того, как они часок-другой порезвятся с троллями.
— Прочь отсюда! — кричал Келтэн, направляя коня галопом на свору собакоподобных тварей, сгрудившихся вокруг чего-то, валявшегося на бурых камнях пустыни. Твари брызнули врассыпную, заливаясь бессмысленным зловещим хохотом.
— Это собаки? — с отвращением спросил Телэн.
— Нет, — ответила кратко Миртаи. — Гиены.
Келтэн подъехал к ним.
— Человек, — мрачно сообщил он, — вернее, то, что от него осталось.
— Мы должны похоронить его, — сказал Бевьер.
— Гиены все равно его выроют, — сказал Спархок. — Кроме того, если ты решишь похоронить их всех, нам придется проторчать здесь до конца своих дней. — Он указал на усеянную костями равнину, которая простиралась до самого подножия низкой гряды встававших на западе гор. — Нам не следовало приводить тебя сюда, анара, — виновато прибавил он, глянув на Ксанетию. — Боюсь, что дальше будет еще хуже.
— Сего следовало ожидать, Анакха, — ответила она. Келтэн запрокинул голову, глядя на стаю падальщиков, кружащих над ними.
— Мерзкие твари, — пробормотал он.
Спархок, приподнявшись в стременах, огляделся.
— У нас есть в запасе еще пара часов, прежде чем зайдет солнце, но лучше нам, пожалуй, отъехать назад на милю-две и разбить лагерь пораньше. Нам и так придется провести на этой равнине однуночь. Что-то мне не хочется, чтобы их было две.
— Кроме того, мы должны ориентироваться по огненным столпам, — прибавил Телэн, — а на рассвете они намного ярче.
— Это если считать, что та светящаяся точка, по которой мы ехали все это время, — и впрямь те пресловутые столпы, — с сомнением заметил Келтэн.
— Но сюда же мы по ним добрались, верно? Это место не может быть ни чем иным, как только «Равниной Костей». Огераджин спятил, и я был уверен, что хоть какие-нибудь приметы он перепутал, — но до сих пор его рассказ вел нас верной дорогой.
— Мы еще не добрались до Кирги, Телэн, — напомнил Келтэн, — так что я бы на твоем месте не спешил строчить благодарственное письмо.
— Ордей, у меня столько денег, что хватит до конца жизни, — горячо заверил Крегер, откинувшись в кресле и поглядывая в окно, за которым виднелись дома и причалы порта Дэлы. Он хлебнул еще вина.
— На твоем месте, Крегер, я бы не кричал об этом на всех углах, — предостерег его кряжистый Ордей, — особенно здесь, в портовых кварталах.
— Я нанял телохранителей, Ордей. Ты не мог бы узнать, не отходит ли в ближайшую неделю какое-нибудь быстроходное судно в город Зенга, что в Каммории?
— С какой это стати кому-то захотелось отправиться в Зенгу?
— Я там вырос, Ордей, и я соскучился по дому, — Пожал плечами Крегер. — Кроме того, мне не терпится разбить несколько физиономий — всех тех, кто с детства твердил мне, что ничего хорошего из меня не вырастет.
— Тебе не встречался в Натайосе парень по имени Эзек? — спросил Ордей. — Он, по-моему, дэйранец.
— Знакомое имечко. Сдается мне, он работал на одного типа, который держал там таверну.
— Это я отправил его в Натайос, — пояснил Ордей, — его и еще двоих — Коля и Шеллага. Они подумывали присоединиться к шайке Нарстила.
— Возможно, но, когда я покидал Натайос, они работали в таверне.
— Это, конечно, не мое дело, но, если тебе в Натайосе жилось так неплохо, почему ты оттуда уехал?
— Чутье, Ордей, — ответил Крегер, по-совиному моргая подслеповатыми глазами. — Всякий раз, когда я чую пониже затылка этакий холодок, я знаю, что пора сматываться. Слыхал ты когда-нибудь о человеке по имени Спархок?
— Ты имеешь в виду принца Спархока? Кто же о нем не слыхал! Он слывет человеком суровым.
— Вот именно. Как бы там ни было, Спархок вот уже лет двадцать с лишком ищет случая меня прикончить, а такое обстоятельство весьма благоприятно действует на чутье. — Крегер вновь сделал большой глоток.
— Тебе бы стоило подумать о том, чтобы хоть на время завязать с этим делом, — заметил Ордей, многозначительно посмотрев на кружку Крегера с арсианским красным. — Я содержу таверну, а потому давно научился распознавать некоторые признаки. Твоя печенка сдает, приятель. Белки у тебя совсем пожелтели.
— Когда выйдем в море, я буду пить поменьше.
— Крегер, ты бы лучше подумал о том, чтобы бросить совсем. Тебе придется это сделать, если хочешь жить. Поверь мне, большинство таких, как ты, пьяниц умирает страшнойсмертью. Знавал я одного бедолагу, так он вопил без перерыва три недели, прежде чем помер. Это было просто ужасно.
— С моей печенкой все в порядке, — воинственно заявил Крегер. — Просто у тебя здесь такой странный свет. Говорю тебе, когда я выйду в море, буду пить поменьше. Ничего со мной не случится. — Лицо его, однако, отразило явный испуг и руки неистово затряслись при одной мысли о том, чтобы бросить пить.
Ордей пожал плечами. В конце концов, егодело — предупредить.
— Вольному воля, Крегер, — сказал он. — Я поспрашиваю в округе — может, и отыщу тебе корабль, чтобы ты мог удрать подальше от принца Спархока.
— И поскорее, Ордей. Поскорее. — Крегер протянул кружку: — А пока что — может, еще по одной?
Экрасиос и отряд дэльфов, который он вел, достигли Норенджи в конце пасмурного дня, когда набрякшие тучи лежали, казалось, на самых макушках деревьев и ни единое дуновение ветерка не тревожило замерший воздух. Экрасиос и Адрас, его друг с детских лет, ползком пробрались через заросли лиан и кустарника к краю прогалины, чтобы оттуда понаблюдать за развалинами.
— Мыслишь ты, что окажут они нам сопротивление? — шепотом спросил Адрас.
— Сие трудно предугадать, — ответил Экрасиос. — Анакха и его соратники говорили, что мятежники весьма неопытные воители. Мнится мне, что ежели мы внезапно явимся перед ними, поведение их будет зависеть от того, что предпримут их командиры. Разумнее всего будет оставить им свободный путь для бегства в джунгли. Окружи мы их со всех сторон, отчаяние принудит их биться.
Адрас кивнул.
— Сдается мне, они постарались зачинить ворота, — заметил он, указывая на вход в город.
— Ворота сии не станут нам помехой. Обучу я тебя и наших спутников заклинанию, кое преобразует проклятие Эдемуса. Смастерили сии новенькие ворота из дерева, а дерево столь же подвержено распаду, что и живая плоть. — Экрасиос поглядел на грязно-серую пелену, сплошь затянувшую небо. — Не можешь ли ты хотя бы примерно сказать, которое сейчас время дня?
— Не более, чем два часа до сумерек, — отвечал Адрас.
— Что ж, тогда возьмемся за дело. Надобно нам отыскать другие ворота, дабы оставить путь к отступлению тем, перед кем предстанем мы нынешней ночью.
— А ежели других ворот не существует?
— Придется тогда им самим отыскивать дорогу к спасению. Не желал бы я высвобождать всю страшную мощь Эдемусова проклятия, однако же, буде нужда заставит меня прибегнуть к сему действию, не уклонюсь я ничуть от сурового своего долга. Обратятся враги наши в бегство — тем лучше. Предпочтут они сразиться с нами — что же, мы исполним то, что надлежит. Заверяю тебя, Адрас, что, когда взойдет завтра солнце, в стенах Норенджи не останется ни единой живой души.
— Боже милосердный! — воскликнул Берит, глядя из-за края оврага на гигантов в облегающих латах, которые бежали на запад по спекшемуся от солнца пустынному гравию. — Ну и чудища!
— Потише ты! — предостерег Халэд. — Кто знает, насколько хороший у них может быть слух.
Чудовищные солдаты ростом превосходили атанов, и нагрудники из блистающей стали плотно прилегали к их телам, прорисовывая каждый мускул. Их шлемы были увенчаны диковинными рогами либо крыльями, а вместо забрал были стальные маски, явно повторявшие черты каждого солдата. Чужаки нестройной толпой бежали на запад, и даже издалека было слышно их хриплое срывающееся дыхание.
— Куда они бегут? — спросил Берит. — Граница совсем в другой стороне.
— Из того, что трусит позади всех, торчит обломанный дротик, — отозвался Халэд. — Это значит, что они повстречались с пелоями Тикуме. Стало быть, они уже были на границе, а теперь возвращаются.
— Но куда? — озадаченно спросил Берит. — Куда им возвращаться? Здесь им нечем дышать.
Халэд осторожно высунул голову из-за края оврага и оглядел каменистую пустыню.
— Похоже, они бегут вон к тем горам, в миле к западу. — Он помолчал. — Насколько мы сегодня любопытны, Берит?
— Что ты задумал?
— Овраг тянется как раз к этим горам, и, если мы пройдем по нему, не высовываясь за край, они нас не заметят. Почему бы нам не прогуляться к западу? У меня сильнейшее предчувствие, что, если мы двинемся по пятам за этим воинством, мы обнаружим что-то очень важное.
Берит пожал плечами.
— Почему бы и нет?
— Это не слишком-то логичный ответ, Берит. Я бы мог привести тебе с полдюжины причин, почему бы нет. — Халэд прищурился, разглядывая запыхавшихся чужаков, которые неуклюже бежали по пустыне. — Впрочем, рискнем. Почему-то мне кажется, что нам стоит это проделать.
Они спустились на дно оврага и вдоль пересохшего русла повели коней в поводу на запад.
Примерно с четверть часа они бесшумно двигались вперед по дну оврага.
— Они все еще там? — прошептал Берит.
— Сейчас гляну. — Халэд осторожно вскарабкался по обрывистому склону к самому краю оврага и выглянул наружу.
— Ковыляют все к тем же горам, — сообщил он, соскользнув вниз. — Впереди овраг становится помельче. Давай-ка оставим коней здесь.
И они двинулись дальше, пригибаясь, чтобы их нельзя было заметить. Потом дно оврага начало подниматься, и им пришлось передвигаться ползком.
Халэд слегка приподнялся и вновь выглянул наружу.
— Они, похоже, огибают соседнюю гору, — шепотом сказал он. — Давай-ка взберемся на вершину этого кряжа и посмотрим сверху, что там происходит.
Они выбрались из ставшего уже совсем мелким оврага и наискось вскарабкались к вершине кряжа, откуда можно было разглядеть, что лежит за горой, о которой говорил Халэд.
За горой оказалась каменистая впадина, покоившаяся между трех гор, которые вздымались из каменистой пустынной почвы. Впадина была пуста.
— Куда они делись? — прошептал Берит.
— Они направлялись именно к этой впадине, — уверенно проговорил Халэд, озадаченно морща лоб. — Погоди-ка! Вон ковыляет тот, с дротиком в брюхе.
Они смотрели, как раненый чужак, шатаясь и соскальзывая, едва не падая и чудом удерживаясь на ногах, спустился во впадину. Задрав прикрытое маской лицо, он что-то проревел.
Тотчас из узкой расселины в склоне горы вынырнули двое чужаков, спустились на дно впадины и втащили раненого собрата на склон, скрывшись вместе с ним в пещере.
— Вот тебе и ответ, — сказал Халэд. — Они пробежали много миль по пустыне, чтобы добраться до этой пещеры.
— Но почему? Зачем им это нужно?
— Понятия не имею, Берит, но я чувствую, что это очень важно. — Халэд поднялся. — Возвращаемся к коням. До заката мы еще успеем проехать несколько миль.
Экрасиос притаился на краю леса, ожидая, пока в Норендже погаснут факелы и настанет сонная тишина. События в Панем-Деа подтвердили то, что говорил в Сарне о мятежниках лорд Вэнион. При малейшей возможности эти плохо обученные солдаты бросались наутек, и это как нельзя лучше устраивало Экрасиоса. Он с большой неохотой пускал в ход проклятие Эдемуса, а тех, кто спасается бегством, ни к чему уничтожать.
Вернулся Адрас, призраком замаячив в ночном тумане, заполнявшем джунгли.
— Все готово, Экрасиос, — шепотом доложил он. — Ворота рухнут от малейшего касания.
— Тогда начнем, — отозвался Экрасиос и встал, ослабляя внутренний контроль, сдерживавший его сияние. — Помолимся, дабы все, кто ни есть в сих стенах, сумели спастись бегством.
— А если нет?
— Тогда им придется умереть. Клятва, данная Анакхе, обязывает нас к действию. Мы обезлюдим сии руины — так или иначе.
— Здесь не так уж плохо, — заметил Келтэн, когда они спешились. — По крайней мере, кости старые.
Минувшим вечером им пришлось разбить лагерь посреди чудовищного могильника, и все они сейчас стремились поскорее выбраться из этого ужаса.
Спархок что-то проворчал, разглядывая через каменистую полосу пустыни истресканный базальтовый утес, который, судя по всему, отмечал восточную оконечность Запретных гор. Солнце только что поднялось, и его сверкание отражалось от двух усеянных кристаллами кварца пиков, что высились прямо на востоке, среди ржаво-черных скал.
— Почему мы остановились здесь? — спросила Миртаи. — До утеса еще четверть мили.
— Думаю, нам нужно держать путь на эти два пика, — ответил Спархок. — Телэн, ты можешь дословно припомнить, что говорил Огераджин?
— Постараюсь. — Мальчик сосредоточенно нахмурился, затем коротко кивнул. — Готово.
— Как это тебе удается? — с любопытством спросил Бевьер.
Телэн пожал плечами.
— Тут есть одна загвоздка. Не надо пытаться вспомнить сами слова. Достаточно сосредоточиться на том, где ты был, когда слышал их. — Он слегка поднял лицо, прикрыл глаза и нараспев заговорил: «За Равниною Костей придешь ты ко Вратам Иллюзии, за коими и лежит Град Потаенный Кирга. Глаз смертного не в силах узреть сих врат. Несокрушимой стеной высятся они на краю Запретных гор и преграждают путь к Кирге. Устреми же взгляд твой на белые столпы Киргона и ступай прямиком к пустоте, коя на самом деле таится меж ними. Не верь тому, что увидят глаза твои, ибо несокрушимая стена на деле проницаема, словно туман, и не удержит тебя»…
— У тебя даже голос стал чужим, — заметил Бевьер.
— В этом и состоит отчасти весь фокус, — пояснил Телэн. — Это был вроде как голос Огераджина.
— Ну что ж, — сказал Спархок, — проверим, знал ли он, о чем говорит. — Он прищурился, глядя на две ярчайшие точки отраженного света. — Вот эти столпы. — Спархок сделал несколько шагов вправо и покачал головой. — Отсюда они уже сливаются в одну точку. — Затем он прошелся влево. — Здесь то же самое. — Спархок вернулся на прежнее место. — Вот отсюда и надо идти, — возбужденно проговорил он. — Эти пики стоят почти вплотную друг к другу. Если отойти на несколько шагов в любую сторону, щель между ними разглядеть невозможно. Если специально не присматриваться, ее вполне можно проглядеть.
— Превосходно, Телэн, — саркастически хмыкнул Келтэн. — Если мы подойдем ближе, утес заслонит от нас пики.
Телэн выразительно закатил глаза.
— Что такое? — спросил Келтэн.
— Иди к утесу, Келтэн. Спархок останется здесь и будет смотреть на щель между пиками. Он скажет тебе, куда идти.
— А-а, — Келтэн оглядел остальных. — Не вздумайте это обсуждать, — предостерег он и зашагал к утесу.
— Вправо! — крикнул ему Спархок. Келтэн кивнул и взял немного вправо.
— Слишком далеко! Вернись чуть влево.
Светловолосый пандионец шел к утесу, изменяя направление согласно выкрикам Спархока. Дойдя до утеса, он двинулся вдоль скальной стены, похлопывая по ней ладонями. Затем он вынул кинжал, с силой воткнул его в землю и зашагал назад.
— Ну что? — крикнул Спархок, когда Келтэн прошел уже полпути.
— Огераджин сам не знал, что плетет! — прокричал в ответ Келтэн. Спархок выругался.
— Ты хочешь сказать, что прохода там нет? — крикнул Телэн.
— Да есть, конечно! — отозвался Келтэн. — Просто он пятью футами левее, чем говорил твой чокнутый стирик.
— Ради Бога, Телэн, прекрати это! — взмолился Бевьер. — Либо забирайся туда целиком, либо вылезай. Очень уж неприятно видеть, как твои ноги торчат из твердого камня.
— Да ведь он вовсе и не твердый, Бевьер! — В подтверждение своих слов мальчик сунул руку в скалу и тут же вытащил.
— Ну, во всяком случае, он выглядиттвердым. Будь добр, Телэн, войди либо выйди. Не торчи на полдороге.
— Ты что-нибудь чувствуешь, когда просовываешь туда голову? — спросила Миртаи.
— Там, внутри, чуточку прохладнее, — ответил Телэн. — Там пещера или туннель — что-то в этом роде. В дальнем конце виден свет.
— Там пройдут кони? — спросил Спархок. Телэн кивнул.
— Туннель достаточно широк для этого — если мы будем идти гуськом. Я так полагаю, Киргон не хотел, чтобы кто-нибудь случайно наткнулся на отверстие.
— Я пойду первым, — сказал Спархок. — В том конце может оказаться стража.
— Я за тобой. — Келтэн спрятал в ножны кинжал и обнажил меч.
— Весьма хитроумная иллюзия, — заметила Ксанетия, касаясь скалы слева от ворот. — Безупречна и не отличима от реальности.
— Недаром же она прятала Киргу целых десять тысячелетий, — отозвался Телэн.
С конями, само собой, пришлось повозиться. Сколько ни уговаривай коня, он по доброй воле не войдет в каменную стену. Бевьер разрешил эту проблему, завязав глаза коням тканью, и весь отряд во главе со Спархоком, ведя коней в поводу, вошел в туннель.
Он был примерно сотню футов длиной, и, поскольку дальний выход оставался в тени, свет, проходивший в него, не ослеплял.
— Подержи моего коня, — шепнул Спархок Келтэну и с мечом наготове бесшумно двинулся к выходу. Добравшись до него, он напрягся и стремительно шагнул наружу, рывком развернувшись направо, затем налево, чтобы успеть отразить удар.
— Что там? — хриплым шепотом спросил Келтэн.
— Ничего. Здесь никого нет.
Остальные со всеми предосторожностями вывели коней из туннеля.
Они оказались в затененной деревьями болотистой низине. В увядшей траве тут и там были рассеяны белые каменные столбики.
— Долина Героев, — пробормотал Телэн.
— Что? — переспросил Келтэн.
— Так назвал это место Огераджин. Видимо, это звучит лучше, чем просто «кладбище». Со своими мертвецами киргаи обходятся получше, чем с рабами.
Спархок оглядел гигантское кладбище и указал на западную его сторону, на невысокий подъем, отмечавший границу низины.
— Пойдем, — сказал он друзьям. — Я хочу посмотреть, что там дальше.
Они прошли через кладбище и, привязав коней к деревьям у подножия подъема, осторожно взобрались наверх.
Котловина была намного ниже уровня окружающей ее пустыни, и в центре ее покоилось большое озеро, непроглядно-темное в утренних тенях. Озеро окружали вспаханные на зиму поля, и темный лес полосой тянулся вверх по склонам котловины. Во всем этом пейзаже была аккуратная, неестественная правильность, словно самое природу вынудили здесь обратиться к прямым линиям и четким углам. Столетия тяжелого труда были посвящены тому, чтобы вычеканить из просто красивой местности сухое и холодное отражение души самого Киргона.
Потаенная долина была примерно в пяти милях впереди, и в дальнем ее конце стоял город, десять тысячелетий остававшийся скрытым от всего мира. Окружавшие его горы были источником строительного материала, и стены и здания города были сложены из того же буровато-черного вулканического базальта. Внешние стены были высокими, массивными, и за ними вздымался конус горы, крутые склоны которой были густо усеяны строениями. Вершину холма венчало кольцо внутренних стен, за которыми с одной стороны высились черные шпили, а с другой — разительное отличие от всего города — белые.
— Не слишком остроумное решение, — критически заметил Бевьер. — Создатель этой крепости явно не страдал избытком воображения.
— Воображение не есть черта, поощряемая среди киргаев, сэр рыцарь, — отозвалась Ксанетия.
— Мы могли бы обогнуть котловину по склонам и подобраться ближе, — предложил Келтэн. — Деревья нас укроют. Вокруг озера куда труднее найти укрытие.
— Нам некуда спешить, — сказал Спархок. — Для начала давайте-ка уйдем подальше от входа в туннель. Если это единственный выход из долины, здесь должно быть весьма оживленное движение. Я вижу, там, в полях, работают люди — скорее всего, рабы. Наверняка их охраняют киргайские надсмотрщики, да к тому же здесь могут быть патрули. Я предпочитаю выяснить что-нибудь определенное, прежде чем впутываться в неприятности.
Берит и Халэд разбили лагерь среди груды валунов в двух днях пути западнее того места, где они видели чужеземных солдат. Они напоили коней, умеренно расходуя воду, не стали разводить огня и поужинали всухомятку. Халэд был неразговорчив и все время мрачно посматривал на пустыню.
— Перестань ты об этом думать, — сказал Берит.
— Решение совсем близко, Берит. Оно вертится у меня на языке, но я никак не могу поймать его.
— Может, поговорим об этом? Все равно нам не уснуть, если ты намерен всю ночь ломать голову над этой загадкой.
— Я могу размышлять и молча.
— Не можешь. Мы так долго пробыли вместе, друг мой, что я слышу, как ты думаешь. Халэд слабо усмехнулся.
— Все дело в этих тварях, — сказал он.
— В самом деле? Нипочем бы не догадался. В последние два дня ты только о них и думаешь. Так что же тебе так хочется о них узнать — кроме того, что это огромные кровожадные уроды с желтой кровью?
— Именно это меня и мучает — желтая кровь. Афраэль говорила, что кровь у них желтая потому, что они дышат печенью. А дышат они печенью потому, что их воздух совсем не похож на наш. Они могут продержаться в нем какое-то время, но, когда устанут, понемногу начинают издыхать. Те, которых мы видели два дня назад, не просто удирали наугад в пустыню. Они бежали к какой-то цели.
— К пещере? Ты думаешь, у них там убежище?
— Вот теперьмы к чему-то приходим. — Лицо Халэда стало сосредоточенным. — Пелои, пожалуй, лучшая в мире легкая конница, но солдаты Клааля ростом почти с троллей, и, судя по всему, раны, которые прикончили бы нас, для них пустяк. Не думаю, чтобы они удирали от пелоев.
— Нет, конечно. Они удирали от воздуха.
— Вот оно! — прищелкнув пальцами, воскликнул Халэд. — Вот почему они обращаются в бегство и прячутся в пещерах! Они прячутся не от пелоев — от воздуха.
— Воздух есть воздух, Халэд, — что в пустыне, что в пещере.
— Я так не думаю, Берит. Сдается мне, Клааль наполнил эту пещеру воздухом, которым привыкли дышать эти бестии. Он не может изменить воздух во всем мире, поскольку это убило бы не только нас, но и киргаев, и Киргон никогда ему этого не позволит, но ему вполне по силам наполнить другим воздухом пещеру. Это самое подходящее место — замкнутое, и воздух снаружи туда почти не проходит. Там его солдаты могут укрыться, когда начинают терять силы. Они переводят дух, а потом выходят и с новыми силами отправляются в бой. Знаешь, Берит, сообщи-ка об этом Афраэли. Пускай даст знать остальным, что солдаты Клааля прячутся в пещерах, чтобы отдышаться.
— Ладно, — с сомнением согласился Берит. — Не знаю, какой нам от этого будет прок, но сообщу. Халэд растянулся на земле, широко улыбаясь.
— Пошевели мозгами, Берит! Если твой враг прячется в пещере, тебе вовсе незачем соваться туда вслед за ним. Достаточно обрушить выход — и все. Сообщи об этом Афраэли. Пусть скажет остальным, чтобы обрушивали вход каждой пещеры, какая встретится им на пути. Ей даже необязательно заниматься этим самой… — Халэд осекся и вновь нахмурился.
— Ну что еще?
— Слишком просто, — сказал Халэд, — и вряд ли на самом деле от этого будет польза. Эти твари такие здоровые, что, обрушь на них хоть гору, они все равно прокопаются наружу. Нет, во всем этом есть что-то еще — то, что нам до сих пор не приходило в голову. И я узнаю, что именно, — прибавил он, подняв руку. — Узнаю, даже если истрачу на это всю ночь!
Берит застонал.
— Я решила идти с вами, Бергстен-священник, — сообщила атана Марис на ломаном эленийском с сильным акцентом. Она нагнала колонну рыцарей в пяти днях к югу от Кинестры.
Бергстен проглотил ругательство.
— Мы — войско на марше, атана Марис, — как можно дипломатичнее попытался объяснить он. — Мы не в состоянии обеспечить тебе необходимые удобства и безопасность во время привала.
— Удобства? — атана непонимающе взглянула на Нерана, служившего переводчиком.
Тот заговорил по-тамульски, и рослая женщина, выслушав его, расхохоталась.
— Что тебя рассмешило, атана Марис? — с подозрением осведомился Бергстен.
— То, что тебя так беспокоит это,Бергстен-священник. Я воин. Я могу защитить себя от тех твоих людей, кто сочтет меня слишком привлекательной.
— Почему ты решила отправиться с нами, атана Марис? — вмешался в разговор Гельдэн.
— Я подумала об этом сразу после того, как вы покинули Кинестру, Гельдэн-рыцарь, — ответила она. — Я давно уже хотела отыскать Итайна-посла. Вы идете туда, где он обязательно будет, а потому я пойду с вами.
— Мы могли бы доставить ему твое послание, атана. Тебе совсем необязательно самой отправляться в путь.
— Нет, Гельдэн-рыцарь, — покачала она головой. — Это личное дело между мной и Итайном-послом. Когда он был в Кинестре, он отнесся ко мне очень дружески. Потом он должен был уехать, но сказал, что будет мне писать. Он не сделал этого. Теперь я должна найти его и узнать, все ли с ним благополучно. — Взгляд атаны отвердел. — Если с ним не случилось ничего дурного, я должна узнать, хочет ли он по-прежнему относиться ко мне дружески. — Марис вздохнула. — Я очень надеюсь, что его чувства не изменились. Мне бы не хотелось убивать его.
— Я не стану в этом участвовать! — отрезала Гахенас, выпрямляясь и окидывая остальных осуждающим взглядом. — Я бы с радостью присоединилась к вам, если б вы замышляли только мелкую пакость Сиронне, но я не намерена оказаться замешанной в измене.
— Кто говорит об измене, Гахенас? — осведомилась Шакола. — Нашему мужу не грозит ни малейшая опасность. Мы только хотим притвориться, что против него существует заговор, — и подбросить достаточно доказательств, что это дело рук Сиронны. Если бы с Сарабианом и в самом деле что-то случилось, императорский трон перешел бы к наследному принцу, а Сиронна стала бы регентшей. Мы разоблачим ее заговор прежде, чем что-то на самом деле произойдет, и она будет целиком и полностью опозорена, а может быть, и угодит в темницу — а нам не придется больше ходить перед ней на задних лапках.
— Мне все равно, что ты там говоришь, Шакола, — отчеканила большеухая тэганка. — Твои замыслы попахивают изменой, и я не собираюсь присоединяться к тебе. Наоборот, Шакола, теперь я с тебя глаз не спущу. Отзови своих шпионов и забудь вообще об этой безумной идее, иначе… — Гахенас оборвала зловещую фразу на полуслове и, круто развернувшись, ушла.
— Весьма неуклюже, Шакола, — промурлыкала Элисун, тщательно выбирая ломтик на блюде с нарезанными фруктами. — Она, возможно, и согласилась бы, если б ты не стала так входить в подробности. Ей вовсе незачем было знать, что ты и в самом деле собираешься послать наемных убийц. Ты еще не была в ней уверена до конца, а уже поторопилась.
— У меня нет времени, Элисун! — с отчаянием проговорила Шакола.
— Я вовсе не вижу причин для такой спешки, — отозвалась Элисун, — и потом, сколько времени ты выиграла сегодня? Теперь тэганская ведьма будет следить за каждым твоим шагом. Ты совершила промашку, Шакола. Придется тебе убить ее.
— Убить?! —Шакола побелела.
— Если только не хочешь взамен поплатиться своей головой. Одно слово Гахенас — и ты окажешься на плахе. Ты не создана для мужской политики, милая моя. Ты слишком много болтаешь. — Элисун лениво поднялась. — Впрочем, это мы можем обсудить и позже. Меня ждет один пылкий молодой гвардеец, и я не хочу, чтобы он остыл.
С этими словами она неспешно удалилась.
Ее небрежное равнодушие на деле скрывало тревогу и нетерпение. Кинезганское воспитание Шаколы делало ее замыслы до боли очевидными. Она поставила на общую ненависть других жен Сарабиана к императрице Сиронне. Это было довольно умно, но вот излишне детальный рассказ о притворном покушении на жизнь императора был уже чересчур детален. Элисун было совершенно ясно, что покушение состоится,что бы там ни твердили Шакола и Тореллия. Элисун прибавила шагу. Она должна предостеречь мужа о том, что его жизни грозит опасность.
— Ксанетия! — охнул Келтэн, ошеломленно уставившись на анару, которая возникла посреди своих спутников, точно из-под земли. — Ты бы хоть покашляла, что ли!
— Не намеревалась я застичь тебя врасплох, охранитель мой, — извинилась она.
— У меня сейчас нервы чересчур натянуты, — пояснил он.
— Удалось тебе что-нибудь узнать? — спросила Миртаи.
— Весьма многое собрала я по крупицам, атана Миртаи. — Ксанетия помолчала, собираясь с мыслями. — За рабами присматривают без особого тщания, — начала она, — и дело сие поручено надсмотрщикам-кинезганцам, ибо ниже достоинства киргаев браться за столь черную работу. Сама пустыня служит для рабов огромной темницей. Те глупцы, что пытаются бежать, неизбежно гибнут в сей безжизненной округе.
— И каков заведенный порядок, анара? — спросил Бевьер.
— Рабы выходят из загонов своих на рассвете, — отвечала она, — и, никем не охраняемые, без всяких повелений покидают город, дабы приняться за обыденный свой труд. На закате, опять же безо всякого приказа и почти никем не замеченные, возвращаются они в свои загоны за пищей. Затем их приковывают на ночь, дабы вновь выпустить с первым светом дня.
— Некоторые из них здесь, в лесу, — заметила Миртаи, поглядывая за скрывавшие их от постороннего взгляда деревья. — Чем они заняты?
— В сем обширном лесу рубят они дрова для своих господ. Киргаи согреваются огнем, спасаясь от зимней стужи. Рабы же в своих загонах принуждены терпеть холод.
— Тебе удалось разобраться, как устроен город? — спросил Бевьер.
— Отчасти, сэр рыцарь. — Дэльфийка знаком предложила им подойти к краю леса, где за долиной был виден окруженный черными стенами город. — Сами киргаи обитают на склонах горы, что подымается над городскими стенами, — пояснила она, — подале от нижней части города. За внешнею стеной есть еще одна, и предохраняет она избранный народ Киргона от соприкасания с низшими расами. В нижнем городе стоят загоны рабов, склады с провизией и казармы кинезганцев, кои надзирают за рабами и охраняют внешнюю стену. Как видите, еще одна стена ограждает самую вершину горы. За нею расположенны дворец короля Сантеокла и храм Киргона.
Бевьер кивнул.
— Традиционное расположение для крепости, — заключил он.
— Ежели ты уже ведал сие, сэр рыцарь, для чего было расспрашивать меня? — язвительно осведомилась Ксанетия.
— Чтобы убедиться в этом, дорогая леди, — улыбнулся он. — Этому городу десять тысяч лет. Возможно, до изобретения современных видов оружия крепости строились иначе. — Бевьер прищурился, разглядывая обнесенную стенами Киргу. — Они явно склонны пожертвовать нижним городом, — заметил он, — иначе бы внешнюю стену доверили охранять киргаям. То, что это дело поручили кинезганцам, означает, что киргаи не слишком ценят загоны рабов и склады с провизией. Стену вокруг подножия Горы Киргона будут оборонять намного ожесточеннее, а при необходимости они могут отступить вверх по склонам горы к последней стене, которая окружает дворец и храм.
— Все это замечательно, Бевьер, — нетерпеливо прервал его Келтэн, — но где Элана и Алиэн?
Бевьер взглянул на него с откровенным удивлением.
— На вершине, конечно, — сказал он, — либо во дворце, либо в храме.
— С чего ты взял?
— Они заложники, Келтэн. Имея заложников, нужно держать их под рукой, чтобы угрожать им смертью, если враг подберется слишком близко. Нашапроблема в том, чтобы пробраться в город.
— Что-нибудь придумаем, — уверенно сказал Спархок. — А теперь вернемся в лес и устроимся на ночь.
Они отступили в глубину леса и поужинали всухомятку — о том, чтобы развести костер, не могло быть и речи.
— Проблема все та же, Спархок, — сказал Келтэн, когда на потаенную долину спустился вечер. — Как нам проникнуть за эти стены?
— За первую стену — проще простого, — отозвался Телэн. — Мы войдем в ворота.
— И как же ты предлагаешь это сделать, чтобы нас никто не остановил? — осведомился Келтэн.
— Но ведь кто-то же выходит из города каждое утро и возвращается каждый вечер.
— Это рабы.
— Вот именно.
Келтэн непонимающе уставился на него.
— Мы же хотим пробраться в город, верно? Вот тебе и самый простой способ.
— А как же другие стены? — спросил Бевьер.
— Всему свое время, сэр рыцарь, — весело ответил Телэн, — всему свое время. Войдем вначале за внешнюю стену, а уж потом будем ломать голову, как пробраться за внутренние.
На следующее утро, около полудня, по каменистой пустынной равнине прискакал, нахлестывая коня, пелой Даийя.
— Мы нашли их, ваше преподобие! — осадив коня, доложил он патриарху Бергстену. — Кинезганская кавалерия пыталась отвести нас от их укрытия, но мы их все равно нашли. Они прячутся вот в этих горах, что прямо перед нами.
— Великаны со стальными масками? — спросил Гельдэн.
— И эти тоже, друг Гельдэн, — ответил Даийя. — Но там есть и другие — в старинных шлемах и с копьями.
— Киргаи, — проворчал Бергстен. — Вэнион говорил о них. Их тактика настолько архаична, что мы управимся с ними без труда.
— Где именно они прячутся, друг Даийя? — спросил Гельдэн.
— В большом ущелье на восточной стороне гор, друг Гельдэн, Мои разведчики видели их сверху, с края ущелья.
— Ваша светлость, — предостерег Гельдэн, — нам ни в коем случае нельзя соваться за ними в ущелье. — Это пехота, и рукопашная при отсутствии места для маневра — самое подходящее для их тактики. Нам нужно придумать способ выманить их из ущелья.
Атана Марис что-то спросила у Нерана по-тамульски, и он пустился в объяснения. Она кивнула, бросила несколько слов и побежала на юг.
— Куда это она? — спросил Бергстен.
— Она сказала, ваша светлость, что враги приготовили для вас западню, — пожав плечами, ответил Неран. — Она намерена спустить пружину.
— Останови ее, Гельдэн! — резко приказал Бергстен.
К чести сэра Гельдэна надобно сказать, что он изо всех сил пытался нагнать гибкую легконогую атану, но она лишь взглянула через плечо, рассмеялась и побежала быстрее, оставив его далеко позади — нахлестывать коня и шепотом ругаться.
Бергстен не прибегал к шепоту. Он так сыпал ругательствами, что воздух раскалился.
— Что она творит?! — гневно обрушился он на Нерана.
— Они замыслили засаду, ваша светлость, — хладнокровно пояснил тамулец. — Засада не сработает, если кто-то увидит ее раньше времени. Атана Марис намерена вбежать в ущелье, показаться им на глаза и убежать. Они непременно захотят поймать ее — и неизбежно окажутся на открытом месте. Вы бы приказали прибавить шагу, ваша светлость. Атана Марис будет страшно разочарована, если вас не окажется под рукой, когда она выбежит из ущелья.
Патриарх Бергстен поглядел на золотокожую атану, которая легко бежала на юг, и длинные черные волосы развевались за ее спиной. Затем он вновь выругался, приподнялся в стременах и проревел:
— Вперед!
Экрасиос и его товарищи добрались до Синаквы незадолго до заката, когда солнце только что пробилось сквозь тучи, несколько дней подряд заволакивавшие небо.
Развалины Синаквы были в куда худшем состоянии, чем Панем-Деа и Норенджа. Вся восточная стена города была подмыта одной из множества речек, что лениво текли по обширной сырой дельте реки Арджун, и рухнула еще в незапамятном прошлом. Когда мятежные солдаты Скарпы поселились в развалинах, они заменили стену бревенчатым частоколом. Строили они наспех и неумело, и частокол выглядел не слишком внушительно.
Экрасиос размышлял об этом, в одиночестве угрюмо наблюдая, как солнце опускается все ниже в пелену туч, заволокших небо на западе. После злосчастного нападения на Норенджу у предводителя дэльфов возникли серьезные трудности. Казалось, что в городе есть достаточно ворот, которыми могли бы бежать ударившиеся в панику мятежники, но оказалось, что их командир еще прежде велел завалить эти ворота камнями изнутри, чтобы укрепить оборону. Напуганные до полусмерти, солдаты оказались в ловушке, и у них не было иного выхода, как только сражаться. Несколько сотен людей полегло в немыслимых муках, прежде чем Экрасиосу удалось отвести своих соплеменников в необитаемую часть развалин, чтобы открыть мятежникам путь к бегству через главные ворота. Многие дэльфы плакали, не скрываясь, от ужаса, который им пришлось обрушить на ничем не повинных, сбитых с пути истинного бывших крестьян. Экрасиосу понадобились два дня и все его красноречие, чтобы не дать половине своих воинов бросить все и вернуться в Дэльфиус.
Адрас, друг детства Экрасиоса и его помощник, был среди тех, кого глубже всего затронула трагедия в Норендже. Теперь Адрас изо всех сил избегал своего предводителя, и их редкие разговоры были краткими и чисто деловыми. Потому Экрасиос удивился, когда Ад-рас явился к нему без вызова в красноватом отсвете огненного заката.
— Могу я поговорить с тобою, Экрасиос? — напряженно спросил он.
— Разумеется, друг мой. Ведаешь ты, что тебе нет нужды о том и спрашивать.
— Принужден я сказать тебе, что не буду сей ночью участвовать в нападении.
— Адрас, связаны мы нашим договором с Анакхой, — напомнил Экрасиос. — Наш анари поклялся в сем, и мы должны почитать его клятву.
— Но я не могу, Экрасиос! — воскликнул Адрас, и слезы хлынули из его глаз. — Не снесу я того, что уже сотворил и что должен буду сотворить вновь, войдя в город! Воистину, Эдемус дал нам свой ужасный дар не затем, чтобы мы применяли его подобным образом!
Экрасиос мог бы привести в ответ с десяток доводов, но в глубине души понимал, что все они ложны.
— Я не стану настаивать, Адрас. Сие было бы недостойно друга. — Он вздохнул. — Признаюсь тебе, что и сам я мучим теми же мыслями не менее, чем ты. Мы не созданы для войны, Адрас, и проклятие Эдемуса придает нашейвойне куда больший ужас, нежели обычное кровопролитие, совершаемое иными народами, а поскольку мы не изверги, ужас сей терзает наши души. — Он помолчал. — Ты ведь не один в сем своем решении, Адрас? Есть и иные, не так ли?
Адрас молча кивнул.
— Сколько?
— Около полутора сотен, друг мой.
Экрасиос был потрясен — почти треть его войска вышла из строя!
— Ты весьма встревожил меня, Адрас, — сказал он. — Не могу я повелеть тебе презреть голос совести, однако же отсутствие твое и подобных тебе грозит нынешнему нашему делу неуспехом. Позволь мне поразмыслить.
Он начал расшагивать взад и вперед по раскисшей лесной прогалине, перебирая в уме различные возможности.
— Впрочем, — сказал он наконец, — мы еще можем нынешней ночью добиться победы. Позволь мне измерить глубину твоего отвращения к сему делу, друг мой. Признаю я, что ты не в силах отречься от велений совести и войти в лежащие пред нами руины, однако же покинешь ли ты меня вовсе?
— Ни за что, Экрасиос.
— Благодарю тебя, Адрас. Тогда можешь ты и единомышленники твои поспешествовать нашему делу, не раня своих чувств. Как узнали мы в Норендже, проклятию Эдемуса подвержена не только живая плоть, но и иные предметы.
— Истинно так, — согласился Адрас. — Врата оных скорбных руин распались в прах от единого нашего касания.
— Восточная стена Синаквы выстроена из бревен. Могу ли я положиться на то, что ты и сотоварищи твои обрушите ее, покуда я введу прочих в город?
Адрас соображал быстро. Он расплылся в улыбке, мгновенно стершей все отчуждение, которое искажало их дружбу в последние дни.
— Ты рожден командовать войском, Экрасиос, — сказал он. — С радостью яи мои друзья исполним сие. Вводи свое воинство через главные врата, а между тем я и мое воинство откроем иные врата в восточной стене, дабы те, кто обитает в городе, могли бежать. Таким образом все останутся довольны.
— Недурно сказано, Адрас, — согласился Экрасиос, — весьма недурно.
— Они скрылись из виду, — прошипел Телэн. — Хватайте тележку!
Келтэн и Спархок поднялись из зарослей, подхватили наполовину загруженную тележку с хворостом и оттащили ее назад, в кустарник. Было около полудня.
— И все-таки я считаю, что это дурацкая идея, — проворчал Келтэн. — Даже если нас не остановят в воротах — как мы сможем незаметно выгрузить наше оружие и кольчуги? И как мы потом выберемся из загона?
— Положись на меня.
— Рядом с этим мальчишкой, Спархок, я чувствую себя стариком, — пожаловался Келтэн.
— Мы сумеем все это проделать, Келтэн, — сказал Бевьер. — Ксанетия говорила, что надсмотрщики-кинезганцы не обращают на рабов особого внимания. Сейчас, впрочем, лучше убрать тележку подальше, покуда те, кто оставил ее, не вернулись и не обнаружили, что она исчезла.
Они покатили шаткую двухколесную тележку по узкой тропе туда, где, укрывшись в кустарнике, поджидали их Миртаи и Ксанетия.
— Зрите, — сухо проговорила Миртаи из своего укрытия, — се герои возвращаются к нам с военной добычей.
— Я тебя очень люблю, сестренка, — отпарировал Спархок, — но у тебя чересчур длинный язык. Келтэн прав, Телэн. Надсмотрщики, возможно, и слишком тупы, чтобы заметить, чем мы занимаемся, но другие-то рабы это заметят, и первого, кто откроет свой рот, выслушают со всем должным вниманием.
— Я над этим работаю, Спархок, — ответил мальчик и, опустившись на колени, внимательно осмотрел днище тележки. — Все в порядке, — сказал он уверенно, поднимаясь и отряхивая колени. Они переделали кинезганские одеяния, избавившись от рукавов и капюшонов и подрезав подолы чуть выше колен. Теперь их одежда напоминала рубахи, которые носили рабы, трудившиеся на полях и в лесах окрест Кирги.
Пока остальные прочесывали лес, таская хворост из груд, собранных рабами, Телэн возился с днищем тележки. К тому времени, когда он закончил, они успели собрать приличных размеров груду хвороста. Спархок вернулся с охапкой хвороста как раз в ту минуту, когда мальчик завершал свое творение.
— Хочешь глянуть на это, Спархок? — окликнул он из-под тележки.
Спархок опустился на колени, чтобы рассмотреть дело рук юного вора. Телэн закрепил концы гибких веток между бортами тележки и сплел из них подобие неглубокой корзины, которая была совершенно незаметна под днищем похищенной тележки.
— А ты уверен, что все это не рассыплется на первом же ухабе? — с сомнением спросил Спархок. — Хороши мы будем, если все наше оружие и кольчуги посыплются на дорогу как раз тогда, когда мы будем проходить через ворота.
— Я и сам готов, если хочешь, прокатиться в этой штуке, — ответил Телэн.
Спархок что-то проворчал.
— Свяжи мечи поплотнее, чтобы не гремели, — сказал он, — и переложи кольчуги травой, чтобы заглушить звяканье.
— Слушаюсь, о славнейший предводитель. А что еще ты скажешь мне такого, что я и так знаю?
— Просто сделай это, Телэн. Обойдись без остроумных речей.
— Я совсем не хотел задеть тебя, Миртаи, — говорил в это время Келтэн. — Просто твои ноги красивее моих.
Миртаи приподняла подол рубахи и критически оглядела свои длинные золотисто-смуглые ноги.
— Так оно и есть, — согласилась она, покосившись на Келтэна.
— Я это к тому, что они не так бросались бы в глаза, если б ты слегка обмазала их грязью. Стражники наверняка не слепые, и, если кто-нибудь из них заметит ямочки у тебя на коленях, он сообразит, что ты женщина, и решит заглянуть повыше.
— И напрасно, — холодно ответила она.
— В этом месте не так много человеческих логовищ, как в месте Супаль или в месте Арджун, — заметил Блокв, глядя вместе с Улафом на Джубай. Казалось, что это путешествие продлилось несколько дней, но они-то знали, что это не так.
— Не так много, — согласился Улаф. — Это место меньше, и людей в нем меньше.
— Но по ту сторону воды много полотняных логовищ, — продолжал тролль, указывая на скопище шатров на дальнем краю оазиса.
— Это те, на кого мы охотимся, — сказал Улаф.
— Ты уверен, что мы можем убить и съесть их? — спросил Блокв. — Ты и Тин-ин не разрешали мне делать это в месте Супаль и в месте Арджун, и даже в месте Нат-ос.
— Здесь мы разрешаем тебе. Мы приманили их сюда, чтобы охотиться на них и добывать пищу.
— Какой приманкой вы приманиваете людей? — с любопытством спросил Блокв. — Если головы у богов выздоровеют и они опять разрешат нам охотиться на людей, было бы хорошо знать эту приманку.
— Наша приманка, Блокв, — мысль. Люди из полотняных логовищ пришли сюда потому, что другие люди из нашей стаи подбросили им мысль, будто здесь будут высокие люди с желтой кожей. Люди из полотняных шатров пришли сюда драться с высокими людьми с желтой кожей.
Физиономия Блоква расплылась в жутковатом подобии ухмылки.
— Это хорошая приманка, У-лав, — сказал он. — Я призову Гхномба и Гхворга и скажу им, что мы сейчас будем охотиться. Сколько этих людей мы можем убить и съесть?
— Всех, Блокв. Всех до единого.
— Это плохая мысль, У-лав. Если мы убьем и съедим всех, они не будут плодиться и не на кого будет охотиться после нового снега. Хорошая мысль — дать некоторым из них убежать, чтобы они плодились и их стадо оставалось таким же большим. Если мы съедим всех сейчас, нам некого будет есть потом.
Улаф размышлял об этом, покуда Блокв кратким тролличьим заклинанием призывал Гхворга и остальных Троллей-Богов, и решил, что не стоит на этом настаивать. Тролли были охотниками, а не воинами, и ему пришлось бы слишком долго растолковывать им идею тотальной войны.
Блокв, между тем, поговорил с гигантскими силуэтами своих богов, маячившими в сером свете He-Времени. Затем он задрал обезьянью морду и заревел, призывая остальных троллей.
Косматый поток в стальных отсветах замороженного времени хлынул с холма к деревне и шатрам, выросшим по ту сторону оазиса. Улаф и Тиниен с вершины холма наблюдали за этим зрелищем. Тролли разделились, обогнули деревню и рассыпались среди кинезганских шатров, выбирая себе добычу. Затем, очевидно, по знаку Блоква, стылый свет He-Времени моргнул и сменился палящим жаром солнца.
Было, конечно, много криков, но этого следовало ожидать. Немного существует в мире людей, которые бы не закричали, когда перед ними из пустоты вдруг явился тролль во всей своей красоте.
Зрелище этой резни на берегу оазиса было особенно кровавым и омерзительным, потому что тролли не столько дрались с кинезганцами, сколько рвали их на куски, готовясь к предстоящему пиршеству.
— Кое-кто удирает, — заметил Тиниен, указывая на солидный отряд до смерти перепуганных кинезганцев, что в панике нахлестывали коней.
Улаф пожал плечами.
— Племенное стадо, — сказал он.
— Что?
— Это идея троллей, Тиниен. Так они обеспечивают себя постоянной пищей. Если бы тролли съели сегодня всех кинезганцев, им бы нечего было есть на завтрашний ужин.
Тиниена передернуло от отвращения.
— Улаф, это же просто ужасно! — воскликнул он.
— Верно, — согласился Улаф, — ужасно, но ведь должны же мы уважать обычаи и традиции своих союзников?
Через полчаса на берегу оазиса не осталось ни одного целого шатра. «Племенному стаду» позволили благополучно удрать восвояси, и тролли уселись пировать. Кинезганская угроза на севере была полностью уничтожена, и теперь троллей можно было вести на Киргу.
Халэд рывком сел, отбросив одеяло.
— Берит! — резко окликнул он.
Берит тотчас вскинулся, нашаривая меч.
— Да нет, — сказал Халэд, — не в этом дело. Ты знаешь, что такое рудничный газ?
— Никогда о нем не слышал. — Берит зевнул, потирая глаза.
— Тогда я должен сам поговорить с Афраэлью. Как быстро ты сможешь обучить меня заклинанию?
— Понятия не имею. А разве не проще будет, если ты скажешь мне, а я передам ей?
— Нет. Мне нужно задать ей несколько вопросов, а ты не поймешь, о чем я говорю. Я сам с ней побеседую. Это очень важно, Берит. Мне ведь не нужно понимать стирикский, достаточно просто повторить слова заклинания?
Берит нахмурился.
— Не уверен. Сефрения и стирик, который заменил ее в Дэмосе, никогда не позволяли нам так делать. Они говорили, что мы должны думать по-стирикски.
— Возможно, это ихособенность, а не Афраэли. Давай-ка попытаемся, тогда и узнаем, сумею ли я до нее докричаться.
Они бились над этим почти два часа, и под конец Берит, у которого слипались глаза, начал раздражительно брюзжать.
— Я сейчас буду коверкать стирикские слова, — заявил наконец Халэд. — Мне в жизни не удастся вывернуть свой рот наизнанку, чтобы произнести эти звуки. Поглядим, что из этого выйдет.
— Ты ее разозлишь, — предостерег Берит.
— Переживет. Ну, начали.
И Халэд стал с запинкой произносить заклинание, неуверенно выворачивая пальцы в сопутствующих жестах.
«Что это ты творишь, Халэд?!» — от голоса Афраэли у него затрещали барабанные перепонки.
«Извини, Флейта, — сказал он, — но это срочно».
«Берит ранен?» — с тревогой спросила она.
«Нет. С ним все в порядке. Просто я должен был поговорить с тобой лично. Ты знаешь, что такое рудничный газ?»
«Разумеется. Из-за него порой гибнут рудокопы».
«Ты говорила, что солдаты Клааля дышат чем-то вроде болотного газа».
«Ну да. К чему ты клонишь? Знаешь, я сейчас очень занята».
«Терпение, Божественная. Я пока еще только рассуждаю. Берит сообщил тебе, что мы видели, как эти чужаки удрали в пещеру?»
«Да, но я все-таки не… «
«Я подумал сначала, что Клааль мог наполнить пещеру болотным газом, чтобы его солдаты могли там отдышаться, но теперь я в этом не уверен. Может быть, газ уже был там».
«Может, все-таки перейдешь к делу?»
«Возможно ли, что болотный газ и рудничный газ схожи друг с другом?»
Афраэль испустила привычный страдальческий вздох, который всегда так раздражал людей.
«Очень схожи, Халэд, и неспроста, потому что, по правде говоря, это одно и то же».
«Афраэль, я тебя обожаю!» — радостно рассмеялся Халэд.
«С чего это вдруг?»
«Я знал,что должна быть какая-то связь. В пустыне нет болот, и я никак не мог сообразить, откуда Клааль добыл болотный газ, чтобы наполнить пещеру. Но ему ведь и не пришлось делать этого, верно? Если болотный газ — то же самое, что рудничный газ, ему достаточно было отыскать пещеру с залежами угля».
«Ну ладно, теперь, когда я ответила на твой вопрос и удовлетворила твое научное любопытство, — могу я идти?»
«Минуточку, Божественная Афраэль! — отозвался Халэд, потирая руки в радостном предвкушении. — Могла бы ты каким-то образом вдуть в эту пещеру немного обычного воздуха, чтобы он смешался с рудничным газом, которым дышат солдаты Клааля?»
Афраэль замолчала надолго.
«Это чудовищно, Халэд!» — воскликнула она наконец.
«А разве то, что случилось с лордом Абриэлем и рыцарями лорда Вэниона, не было чудовищно? — вопросил он. — Это война, Афраэль, война, которую мы должнывыиграть. Если солдаты Клааля могут укрываться в пещерах, чтобы отдышаться, они все время будут нападать на наших друзей. Мы должны придумать, как вывести их из игры, и мне кажется, что я нашел способ. Можешь ты доставить нас к пещере, где мы видели тех солдат?»
«Ладно», — слегка мрачно ответила она.
— О чем ты с ней говорил? — спросил Берит.
— О том, как выиграть войну. Собирай вещи, Берит. Афраэль сейчас отнесет нас к той пещере.
— Они все еще бегут? — крикнул Вэнион сэру Эндрику, который скакал позади всех рыцарей.
— Да, мой лорд! — прокричал в ответ Эндрик. — Только кое-кто начинает отставать!
— Отлично. Они теряют силы. — Вэнион поглядел на лежащие впереди обширные каменистые пустоши. — Места у нас в достатке, — сказал он Сефрении. — Выведем их на эти равнины и погоняем как следует.
— Это жестоко, Вэнион, — упрекнула она.
— Мы ведь не просили, чтобы они за нами гонялись, любовь моя. — Вэнион приподнялся в стременах. — Попроворней, господа! — окликнул он своих рыцарей. — Я хочу, чтобы эти твари побегали!
Рыцари пустили коней в галоп и с оглушительным стальным лязгом вылетели на пустоши.
Примерно через полчаса из арьергарда донесся крик Эндрика:
— Они повернули! Они бегут!
Вэнион вскинул облаченную в железо руку, давая рыцарям знак остановиться. Затем он осадил коня и обернулся.
Гиганты в стальных масках, отказавшись от погони, бежали сейчас прямо на запад, к горстке каменистых холмов в нескольких милях отсюда.
— Вот этовсех и озадачивает, — сказал он Сефрении. — Судя по тому, что сказала мне Афраэль, остальные сталкивались с тем же явлением. Солдаты Клааля гонятся за нами, затем прекращают погоню и во весь дух несутся к ближайшим горам. Что они надеются отыскать там такого для них необходимого?
— Понятия не имею, дорогой, — ответила Сефрения.
— Все это, конечно, прекрасно, — продолжал Вэнион, обеспокоенно хмурясь, — но, когда мы начнем наступать на Киргу, у нас не будет времени загонять этих бестий до полного истощения. Хуже того, Клааль наверняка начнет собирать их в более крупные отряды, чем те, с которыми мы до сих пор сталкивались на открытой местности. Если мы не отыщем способа отделаться от них раз и навсегда, наши шансы добраться до Кирги живыми не слишком-то велики.
— Лорд Вэнион! — услышали они тревожный крик одного из рыцарей. — Идет еще один отряд!
— Где? — Вэнион быстро огляделся.
— С запада!
Вэнион вгляделся вслед удирающим тварям — и увидел. На пустошах было дваотряда солдат Клааля. Тот, с которым они столкнулись недавно, ковылял, пошатываясь, к холмам, видным на горизонте. Второй отряд двигался отхолмов без малейшего признака усталости, которая вывела из строя их соплеменников.
— Забавно, — пробормотал Телэн, чуткими пальцами исследуя замок на своей цепи.
— Ты говорил, что сможешь их отпереть, — хриплым шепотом упрекнул Келтэн.
— Келтэн, эти замкисмог бы отпереть и ты. В жизни не видывал худшего хлама.
— Просто открой их, Телэн, — шепотом напомнил Спархок. — Не устраивай нам лекций. Мы еще должны выбраться из загона.
Они смешались с прочими дровосеками и на закате благополучно прошли в ворота Кирги. Затем они пошли за рабами на площадь неподалеку от ворот, разгрузили тележку там, где грудами был сложен хворост, и приставили ее к стене из грубо отесанного камня — там уже стояли другие тележки. Потом они, как покорный скот, вошли в большой загон для рабов и позволили надсмотрщикам-кинезганцам приковать их цепями к ржавым железным кольцам, торчавшим в дальней стене загона.
Их накормили жидкой водянистой похлебкой, и они устроились ожидать прихода ночи на охапках гнилой соломы, набросанной у стены. Ксанетии с ними не было. Невидимая и безмолвная, она бродила по улицам в окрестностях загона.
— Не дергай ногой, Келтэн, — прошипел Телэн. — Я не смогу снять цепь, если будешь вот так трепыхаться.
— Извини.
Мальчик на мгновение сосредоточился — и замок щелкнул, открываясь. Телэн пополз по шуршащей соломе к остальным.
— Не заходи слишком далеко, — прошелестел в темноте шепот Миртаи.
— Извини. Я искал лодыжку.
— Она на другом конце ноги.
— Да, я это уже понял. Здесь очень темно, атана. Я не вижу, что делаю.
— Эй, вы чем там занимаетесь? — ноющий раболепный голос исходил из соломы неподалеку от Келтэна.
— Не твое дело! — огрызнулся Келтэн. — Спи себе!
— Я хочу знать, что вы делаете. Если не скажете, позову надсмотрщиков.
— Лучше заткни ему глотку, Келтэн, — прошептала Миртаи. — Это доносчик.
— Я с ним разберусь, — угрюмо пообещал Келтэн и пополз в темноту по шуршащей соломе.
— Ты что это, а? — вопросил раб с ноющим голосом. — Как это ты… — голос захлебнулся, что-то заметалось в соломе, захрипело и заклокотало.
— Что здесь происходит? — окликнул хриплый голос с той стороны, где были казармы надсмотрщиков. Дверь казарм распахнулась, и из нее во двор лег прямоугольник света.
Ответом было молчание да едва слышный судорожный шорох в соломе. Келтэн, тяжело дыша, вернулся на свое место, торопливо обмотал лодыжку цепью и присыпал ее соломой.
Они напряженно ждали продолжения, но кинезганец явно решил не выяснять, в чем дело. Он вернулся в казармы, со стуком захлопнув за собой дверь и снова погрузив двор в полную темноту.
— Такое часто случается — я имею в виду, среди рабов? — шепотом спросил Бевьер у Миртаи, покуда Телэн возился с его цепью.
— Постоянно, — прошептала она в ответ. — Рабы не знают, что такое лояльность. Один раб продаст другого за лишний ломоть хлеба.
— Как печально.
— Рабство? Я могла бы подыскать слово и погрубее.
— Пошли, — шепотом бросил им Спархок.
— Как мы найдем Ксанетию? — прошептал Келтэн, когда они пробирались по загону к выходу.
— Никак. Она сама нас найдет.
Телэну хватило одной секунды, чтобы отпереть замок на двери, и они выскользнули на темную улицу. По улице они пробрались до большой площади, где был грудами сложен хворост, и остановились, прежде чем выйти на открытое место.
— Оглядись, Телэн, — шепотом предложил Спархок.
— Ладно. — И юный вор растаял в темноте. Остальные напряженно ждали.
— Все чисто, — услышали они через несколько минут шепот Телэна. — Тележки здесь.
Они пошли туда, откуда доносился шепот, и скоро наткнулись на тележки, рядком выстроенные вдоль стены.
— Ты не видел стражников? — спросил Келтэн.
— Кто же будет всю ночь охранять хворост? — Телэн плюхнулся на живот и подполз под тележку. Едва слышно затрещали ветки, из которых была сплетена сооруженная им корзина.
— Держи, — шепнул Телэн, и в голень Спархока ткнулось острие меча.
Спархок взял меч, передал его Келтэну и наклонился.
— Передавай их рукоятью вперед, — шепотом велел он. — Не тыкай меня острием.
— Извини. — Телэн продолжал передавать оружие, за ним последовали туники и кольчуги. Вооружившись, все они почувствовали себя лучше.
— Анакха! — прошелестел невесомый шепот.
— Это ты, Ксанетия? — Спархок едва успел задать вопрос, как сообразил, насколько глупо он прозвучит.
— Воистину я, — был ответ. — Молю вас, уйдемте отсюда. Шепотом свойственно говорить тем, кто действует украдкой, и в ночи он разносится куда как далеко. Уйдем же подале, покуда те, кто охраняет сей спящий город, не явились сюда в поисках источника неосторожных наших перешептываний.
— Нам придется немного подождать, — сказал Халэд. — Афраэль должна вдуть в пещеру воздух.
— Ты уверен, что это сработает? — с сомнением спросил Берит.
— Не очень, но попробовать стоит, как ты думаешь?
— Ты ведь даже не знаешь наверняка, есть ли сейчас в пещере солдаты Клааля.
— Даже если и нет, это неважно. Так или иначе, они не смогут больше прятаться в этой пещере. — Халэд принялся тщательно наматывать на арбалетный болт пропитанную маслом тряпку. Затем, согнувшись, чтобы своим телом скрыть искры, он начал щелкать огнивом. Когда трут затлел, Халэд поджег огарок свечи, задул трут и бережно поставил свечу за крупным камнем.
— Афраэль, кажется, это все не слишком нравится, — заметил Берит, когда налетел зябкий ветер.
— Мне тоже не слишком понравилось то, что случилось с лордом Абриэлем, — мрачно ответил Халэд. — Я очень уважал старика, а эти твари с желтой кровью разорвали его в клочья.
— Так ты делаешь это из мести?
— Нет. Не совсем. Это просто самый удобный способ от них избавиться. Попроси Афраэль дать мне знать, когда в пещере будет достаточно воздуха.
— Сколько времени это займет?
— Понятия не имею. Все углекопы, которые видели, как это происходит, расстались с жизнью. — Халэд поскреб бородку. — Берит, я не знаю наверняка, что именно там произойдет. Когда поджигают болотный газ, он просто вспыхивает и выгорает. Рудничный газ действует более эффектно.
— А зачем тебе понадобилось, чтобы в пещере был воздух? — спросил Берит. Халэд пожал плечами.
— Огонь — живое существо. Ему тоже нужно дышать.
— Это же все догадки, верно? Ты понятия не имеешь, сработает ли вообще твоя идея, — а если сработает, то как именно.
Халэд одарил его напряженной ухмылкой:
— У меня есть хорошая теория.
— А по-моему, ты спятил. Своим дурацким опытом ты запросто можешь поджечь всю пустыню.
— Ну, этого скорее всего не случится.
— Скорее всего?
— Очень вряд ли. Ну вот, теперь я могу различить вход в пещеру. Почему бы не попробовать?
— Что, если ты промахнешься? Халэд пожал плечами.
— Выстрелю еще раз.
— Я не это хотел сказать. Я… — Берит осекся, напряженно вслушиваясь. — Афраэль говорит, что все готово. Можешь стрелять.
Халэд поднес острие болта к свече, медленно поворачивая его, чтобы промасленная тряпка занялась как следует. Затем он зарядил горящий болт, положил арбалет на камень и тщательно прицелился.
— Ну начали, — пробормотал он, нажимая на спусковой крючок.
Арбалет кратко прозвенел, и горящий болт, прорезав темноту, исчез в узком отверстии пещеры.
И — ничего.
— Вот она, твоя теория, — сардонически хмыкнул Берит.
Халэд выругался, ударив кулаком по каменистой земле.
— Это должнобыло сработать, Берит! Я сделал все, как…
Оглушительный грохот оборвал его слова, и огненный шар в несколько сот футов в поперечнике взмыл к небесам над кратером, в который превратилась гора. Не задумываясь, Халэд навалился на голову Берита, прикрывая ладонями собственный затылок.
По счастью, на них обрушились в основном мелкие камешки. Те, что покрупнее, отлетели дальше в пустыню.
Каменный град сыпал несколько минут, и молодые люди, оглушенные и избитые камнями, сжимались, терпеливо перенося разрушительные результаты Халэдова опыта.
Постепенно камнепад ослабел и наконец прекратился.
— Болван! — закричал Берит. — Ты же мог убить нас обоих.
— Я, должно быть, немного ошибся в расчетах, — признался Халэд, вытряхивая из волос пыль. — Надо будет еще поработать над этим, прежде чем попробуем снова.
— Снова?Ты хоть соображаешь, о чем говоришь?!
— У меня все получилось, Берит, — самым рассудительным своим тоном отозвался Халэд. — Все, что мне требуется, — рассчитать поточнее. Во всяком опыте случаются мелкие неточности. — Он встал, постукивая по виску тыльной стороной ладони, чтобы избавиться от звона в ушах. — В следующий раз все пройдет как надо. А теперь попроси-ка Афраэль перенести нас назад в лагерь. За нами, скорее всего, следят, так что не стоит вызывать излишних подозрений.
«Мы внутри города, Афраэль», — беззвучно сообщил Спархок, выпустив заклинание.
«Как вам это удалось?» — в ее мысленном голосе прозвучало изумление.
«Это долгая история. Сообщи Халэду, что я отметил вход в долину. Он знает, что нужно искать».
«Вы узнали, где они держат маму?»
«Относительно».
Наступило долгое молчание.
«Я лучше присоединюсь к вам», — решила она.
«Как ты найдешь нас?»
«Использую тебя как маяк. Просто продолжай говорить со мной».
«Мне кажется, это неразумно. Мы в самом логове Киргона. Разве он не учует тебя?»
«С вами ведь Ксанетия, верно?»
«Ну да».
«Тогда Киргон ничего не учует. Именно поэтому я и отправила ее с вами. — Она вновь помолчала. — Кто придумал, как проникнуть в город?»
«Телэн».
«Вот видишь! А ты еще пытался спорить, надо ли брать его с собой. Когда ты научишься доверять мне, отец? Продолжай говорить. Я почти нащупала вас. Расскажи, как Телэну удалось провести вас в Киргу».
Спархок начал описывать хитрость, к которой они прибегнули.
— Ладно, — услышал он за спиной голос Афраэли, — этого довольно. В общих чертах мне все ясно. — Спархок обернулся и увидел Богиню-Дитя на руках Ксанетии. Девочка огляделась. — Я вижу, киргаи еще не научились разводить огонь. Здесь темнее, чем в старом сапоге. Собственно говоря, где мы сейчас?
— Во внешнем городе, Божественная, — негромко пояснил Бевьер. — Полагаю, ты бы назвала это торговыми кварталами. Здесь расположены загоны с рабами и различные склады. Их охраняют кинезганцы, и они не особенно бдительны.
— Отлично. Давайте уйдем с улицы. Телэн ощупью двинулся вдоль похожего на амбар склада.
— Вот и дверь, — прошептал он наконец.
— Разве она не заперта? — спросил Келтэн.
— Теперь уже нет.
Они присоединились к Телэну и вместе вошли внутрь.
— Ты не против, дорогая? — обратилась Афраэль к Ксанетии. — Здесь темно — хоть глаз выколи.
Лицо Ксанетии начало светиться, и мягкое сияние чуть высветило внутренность склада.
— Что здесь держат? — спросил Келтэн, озираясь в полумраке. — Может быть, провизию? — В голосе его была надежда. — Эти помои, которыми нас накормили в загоне для рабов, были не очень-то сытные.
— Не думаю, что это продовольственный склад, — отозвался Телэн. — Там пахнет совсем по-другому.
— Займешься исследованиями в другой раз, — сухо сказала Афраэль. — Сейчас у нас другие проблемы.
— Как идут дела у остальных? — спросил Спархок.
— Бергстен взял Кинестру, — ответила она, — и теперь движется на юг с рыцарями церкви. Улаф и Тиниен привели троллей в Джубай, и тролли сожрали почти половину кинезганской кавалерии. Бетуана и Энгесса движутся на юго-запад с атанами. Вэнион и Сефрения в пустыне, поддерживают иллюзию, что ты с ними. Кринг и Тикуме позволяют гонять себя по всей пустыне к западу от Сарны киргаям, кинезганской коннице и Клаалевым переросткам — хотя, сдается мне, эти твари недолго еще будут беспокоить нас. Халэд обнаружил способ отделаться от них.
— Халэд? Один, безо всякой помощи? — спросил изумленный Телэн.
— Клааль перехитрил самого себя. Он отыскал пещеры, в которых могут дышать его солдаты. Они прятались в этих пещерах и выходили наружу, чтобы напасть на нас. Халэд придумал, как можно поджечь эти пещеры. Результат довольно шумный.
— Вот видите, какой у меня брат! — с гордостью воскликнул Телэн.
— О да, — критически согласилась Богиня-Дитя, — не успеешь отвернуться, как он уже придумывает новые ужасы. Стрейджену и Кааладору удалось убедить этого дакита из Бересы, что мы готовим высадку на южном побережье и… — Она оборвала себя. — Ты же все это уже знаешь, Спархок. И зачем только я трачу время попусту?
— Стало быть, все идет согласно нашим планам? — спросил он. — Никаких отступлений? Никаких неожиданностей?
— Для нас — нет, зато у Киргона дела обстоят отнюдь не так весело. Дэльфы почти полностью разогнали армию Скарпы, так что опасности Материону уже практически не существует. Я привлекла к нашему общему делу кое-кого из моего семейства. Они сжимают время и расстояние. Как только Элана будет в безопасности, я подам знак, и все наши армии разом постучатся в ворота Кирги.
— Ты сообщила остальным об изобретении Халэда? — спросил Телэн.
— Об этом позаботится мой кузен Сетрас. Он бывает немного рассеянным, но я заставила его повторить все дословно несколько раз и надеюсь, что он не слишком много напутает. Словом, все готово. Остальные ждут только знака, чтобы двинуться на Киргу, так что перейдем к делу. У кого-нибудь из вас была возможность хотя бы осмотреться здесь?
— Я, Божественная Афраэль, до некоторой степени исследовала внешний город, — отозвалась Ксанетия. — Анакха полагал, что было бы неразумно, дабы я разделяла их пребывание в рабском загоне.
Богиня-Дитя протянула Телэну большой кусок жесткого хрустящего пергамента и карандаш.
— Давай, — сказала она, — отрабатывай свое пропитание.
— Где ты все это взяла? — с любопытством осведомился он.
— Из кармана.
— У тебя же нет карманов, Флейта. Девочка одарила его привычным страдальческим взглядом.
— А, — сказал Телэн, — я почему-то все время об этом забываю. Ладно, анара, опиши город, а я набросаю его план.
Набросок, возникающий на пергаменте, получался довольно подробным — пока.
— Я не сумела проникнуть за стену, что окружает внутренний город, — виновато проговорила Ксанетия. — Врата ее постоянно заперты, ибо киргаи высокомерно сторонятся и своих пособников-кинезганцев, и рабов, чей тяжкий труд поддерживает их существование.
— Этого, пожалуй, пока достаточно, — заметила Флейта, с поджатыми губами разглядывая чертеж Телэна. — Ну что ж, Бевьер, ты у нас знаток крепостей и укреплений. Где здесь слабое место?
Сириникиец несколько минут пристально разглядывал набросок.
— Ты видела какие-нибудь колодцы, анара? — спросил он.
— Нет, сэр рыцарь.
— Бевьер, у них же за воротами целое озеро, — напомнил Келтэн.
— От озера мало проку, если город окажется в осаде, — ответил Бевьер. — Должен быть еще какой-то источник воды внутри стен — либо колодец, либо резервуар. Когда у защитников крепости не хватает воды, осада заканчивается довольно быстро, и не в пользу осажденных.
— Почему ты думаешь, что этот город строили в расчете на осады? — спросила Миртаи. — Считалось, что никто не должен его найти.
— Атана, эти стены чересчур высоки и толсты, чтобы быть просто архитектурным украшением. Кирга — укрепленный город, а значит, ее строили, имея в виду осады. Киргаи не слишком-то смышленый народ, но надо быть совсем уж безмозглым тупицей, чтобы выстроить крепость без источника воды внутри. Это все, что я могу придумать, Божественная Афраэль. Найди, откуда они берут воду, и во внешнем городе, и во внутреннем. Здесь должно быть их слабое место. Если нет, нам придется прорывать ход под внутренней стеной или перебираться через нее верхом.
— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — сказала Афраэль. — Мы во вражеском городе, и чем дольше мы будем мешкать здесь, тем больше шансов, что нас обнаружат. Если только это будет возможно, Элану и Алиэн нужно освободить этой же ночью. Я дам знать остальным, чтобы начинали продвижение. Сегодня ночью никто глаз не сомкнет, но тут уж ничего не поделаешь. Ну что ж, Ксанетия, пойдем на поиски воды. Вы все ждите нас здесь. Нам вовсе не улыбается, вернувшись, разыскивать вас по всему городу.
— Ты спятил, Гардас? — гневно вопросил Бергстен у альсионского рыцаря в массивных доспехах. Талесийский патриарх упорно не желал смотреть на юношу с приятным лицом, стоявшего рядом с рыцарем. — Я не должен даже признавать, что он существует, не то что разговаривать с ним!
— Афраэль предупреждала меня, Бергстен, что ты заведешь этот скучный разговор, — заметил юноша, которого сэр Гардас провел в шатер патриарха. — Станет ли тебе легче, если я у тебя на глазах сотворю какое-нибудь чудо?
— Господи! — содрогнулся Бергстен. — Только не это! Мне и так уже несдобровать!
— У Долманта, когда я навещал его, тоже были трудности, — отметил кузен Афраэли. — У вас, служителей эленийского Бога, бывают какие-то странные идеи. Егоне беспокоит то, что мы существуем, так почему же это должно беспокоить вас? Как бы то ни было, пока весь этот кризис не разрешится, всем нам придется отступать от правил. Мы даже привлекли на свою сторону Эдемуса и бога атанов — хотя они оба уже много тысячелетий не разговаривают с нами. Афраэль хочет, чтобы я рассказал тебе что-то о солдатах, которых привел сюда Клааль. Некто по имени Халэд придумал, как их уничтожить.
— Расскажи об этом Гардасу, — предложил Бергстен. — Он перескажет все мне, и я не попаду в беду.
— Извини, Бергстен, но Афраэль настаивала, чтобы я рассказал об этом именно тебе. Представь, что я тебе снюсь или что-то в этом роде. — На лице Сетраса появилось слегка озадаченное выражение, а в больших блестящих глазах — пугающее непонимание.
— Я мало что смыслю в этом, — сознался он. — Афраэль гораздо умнее меня, но мы любим друг друга, так что она не слишком часто тычет мне в лицо моей тупостью. Она ужасно вежливая. Она мила даже с вашимБогом, а уж он временами бывает так зануден… о чем это я?
— Э-э, — мягко подсказал сэр Гардас, — ты хотел рассказать его светлости о солдатах Клааля, Божественный Сетрас.
— Правда? — в больших глазах отразилась полная пустота. — Ах да, верно. Ты не должен позволять мне так много болтать, Гардас. Ты же знаешь, как я легко отвлекаюсь.
— Да, Божественный Сетрас, мне уже доводилось это замечать.
— Как бы там ни было, — продолжал Сетрас, — этот Халэд… ужасно умный молодой человек, я полагаю… сообразил, что есть какое-то сходство между той кошмарной дрянью, которой дышат солдаты Клааля, и чем-то, что он называет «рудничный газ». Бергстен, ты имеешь хоть малейшее понятие, что это такое? — Сетрас заколебался. — Может, я должен обращаться к тебе, как Гардас — «ваша светлость»? На мой взгляд, ты ни чуточки не светишься.
— Это формальное обращение, Божественный, — пояснил сэр Гардас.
— Вот как? Ну, мы можем и отбросить формальности, верно, Бергстен? Мы ведь уже почти что старые друзья.
Патриарх Эмсата сглотнул с немалым трудом и вздохнул.
— Да, Божественный Сетрас, — сказал он, — полагаю, что это так. Может быть, ты все-таки расскажешь мне, что именно придумал оруженосец Спархока?
— Разумеется. Да, кстати, вот еще что. К утру мы должны быть у ворот Кирги.
— Пожалуйста, атана Лиатрис, — терпеливо проговорила баронесса Мелидира, обращаясь к атане — супруге Сарабиана, — пойми: мы хотим,чтобы они совершили это покушение.
— Это слишком опасно, — упрямо сказала Лиатрис. — Если я опережу их и убью Шаколу и Тореллию, остальные разбегутся, и с заговором будет покончено.
— А мы никогда не узнаем, кто еще был в него замешан, — не менее терпеливо пояснил патриарх Эмбан, — и не сможем знать наверняка, не повторят ли они покушение.
Принцесса Даная сидела чуть поодаль от них с Мурр, свернувшейся на ее коленях. Ее зрение странным образом раздвоилось — одна картина налагалась на другую, и казалось, что ночные улицы Кирги пролегают прямо за спинами собравшихся в гостиной.
— Я тронут тем, что ты так тревожишься за меня, — говорил Сарабиан, — но я и сам не так беспомощен, как кажусь. — Он театрально взмахнул шпагой.
— А поблизости мы поставим стражу, — добавил министр иностранных дел Оскайн. — Шакола и Тореллия наверняка получают помощь от кого-то из правительства — скорее всего, от тех, кто уцелел после разгрома мятежа.
— Я вырву из них эти имена, прежде чем их прикончу! — объявила Лиатрис.
Сарабиан заморгал при слове «вырву».
— Мы уже близко, Божественная Афраэль. — Голос Ксанетии казался одновременно немыслимо далеким и очень близким. — Мнится мне, что я чую воду. — Узкая темная улица, которой они шли, выводила на площадь длиной не меньше, чем в сотню футов.
— Лучше схватим их всех, Лиатрис, — уговаривала Элисун свою сестру-императрицу. — Возможно, ты и сумеешь вырвать у Шаколы и Тореллии пару-тройку имен, но, если мы застигнем убийц при попытке покушения, мы сумеем очистить всю имперскую резиденцию. В противном случае нашему мужу придется прожить остаток дней с обнаженной шпагой в руке.
— Чу! — прошептала Ксанетия в другом, далеком городе. — Воистину я слышу шум текущей воды.
Даная изо всех сил постаралась сосредоточиться. Так трудно было существовать раздельно…
— Мне очень не хочется так поступать, Лиатрис, — с сожалением сказал Сарабиан, — но я запрещаю тебе убивать Шаколу и Тореллию. Мы разберемся с ними после того, как их наемники попытаются убить меня.
— Как прикажет мой супруг, — автоматически ответила Лиатрис.
— Что мне на самом деле нужно от тебя — чтобы ты защитила Элисун и Гахенас, — продолжал он. — Гахенас, вероятно, грозит сейчас наибольшая опасность. Элисун пока еще нужна заговорщикам, но Гахенас известно больше, чем им бы хотелось. Уверен, что они попытаются убить и ее, так что лучше сегодня ночью вывести ее из Женского дворца.
— Сие под улицей, Божественная, — сказала Ксанетия. — Мнится мне, что поток воды протекает под самыми нашими ногами.
— Верно, — согласилась Богиня-Дитя. — Давай проследим его до источника. Должна же быть какая-то возможность проникнуть в этот поток во внешнем городе.
— Как ты оказалась втянутой в это дело, Элисун? — спрашивала между тем Лиатрис. Элисун пожала плечами.
— У меня больше свободы передвижений, чем у всех вас, — ответила она. — Шакола нуждалась в доверенном лице, которое выносило бы ее послания из Женского дворца. Я сделала вид, что мне понравился ее план. Шаколу не так-то трудно было обмануть — она же, в конце концов, кинезганка.
— Это здесь, Божественная, — прошептала Ксанетия, положив ладонь на железную плиту посередине булыжной мостовой. — Ток воды можно ощутить, даже лишь касаясь сей плиты.
— Верю тебе на слово, анара, — отозвалась Афраэль, содрогаясь при одной мысли о том, чтобы прикоснуться к железу. — Как ее открывают?
— Кольца сии наводят на мысль, что плита может быть поднята.
— Тогда вернемся и приведем сюда весь отряд. Думаю, что это и есть то самое слабое место, которое хотел отыскать Бевьер.
Даная зевнула. Все как будто шло по плану, а потому она свернулась в кресле, обняла Мурр и тотчас уснула.
— А ты не можешь просто… — Телэн красноречиво повертел в воздухе пальцами.
— Это железо, Телэн, — преувеличенно-терпеливо сказала Флейта.
— Ну и что? Какое это имеет значение? Она содрогнулась.
— Я не выношу прикосновения железа. Бевьер пристально взглянул на нее.
— Беллиом страдает тем же недомоганием, — заметил он.
— Ну да. И что?
— Это предполагает некоторое родство между вами.
— Бевьер, твое умение постигать очевидные вещи прямо-таки потрясающе.
— Веди себя прилично, — одернул ее Спархок.
— Что такого неприятного в железе? — спросил Телэн. — Оно холодное, твердое, ковкое и ржавеет.
— Превосходное научное описание. Тебе известно, что такое магнетизм?
— Кусок железа, который прилипает к другому куску железа, правильно? Помнится, Платим как-то толковал что-то о магнетизме.
— И ты как раз слушал? Поразительно!
— Так вот почему Беллиому пришлось сгуститься в сапфир! — воскликнул Бевьер. — Все дело в магнитных свойствах железа. Беллиом не переносит его — и ты тоже.
— Пожалуйста, Бевьер, — слабо попросила Афраэль, — у меня от одной мысли об этом мурашки по коже. Мы ведь сейчас говорим не о железе, а о воде. Под улицами внешнего города течет поток воды, быть может подземная река. Течет он ко стенам внутреннего города. Посередине улицы неподалеку отсюда в мостовой есть большая железная плита, и слышно, как под ней бежит вода. Вода течет по некоему туннелю, а этот туннель ведет во внутренний город — во всяком случае, я на это надеюсь. Я выясню это наверняка, как только вы, господа, поднимете для меня эту железную плиту.
— Вы не видели на улицах патрулей? — спросил Келтэн.
— Нет, сэр рыцарь, — ответила Ксанетия. — Столетия и привычка, очевидно, ослабили бдительность кинезганцем, кои отвечают за безопасность внешнего города.
— Мечта взломщика, — пробормотал Телэн. — В этом городе я мог бы сказочно обогатиться.
— И что бы ты воровал? — осведомилась Афраэль. — Киргаи не признают ни золота, ни серебра.
— Какие же у них деньги?
— Никаких. Им не нужны деньги. Кинезганцы снабжают их всем необходимым, а потому мысль о деньгах даже не приходит им в голову.
— Это же чудовищно!
— Мы побеседуем об экономике Кирги в другой раз. Сейчас мне не терпится исследовать их водные запасы.
— Глупец! — в ярости кричала королева Бетуана на своего полководца.
— Мы должны были это выяснить, Бетуана-королева, — объяснял он. — А я не пошлю другого туда, куда не пойду сам.
— Я на тебя весьма и весьма сердита, Энгесса-атан! — от ритуального траура Бетуаны не осталось и следа. — Неужели прошлая встреча с тварями Клааля ничему тебя не научила? Они могли затаиться у самого входа в пещеру, и ты оказался бы с ними один на один.
— Такое предположение противоречит здравому смыслу, — упрямо ответил он. — Гонец Афраэли сказал нам, что твари Клааля укрываются в пещерах, чтобы дышать другим воздухом. Воздух у входа в пещеру такой же, как и снаружи. Впрочем, это неважно. Дело сделано, и ничего страшного не случилось.
Бетуана с видимым усилием подавила свою ярость.
— И что же ты доказал своей дурацкой и рискованной выходкой, Энгесса-атан?
— Твари Клааля запечатали пещеру, Бетуана-королева, — ответил он. — Примерно в ста шагах от входа высится железная стена. Разумно будет предположить, что ее можно каким-то образом открыть. Твари Клааля отступают за стену, закрывают ее за собой и могут вволю дышать. Затем они выходят из пещеры и вновь атакуют нас.
— И эти сведения стоят твоей жизни?
— Мы должны были узнать это, моя королева. Тактика, придуманная Крингом-доми, помогает избежать стычек с тварями Клааля, но мне не по душе это постоянное бегство.
Глаза Бетуаны отвердели.
— Мне тоже, — призналась она. — Я позорю память своего супруга всякий раз, когда обращаюсь в бегство от этих тварей.
— Родич Афраэли сказал нам, что Халэд-оруженосец обнаружил, что воздух, которым дышат твари Клааля, горит, смешиваясь с нашимвоздухом.
— Я никогда не видела, чтобы воздух горел.
— Я тоже. Если ловушка, которую я расставил на тварей Клааля, сработает, мы оба увидим это.
— Какая ловушка, Энгесса-атан?
— Фонарь, моя королева, хорошо спрятанный фонарь.
— Фонарь? И все?
— Если Халэд-оруженосец прав, этого должно хватить. Я прикрыл фонарь, чтобы твари Клааля не увидели света, когда вновь откроют железную стену. Их воздух невидимо смешается с нашим, и смесь отыщет свой путь к свече, горящей в моем фонаре. Тогда мы и узнаем, прав ли Халэд-оруженосец.
— Значит, мы должны подождать, пока они не откроют стену. Я не оставлю их за спиной, пока не смогу убедиться, что горящий воздух наверняка убьет их. Как говорит Улаф-рыцарь, только дурак оставляет позади живых врагов.
Они укрылись за выступом скалы и ждали, не сводя глаз со входа в пещеру, едва различимого в свете звезд.
— Может пройти немало времени, прежде чем они откроют эту стену, моя королева, — заметил Энгесса.
— Энгесса-атан, — твердо сказала Бетуана, — я давно уже думаю, что это формальное обращение неуместно. Мы воины и товарищи по оружию. Прошу тебя, обращайся ко мне именно так.
— Как пожелаешь, Бетуана-атана.
И они продолжали терпеливо ждать, наблюдая за огромным силуэтом пика и темным провалом пещеры. И вдруг оглушительный грохот, словно раскатившийся под землей гром, сотряс тишину, почва под ногами содрогнулась, и гигантский клуб бурлящего огня вырвался из пещеры, мгновенно пожрав росшие поблизости кусты терновника. Огонь изрыгался из пещеры, казалось, целую вечность, но, в конце концов, постепенно ослабел и угас.
Энгесса и его королева, потрясенные этим зрелищем, могли лишь безмолвно смотреть и дивиться. Наконец Бетуана поднялась.
— Теперь я увидела, как горит воздух, — хладнокровно проговорила она. — Думаю, чтобы увидеть это, стоило подождать. — И она улыбнулась своему товарищу, все еще потрясенному увиденным. — Ты ставишь хорошие ловушки, Энгесса-атан, но сейчас мы должны как можно скорее присоединиться к троллям. Улаф-рыцарь говорит, что к утру мы должны достичь Кирги.
— Как прикажешь, Бетуана-атана, — отозвался он.
— Когда я скажу: «Взяли!», поднимайте крышку, — наставлял Спархок, обхватив пальцами железное кольцо, — и смотрите, чтобы она не звякнула, когда мы положим ее на мостовую. Ну ладно — взяли!
Келтэн, Бевьер, Миртаи и Спархок разом медленно выпрямились, с усилием подымая покрытую ржавчиной плиту с истертой временем мостовой.
— Осторожнее, — сказал Телэн Миртаи, — не свались туда.
— Хочешь сделать это сам? — осведомилась она.
Все четверо слегка развернулись и переместили тяжеленную плиту вбок, частично открыв большую квадратную дыру.
— Теперь кладем, — сквозь зубы проговорил Спархок и добавил: — Медленно.
Они осторожно опустили крышку на мостовую.
— Легче приподнять дом, — отдуваясь, пропыхтел Келтэн.
— Отвернитесь, — приказала Флейта.
— А это обязательно делать? — спросил Телэн. — Это то же самое, что летать?
— Просто отвернись, Телэн.
— Не забудь об одежде, — напомнил Спархок.
— Одежда будет мне только помехой. Не нравится — не смотри. — Голос ее уже стал звучнее.
Бевьер с силой зажмурился, и его губы шевелились. Он явно молился — и весьма усердно.
— Я скоро вернусь, — пообещала богиня. — Никуда не уходите.
Они ждали, казалось, целую вечность, пока наконец не услышали внизу слабый плеск, сопровождавшийся сдавленным хохотом.
Телэн опустился на колени на краю квадратного отверстия.
— С тобой все в порядке? — прошептал он.
— В полном.
— А что тебя так рассмешило?
— Киргаи. Вы и не представляете, до чего они тупы?
— Что они сотворили на этот раз?
— Вода течет из большого артезианского источника возле внешней стены. Киргаи устроили вокруг него что-то вроде резервуара. Потом они проделали туннель, по которому вода идет к большому озеру под горой, на которой выстроен город.
— И что в этом смешного?
— Пока ничего. Они, кажется, сообразили то же, что и Бевьер: что водные ресурсы — их слабое место. Там, где начинается туннель, они со всем тщанием установили каменную решетку. Из резервуара в туннель проникнуть невозможно.
— Не понимаю, что здесь смешного.
— Я как раз к этому перехожу. Эта шахта, что ведет к туннелю, была пробита позже — видимо, для того, чтобы можно было спускаться в туннель и чистить его.
— Что ж, неплохая идея. Это же, в конце концов, питьевая вода.
— Да, но, когда они прорыли шахту, они забыли кое о чем. Выход из туннеля — тот, за внутренней стеной, — совершенно открыт. Ни решеток, ни цепей — ничего.
— Ты шутишь!
— Шоб у меня язык отсох, ежели я вру.
— Это будет легче, чем я думал, — проговорил Келтэн. Он перегнулся над краем и заглянул в темноту.
— Течение очень быстрое? — спросил он шепотом.
— Очень, — ответила Афраэль, — но это даже к лучшему. Тебя пронесет там так быстро, что не придется долго задерживать дыхание.
— Что задерживать? — сдавленно переспросил Келтэн.
— Дыхание. Вам придется плыть под водой.
— Только не мне, — отрезал он.
— Но ты же умеешь плавать?
— Я могу плыть хоть в полных доспехах, если понадобится.
— Тогда в чем дело?
— Я не могуплавать под водой. Я ударяюсь в панику.
— Он прав, Афраэль, — шепотом вставил Спархок. — Едва голова Келтэна погружается под воду, он начинает кричать.
— Но ведь этого нельзя делать. Так можно утонуть.
— Совершенно верно. Мне приходилось становиться ему на грудь, чтобы выдавить воду. Так случалось часто, когда мы были детьми.
— Охо-хо, — проговорила она. — На это я не рассчитывала.
Было почти полнолуние, и еще прежде, чем появилась сама луна, небо на востоке было окрашено ее бледным сиянием, слабым подобием зари. Ночное светило взошло медленно, зловеще всплывая над обжигающей белизной соляных равнин.
— Боже милосердный! — воскликнул Берит, уставясь на окружающий их ужас. То, что в слабом свете звезд казалось округлыми белыми камнями, было выбеленными черепами, которые покоились в грудах костей, с немым укором обращая пустые глазницы к небесам.
— Похоже, мы пришли туда, куда нужно, — заметил Халэд. — В записке, которую оставил Спархок, говорилось о «Долине Костей».
— Она тянется бесконечно! — выдохнул Берит, глядя на запад.
— Будем надеяться, что нет. Нам придется пересечь ее. — Халэд остановился, напряженно всматриваясь. — Вот оно, — сказал он, указывая на сверкающую точку посреди низкого горного кряжа, темневшего далеко за чудовищной равниной.
— Что — «оно»?
— Наш ориентир. Спархок назвал его Столпами Киргона. Что-то там отражает лунный свет. Мы должны ехать к этой точке.
— Кто это там? — спросил Берит, указывая на фигуру, шагавшую к ним по усыпанной костями равнине. Халэд шевельнул мечом в ножнах.
— Не иначе как очередное послание от Крегера, — пробормотал он. — Пора нам быть поосторожнее, мой лорд. Думаю, мы очень близко к тому месту, где перестанем быть им полезными.
Неизвестный, приближавшийся к ним, шел небрежным шагом, точно прогуливаясь, и, когда он подошел ближе, они смогли различить черты его лица.
— Берегись, Халэд! — прошипел Берит. — Это не человек!
Халэд тоже это почувствовал. В этом чувстве не было ничего определенного — просто всепоглощающее ощущение присутствия, ауры, которой не мог обладать человек. Пришелец оказался юношей редкостной красоты, с кудрявыми волосами, классическими чертами и огромными, почти сияющими глазами.
— А, вот и вы, господа, — вежливо проговорил он на безупречном эленийском языке. — Я вас обыскался. — Он огляделся по сторонам. — Отвратительное местечко, верно? Примерно в таком месте и пристало жить киргаям. Киргон чудовищно испорчен. Он обожает уродство. Вы с ним когда-нибудь встречались? Жуткий тип. Никакого чувства красоты. — Он одарил молодых людей ослепительной, слегка рассеянной улыбкой. — Меня послала моя кузина Афраэль. Она бы и сама пришла, но она сейчас немного занята — ну да Афраэль всегда занята, верно? Она просто не в силах усидеть на месте. — Юноша нахмурился. — Она хотела, чтобы я вам кое-что сказал, — продолжал он, хмурясь все сильнее. — Что же это было? У меня в последнее время с памятью совсем неладно. — Он поднял руку. — Нет, не говорите. Я сам сейчас вспомню. Как бы то ни было, это ужасно важно, и мы должны торопиться. Я, пожалуй, припомню это по дороге. — Юноша вновь огляделся. — Вы случайно не знаете, господа, куда мы должны идти?
— Ничего не выйдет, Афраэль, — угрюмо сказал Келтэн. — Я уже однажды пробовал это, когда был мертвецки пьян, и произошло то же самое. Едва я чувствую, как вода смыкается над головой, я просто схожу с ума.
— Ну пожалуйста, Келтэн, — настаивала скудно одетая Богиня. — Ты просто расслабишься — вот и все. — Она почти силой сунула ему кружку.
Он недоверчиво принюхался.
— Пахнет приятно. Что это такое?
— Мы пьем это на вечеринках.
— Пиво богов? — У Келтэна заблестели глаза. — Ну-ну. — Он осторожно глотнул. — Ух ты! — восторженно воскликнул он. — Вот оно, настоящеепиво!
— Выпей все, — приказала Афраэль, пристально глядя на него.
— С радостью. — Келтэн залпом осушил кружку и вытер губы. — Отменная штука! Будь у меня рецепт, я бы… — Он осекся, и глаза его остекленели.
— Уложите его, — скомандовала Афраэль, — и побыстрее, покуда он не окостенел. Я не хочу, чтобы он превратился в крендель, когда я буду протаскивать его через туннель.
Телэн скорчился, обеими руками зажимая рот, чтобы не расхохотаться во все горло.
— Ну, а с тобойчто стряслось? — ядовито осведомилась богиня.
— Ничего, — едва выдавил он, — совсем ничего.
— Долгонько же мне придется с ним повозиться, — прошептала Афраэль Спархоку.
— А выйдет ли? — спросил он. — Я разумею, с Келтэном. Ты и вправду можешь протащить человека под водой так, чтобы он не захлебнулся?
— Я остановлю его дыхание. — Она оглянулась на остальных. — Мне совсем не нужно, чтобы вы пытались мне помогать, — предупредила она. — Сосредоточьтесь на том, чтобы самим проплыть через туннель. Мне не надо дышать, а вам надо, и я не хочу истратить добрый час на то, чтобы вылавливать вас из воды одного за другим. Ну, есть еще у кого-нибудь проблемы, о которых вы не удосужились мне сказать? Как раз самое время поговорить о них — прежде,чем мы все окажемся под водой? — Афраэль выразительно посмотрела на Бевьера. — Может быть, тыхочешь мне что-то сказать, сэр рыцарь? У тебя, кажется, какие-то трудности.
— Нет, Божественная, ничего особенного, — промямлил он. — Я справлюсь. Я плаваю как рыба. — Он изо всех сил старался не смотреть на нее.
— Что же тебя тогда беспокоит?
— Я бы не хотел об этом говорить.
— Мужчины! — вздохнула Афраэль и спустилась в шахту, которая вела к невидимому потоку, бежавшему под землей ко внутренней стене.
— Подайте мне Келтэна, — велела она, — и вперед.
— Я бы очень хотела что-нибудь предпринять, — прошептала Сефрения Вэниону, смотря вместе с ним из-за вершины каменистого холма на лагерь работорговцев.
— И я тоже, любовь моя, — отвечал Вэнион, — но, думается мне, нам лучше подождать. Если все пойдет так, как мы задумали, то мы уже будем ждать их, когда они доберутся до Кирги. — Он приподнялся чуть повыше. — По-моему, за тропой, которой они следуют, как раз лежат соляные равнины.
— Мы узнаем это наверняка, когда взойдет луна, — отозвалась она.
— Ты хоть что-нибудь услышала от Афраэли?
— Ничего осмысленного. Помехи слишком велики, когда она одновременно в двух местах. Кажется, события в Материоне идут к развязке, а она и Спархок плывут.
— Плывут? Сефрения, это же пустыня.
— Да, я тоже это заметила. Однако же они отыскали, где поплавать. — Сефрения помолчала. — Келтэн умеет плавать?
— С большим шумом и плеском, но на воде держится. Я бы не сказал, впрочем, что он делает это с большим изяществом. А что такое?
— У Афраэли с ним какие-то трудности, и связаны они с умением плавать. Давай-ка вернемся к остальным, дорогой. От одного вида этих работорговцев у меня кровь вскипает в жилах.
Они соскользнули вниз по усыпанному мелкими камешками склону холма и по дну неглубокого оврага вернулись к своему закованному в доспехи войску.
Сириникийский рыцарь сэр Лаунесс с робким и смущенным видом стоял рядом с массивным, курчавым и густобровый незнакомцем с широкими плечами и классическими чертами лица.
— Сефрения! — прогремел этот явно не простой смертный голосом, который, вероятно, был слышен в Талесии. — Приветствую тебя!
— Приветствую тебя, Божественный Ромалик, — ответила она с едва слышным усталым вздохом.
— Пожалуйста, дорогая, — пробормотал Вэнион, — попроси его умерить свой рев.
— Никто другой не может его услышать, — заверила его Сефрения. — Боги говорят громко — но лишь для избранного слуха.
— Сестра твоя велела мне передать тебе привет, — громогласно возвестил Ромалик.
— Благодарю тебя, Божественный.
— Долой благодарности и вежливые выкрутасы! — воскликнул огромный бог, запуская в бороду свои могучие пальцы. — Готова ли ты занять надлежащее тебе место и служить равно всем нам?
— Я недостойна сей чести, Божественный, — скромно ответила она. — Наверняка сыщутся многие куда достойней меня.
— О чем это он? — спросил Вэнион.
— Это продолжается уже довольно долго, дорогой, — пояснила она. — Я избегаю этой чести уже много столетий, но Ромалик, тем не менее, всегда заговаривает о ней.
Вэниона вдруг осенило.
— Сефрения! — выдохнул он. — Неужели они предлагают тебе стать высшей жрицей всей Тысячи?!
— Дело не во мне, Вэнион, а в Афраэли. Они думают, что смогут обойти ее, предлагая мне эту должность. Я не хочу ее, и они не хотят давать мне ее, но они опасаются Афраэли, а потому ищут способа умиротворить ее.
— Афраэль велит тебе поторопиться! — громовым голосом сообщил Ромалик. — Все мы должны до зари собраться у врат Кирги, ибо ночь сия станет решающей, ночь, когда Киргон — и, о да, даже Клааль — будет вызван на бой и, надеемся мы, побежден. В сей самый миг Анакха, призраку подобный, движется по улицам Града Потаенного к своей цели. Поспешим же! — Он возвысил голос и совсем уж оглушительно рявкнул: — На Киргу!
— Он всегда такой? — шепотом спросил Вэнион.
— Ромалик? — переспросила Сефрения. — О да. Он вполне соответствует понятию «сириникиец». Пойдем, дорогой. Двинемся к Кирге.
Высоко над головой мерцали тусклые огоньки, но сам колодец был погружен в непроглядную тьму, когда Спархок наконец вынырнул из воды и шумно выдохнул воздух, который задерживал в легких.
— Келтэн, — услышал он голос Афраэли, — проснись.
Ответом ей был испуганный вскрик — и громкий плеск воды.
— О, прекрати, — сказала богиня другу Спархока. — Все уже кончилось, и ты справился просто прекрасно. Ксанетия, дорогая, можно нам немножко света?
— Разумеется, Божественная, — отозвалась анара, и ее лицо начало источать сияние.
— Все здесь? — тихо спросила Афраэль оглядываясь. Когда сияние, исходившее от Ксанетии, стало ярче, Спархок увидел, что богиня погрузилась в воду самое большее по пояс и держит Келтэна за шиворот рубахи.
— Не желаешь помочь мне, Спархок? — спросил Бевьер.
— Само собой. — Спархок подплыл к сириникийцу, и вдвоем они взялись за тонкую веревку, которую Бевьер тащил за собой через туннель. На другом конце веревки были тщательно увязанные мечи и кольчуги.
— Погоди минутку, — сказал Бевьер, когда веревка вдруг натянулась. — Зацепилось за что-то. — Он сделал несколько глубоких вдохов, нырнул и поплыл под водой, перебирая руками веревку.
Спархок ждал, бессознательно задерживая дыхание. Затем веревка провисла, и он торопливо вытянул ее. Бевьер вынырнул из воды, шумно выдохнув воздух.
— Ты уверен, что ты наполовину не рыба? — спросил Спархок.
— У меня хорошие легкие, — ответил Бевьер. — Ты думаешь, нам стоит вытащить мечи?
— Посмотрим вначале, что скажет Афраэль, — сказал Спархок, озираясь. — Я пока не вижу, где здесь можно выбраться из воды.
— И что теперь? — спрашивал Телэн у богини. — Мы же плаваем на дне колодца. — Он поглядел на отвесные стены шахты, тянувшейся вверх. — Там наверху есть какие-то отверстия, но до них не добраться.
— Ты взяла это с собой, Миртаи? — спросила Афраэль.
Великанша кивнула.
— Одну минутку, — сказала она и, опустившись под воду, принялась стягивать с себя рубаху.
— Что это она делает? — осведомился Телэн, поглядывая сквозь прозрачную воду.
— Снимает с себя одежду, — ответила Афраэль, — и уж наверное обойдется без твоей помощи. Не глазей куда не следует.
— Но ты же все время бегаешь нагишом, — возразил он. — Тебе-то что, если мы увидим, как раздевается Миртаи?
— Это совсем другое дело, — надменно пояснила она. — А теперь делай как сказано.
Телэн завертелся в воде, покуда не оказался спиной к Миртаи.
— Я ее никогда не пойму, — проворчал он.
— Поймешь, Телэн, — загадочно посулила ему Афраэль, — только не сейчас. Через пару лет я тебе все объясню.
Миртаи вынырнула со свернутой веревкой, которую носила на плече под рубахой.
— Мне нужно на чем-то стоять, Афраэль, — сказала она, поднимая «кошку», которая была привязана к веревке. — Я не смогу метнуть это, барахтаясь в воде.
— Ладно, господа, — строго скомандовала Афраэль, — отвернулись.
Спархок невидимо усмехнулся в темноте. Телэн был прав. Афраэль почти не сознавала собственной наготы, но Миртаи — совсем другое дело. Он услышал плеск воды, стекавшей со стройного тела золотокожей великанши, которая поднималась вверх, чтобы встать, как он предполагал, на самой поверхности воды.
Затем он услышал свист — это Миртаи размахивалась, описывая «кошкой» все более широкие круги. На один волнующий миг свист оборвался, и они услышали высоко над головой звяканье железа, сопровождаемое скрежетом, — это острия «кошки» впивались в камень, ища опоры.
— Хороший бросок, — заметила Афраэль.
— Повезло, — отозвалась Миртаи. — Обычно приходится делать два-три броска.
Спархок почувствовал прикосновение ладони к плечу.
— Вот, держи, — сказала Миртаи, передавая ему веревку. — Сейчас я оденусь, а потом мы все поднимемся наверх и пойдем искать твою жену.
— Что это ты творишь, Бергстен?! — Патриарх Эмсата дернулся и, резко повернув голову, уставился на бога, который как ни в чем не бывало шагал рядом с ним. — Ты же знаешь, что должен торопиться, — упрекнул его Сетрас. — Афраэль хочет, чтобы к утру все были на месте.
— Мы наткнулись на солдат Клааля, Божественный, — пророкотал сэр Гельдэн. — Они вот в этой пещере. — Он указал на едва видное отверстие в склоне горы по ту сторону узкого оврага.
— Отчего же вы с ними не расправились? Я ведь рассказал вам, как это делается.
— Мы оставили в пещере фонарь, Сетрас-бог, — пояснила атана Марис, — но там дверь, и она закрыта.
— Так откройте ее,милая дама, — сказал Сетрас. — Нам обязательно нужно быть к утру под стенами Кирги. Афраэль будет очень сердиться на меня, если мы опоздаем.
— Мы бы с радостью открыли дверь, Божественный, если б знали, как это сделать, — сказал Бергстен, — но, опоздаем мы или нет, а я не уеду отсюда, оставив за спиной этих тварей, и, если это рассердит Афраэль, тем хуже для нее. — Красивый и глупый бог отчего-то раздражал Бергстена.
— И почему только я должен все делать сам? — вздохнул Сетрас. — Ждите здесь. Я все устрою, а потом мы двинемся дальше. Знаешь, мы ведь и так уже ужасно отстали от расписания. Нам придется вылезти вон из кожи, чтобы к утру быть на месте.
С этими словами он неспешно пересек каменистый овраг и вошел в пещеру.
— Этот юнец испытывает мое терпение, — пробормотал Бергстен. — Пытаться что-то объяснить ему — все равно, что толковать с кирпичом. Как можно быть таким… — Бергстен осекся, сообразив, что вот-вот переступит черту ереси.
— Он возвращается, — сказала атана Марис.
— Так я и думал, — с некоторым удовлетворением заметил Бергстен. — Видно, с этой дверью ему повезло не больше, чем нам.
Сетрас шел к ним прогулочным шагом, насвистывая какой-то стирикский мотивчик, когда вдруг вся гора в один миг исчезла в исполинском огненном взрыве, потрясшем всю землю. Клубы огня с ревом хлынули из жерла горы, швырнув оземь Бергстена и его спутников и с головой накрыв кузена Афраэли.
— Боже милостивый! — только и сумел выдохнуть Бергстен, воззрившись на кипение пламени.
И тут из огня, целый и невредимый, как ни в чем не бывало появился Сетрас.
— Вот видите, — сказал он мягко, — это было не так уж трудно.
— Как тебе удалось открыть дверь, Божественный? — с любопытством спросил Гельдэн.
— Мне и не пришлось открывать ее, старина, — улыбнулся Сетрас. — По правде говоря, они открыли ее сами.
— Но почему?
— Я постучал, дорогуша. Просто постучал. Даже у таких тварей существует некоторое понятие о хороших манерах. Ну что же, в путь?
— Прочие киргаи весьма страшатся их, — говорила Ксанетия, — и всякий уступает им дорогу.
— Это могло бы оказаться полезным, — заметил Бевьер, — если бы не расовые различия.
— Различия сии не являются неодолимым препятствием, сэр рыцарь, — ответила Ксанетия. — Случись в том нужда, твои черты и черты твоих спутников могут быть изменены вторично. Божественная Афраэль, вне всякого сомнения, сумеет заменить сестру свою в заклинании, коим мы уже изменяли вам обличья.
— Об этом мы поговорим чуть позже, — сказала Флейта. — Вначале, полагаю я, нам нужно понять, как расположена эта часть города. — Богиня вновь приняла свой знакомый облик, и Бевьер, судя по всему, первым вздохнул с облегчением.
— Мнится мне, Божественная, что гора сия не природного происхождения, — сказала Ксанетия. — Склоны ее повсюду равной крутизны, и улицы, кои ведут к вершине, скорее можно бы назвать лестницами. Улицы же, кои их пересекают, обегают гору на равных расстояниях друг от друга.
— Киргаям явно недостает воображения, — заметила Миртаи. — И много их бродит сейчас по улицам?
— Совсем немного, атана. Час поздний, и киргаи по большей части уже спят в своих постелях.
— Это можно использовать, — задумчиво проговорил Келтэн. — Если Флейта и Ксанетия могут сделать нас похожими на киргаев, мы запросто поднимемся на гору.
— Только не в этой одежде, — возразил Спархок.
Телэн, выскользнув из ночного мрака, нырнул в проулок, ведущий к главной шахте городского колодца. Гибкий и ловкий, юный вор во многих отношениях умел становиться невидимкой не хуже Ксанетии.
— Еще солдаты, — прошептал он.
— Эти патрули мне уже надоели, — проворчал Келтэн.
— Эти солдаты не похожи на других, — сказал Телэн. — Они не патрулируют продольные улицы, а поднимаются по ступеням к вершине горы. И доспехи у них другие.
— Опиши их мне, молодой господин Телэн, — напряженно попросила Ксанетия.
— Во-первых, — сказал Телэн, — на них плащи, а во-вторых, на нагрудниках какой-то знак. И шлемы у них совсем другие.
— Стало быть, храмовая стража, — сказала Ксанетия. — Те самые, о ком я вела речь совсем недавно. Из мыслей немногих встречных узнала я, что прочие киргаи избегают их, насколько это возможно, а когда они проходят мимо, всем надлежит низко кланяться.
Спархок и Бевьер обменялись долгим взглядом.
— Вот тебе и одежда, Спархок, — сказал Бевьер.
— Сколько их? — спросил Спархок у Телэна.
— Я насчитал десятерых. Спархок задумался.
— Попробуем, — наконец решил он, — но постараемся не нашуметь. — И он повел своих спутников из проулка на ближайшую улицу.
— Боже милосердный, Улаф! — воскликнул Итайн. — Больше так не делай! У меня едва сердце из груди не выпрыгнуло!
— Извини, Итайн, — сказал рослый талесиец. — Из He-Времени просто невозможно выйти иначе, как вывалиться. Мне нужно поговорить с Бетуаной и Энгессой.
Они отъехали назад, к королеве и ее полководцу.
— Сэр Улаф прибыл с новостями, ваше величество, — вежливо сказал Итайн.
— Вот как? — отозвалась Бетуана. — С хорошими или дурными, Улаф-рыцарь?
— Всего понемногу, ваше величество, — ответил он. — Тролли в паре миль к востоку отсюда.
— И какова же хорошая новость?
Улаф слегка усмехнулся.
— Это и есть хорошаяновость, ваше величество. Плохая новость состоит в том, что к югу отсюда поджидает в засаде еще один большой отряд солдат Клааля. Не пройдет и часа, как они нападут на нас. Они преграждают нам путь, а мы должны торопиться. Спархок и те, кто с ним, собираются этой ночью освободить Элану и ее камеристку, и он хочет, чтобы все мы к утру собрались под стенами Кирги.
— Значит, нам придется драться с тварями Клааля, — сказала она.
— А это грозит немалыми осложнениями, — пробормотал Итайн.
— Мы с Тиниеном уже кое-что придумали, ваше величество, — продолжал Улаф, — но поскольку мы не хотим оскорбить вас, то решили вначале обсудить наш замысел. Солдаты Клааля устроили засаду вам.Я понимаю, что вы предпочли бы справиться с ними собственными силами, но, быть может, в интересах дела вы откажетесь от этого удовольствия?
— Я охотно выслушаютебя, Улаф-рыцарь, — сказала Бетуана.
— Мы могли бы придумать, как обойти эту засаду, но Клааль наверняка способен проделывать со временем и расстоянием то же, что Афраэль и ее семейство, а нам вовсе ни к чему, чтобы эти бестии нас догнали.
— Каково же твое решение, Улаф-рыцарь?
— В моем распоряжении немалое войско, ваше величество, — ответил он, — немалое и очень голодное. Если мы сейчас слишком заняты, чтобы устраивать скачки в пустыне, почему бы не предложить троллям позавтракать солдатами Клааля?
У сэра Анозиена, выехавшего вперед, чтобы поговорить с Тикуме и Крингом, вид был слегка ошалелый.
— Что с тобой, друг Анозиен? — спросил Тикуме у облаченного в черные доспехи пандионца. — Ты выглядишь так, словно увидел призрак.
— Хуже, друг Тикуме, гораздо хуже, — ответил Анозиен. — Я только что получил выволочку от бога. Не всякий способен пережить это и остаться в живых.
— Снова Афраэль? — спросил Кринг. — Нет, друг Кринг. На сей раз это был ее родич Ханка. У него крутой нрав. К нему обращаются со своими заклинаниями генидианские рыцари.
— Ты вызвал его недовольство? — спросил Тикуме. — Что стряслось на этот раз?
Анозиен скорчил кислую гримасу.
— Мои заклинания порой бывают невнятны, — признался он. — Афраэль достаточно великодушна, чтобы простить это. Ее родич — иное дело. — Он содрогнулся. — Божественный Ханка намерен слегка нас поторопить.
— Вот как?
— Мы должны к утру быть у ворот Кирги. — А это далеко? — спросил Кринг.
— Понятия не имею, — сознался Анозиен, — а учитывая некоторые обстоятельства, расспрашивать об этом было бы сейчас нескромно. Ханка хочет, чтобы отсюда мы повернули на запад.
Тикуме нахмурился.
— Если мы не знаем, сколько пути до Кирги, как же мы можем быть уверены, что попадем туда к утру?
— Обязательно попадем, друг Тикуме, — заверил его Анозиен. — Впрочем, полагаю, нам лучше трогаться в путь. Божественный Ханка знаменит своей вспыльчивостью. Если мы очень скоро не поскачем на запад, он запросто может сгрести нас в охапку и швырнуть прямо под стены Кирги.
Храмовый страж принял воинственный вид, встав в довольно чопорную и формальную стойку, какие можно увидеть на фризах, высеченных посредственным скульптором. Келтэн выбил у него меч и со всей силы грохнул кулаком по шлему. Стражник пошатнулся и грузно рухнул на мостовую. Попытавшись подняться, он тут же получил от Келтэна удар ногой в лицо.
— Потише, Келтэн! — хриплым шепотом предостерег Спархок.
— Извини, увлекся. — Келтэн нагнулся и оттянул веко упавшего стражника. — Проспит до полудня, — сообщил он и, выпрямившись, огляделся. — Кажется, все?
— Это последний, — прошептал Бевьер. — Давайте оттащим их с середины улицы. Скоро луна заглянет в котловину, и здесь будет светло как днем.
Бой был недолог и отвратителен. Спархок и его друзья, вынырнув из темноты проулка, набросились на стражников сзади. Внезапность нападения во многом способствовала его успеху, а что не сделала внезапность, довершила неуклюжесть, свойственная церемониальным войскам. Спархок заключил, что киргаи выглядят внушительно, но за долгие столетия их боевая подготовка стала настолько формальной и оторванной от жизни, что превратила бой в набор танцевальных па. Поскольку киргаи не могли пересечь невидимую черту стирикского проклятия, они вот уже десять тысячелетий не участвовали в настоящих сражениях и были безнадежно неготовы ко множеству коварных трюков, придуманных для рукопашного боя.
— Я все же не понимаю, как мы это проделаем, — пропыхтел Телэн, волоча неподвижное тело стражника в густую тень у стены. — Часовые у ворот с первого же взгляда поймут, что мы не киргаи.
— Мы уже обсуждали это, пока ты ходил на разведку, — пояснил Спархок. — Ксанетия и Афраэль смешают заклинания, как это уже проделали в Материоне анара и Сефрения. Мы будем достаточно похожи на киргаев, чтобы свободно пройти через ворота, — особенно если и впрямь остальные киргаи, по словам Ксанетии, до судорог боятся храмовой стражи.
— Кстати, если уж речь зашла о перемене лиц, — вмешался Келтэн, — после того как мы одурачим часовых, я бы хотел получить назад свое собственное лицо. Этой ночью мы запросто можем погибнуть, а я бы хотел, чтобы на моей могильной плите красовалось моеимя. Кроме того, если мы каким-то чудом все же победим, я не хочу испугать Алиэн, появившись перед ней с лицом чужака. После всего, что ей довелось пережить, она заслужила право увидеть меня настоящего.
— Думаю, что с этим не будет проблем, — согласился Спархок.
Капитан Джордал вернулся, когда стемнело. Просторное одеяние болталось на нем, как мешок, и он с обезумевшими глазами нахлестывал коня.
— Мой генерал, — визгливо прокричал он, — мы обречены!
— Возьми себя в руки, Джордал! — рявкнул генерал Пирас. — Что ты видел?
— Их миллионы, генерал! — Джордал все еще был готов удариться в истерику.
— Джордал, да ты в жизни не видел миллиона чего бы то ни было! Так что же случилось?
— Они переправляются через Сарну, генерал, — ответил Джордал, безуспешно стараясь сдержать дрожь в голосе. — Донесения о флоте истинны. Я сам видел корабли.
— Где? Мы в десяти лигах от побережья.
— Они поднялись вверх по Сарне, мой генерал, и связали канатами суда, чтобы устроить переправу.
— Чепуха! Сарна здесь в пять миль шириной. Что за чушь ты городишь, парень?
— Я говорю то, что видел, генерал. Другие разведчики скоро будут здесь, они подтвердят мои слова. Аэфталь в огне. Отсвет пожара виден даже отсюда. — Джордал обернулся и указал рукой на юг, где гигантское оранжевое зарево поднималось над низкими прибрежными горами, отделявшими кинезганскую армию от моря.
Генерал Пирас выругался. Уже в третий раз на этой неделе его разведчики сообщают, что враг переправился через Сарну или Верел в нижнем течении, а он до сих пор в глаза не видел вражеских сил. При обычных обстоятельствах он бы попросту приказал высечь разведчиков плетями, а то и похуже, но сейчас обстоятельства не были обычными. Вражеское войско, чей призрак застращал все южное побережье, составляли рыцари Церкви Чиреллоса — все как один колдуны, которые вполне способны исчезнуть и появиться вновь за много миль у него в тылу. Все еще бормоча ругательства, он вызвал своего адъютанта.
— Саллит! — рявкнул он. — Поднимай войско. Передай приказ — готовиться к бою! Если эти проклятые рыцари и впрямь переправляются через Сарну именно здесь, мы должны перехватить их, прежде чем они захватят плацдарм на этом берегу реки.
— Но это всего лишь очередной слух, генерал, — возразил адъютант, с презрением поглядывая на капитана Джордала. — Всякий раз, как какой-нибудь болван видит пару-тройку рыбаков в лодке, нам сообщают о переправе рыцарей через Сарну.
— Знаю, Саллит, — устало ответил Пирас, — но я должендвинуться им навстречу. Король Джалуах снимет мне голову, если я позволю рыцарям переправиться через эти реки. — Генерал беспомощно развел руки. — Что я могу сделать? — осведомился он и вновь выругался. — Передай приказ готовиться к бою, Саллит. Может быть, на этот раз мы найдем у реки врагов из плоти и крови.
Алиэн била нестихающая дрожь, когда Заласта вернул пленниц в их крохотную, но теперь старательно вычищенную темницу после одного из чудовищных безмолвных разговоров с Клаалем; Элана, однако, не чувствовала ничего, словно ее выжали досуха. Было что-то извращенно-соблазнительное в странно мягком прикосновении этого бесконечного разума, и всегда, когда это прекращалось, Элана казалась себе оскверненной, словно ее подвергли насилию.
— Это в последний раз, Элана, — извиняющимся тоном проговорил Заласта. — Если тебя это хоть немного утешит, твой муж все еще остается загадкой для Клааля. Он не в силах понять, как существо, обладающее такой мощью, может добровольно подчиняться… — Он заколебался.
— Всего лишь женщине, Заласта? — сухо уточнила она.
— Нет, Элана, дело не в этом. В иных мирах, где главенствует Клааль, правят исключительно женщины. Мужчин там держат лишь для размножения. Он просто не может постичь сути отношений между тобой и Спархоком.
— Ты бы мог объяснить ему, что такое любовь. — Элана помолчала. — Но ведь ты и сам не знаешь, что это такое, не так ли, Заласта?
Лицо стирика заледенело.
— Спокойной ночи, ваше величество, — бесстрастно проговорил он и вышел, заперев за собой дверь.
Не успел затихнуть лязг засова, как Элана бросилась к двери и прижала к ней ухо.
— Я их не боюсь, — услышала она голос короля Сантеокла.
— Значит, ты еще глупее, чем я думал, — грубо бросил ему Заласта. — Все твои союзники постепенно оказались не у дел, а враги окружили тебя.
— Мы — киргаи, — не отступал Сантеокл. — Никто не устоит против нас.
— Возможно, так оно и было десять тысяч лет назад, когда ваши враги одевались в шкуры и атаковали ваш строй копьями с кремневыми наконечниками. Теперь же перед тобой рыцари церкви, закованные в сталь; воители-атаны, что способны убить твоих воинов кончиком пальца; пелои, которые промчатся сквозь ваши ряды, точно вихрь; тролли, что не только убивают, но и съедают твоих солдат. Хуже того, перед тобой Афраэль, которая может остановить солнце или обратить тебя в камень. И в довершение худшего, перед тобой Анакха и Беллиом, а это означает погибель.
— Могучий Киргон защитит нас, — с тупым упрямством заявил Сантеокл.
— Почему бы тебе не поговорить с Оттом Земохским, Сантеокл? — с презрением осведомился Заласта. — Он расскажет тебе, как вопил старший бог Азеш, когда Анакха уничтожал его… — Заласта вдруг осекся.
— Он идет! —сдавленно вскрикнул он. — Он куда ближе, чем мы думали!
— О чем ты говоришь? — спросил Экатас.
— Анакха здесь! — воскликнул Заласта. — Ступай к своим военачальникам, Сантеокл! Вели им призвать войска — пусть обшарят все улицы Кирги, ибо Анакха уже в стенах твоего города! Спеши же! Анакха здесь, и смерть наша идет по улицам рядом с ним! Со мной, Экатас! Предостережем Киргона и вечного Клааля! В эту ночь решится наша судьба!
И ты, о Сини Синь, печаль изгонишь прочь,
И вздымешъ смертный дух наш ввысь, что изничтожит ночь.
Элрон сосчитал на пальцах слоги и выругался. Как он ни бился, как ни сжимал и ни коверкал слова последней строчки, все равно она не укладывалась в размер. Он швырнул перо через всю комнату и уронил лицо в ладони в картинной позе поэтического отчаяния. Элрон частенько делал это, сочиняя стихи.
Затем он с надеждой поднял голову, осененный нежданной мыслью. В конце концов, он уже слагает завершающие строфы своего шедевра, а небольшое нарушение александрийского стиха только прибавит им выразительности. Однако… что-то скажут критики?
Элрон терзался сомнениями. Он проклинал тот день, когда решил запечатлеть грандиознейший труд своей жизни александрийским стихом. Он ненавиделямб. Этот размер был так безжалостно правилен и непрощающ, а пентаметр, точно цепь на шее, немилосердным рывком останавливал его в конце каждой строчки. «Ода к Голубому» повисла на волоске, покуда ее творец сражался с угрюмой непреклонностью поэтических размеров.
Элрон не смог бы точно сказать, когда именно начались душераздирающие вопли и как долго они продолжались. Его мозг, охваченный творческим безумием, отбросил все внешнее, сосредоточившись на непокорной строчке. Наконец поэт раздраженно вскочил и, подойдя к окну, взглянул на озаренные факелами улицы Натайоса. Что это они так разорались?
Солдаты Скарпы, по большей части невежественные и грязные крепостные, мчались по улице сломя голову и вопя от ужаса, точно стадо блеющих овец. Что там еще стряслось?
Элрон перегнулся через подоконник, выглянув на улицу. Из кварталов разрушенного города, которые до сих пор были погребены под зеленью джунглей, двигался какой-то иной свет. Элрон нахмурился. Определенно, это был не свет факелов. Бледное, ослепительно белое ровное сияние двигалось, не колеблясь на ветру, одновременно с нескольких сторон.
И тут Элрон услышал крик Скарпы, перекрывший вопли толпы. Сумасшедший шарлатан повелительно выкрикивал какие-то приказы, но чернь, обезумевшая от паники, не обращала на них никакого внимания. Солдаты мчались по мощеным улицам Натайоса к главным воротам, толкались, выли, дрались, теснились, пытаясь пробиться к безнадежно забитому людьми проему ворот. За воротами Элрон разглядел цепочки факелов, растекающиеся в темноте джунглей. Что, во имя Божье, здесь происходит?
И вдруг он похолодел, в ужасе уставясь на сияющие фигуры, которые выходили из боковых улиц разрушенного города, неумолимо продвигаясь к широкой мощеной улице, которая вела к городским воротам. Сияющие! Сияющие, которые обезлюдили Панем-Деа, Норенджу и Синакву, теперь явились в Натайос!
На миг поэт застыл, а потом его мозг заработал куда быстрее, чем он мог когда-нибудь вообразить. Бегство было бессмысленно, это он понял сразу. В воротах так тесно, что даже те, кто уже сумел добраться до них, вряд ли смогут протиснуться наружу. Элрон метнулся к столу и ударом ладони смял горевшую свечу, погрузив комнату во мрак. Если в окнах верхнего этажа не будет света, овеществленному ужасу, что ходит там, на улицах, ни к чему будет обыскивать дом. Спотыкаясь в темноте, поэт, как безумный, метался из комнаты в комнату, неистово разыскивая горящие свечи, которые могли бы выдать его.
Потом, решив, что, покуда он в относительной безопасности, тот, кто в Астеле был известен как Сабр, прокрался назад в свою комнату и боязливо выглянул из-за подоконника на улицу.
Скарпа, стоявший на полуразвалившейся стене, все еще раздавал противоречивые приказания бравым полкам, которые видел, вероятно, он один. Потертый бархатный плащ был наброшен на его плечи, самодельная корона съехала набекрень.
Неподалеку от него Кизата что-то произносил своим гулким голосом — заклинание, подумал Элрон, — и пальцы стирика сплетали в воздухе сложные невидимые узоры. Все громче и громче звучали гортанные стирикские слова, призывая одному богу известные ужасы сразиться с наступавшими на Кизату безмолвными сияющими фигурами. Голос стирика сорвался на визг, и он неистово замолотил руками по воздуху, ускоряя жесты.
А затем один из светящихся пришельцев протянул к нему руку. Кизата завизжал и отпрянул, но было слишком поздно. Сияющая рука уже коснулась его. Он отшатнулся, словно едва заметное касание было на деле мощным ударом. Шатаясь, он повернулся, словно собираясь бежать, и тогда Элрон увидел его лицо.
Поэта затошнило, и он поспешно прижал руки ко рту, чтобы не выдать себя случайным звуком. Кизата из Эсоса разлагался. Его уже почти неузнаваемое лицо сползало с черепа, словно расплавленный воск, и влажное пятно стремительно расползалось по белому стирикскому одеянию. Он сделал несколько неверных шагов к беснующемуся Скарпе, жадно протягивая к безумцу руки, с которых уже сползала плоть, обнажая кости. Затем стирик рухнул на камни с жутким булькающим клокотанием, и его разлагающаяся плоть хлынула сквозь ткань одеяния.
— Лучники вперед! — повелительно закричал Скарпа звучным актерским голосом. — Засыпьте их стрелами!
Элрон рухнул на пол и на четвереньках отполз от окна.
— Конница на фланги! — слышал он крик Скарпы. — Сабли наголо!
Элрон пополз к столу, ощупью шаря в темноте.
— Императорская гвардия! — вопил Скарпа. — Строевым шагом, марш!
Элрон наткнулся на ножку стола, потянулся выше и лихорадочно принялся сгребать со стола бесценные листы бумаги.
— Первый полк — в атаку! — оглушительно ревел Скарпа.
Элрон опрокинул стол и заскулил в лихорадочной спешке.
— Второй полк… — голос Скарпы вдруг оборвался, и Элрон услышал его вопль.
Поэт растопырил руки, пытаясь нашарить в кромешной темноте драгоценные страницы «Оды к Голубому».
— Мама! — пронзительно завопил Скарпа. — Нет-нет-нет-нет-нет! — Звучный голос безумца превратился в булькающее верещанье. — Нет-нет-нет-нет-нет! — казалось, что человек пытается кричать из-под воды. — Нет-нет-нет-нет-нет!
Вопль угас, и наступила зловещая клокочущая тишина.
Схватив в охапку уже найденные листы, Сабр прекратил поиски, на четвереньках прополз через комнату и забился под кровать.
На лице Блоква, косолапо шагавшего по ночной пустыне, был немой укор.
— Плохо, У-лав, — укоризненно сказал он. — Мы из одной стаи, а ты сказал мне то, чего нет.
— Я не мог так поступить, Блокв, — возразил Улаф.
— Ты запустил в мой желудок-в-голове мысль, что большие твари с железом на лицах — хорошая еда. Они — плохая еда.
— Очень плохая, Блокв? — с сочувствием спросил Тиниен.
— Очень-очень плохая, Тин-ин. Я никогда не ел такой плохой еды.
— Я не знал этого, Блокв, — попытался извиниться Улаф. — Я думал, что они большие, такие большие, что наполнят твой желудок.
— Я съел только одного, — ответил Блокв. — Это была такая плохая еда, что я не хотел больше. Даже огры не стали бы их есть, а огры едят все. Я недоволен, У-лав, что ты сказал мне то, чего нет.
— Я тоже этим недоволен, — покаянно признал Улаф. — Я сказал то, чего нет. Я поступил плохо. Королева Бетуана отвела Тиниена в сторону.
— Сколько времени займет у нас путь до Потаенного Города, Тиниен-рыцарь? — спросила она.
— Ваше величество желает знать, сколько времени это займет на самом деле или по нашим ощущениям?
— И то и другое.
— Нам покажется, что пройдет не одна неделя, Бетуана-королева, но на самом деле это произойдет почти мгновенно. Мы с Улафом покинули Материон несколько недель реального времени назад, но, по моим ощущениям, мы путешествуем уже почти год. Это очень странно, но можно привыкнуть.
— Мы должны скоро тронуться в путь, если хотим добраться до Кирги к утру.
— Придется нам с Улафом поговорить об этом с Гхномбом. Именно он останавливает время, но он еще и бог еды. Вполне возможно, что он нами недоволен. Идея отдать на съедение троллям солдат Клааля была, конечно, блестящей, но Гхномб хочет, чтобы они ели тех, кого убивают, а солдаты Клааля пришлись им не по вкусу.
Бетуана содрогнулась.
— Как ты можешь переносить соседство троллей, Тиниен-рыцарь? Это ужасные твари.
— Не такие уж и ужасные, ваше величество, — вступился Тиниен за троллей. — Они, между прочим, очень высоконравственны. Они неистово преданны своей стае; они не знают, что такое ложь; они не убивают», если не хотят есть — или если на них не нападают. Как только Улаф закончит извиняться перед Блоквом, мы призовем Гхномба и поговорим с ним о том, чтобы он остановил время и помог нам вовремя прибыть к Кирге. — Тиниен скорчил гримасу. — Вот этокак раз может продлиться очень долго. Чтобы что-то растолковать Троллю-Богу, требуется немалое терпение.
— Так значит, вот чем занят Улаф-рыцарь? — с любопытством спросила Бетуана. — Он извиняется? Тиниен кивнул.
— И это не так просто, как может показаться, ваше величество. В языке троллей нет слова, даже отдаленно близкого к нашему «прошу прощения», потому что тролли никогда не совершают поступки, за которые они могли бы просить прощения.
— Замолчишь ты или нет? — прошипела Лиатрис на протестующую Гахенас. — Они уже в соседней комнате.
Три императрицы затаились в темной передней, примыкавшей к личным покоям тэганки. Лиатрис стояла у двери с кинжалом в руке.
Они напряженно ждали.
— Ушли, — сказала Лиатрис. — Впрочем, лучше нам немного переждать.
— Кто-нибудь соизволит объяснить мне, что происходит? — осведомилась Гахенас.
— Шакола послала к тебе убийц, — ответила Элисун. — Лиатрис и я узнали об этом и пришли, чтобы спасти тебя.
— С чего бы это Шаколе убивать меня?
— Потому что ты слишком много знаешь о ее замыслах.
— Ты об этом дурацком плане впутать Сиронну в фальшивый заговор?
— Заговор не фальшивый, и Сиронна не имеет к нему совершенно никакого отношения. Шакола и Тореллия замыслили убить нашего мужа.
— Измена! — выдохнула Гахенас.
— Пожалуй что нет. Шакола и Тореллия принадлежат к королевским домам, которые сейчас находятся в состоянии войны с Империей, так что убийство Сарабиана можно было бы назвать военными действиями. — Элисун запнулась, преодолевая нахлынувшую тошноту. — О Боже, — едва слышно пробормотала она.
— В чем дело? — строго спросила Лиатрис.
— Да так, ничего. Пройдет.
— Ты больна?
— Вроде того. Ничего страшного. Мне просто следовало что-нибудь съесть, когда ты меня разбудила.
— Ты побелела как мел. Что с тобой?
— Если уж тебе так хочется это знать — я беременна.
— Рано или поздно это должнобыло произойти, — самодовольно заметила Гахенас. — Удивлена, что этого не случилось раньше — при твоем-то образе жизни. Ты хотя бы знаешь, кто отец ребенка?
— Сарабиан, — ответила Элисун, пожав плечами. — Как ты думаешь, Лиатрис, уже можно идти? Полагаю, мы должны поспешить к нашему мужу. Шакола не послала бы убийц к Гахенас, если бы в ту же ночь не замышляла покушение на Сарабиана.
— Ее люди наверняка следят за всеми выходами, — заметила Лиатрис.
— Не за всеми, дорогая, — улыбнулась Элисун. — Мне известны по меньшей мере три выхода, о которых она понятия не имеет. Вот видишь, Гахенас, есть свои преимущества в том, чтобы вести оживленную светскую жизнь. Проверь коридор, Лиатрис. Выведем отсюда Гахенас, прежде чем вернутся наемные убийцы Шаколы.
Киргаи у бронзовых ворот боязливо отступили, когда Спархок и его спутники поднимались по последним ступенькам.
— Йала Киргон! —провозгласил офицер стражников, ударив себя кулаком в грудь в подобии официального приветствия.
— Отвечай, Анакха, — прошелестел в ухо Спархоку голос Ксанетии. — Таков обычай.
— Йала Киргон! —ответил Спархок, тоже стукнув себя кулаком в грудь и стараясь при этом, чтобы плащ, который он снял с бесчувственного храмового стража, не распахнулся и не обнаружил, что под ним кольчуга, а не изукрашенный резьбой нагрудник.
Офицер, похоже, этого не заметил. Спархок и его друзья строевым шагом прошли через ворота и по широкой улице зашагали к центральной площади.
— Он смотрит нам вслед? — шепотом спросил Спархок.
— Нет, Анакха, — отвечала Ксанетия. — Он и его люди вернулись в сторожку, что возле ворот.
Снизу казалось, что единственные здания за стеной, окружавшей вершину горы, — это крепость-дворец и храм, но это оказалось совсем не так. Здесь были и другие строения — низкие, неприглядного вида, скорее всего склады, подумал Спархок.
— Телэн, — бросил он через плечо, — пройдись по улице. Найди дверь, которую сможешь открыть. Спрячемся, покуда Ксанетия отправится на разведку.
— Ладно, — отозвался Телэн. Он нырнул в темноту, и миг спустя они услышали его шепот и торопливо двинулись к двери, которую открыл для них юный вор.
— Что теперь? — спросил Келтэн.
— Мы с Ксанетией отправимся искать Элану и Алиэн, — отозвался из темноты голос Афраэли.
— Где ты была? — с любопытством спросил Телэн. — Я разумею, когда мы поднимались на вершину?
— Тут и там, — ответила она. — Мое семейство ведет остальных на позиции, и я хотела убедиться, что все идет по расписанию.
— И как, все в порядке?
— Теперь да. Были кое-какие проблемы, но я о них позаботилась. Пойдем, Ксанетия. Нам еще предстоит до утра сделать очень многое.
— А, вот и они, — проговорил Сетрас. — Я ведь, кажется, забрел не так уж и далеко, верно?
— Ты уверен,что на сей раз это те самые горы? — раздраженно осведомился Бергстен.
— Ты сердишься на меня, да, Бергстен?
Бергстен вздохнул и решил, что говорить об этом сейчас не стоит.
— Нет, Божественный, — ответил он вслух. — Всем нам иногда случается ошибаться.
— Это ужасно мило с твоей стороны, старина, — благодарно сказал Сетрас. — Мы, в общем-то, двигались в верномнаправлении. Я ошибся всего на несколько градусов.
— Ты уверен, Божественный, что именно эти пики мы и искали? — пробасил Гельдэн.
— Совершенно уверен, — радостно заверил его Сетрас. — Они точь-в-точь такие, как описала их Афраэль. Видишь, как они сияют в лунном свете?
Гельдэн прищурился, разглядывая два сверкающих пика, подымающихся над черной бесформенной громадой гор.
— Похоже, это они, — с сомнением проговорил он.
— Я пойду искать ворота, — сообщил Сетрас. — Они должны располагаться как раз прямо от щели между этими пиками.
— Ты уверен, Божественный? — спросил Бергстен. — На южной стороне гор это так, но откуда нам знать, что то же самое и с севера.
— Ты не знаком с Киргоном, верно, старина? Он ужасно косный тип — коснее его нет во всем мире. Если ворота есть на юге, значит, они будут и на севере, уж ты мне поверь. Никуда не уходите. Я сейчас вернусь.
Атана Марис стояла рядом с Бергстеном и Гельдэном, и лицо у нее было озабоченное.
— В чем дело, атана? — спросил Гельдэн.
— Я, кажется, чего-то не понимаю, Гельдэн-рыцарь, — отозвалась она, с усилием переводя свои мысли на эленийский язык. — Этот Сетрас — бог?
— Да, стирикский бог.
— Если он бог, как же он мог заблудиться?
— Этого мы не знаем, атана Марис.
— Вот этого я и не понимаю. Если бы Сетрас-бог был человеком, я сказала бы, что он глупый. Но он бог, значит, он не может быть глупым, верно?
— Тебе бы лучше обсудить это с его светлостью, — дипломатично ответил Гельдэн. — Я всего лишь солдат. Это он у нас — знаток теологии.
— Спасибо, Гельдэн, — ровным голосом поблагодарил Бергстен.
— Если он глуп, Бергстен-священник, как мы можем быть уверены, что он привел нас куда надо?
— Мы должны положиться на Афраэль, атана. Сетрас может путаться в таких вещах, но Афраэль не запутается, а она говорила с ним.
— Медленно, — добавил Гельдэн, — и простыми короткими словами.
— Это возможно, Бергстен-священник? — не отступала Марис. — Бог может быть глупым?Бергстен беспомощно взглянул на нее.
— НашБог не глуп, — уклончиво ответил он, — и ваш тоже.
— Ты не ответил на мой вопрос, Бергстен.
— Ты права, атана, — согласился он. — Не ответил — и не собираюсь отвечать. Если тебя это так интересует, то, когда все закончится, я доставлю тебя в Чиреллос, и ты сможешь задать тот же вопрос Долманту.
— Смело сказано, лорд Бергстен, — пробормотал Гельдэн.
— Заткнись, Гельдэн.
— Слушаюсь, ваша светлость.
Спархок, Бевьер и Келтэн стояли у зарешеченного окошка в затхлом складе, разглядывая дворец-крепость, который возвышался над всем городом.
— Экая древность, — критически заметил Бевьер.
— А по-моему, он довольно прочный, — отозвался Келтэн.
— Келтэн, они пристроили главное здание дворца прямо к крепостной стене. Так они сэкономили на строительстве лишней стены, но нарушили целостность крепости. Дайте мне месяца два и несколько добрых катапульт, и я разнесу все это вдребезги.
— Бевьер, я не думаю, что, когда строился этот дворец, уже были изобретены катапульты, — сказал Спархок. — Десять тысяч лет назад это была, вероятно, прочнейшая крепость в мире.
Он помолчал, глядя на угрюмую громаду дворца. Как заметил Бевьер, главное здание было пристроено к стене, которая отделяла эту часть Кирги от остального города. Башенки поменьше уступами примыкали к большой центральной башне, что высилась надо всем дворцом и вырастала, казалось, из самой стены. Дворец, судя по всему, был выстроен не для того, чтобы смотреть на город, — скорее, он был обращен к белесому, выстроенному из известняка храму. Киргаи смотрели на своего бога, повернувшись спиной ко всему остальному миру.
Дверь, которую отпер для них Телэн, скрипнула, открываясь, потом закрылась, и мягкое сияние лица Ксанетии вновь слабо высветило фигуру анары.
— Мы нашли их, — сказала Богиня-Дитя, когда дэльфийка опустила ее на вымощенный плитами пол. Сердце Спархока бешено всколыхнулось в груди.
— Как они?
— С ними обращались не лучшим образом. Они измождены, голодны и очень напуганы. Заласта водил их к Клаалю, а это напугало бы кого угодно.
— Где они? — напряженно спросила Миртаи.
— На самой вершине самой высокой башни, той, что у задней стены дворца.
— Ты говорила с ними? — с волнением спросил Келтэн.
Афраэль покачала головой.
— Это была бы не самая лучшая идея. Чего они не знают, о том не смогут проговориться.
— Анара, — задумчиво проговорил Бевьер, — солдаты во дворце позволят храмовым стражам беспрепятственно ходить по дворцу?
— Нет, сэр рыцарь. Киргаи слепо повинуются обычаям, а храмовым стражам, как правило, нечего делать во дворце.
— Значит, это нам больше не понадобится, — заключил Келтэн, стягивая бронзовый, покрытый резьбой шлем и темный плащ, добытые им в нижнем городе. Затем он потрогал свое лицо. — Мы все еще выглядим как киргаи. Значит, можно украсть еще какие-нибудь мундиры и пройти во дворец? Ксанетия покачала головой.
— Все дворцовые стражники — родичи, члены королевского клана, и хорошо знают друг друга. Такое переодевание было бы чересчур опасным.
— Но надо же нам как-то попасть в эту башню! — с отчаянием воскликнул Келтэн.
— Я уже знаю, как это сделать, — хладнокровно сообщила ему Миртаи. — Это тоже опасно, но другого выхода у нас нет.
— Говори, — кивнул Спархок.
— Мы могли бы прокрасться во дворец тайком, но, если нас обнаружат, нам придется драться, а это тотчас подвергнет Элану и Алиэн смертельной опасности.
Спархок мрачно кивнул.
— Да, — согласился он, — это слишком рискованно.
— Ну что ж, если мы не можем попасть внутрьдворца, нам остается только забраться в него снаружи.
— Ты хочешь сказать — вскарабкаться на башню? — недоверчиво спросил Келтэн.
— Келтэн, это не так уж трудно, как кажется. Стены сложены не из мрамора, так что они не гладкие. Это грубо отесанные каменные глыбы, и между ними много мест, где можно ухватиться и поставить ногу. Если бы пришлось, я поднялась бы по этой стене, как по лестнице.
— Я не так-то ловок, Миртаи, — с сомнением проговорил Келтэн. — Я готов сделать все, чтобы спасти Алиэн, но какой ей будет от меня прок, если я оступлюсь и ухну с высоты в пятьсот футов прямиком в нижний город?
— У нас есть веревки, Келтэн. Я не дам тебе упасть. Телэн карабкается по стенам, как белка, а я почти не уступаю ему. Будь с нами Стрейджен и Кааладор, они бы уже были на полпути к вершине башни.
— Миртаи, — страдальчески проговорил Бевьер, — не забывай, что мы носим кольчуги. Подниматься по отвесной стене с семьюдесятью фунтами железа на плечах — довольно рискованное предприятие.
— Ну так сними кольчугу, Бевьер.
— Она может понадобиться мне на вершине.
— Не беда, — заверил его Телэн. — Мы увяжем в узел все кольчуги и мечи и будем тащить их за собой. Мне по душе эта идея, Спархок. Это произойдет бесшумно, довольно быстро, а стражники наверняка не ходят косяками по внешней стене, высматривая посторонних. Миртаи обучалась у Стрейджена и Кааладора, а я так просто родился быть взломщиком. Мы с ней запросто вскарабкаемся наверх. По дороге мы будем спускать вам веревки, а вы втащите с собой мечи и кольчуги. Мы быстро заберемся на вершину башни. Мы сумеем это сделать, Спархок, вот увидишь.
— Другого выхода у нас и нет, — с сомнением в голосе согласился Спархок.
— Так начнем, — жестко сказала Миртаи. — Освободим Элану и Алиэн, и, едва они окажутся в безопасности, — разнесем этот город по камешку.
— Только послетого, как я получу свое настоящее лицо, — с непоколебимым упрямством вставил Келтэн. — Алиэн это заслужила.
— Давай-ка займемся этим прямо сейчас, Ксанетия, — сказала Афраэль, — иначе Келтэн будет клянчить свое лицо всю ночь.
— Клянчить?! — возмутился Келтэн.
— Какого цвета были у тебя волосы? — с проказливой усмешечкой осведомилась она. — Кажется, лилового?
Глубокие тени лежали вдоль западного крыла Женского дворца, когда Элисун, Лиатрис и Гахенас вышли через мало кому известную дверь и торопливо пробежали через темноту, найдя укрытие в рощице вечнозеленых деревьев.
— Нам предстоит самое опасное, — шепотом предостерегла Лиатрис. — Шакола уже знает, что ее убийцы не нашли Гахенас, и наверняка пошлет своих людей помешать нам добраться до замка Эланы.
Элисун поглядела на залитую лунным светом лужайку.
— Невозможно, — заключила она. — Здесь слишком светло. Зато через эту рощицу проходит дорожка, и выводит она к министерству внутренних дел.
— Но ведь нам совсем не нужно туда, Элисун, — возразила Гахенас. — Эленийский замок в другой стороне.
— Да, я знаю, но в той стороне нам негде укрыться. Между нами и замком только открытая лужайка, а нам нужно держаться тени. Если мы обогнем здание министерства внутренних дел, то сумеем попасть к министерству иностранных дел. А оттуда всего полсотни ярдов до подъемного моста.
— Что, если мост окажется поднят?
— Гахенас, мы будем ломать над этим голову, когда доберемся туда. Вначале нам нужно пробраться в сад, который окружает министерство иностранных дел.
— Так идем, — резко бросила Лиатрис. — Мы ничего не добьемся, если будем только стоять здесь и болтать. Пойдем и узнаем, с чем нам предстоит справиться.
— Сюда, — прошептал Телэн, вынырнув из узкого переулка. — Стена дворца смыкается с внешней стеной как раз в конце этого переулка. Они сходятся под прямым углом, и это идеальное место для подъема наверх.
— Тебе понадобится вот это? — спросила Миртаи, протягивая ему «кошку».
— Нет. Я и сам сумею добраться до вершины, и лучше не рисковать, а то какой-нибудь стражник услышит, как «кошка» звякает о камни.
Телэн увел их в переулок и довел до тупика, где стена дворца смыкалась с внушительного вида крепостной стеной, отделявшей вершину горы от остального города.
— Как по-твоему, какой она высоты? — спросил Келтэн, оценивающе Прищурясь. Так странно было снова видеть настоящее лицо Келтэна после того, как он столько дней носил чужую личину. Спархок осторожно ощупал собственное лицо и сразу узнал знакомые очертания перебитого носа.
— Футов тридцать или около того, — шепотом ответил Бевьер на вопрос Келтэна.
Миртаи пристально разглядывала угол, образованный двумя стенами.
— Это будет не слишком трудно, — прошептала она.
— Бездарная постройка, — критически согласился Бевьер.
— Я полезу первым, — сказал Телэн.
— Смотри, не наделай глупостей, — предостерегла Миртаи.
— Положитесь на меня.
Он поставил ногу на камень, выступавший из внешней стены, рукой нашарил опору в стене дворца и начал проворно подниматься.
— Когда мы оба будем наверху, мы проверим, нет ли там часовых, — вполголоса сказала Миртаи остальным. — Потом мы спустим вам веревку.
И она последовала за юным вором, ловко карабкаясь вверх по углу между стенами.
Задрав голову, Бевьер поглядел на небо.
— Луна вот-вот взойдет, — заметил он.
— Полагаешь ты, что сие может помешать нам? — спросила Ксанетия.
— Нет, анара. Мы будем подниматься по северной стороне башни, а потому до самой вершины будем оставаться в тени.
Они напряженно ждали, вытягивая шеи, чтобы разглядеть две фигурки, упорно карабкающиеся вверх.
— Кто-то идет! — прошипел вдруг Келтэн. — Вон там, по стене!
Телэн и Миртаи замерли, отодвинувшись в густую тень угла между двумя стенами.
— У него факел, — едва слышно прошептал Келтэн. — Если только он посветит вниз… — он оборвал себя.
Спархок затаил дыхание.
— Все в порядке, — сказал Бевьер. — Он возвращается.
— Придется нам, пожалуй, угомонить его, когда поднимемся на стену, — заметил Келтэн.
— Разве что не будет другого выхода, — покачал головой Спархок. — Нельзя, чтобы его начали искать.
Тем временем Телэн уже оказался на стене. На миг он припал к грубо отесанным камням и прислушался. Затем перевалил через стену и исчез. Через несколько секунд, казавшихся бесконечными, за ним последовала Миртаи.
Спархок и его друзья ждали, затаившись в темноте.
Наконец по стене соскользнула к ним веревка Миртаи.
— Начали, — напряженным шепотом сказал Спархок. — Поднимаемся по одному.
Стены были сложены из грубо отесанных квадратных базальтовых глыб, и места, где поставить ногу или ухватиться, было более чем достаточно, что делало подъем намного легче, чем предполагал Спархок. Он даже не стал прибегать к помощи веревки. Добравшись до верха стены, он перевалил через край.
— Как здесь ходят часовые? — спросил он у Миртаи.
— Судя по всему, у каждого свой участок стены, — ответила она. — Часовой на этом участке не слишком-то торопится. Я бы сказала, что он вернется сюда не раньше, чем через четверть часа.
— Где здесь можно укрыться, прежде чем двигаться дальше?
— Вон в той, первой башне есть дверь, — сказал Телэн, указывая на приземистую квадратную башню в конце парапета. — Она выводит на лестницу.
— Ты уже осмотрел стену дворца? Телэн кивнул.
— С этой стороны нет парапета, но есть карниз в пару футов шириной там, где ко дворцу примыкает внешняя стена. Мы сможем идти по нему, пока не доберемся до центральной башни. Тогда мы полезем дальше.
— А часовой оглядывается, когда доходит до края парапета?
— В последний раз не оглядывался, — сказала Миртаи.
— Тогда взглянем на эту лестницу, — решил Спархок. — Когда все поднимутся, мы укроемся там, покуда часовой не дойдет до края парапета и не повернет назад. Тогда у нас будет полчаса на то, чтобы пробраться по карнизу к центральной башне. Даже если он в следующий раз и оглянется, мы все равно будем уже даль-шее, чем достигает свет его факела.
— А ведь он знает толк в таких делах! — весело заметил Телэн, обращаясь к Миртаи.
— Что это с мальчишкой? — сердито спросил Спархок у золотокожей великанши.
— Подобные предприятия в некотором роде возбуждают, дорогуша, — ответила она. — При этом кровь живее бежит по жилам.
— »Дорогуша»?
— Профессиональная шутка, Спархок. Ты все равно не поймешь.
Разведчики Вэниона, вернувшись на закате, сообщили, что на юге повстречали со всадниками Кринга, а на севере — с атанами королевы Бетуаны. Стальное кольцо вокруг Запретных гор неумолимо сжималось. Над пустыней поднималась луна, когда со стороны правого фланга войска Вэниона появились бегущие Бетуана и Энгесса, а слева подъехали верхом Кринг и Тикуме.
— Тиниен-рыцарь скоро прибудет, Вэнион-магистр, — сообщил Энгесса. — Он и Улаф-рыцарь уже встретились с Бергстеном-священником на их правом фланге. Улаф-рыцарь остался с троллями, чтобы предотвратить нежелательные инциденты.
— Инциденты? — переспросила Сефрения.
— Тролли голодны. Улаф-рыцарь предложил им съесть полк солдат Клааля, но троллям не понравился их вкус. Улаф-рыцарь извинялся, как мог, но я не уверен, что тролли его поняли.
— Ты еще не видел Берита и Халэда, друг Вэнион? — спросил Кринг.
— Нет, но Афраэль сказала, что они как раз впереди нас. Ее кузен привел их туда, где находятся потайные врата в Киргу.
— Если они знают, где эти врата, мы могли бы войти в них, — сказала Бетуана.
— Лучше подождать, дорогая, — отозвалась Сефрения. — Афраэль даст мне знать, как только Спархок спасет Элану и Алиэн.
По пустынной каменистой равнине к ним подъехал Тиниен.
— Бергстен на месте, — сообщил он, соскакивая на землю, и взглянул на Итайна. — У меня для вас сообщение, ваше превосходительство.
— Вот как? И от кого же?
— С Бергстеном атана Марис. Она хочет поговорить с тобой.
Глаза Итайна расширились.
— Она-точто здесь делает? — воскликнул он.
— Она сказала, что твои письма, должно быть, затерялись по дороге. Ни одно письмо не дошло до нее. Вы ведь писали ей, ваше превосходительство?
— Я… гм… собирался, но… — Итайн слегка смутился. — Все время что-нибудь мешало.
— Уверен, что она это поймет, — с невинно-бесстрастным видом заметил Тиниен. — Как бы то ни было, после того, как она преподнесла Бергстену на блюдечке Кинестру, она решила разыскать тебя.
Лицо Итайна приняло обеспокоенное выражение.
— На это я никак не рассчитывал, — покаянно признался он.
— В чем тут дело? — с любопытством спросила Бетуана.
— Когда посол Итайн был в Кинестре, ваше величество, они с атаной Марис стали близкими друзьями, — пояснила Сефрения. — Оченьблизкими друзьями.
— Вот как! — сказала Бетуана. — Такое случается нечасто, но все же случается, а атана Марис всегда была импульсивной девочкой. — Хотя королева атанов все еще носила глубокий траур, она, похоже, оставила свое ритуальное молчание. — Могу я дать тебе совет, Итайн-посол?
— Разумеется, ваше величество.
— Неразумно играть с чувствами атанской женщины. Может быть, внешне так и не кажется, но мы очень эмоциональны. Порой у нас возникают привязанности, которым на деле возникать не следовало бы. — Она говорила это, не глядя на Энгессу. — Однако, достойны эти чувства или нет, они очень сильны, и уж если такое чувство возникло, бороться с ним невозможно.
— Понимаю, — сказал он. — Я непременно буду иметь это в виду, ваше величество.
— Друг Вэнион, — сказал Кринг, — ты хочешь, чтобы я отыскал Берита и Халэда и привел их сюда? г Вэнион задумался.
— Будем покуда держаться подальше от потайных врат, — решил он. — За ними могут следить киргаи. Бериту и Халэду надлежитбыть там, а вот нам — нет. Не будем поднимать лишнего шума, пока Спархок не сообщит, что его жена в безопасности. Тогда мы всевойдем в эти врата. У нас на руках осталось немало неоплаченных счетов, и, думаю, близится время, когда мы захотим их предъявить.
Благодаря карнизу, тянувшемуся вдоль тыльной стены дворца, продвижение к центральной башне стало не более чем легкой прогулкой. Однако даже на эту прогулку потребовалось время, и Спархок болезненно остро ощущал, что ночь уже перевалила на вторую половину. Миртаи и Телэн быстро поднялись вверх по стене башни, но остальные, связанные для надежности веревкой, продвигались куда медленнее.
Спархок смотрел вверх, когда к нему присоединился Келтэн.
— Где Афраэль? — тихо спросил светловолосый пандионец.
— Везде. Разве она тебе этого не говорила?
— Очень смешно, Спархок. — Келтэн поглядел на восток. — Мы собираемся управиться с этим делом прежде, чем начнет светать?
— Уже близко. Прямо над нами балкон — и освещенные окна.
— Мы обогнем их?
— Я отправлю Телэна на разведку. Если киргаев там немного, можно будет уже пробраться внутрь.
— Давай не будем рисковать. Я готов карабкаться хоть до луны, если понадобится. Двинемся дальше. Я уже отвязал веревку.
— Ладно, — согласился Спархок и продолжил подъем. Налетел легкий ветерок, незримыми пальцами касавшийся базальтовых глыб. Ветер был покуда не настолько силен, чтобы представлять для них опасность, но Спархок решительно предпочел бы, чтобы он не усиливался.
— Ты размяк, Спархок, — критически заметила Миртаи, когда он, отдуваясь, оказался там, где остановились, прижимаясь к стене, атана и Телэн.
— Никто не совершенен. Вы уже осмотрели этот балкон?
— Я как раз собирался туда забраться, — отозвался Телэн. Он отвязал веревку, обмотанную вокруг талии, и двинулся по стене к балкону.
«Я тобой недовольна, Спархок, — мысленный голос Афраэли громом отдался в сознании рыцаря. — У меня на этого молодого человека свои виды, и они отнюдь не включают перспективу соскребать его с мостовой пятьюстами футами ниже».
«Он знает что делает. Ты слишком о нем хлопочешь. Кстати, раз уж ты здесь, не расскажешь ли мне подробнее, что там, на вершине башни?»
«Отдельное строение — вероятно, какая-нибудь пристройка. В нем три комнаты — кордегардия примерно для взвода церемониальных войск, камера, где держат маму и Алиэн, и большая комната напротив. Большую часть времени там торчит Сантеокл».
«Сантеокл?»
«Король киргаев. Он идиот. Все киргаи идиоты, но он еще хуже».
«В камере Эланы есть окно?»
«Небольшое. Оно забрано решеткой, но ты бы все равно в него не пролез. Пристройка меньше, чем башня в поперечнике, поэтому вокруг нее довольно широкий парапет».
«Его обходят стражники?»
«Нет. В этом нет нужды. Это самое высокое место в городе, и киргаям никогда и в голову не приходило, что туда кто-то может забраться».
«Сантеокл сейчас там?»
«Былтам, но мог и уйти с тех пор, как я заглядывала в окно. С ним были Заласта и Экатас. Они намеревались посетить какое-то сборище».
Послышался тихий свист, и Спархок оглянулся на балкон. Телэн делал ему знаки.
— Пойду гляну, что там, — сказал Спархок Миртаи.
— Только недолго, — предупредила она. — Ночь чересчур резво бежит к концу и обгоняет нас. Он что-то проворчал и двинулся к балкону.
Подъемный мост был опущен, и никто не охранял его.
— Как удобно, — заметила Элисун, когда она, Лиатрис и Гахенас перешли мост и оказались во внутреннем дворе замка. — Шакола не упускает из виду ни одной мелочи.
— Я думала, что стража в замке состоит из рыцарей церкви, — сказала Гахенас. — Не могла же Шакола подкупить их!
— Лорд Вэнион забрал всех рыцарей с собой, — пояснила Лиатрис. — Охрана замка была возложена на церемониальные войска из главного гарнизона. Кто-то из офицеров, вероятно, этой ночью разбогател. Ты бывала здесь раньше, Элисун. Где мы можем найти нашего мужа?
— Обычно он на втором этаже, там, где королевские покои.
— Тогда поспешим. Меня очень тревожит, что у ворот нет стражи. Сомневаюсь, что во всем замке мы найдем хоть одного стражника, а это значит, что наемные убийцы Шаколы могут беспрепятственно добраться до Сарабиана.
Оказалось, что балкон не использовали по меньшей мере при жизни одного поколения. По углам лежал густой слой пыли, а пол покрывал засохший птичий помет. Когда Спархок перелез через каменную балюстраду, Телэн скорчился у окна, поглядывая через подоконник.
— Есть там кто-нибудь? — прошептал рослый пандионец.
— Целая толпа, — шепотом ответил Телэн. — Только что явился Заласта с парой киргаев.
Спархок пристроился рядом со своим юным другом и заглянул в окно.
Большой зал, озаренный светом множества факелов, вполне мог быть тронным залом. Балкон, на котором притаились Телэн и Спархок, был выше уровня пола, и к нему вел изнутри ряд каменных ступеней. В дальнем конце зала было небольшое возвышение, и на нем в глубине стоял трон, вырезанный из цельного куска камня. Мускулистый красавец в богато изукрашенном нагруднике и коротком кожаном кильте восседал на троне, с царственным видом озирая собравшихся вокруг него людей. Сбоку от него стоял Заласта, а сморщенный человечек в расшитой черной мантии, выступив вперед, на край помоста, держал речь на своем родном языке. Спархок выругался и торопливо выпустил заклинание.
«Ну, что еще?» — громко отозвался в его сознании голос Афраэли.
«Ты не могла бы перевести мне все это?»
«Я сделаю гораздо лучше».
Он услышал слабое отдаленное жужжание, и на миг голова у него пошла кругом.
— … И в сей самый миг войска эти окружают священный город, — говорил сморщенный человечек на языке, который теперь Спархок хорошо понимал.
Из толпы, собравшейся у помоста, выступил человек с пепельно-седыми волосами и мускулистыми плечами.
— Чего же тут бояться, Экатас? — громыхающим голосом осведомился он. — Могущественный Киргон затуманит зрение наших врагов, как делал это вот уже десять тысячелетий. Пускай себе бродят среди костей за пределами нашей долины и тщетно разыскивают Врата Иллюзии. Они все равно что слепцы и не представляют угрозы для Потаенного города.
Среди людей, стоявших вокруг помоста, пробежал согласный ропот.
— Генерал Оспадос говорит верно, — провозгласил другой человек в доспехах, также выступая вперед. — Я призываю вас, как и прежде, не обращать внимания на ничтожных чужеземцев, что толпятся у наших врат.
— Позор! — крикнул третий оратор, выступая вперед неподалеку от того места, где говорили эти двое. — Неужели мы станем прятаться от низших рас? Их присутствие у наших врат есть оскорбление, которое должно быть отмщено!
— Можешь ты понять, о чем они говорят? — прошептал Телэн.
— Они спорят, — ответил Спархок.
— В самом деле? — сардонически осведомился Телэн. — А нельзя ли поточнее, Спархок?
— Видимо, родичи Афраэли ухитрились привести сюда всех наших друзей. Насколько я понял из речи этого старика в черной мантии, город полностью окружен.
— Приятно, когда друзья под рукой. И что эти люди собираются предпринять?
— Именно об этом они и спорят. Одни из них хотят сидеть тихо, другие — атаковать.
Затем вперед на возвышение вышел Заласта.
— Вот что говорит вечный Клааль! — провозгласил он. — Войска, что стоят за Вратами Иллюзии, не более чем песчинка на ветру. Опасность здесь, в стенах Потаенного города. В сей самый миг Анакха уже внемлет моему голосу.
Спархок выругался.
— Что такое? — с тревогой спросил Телэн.
— Заласта знает, что мы здесь.
— Откудаон мог это узнать?
— Понятия не имею. Он будто бы говорит от имени Клааля, а Клааль чует Беллиом.
— Даже сквозь золото?
— Золото может сокрыть Беллиом от Киргона, но Беллиом и Клааль — братья. Они, наверное, могли бы почуять друг друга с разных концов вселенной — даже если б между ними пылали мириады солнц. — Спархок поднял руку. — Тише. Он что-то еще говорит. — И наклонился ближе к окну.
— Спархок, я знаю, что ты слышишь меня! — громко заговорил Заласта, на сей раз по-эленийски. — Ты — создание Беллиома, и это дает тебе определенное могущество; но я отныне принадлежу Клаалю и наделен всем тем, чем наделен и ты. — Заласта презрительно фыркнул. — Ваша маскировка была весьма хитроумной, но Клааль тотчас распознал ее. Тебе следовало поступать так, как тебе было велено. Ты обрек на смерть своих друзей и ничем не сумеешь предотвратить этого!
В коридоре у двери покоев, где в последний раз Элисун встречалась с императором, затаились с полдюжины неприметно одетых людей. Элисун не раздумывала ни секунды.
— Сарабиан! — что есть силы закричала она. — Запри дверь!
Император, само собой, этого не сделал. После секундного потрясения, когда наемные убийца застыли, застигнутые врасплох, а Лиатрис, разразившись ругательствами, выхватила свои кинжалы, — дверь покоев распахнулась настежь, и Сарабиан, в эленийских обтягивающих штанах, полотняной рубашке с длинными рукавами, со стянутыми на затылке длинными черными волосами, одним прыжком вылетел из покоев со шпагой в руке.
Сарабиан был высок для тамульца, и его первый выпад пригвоздил одного из убийц к противоположной стене коридора. Император театральным жестом выдернул клинок из обмякшего тела.
— Прекрати выпендриваться! — рявкнула Лиатрис на мужа, вспарывая живот другому убийце. — Осторожней!
— Слушаюсь, любовь моя! — жизнерадостно отозвался Сарабиан, вновь изготовясь к бою.
У Элисун был при себе только небольшой узкий кинжал с лезвием всего в пять дюймов длиной. Впрочем, ей и этого было достаточно. Арджунец, вооруженный кинжалом в фут длиной, отбил следующий удар императора и с презрительным рычанием бросился на него, метя узким, как игла, клинком в глаза императора, — но вдруг выгнулся дугой, сдавленно завопив. Маленький кинжал Элисун, острый как бритва, вошел в его поясницу, как в масло, вспарывая почки.
Но поразила всех Гахенас. Ее оружием был нож с тонким изогнутым лезвием. С пронзительным визгом большеухая тэганка ворвалась в гущу боя, хлеща острым лезвием по лицам наемных убийц Шаколы. Оглушительно вереща, Гахенас, как фурия, кидалась на ошеломленных наемников, и император Сарабиан с отменной ловкостью использовал их замешательство. Его тонкий клинок свистел, вторя смертоносной пляске: выпад — удар — снова выпад… Нельзя сказать, чтобы тамульский император был первоклассным фехтовальщиком. Действовал он умело, но, будь здесь Стрейджен, он нашел бы немало причин покритиковать его. На самом деле победу на этом поле битвы — если только можно так назвать коридор — одержали именно императорские жены.
— Отступайте в покои, дорогие мои! — бросил Сарабиан, подталкивая разъяренных дикарок к двери и хлеща шпагой воздух над поверженными убийцами. — Я вас прикрою.
— О Боже, — прошептала Лиатрис Элисун и Гахенас, — какой он все-таки ребенок!
— Да, Лиатрис, — отозвалась Элисун, одной рукой нежно обнимая свою уродливую тэганскую сестру, — но ведь он наш.
— Кринг едет, — тихо сказал Халэд, указывая на силуэт всадника, который галопом скакал к ним по залитой лунным светом и усыпанной костями пустыне.
— Что за глупость, — нахмурился Берит. — Его же могут заметить.
Доми подскакал к ним и резко осадил коня.
— Уходите! — бросил он свистящим шепотом.
— В чем дело? — спросил Берит.
— Богиня-Дитя велела, чтобы вы немедля присоединились к остальным! Сюда идут киргаи, чтобы прикончить вас.
— Я-то все гадал, когда наконец они решатся это сделать, — проворчал Халэд, одним прыжком вскакивая в седло. — Поехали, Берит!
Берит кивнул, взявшись за поводья Фарэна.
— Лорд Вэнион намерен сделать что-нибудь с киргаями, когда они выйдут из ворот? — спросил он у Кринга.
Пелой ответил ему ухмылкой, которая больше походила на волчий оскал.
— Друг Улаф приготовил для них неприятный сюрпризец.
Берит огляделся.
— Где Улаф? Я его не вижу.
— И киргаи тоже не увидят — пока не будет уже слишком поздно. Давайте отъедем от этого утеса. Пусть они увидят нас. Им приказано убить вас, так что они погонятся за нами. Друг Улаф прихватил с собой шесть-восемь изголодавшихся троллей — они-то и свалятся на головы киргаям.
— Он знал, где ты? — с тревогой спросил Келтэн, прижимаясь к стене.
— Не думаю, — ответил Спархок. — Он знает, что я где-то в городе, но существует не один способ услышать его слова. Сдается мне, когда он начал сыпать угрозами, то даже не подозревал, насколько я близко.
— А с Беритом и Халэдом ничего не случится? Спархок покачал головой.
— Афраэль была со мной, когда Заласта произносил свою речь. Она позаботится о них.
— Эй, Спархок, — окликнула сверху Миртаи, — держи веревку.
Из темноты над их головами соскользнул свободный конец веревки, и Спархок быстро вскарабкался по ней вверх.
— Долго еще? — шепотом спросил он, оказавшись рядом с Миртаи.
— Еще один подъем, — ответила она. — Телэн уже там.
— Ему бы следовало подождать нас, — недовольно проворчал Спархок. — Я намерен серьезно потолковать с этим мальчишкой.
— А что проку-то? Телэн любит рисковать. Келтэн тащит за собой наше снаряжение? Мне бы не хотелось, добравшись до вершины, обламывать ногти.
— Он перетаскивает узел — от остановки до остановки. — Спархок поглядел на стену. — Может быть, на сей раз пустишь меня вперед? И побыстрее собери здесь остальных. У нас еще пропасть дел, а ночь не будет длиться вечно.
Миртаи жестом указала на сложенную из грубых каменных глыб стену.
— Валяй.
— Не помню, говорил ли я тебе об этом, — сказал Спархок, — но я рад, что ты с нами. Ты, пожалуй, наилучший солдат из всех, кого я знал.
— Не поддавайся чувствам, Спархок. Меня это смущает. Ты собираешься подняться по стене или будешь ждать восхода солнца?
Спархок осторожно двинулся в путь. То, что северная сторона башни находилась в тени, было их преимуществом, но в глубокой тени приходилось ощупью нашаривать каждый выступ и долго нащупывать место, где можно поставить ногу. Спархок сосредоточился на подъеме, сопротивляясь смутному желанию повернуть голову и посмотреть вверх, на оставшуюся часть стены, или на четко очерченный край парапета полусотней футов ниже.
— Что тебя задержало? — шепотом спросил Телэн, когда рослый пандионец перевалился через балюстраду, отмечавшую край парапета.
— Цветочки нюхал, — едко огрызнулся Спархок. Посмотрев на восток, он увидел, что силуэты гор высвечены слабым сиянием ложной зари. Им остался самое большее час темноты. — Часовых нет, как я понимаю? — шепотом спросил он.
— Нет, — так же тихо ответил Телэн. — Киргаи, видно, не дураки поспать.
— Спархок! — донесся снизу шепот Келтэна.
— Я здесь, наверху.
— Принимай багаж. — И из темноты, разматываясь на лету, вынырнул свернутый конец веревки.
— Помоги мне, Телэн. — Спархок перегнулся через каменную балюстраду. — Отпускай, — шепотом велел он Келтэну. — Сейчас поднимем.
Келтэн что-то проворчал, и они услышали, как он движется вдоль стены. Затем Спархок и Телэн медленно втащили наверх большой неуклюжий узел, стараясь не загреметь им по камням. Спархок быстро вытащил свой меч и принялся рыться в кольчугах, разыскивая собственную.
Когда Келтэн наконец перебрался через ограждение, он пыхтел и отдувался.
— Как ты допустил, чтобы я настолько размяк? — с укоризной спросил он у Спархока.
— Беспечность, я полагаю, — пожал плечами Спархок. — А, вот она. — И он вытряхнул из узла свою кольчугу.
— Как ты ее отличаешь? — с любопытством спросил Телэн. — Я имею в виду, в темноте.
— Я ношу ее двадцать с лишним лет. Поверь мне, уж ее то я узнаю. Посмотри, как поднимаются остальные.
Телэн отошел к балюстраде и помог Ксанетии взобраться на парапет. Бевьер и Миртаи справились с этим сами.
Рыцари вооружились за считанные минуты.
— Куда пошел Телэн? — прошептал Келтэн озираясь.
— Разнюхивать, — ответила Миртаи, застегивая пояс с мечом.
— Я всегда считал, что это называется разведкой, — поправил ее Бевьер.
— Какая разница, — пожала она плечами. Вернулся Телэн.
— Кажется, я нашел то, что мы искали, — тихо проговорил он. — Небольшое окошко, забранное железной решеткой. Оно высоко, так что я в него не заглядывал.
— Афраэль вернется? — спросил Бевьер. — Мы не должны подождать ее?
Спархок покачал головой.
— Скоро уже начнет светать. Афраэль знает, что мы делаем. Она покуда заботится о том, чтобы все остальные вовремя прибыли на место.
Телэн повел их вдоль стены башни на восточную сторону.
— Вот здесь, — прошептал он, указывая на зарешеченное окошко футах в десяти выше парапета.
— На фасаде есть еще окна с решетками? — спросил Спархок.
— Нет, и все они больше и ближе к парапету.
— Значит, это оно. — Спархок едва сдерживался, чтобы не завопить от восторга. — Афраэль описала мне это окошко.
Келтэн, сощурясь, разглядывал зарешеченное окно.
— Давайте убедимся в этом, прежде чем начнем праздновать. — Он уперся руками в стену и широко расставил ноги. — Забирайся, Спархок, посмотри, что там.
— Ладно. — Спархок вскарабкался по широкой спине друга, осторожно встал на его плечи и медленно вытянулся, ухватившись за ржавую решетку. Подтянувшись, он заглянул в темноту.
— Элана! — тихо позвал он.
— Спархок! — потрясенно вскрикнула она.
— Пожалуйста, любовь моя, потише. С тобой все в порядке?
— Теперь да. Как ты сюда попал?
— Это долгая история. Алиэн тоже здесь?
— Рядом, принц Спархок, — отозвался из темноты серебристый голос девушки. — Келтэн с вами?
— Я стою на его плечах. Можете вы что-нибудь зажечь? Нам нужен свет.
— Ни в коем случае! — в голосе Эланы прозвучал ужас.
— В чем дело?
— Они остригли мне все волосы! — простонала она. — Я не хочу, чтобы ты меня видел!
Телэн, висевший на окошке, соскользнул на парапет.
— Я в него пролезу, — уверенно прошептал он.
— А как же решетка? — спросил Келтэн.
— Она там только для украшения. Ее с самого начала сработали не слишком качественно, да еще она простояла там пару столетий. Ее недолго расшатать.
— Подождем, пока не вернется Ксанетия, — решил Спархок. — Я хочу знать, что нас ждет, прежде чем начать крушить все вокруг.
— Не хочу тебя обидеть, — негромко заметила Миртаи Телэну, — но какой нам будет прок, если ты окажешься в камере, когда начнется бой и туда ворвется дюжина киргаев, чтобы расправиться с Эланой и Алиэн?
— Дак энто ежели они туды еще ворвутся, дорогуша, — с возмутительной ухмылкой отозвался юный вор. — Дверь-то заперта.
— У них есть ключ.
— Дайте мне полминуты повозиться с замком, и от их ключа не будет никакого толку. Они не войдут в камеру — можешь на меня положиться.
— А разве у нас есть другой выбор? — спросил Бевьер.
— Нет, если вспомнить, сколько осталось до рассвета, — ответил Спархок, встревоженно взглянув на небо на востоке. — Келтэн, поднимись и посмотри на эту решетку.
— Ладно. — Светловолосый пандионец вскарабкался к окошку, обеими руками ухватился за ветхую железную решетку и принялся мерно ее раскачивать. На стоящих внизу посыпались обломки и крошево известки.
— Потише ты! — прошипела Миртаи.
— Решетка уже ослабла, — хриплым шепотом отозвался Келтэн. — Известка совсем прогнила. — На мгновение он прекратил раскачивать решетку и ближе придвинулся к окну.
— Спархок, — шепотом позвал он, — Элана хочет поговорить с тобой.
Спархок поднялся к окну.
— Что, любовь моя? — прошептал он в темноту.
— Что вы задумали, Спархок? — Ее шепот звучал так близко, что, казалось, протяни руку — и дотронешься до нее.
— Мы хотим вытащить решетку, а потом Телэн проберется к вам в камеру. Он испортит замок, чтобы никто снаружи не смог попасть к вам. Потом мы нападем на стражников. Заласта там?
— Нет. Он и Экатас отправились в храм. Спархок, он знает, что ты здесь. Он каким-то образом почуял тебя. Сантеокл уже выслал солдат в город искать тебя.
— Думаю, мы их опередили. Вряд ли они знают, что мы уже здесь.
— Как ты смог подняться сюда, Спархок? Все лестницы охраняются стражниками.
— Мы взобрались снаружи, по стене башни. Когда ваши стражники начинают шевелиться?
— Обычно с рассветом. Они стряпают в кордегардии то, что считается здесь едой, а потом двое-трое стражников приносят завтрак мне и Алиэн.
— Боюсь, любовь моя, нынче утром ваш завтрак слегка запоздает, — с жесткой усмешкой прошептал Спархок. — Думаю, у ваших поваров сейчас будут несколько иные заботы.
— Будь осторожен, Спархок.
— Обязательно, моя королева.
— Спархок! — шепотом позвала снизу Миртаи.
— Мне пора, дорогая, — прошептал он в темноту. — Скоро мы вытащим вас отсюда. Я люблю тебя.
— Как мило, что ты об этом вспомнил. Спархок быстро спустился на парапет.
— С возвращением, анара, — приветствовал он Ксанетию.
— Ты что-то в странном расположении духа, Анакха, — слегка озадаченно отметила она.
— Я только что поболтал с женой, анара. От этого у меня всегда поднимается настроение. Со сколькими стражниками нам придется иметь дело?
— Боюсь, Анакха, что окажется их десятка два, не менее.
— Это может стать проблемой, Спархок, — заметил Бевьер. — Киргаи не бог весть какие вояки, но двадцать киргаев могут доставить нам немало неприятностей.
— Вряд ли, — возразил Спархок. — Афраэль говорила, что здесь, наверху, три комнаты — большая комната, камера, где содержат Элану и Алиэн, и кордегардия. Это так, анара?
— Истинно так, — отвечала она. — Камера и кордегардия здесь, с северной стороны. Главная комната — с южной, окнами выходит она на храм Киргона. Из дремотных мыслей тех киргаев, кои этой ночью принуждены были бодрствовать, разузнала я, что сия башня — излюбленное местопребывание короля Сантеокла, ибо получает он некое наслаждение, с высоты парапета озирая свои владения и — сверх того — принимая поклонение своих подданных, что взирают на него далеко снизу.
— Тупица, — пробормотала Миртаи. — Ему что, больше нечем заняться?
Ксанетия чуть заметно улыбнулась.
— Все прочие занятия не по силам ему, атана. Его же гвардейцы, как бы ни были ограниченны они сами, весьма низко оценивают здравомыслие своего повелителя. Однако же ум Сантеокла либо отсутствие оного не имеют никакого значения. Сантеокл — потомок королевского дома, и единое его предназначение — носить корону.
— С этим запросто справилась бы и вешалка, — заметил Телэн.
— Воистину так.
— У стражников есть какое-то определенное расписание? — спросил Бевьер.
— Нет, сэр рыцарь. Должны они лишь быть готовы во всякую минуту исполнять веления короля — не более того. Истинно говоря, не столько они воины, сколько герольды, ибо первейшая их обязанность — возвещать звучанием труб своим согражданам, что Сантеокл вот-вот появится на парапете, дабы принять поклонение своих киргаев.
— И ждут они королевских приказов в кордегардии? — продолжал расспрашивать Спархок.
— Все, кроме лишь двоих, кои стоят на страже у дверей темницы твоей королевы, да еще двоих, кои преграждают лестницу, ведущую в нижние этажи сей башни.
— Могут они попасть в камеру королевы из кордегардии? — напряженно спросил Бевьер.
— Нет. Туда ведет одна лишь дверь.
— А какой ширины дверной проем между кордегардией и главной комнатой?
— Лишь один человек может пройти в него, сэр рыцарь.
— Мы с Келтэном удержим эту дверь, Спархок.
— Есть в кордегардии другие двери? — спросил Келтэн.
Ксанетия покачала головой.
— А большие окна?
— Одно лишь окно — той же величины, что и это, однако не забранное решеткой.
— Значит, нам придется драться только с этими четырьмя стражниками в главной комнате, — заключил Келтэн. — Мы с Бевьером, если это понадобится, сможем держать остальных в кордегардии хоть неделю.
— А мы со Спархоком справимся с теми, что стоят у дверей камеры и на лестнице, — прибавила Миртаи.
— Что ж, пусть Телэн забирается в камеру, — сказал Спархок, вновь поглядывая на восток, где уже начинала рассеиваться темнота.
Келтэн вскарабкался к окошку и принялся ковырять остатки известки своим массивным кинжалом.
— Обогни башню и наблюдай, анара, — прошептал Спархок. — Дай нам знать, если кто-нибудь появится на лестнице.
Она кивнула и скрылась за углом башни.
Спархок поднялся наверх и принялся разбивать известку с левой стороны железной решетки, покуда его друг сражался с ней справа. Через минуту Келтэн ухватился за железные прутья и потянул.
— Нижний край свободен, — сообщил он. — Примемся за верхний.
— Ладно.
Они перебрались к верхнему краю окна и вновь принялись за дело.
— Смотри поосторожнее, когда решетка высвободится, — предостерег Спархок. — Нельзя, чтобы она зазвенела по парапету.
— Моя сторона свободна, — прошептал Келтэн. — Я подержу ее, пока ты управишься со своей. — Он просунул внутрь правую руку, ухватился за какой-то выступ и левой рукой взялся за прутья.
Спархок с удвоенной энергией налег на работу, обрушивая на парапет потоки обломков и пыли.
— Кажется, готово, — наконец прошептал он.
— Посмотрим. — Плечи Келтэна напряглись, и ветхая решетка со скрежетом вырвалась из стены. Тем же движением плечистый друг Спархока швырнул увесистую решетку вниз через балюстраду.
— Что ты делаешь?! — сдавленно вскрикнул Спархок.
— Избавляюсь от тяжести.
— Ты знаешь, сколько шума наделает эта штука, когда грохнется о землю?
— Ну и что? До земли добрых пятьсот футов. Пусть себе шумит, сколько захочет. Впрочем, если там внизу случайно стоит какой-нибудь киргай или кинезганский надсмотрщик, он получит неприятный сюрприз. Но ведь мы это переживем, верно?
Спархок просунул голову в освободившееся отверстие.
— Элана, — прошептал он, — ты здесь?
— Где же мне еще быть, Спархок?
— Извини. Дурацкий вопрос. Мы сняли решетку. Сейчас к вам проберется Телэн. Крикни или еще как-нибудь дай знать, когда он испортит замок, чтобы стражники не могли до вас добраться.
— С дороги, Спархок, — ворчливо сказал за его спиной Телэн. — Я не смогу никуда пробраться, покуда ты загораживаешь все окно.
Спархок отодвинулся, и гибкий мальчик начал, извиваясь, протискиваться в окно. Вдруг он замер.
— Так не пойдет, — пробормотал он. — Тащите меня назад.
— В чем дело? — спросил Келтэн.
— Просто вытащи меня, Келтэн. Некогда объяснять.
Спархок с упавшим сердцем помог Келтэну выволочь наружу юного вора.
— Погодите минутку. — Телэн повернулся боком и вытянул руки над головой. — А теперь толкайте меня.
— Ты же снова застрянешь, — возразил Келтэн.
— Значит, вам придется толкать меня посильнее. Вот что получается из-за обильной еды, упражнений и всей этой чистой жизни, которую ты мне так навязываешь, Спархок. Я так вырос, что не могу протиснуть туда плечи. — Он вновь начал извиваться. — Толкайте, господа! — велел он.
Спархок и Келтэн налегли ладонями на его пятки.
— Сильнее! — проворчал Телэн.
— Ты сдерешь с себя всю кожу, — предостерег Келтэн.
— Я еще молодой. Заживет. Толкайте!
Рыцари с силой надавили на его ноги, и Телэн, пыхтя и ругаясь себе под нос, наконец провалился в окно.
— С ним все в порядке? — хрипло прошептал Спархок в темноту.
— Все прекрасно, Спархок, — шепнул в ответ Телэн. — Вы бы лучше пошевеливались. Я долго не провожусь.
Спархок и Келтэн спрыгнули на парапет.
— Пошли, — коротко бросил Спархок, и три рыцаря и атана быстро двинулись по парапету к южной стороне башни.
— Тише, Анакха, — голос Ксанетии доносился, казалось, ниоткуда.
— Они уже зашевелились, анара? — прошептал Бевьер.
— Некие звуки и впрямь доносятся из кордегардии, — отвечала она.
На фасаде башни были два больших незастекленных окна — по обе стороны от широкой двери. Спархок осторожно приподнял голову над нижним краем одного из окон и заглянул внутрь. Комната, как и сообщала Афраэль, оказалась довольно большой. Скудную обстановку составляли скамьи, несколько табуретов, пара низких столов; освещали комнату несколько примитивных масляных светильников. По правую сторону в дальней стене была дверь, у которой стояли на страже два киргая, неподвижные, словно статуи. Лестничная площадка по левую руку, также охранявшаяся, с трех сторон была ограждена низкой стеной. Второй дверной проем — тот, что вел в кордегардию, — был тоже слева, недалеко от лестничной площадки.
Спархок внимательно оглядел стражников, изучая до мелочей их оружие и снаряжение. Это были мускулистые люди в архаических нагрудниках, конических шлемах с султанами и коротких кожаных кильтах. У каждого стражника к левой руке был прикреплен большой круглый щит, а в правой он сжимал копье восьми футов длиной. У всех на поясе висели мечи и массивные кинжалы.
Спархок отодвинулся от окна.
— Поглядите на них хорошенько, — прошептал он друзьям.
Один за другим Келтэн, Бевьер и Миртаи приподнялись и заглянули в окно.
— Эта дверь заперта, анара? — прошептал Спархок, указывая на дверь, которая выходила на парапет.
— Мнится мне, Анакха, что пытаться открыть ее было бы неразумно. Киргайские постройки грубы и примитивны, и, боюсь я, ни единый засов в сем городе нельзя отпереть бесшумно.
— Пожалуй, ты права, — вздохнул он и окликнул остальных: — Давайте-ка вернемся назад, за угол. Они вернулись на восточную сторону башни.
— Светает, — заметил Келтэн, указывая на небо. Спархок что-то проворчал.
— Войдем через окна, — сказал он друзьям. — Все равно мы бы только мешали друг другу, если б попытались все одновременно ворваться в дверь. Бевьер, ты и Миртаи берете на себя окно по ту сторону двери, мы с Келтэном — это. Будьте осторожны. Копья — основное оружие киргаев, и наверняка они много тренируются с ним. Действуйте быстро. Застаньте их врасплох и сразу блокируйте проход в кордегардию. Нам придется удерживать и эту лестницу.
— Этим займусь я, Спархок, — заверила его Миртаи. — Ты сосредоточься на том, чтобы вытащить наших друзей из камеры.
— Верно, — согласился он. — Как только они окажутся на свободе, я призову Беллиом, и это значительно изменит здешнее расположение сил.
И тут чистый голос взмыл над спящим городом в пронзительной, берущей за душу песне.
— Вот и сигнал! — прошептал Келтэн. — Это Алиэн! Телэн все сделал, пора и нам за работу!
— Все слышали? — спросил Спархок, отступая, чтобы пропустить Бевьера и Миртаи. — Когда я крикну, все одновременно врываемся в комнату!
Бевьер и Миртаи низко пригнулись, пробегая мимо ближнего окна, и заняли свои позиции у окна по ту сторону двери.
— Держись подальше от схватки, анара, — прошептал Спархок, обращаясь к невидимой Ксанетии. — Тебе незачем вмешиваться в нее… — Он осекся и нахмурился, не ощутив рядом присутствия Ксанетии. — Ну ладно, Келтэн. За дело.
Двое рыцарей с мечами в руках бесшумно двинулись вперед и, пригнувшись, укрылись под широким окном. Спархок слегка приподнялся, чтобы взглянуть вдоль парапета. Бевьер и Миртаи напряженно ждали сигнала под соседним окном. Спархок сделал глубокий вдох и изготовился.
— Пошли! — гаркнул он и, опершись рукой о подоконник, одним прыжком перемахнул в комнату.
Только что там было четыре киргая. Теперь их оказалось десять.
— Они меняют стражу, Спархок! — прокричал Бевьер, обеими руками занося смертоносный локабер.
На их стороне все еще было преимущество внезапности, но положение изменилось не в лучшую сторону. Спархок выругался и ударом меча свалил киргая, несшего котелок — скорее всего, завтрак для пленниц. Затем он бросился к четверым стражникам, которые в смятении теснились у двери в камеру. Один из них лихорадочно сражался с замком, а трое других пытались принять боевую стойку. Они были хорошо обучены, в этом можно было не сомневаться, а их длинные копья вполне могли представить собой серьезную угрозу.
Спархок яростно выругался и взмахнул своим тяжелым мечом, обрубая древки копий. Келтэн, метнувшись к нему, тоже принялся наносить мечом мощные удары по копьям. За их спиной, с другого конца комнаты, доносились звуки боя, но Спархок был чересчур занят тем, чтобы добраться до стражника, который возился с дверью камеры, чтобы оборачиваться и смотреть, что же там происходит.
Два копья были уже приведены в негодность, и киргаи, отшвырнув их, выхватили мечи. Третий, с нетронутым копьем, попятился, пытаясь прикрыть того, что яростно сражался с замком.
Спархок рискнул бросить быстрый взгляд за спину — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Миртаи, ухватив сопротивляющегося стражника поперек туловища, подняла его над головой и с размахом швырнула с лестницы. Тело стражника загрохотало по ступенькам. Еще два киргая уже лежали неподвижно — то ли мертвые, то ли умирающие. Берит, как когда-то в тронном зале Отта в Земохе, прикрывал вход в кордегардию, а Миртаи, словно разъяренная золотистая громадная кошка, ожесточенно дралась с уцелевшими стражниками на верху лестницы. Спархок поспешно повернулся к своим противникам.
Киргаи были никудышными фехтовальщиками, а огромные щиты серьезно затрудняли их подвижность. Спархок сделал быстрый обманный выпад в голову киргая, и тот инстинктивно вскинул щит. Тотчас отдернув руку, Спархок глубоко вогнал клинок в блистающий нагрудник. Киргай закричал и рухнул, заливая все вокруг кровью, хлеставшей из разрубленного нагрудника.
Но этого было еще недостаточно. Киргай, возившийся с замком, бросил бесплодные попытки отпереть его и попросту ударил плечом о дверь. Спархок явственно услышал треск дерева. В отчаянии он вновь бросился в бой. Киргай между тем вновь налег на дверь…
И вдруг она без малейшего усилия распахнулась вовнутрь. С торжествующим воплем стражник, пытавшийся выломать дверь, выхватил свой меч.
И пронзительно завопил, когда в комнату хлынул поток света.
На пороге, вытянув вперед смертоносную руку, сияя словно ослепительное солнце, стояла Ксанетия.
Киргай вновь завопил и отпрянул, натыкаясь на дерущихся товарищей. Затем он растолкал их, опрометью бросился к окну, выскочил в него и с долгим отчаянным криком перевалился через балюстраду.
Два других киргая, сражавшиеся у двери камеры, тоже обратились в бегство, мечась по комнате, словно перепуганные мыши.
— Миртаи! — прорычал Спархок. — Пропусти их! Пусть бегут!
Атана как раз подняла над головой второго киргая. Она швырнула неистово брыкавшегося стражника с лестницы и отпрыгнула вбок, открывая перепуганным беглецам путь к спасению.
— Отойди прочь, сэр рыцарь! — велела Ксанетия Бевьеру. — Я сама встану около сей двери, и клянусь жизнью, что ни единая живая душа не сумеет здесь пройти!
Бевьер лишь раз взглянул на ее лицо, охваченное сиянием, — и торопливо отступил от двери в кордегардию.
Киргаям, ломившимся в эту дверь, тоже хватило одного лишь взгляда на Ксанетию — и дверь с грохотом захлопнулась изнутри.
— Все в порядке, Элана! — крикнул Спархок.
Первым вышел Телэн — бледный как смерть, с потрясенным лицом. Его рубаха была разорвана в нескольких местах, а длинная кровоточащая царапина на руке выше локтя говорила о том, как нелегко ему далась попытка пролезть в узкое окошко. Он взирал на Ксанетию с непритворным благоговейным ужасом.
— Спархок, — сдавленно проговорил он, — она влетела в окно облачком дыма, представляешь?!
— Тумана, юный Телэн, — деловито поправила Ксанетия. Все еще источая сияние, она стояла лицом к двери в кордегардию. — Дым — весьма неподходящее состояние для плоти человеческой.
Из кордегардии доносился шум, возня и грохот.
— Спархок, — рассмеялся Бевьер, — они, похоже, двигают мебель! Видно, решили забаррикадировать дверь.
В этот миг из камеры опрометью выбежала Алиэн и бросилась в объятия Келтэна; и сразу за ней из своей темницы вышла Элана. Она была куда бледнее обычного, и под глазами у нее темнели круги. Одежда ее была истрепана и кое-где изорвана, а голову туго обматывал головной платок, как у монахини.
— Ох, Спархок, — едва слышно проговорила она, протягивая руки к мужу. Он шагнул к ней и заключил ее в крепкие медвежьи объятия.
Далеко снизу донесся яростный рев.
«Анакха! — прогремел в сознании Спархока голос Беллиома. — Киргон пробудился на погибель свою! Освободи меня!»
Спархок рывком выдернул из-под рубахи мешочек со шкатулкой и торопливо стал распутывать завязки.
— Что это за вопль? — спросил Телэн.
— Киргон знает, что мы освободили Элану! — напряженно ответил Спархок, вытаскивая из мешочка шкатулку Кьюриковой работы. — Откройся! — приказал он шкатулке.
Крышка откинулась, и из шкатулки хлынуло голубое сияние Беллиома. Спархок бережно вынул камень.
— Спархок, кто-то поднимается по лестнице! — предостерегла Миртаи.
— Отойдите прочь! — резко бросил он и обратился к Беллиому: — Голубая Роза! В силах ли ты преградить путь врагам нашим, что спешат в сей миг по оной лестнице?
Беллиом ничего не ответил, но стена высотой в половину человеческого роста, ограждавшая начало лестницы, вдруг разом рухнула вовнутрь, с грохотом и клубами пыли обрушившись в лестничный пролет.
«Поведай Афраэли, что мать ее в безопасности, — сухо приказал голос Беллиома. — Пусть начнется атака».
Спархок торопливо выпустил заклинание.
«Афраэль, — отрывисто проговорил он, — мы освободили Элану! Передай остальным — можно начинать!»
«Беллиом может разрушить иллюзию Киргона?» — спросила она тем же сухим деловитым тоном, что и Сапфирная Роза.
«Голубая Роза! — безмолвно воззвал Спархок. — Иллюзия, сотворенная Киргоном, изрядно замедляет продвижение наших друзей к городу. Не мог бы ты разрушить ее, дабы привели они войска свои в сие проклятое место?»
«Все будет как ты пожелаешь, сын мой».
Мгновенная пауза — и вдруг земля едва ощутимо всколыхнулась, а по небу волнами прокатилось сияние.
Из белесого храма далеко внизу донесся пронзительный, полный боли вопль.
— Мамочка моя, — мягко проговорила Флейта, как всегда, неожиданно возникая посреди комнаты. — Никогда не видела, как разрушается десятитысячелетнее заклятие. Вот это, должно быть, боль! Бедняжке Киргону выпала ужасная ночь.
— Ночь еще не завершилась, Богиня-Дитя, — устами Келтэна ответил ей Беллиом. — Избавь нас от неподобающего твоего ликования, покуда не минуют все опасности.
— Ну знаешь ли!..
— Умолкни, Афраэль. Должны мы позаботиться о защите своей, Анакха. Что ведомо Киргону, ведает также и Клааль. Схватка близится, и мы должны приготовиться к ней.
— Истинно так, — согласился Спархок и оглядел своих друзей. — Идемте, — сказал он. — Разойдемся по парапету и будем держать глаза открытыми. Скоро явится Клааль, а я не хочу, чтобы он подобрался ко мне сзади. Лестница полностью завалена.
— Там и мышь не проскользнет, — заверила его Миртаи.
— О стражниках можно забыть, — сообщил Бевьер, приложивший ухо к двери кордегардии. — Они все еще передвигают мебель.
— Отлично. — Спархок подошел к двери, ведущей на парапет. Она распахнулась с протестующим визгом ржавых петель. — Не вздумайте проявлять ненужную отвагу, — предостерег он друзей. — Это бой между Беллиомом и Клаалем. Разойдитесь по парапету и наблюдайте.
Когда они вышли на парапет, небо на востоке уже просветлело, возвещая приход дня, и эхо мучительного вопля Киргона все еще отдавалось в стенах Потаенного города.
— Смотрите! — Телэн указал поверх базальтовой балюстрады на юг, на дальний берег озера.
Человеческий поток, казавшийся издали скопищем крошечных фигурок, вытекал из Долины Героев, устремляясь в котловину, к воротам Кирги.
— Кто это?! — вскрикнула Элана, вцепившись в руку Спархока.
— Вэнион, — ответил он, — и с ним все остальные — Бетуана, Кринг, Улаф и тролли, Сефрения…
— Сефрения?! —воскликнула Элана. — Но она же мертва!
— Элана, — сказала Флейта, — не думаешь же ты, что я позволила бы Заласте убить мою сестру?
— Но… он сказал, что его нож пронзил ее сердце!.. Богиня-Дитя пожала плечами.
— Так оно и было, но Беллиом исцелил ее. Вэнион намерен кое-что предпринять по этому поводу. Из-за угла башни выбежал Телэн.
— С той стороны идет Бергстен! — сообщил он. — Его рыцари только что истоптали примерно три полка киргаев, даже не помешкав ни секунды.
— Неужели мы окажемся в осаде? — озабоченно спросил Келтэн.
— Вряд ли, — отозвался Бевьер. — Оборонительные качества этой крепости ничтожны, а патриарх Бергстен всегда славился крутым нравом.
Далеко внизу раздался грохот, и крыша храма взорвалась, разлетаясь во все стороны обломками известняка, — это черная громада Клааля прокладывала себе путь наружу из храма Киргона. Вот уже развернулись гигантские кожистые крылья, и пылающие щели глаз озирались с лихорадочным исступлением.
— Молю тебя, Анакха, подыми меня выше, дабы брат мой мог узреть меня. — Голос, исходивший из уст Келтэна, прозвучал отрешенно.
Дрожащей рукой Спархок поднял высоко над головой Сапфирную Розу.
Келтэн неловким движением мягко отстранил цеплявшуюся за него Алиэн и шагнул к балюстраде, ограждавшей парапет. Он заговорил на языке, который был не под силу никому из людей, и слова его, вероятно, слышны были в Чиреллосе, на том конце мира.
Гигант Клааль, все еще наполовину скрытый развалинами храма Киргона, задрал свой треугольный лик и заревел в ответ, роняя из оскаленного рта капли пламени.
«Внимай мне прилежно, Анакха, — голос Беллиома прозвучал в сознании Спархока едва слышным шепотом. — Продолжу я дразнить и задирать заблудшего моего брата, покуда, разъяренный сверх меры, не выйдет он на битву со мною. Будь же тверд пред лицом сего близящегося ужаса, ибо наша удача либо неудача целиком зависят от отваги твоей и твердости твоей руки».
«Не постигаю я значения слов твоих, Голубая Роза. Неужто должен я буду сразиться с Клаалем?»
«Нет, Анакха. Дело твое — освободить меня».
Творение тьмы, между тем, яростно расшвыряло известняковые глыбы и двинулось на дворец, алчно вытянув вперед лапы. Дойдя до массивных ворот, Клааль смел их с пути молнией, стиснутой в его огромном кулаке.
Келтэн-Беллиом продолжал оглушительно выкрикивать оскорбления, и Клааль в ответ выл от бешенства, прокладывая себе путь через нижние пристройки дворца, безжалостно сокрушая все, что лежало на его пути к башне.
И вот наконец он добрался до башни и, хватаясь громадными лапами за базальтовые глыбы, упорно полез вверх, а его раскинутые крылья так и хлестали утренний воздух, покуда он поднимался.
— Как же должен я освободить тебя, Голубая Роза? — нетерпеливо спросил Спархок.
— Мы с братом на краткое время должны воссоединиться, сын мой, — отвечал Беллиом, — дабы стать единым целым, каковым были когда-то, — иначе вечно я обречен оставаться в темнице сего лазурного кристалла, равно как и Клааль обречен сохранять нынешний свой чудовищный облик. Во временном нашем воссоединении оба мы получим свободу.
— Воссоединиться? Как?
— Когда достигнет он сей не столь уж и высокой вершины и возрадуется близкой победе оглушительным рыком, должен ты будешь со всей силой метнуть меня в разинутую его пасть.
— Что?!
— С радостью пожрет он меня. Сделай так, Анакха. В миг воссоединения нашего равно я и Клааль освободимся от нынешних наших обличий, и тогда начнется наша схватка. Не промахнись, сын мой, и не подведи меня, ибо это и есть та цель и судьба, для коей я сотворил тебя.
Спархок сделал глубокий вдох.
— Я не подведу тебя, отец, — всем сердцем поклялся он.
Все так же беснуясь и хлеща воздух кожистыми крыльями, Клааль поднимался все выше и выше по фасаду дворцовой башни. Спархок ощутил, как им овладевает странная, ничем не колеблемая отрешенность. Он прямо взглянул в лицо владыке ада и не испытал страха. Дело его — сама простота. Он лишь швырнет Сапфирную Розу в эту разинутую пасть, а если таковой возможности не представится — бросится туда сам, с Беллиомом в вытянутой руке. Он не ощутил ни сожаления, ни даже печали, приняв это твердое решение. Лучше это, чем погибнуть в какой-нибудь бессмысленной стычке на спорной границе, как случилось со многими его друзьями. Эта смерть будет не напрасна, а для воина это — лучшее, на что можно надеяться.
А Клааль лез, алчно стремясь добраться до своего ненавистного брата. Уже не более чем в нескольких ярдах ниже парапета сверкали жестоким торжеством его раскосые глаза, и оскаленные клыки роняли пламя, когда он проревел свой вызов.
И тогда Спархок вскочил на каменное ограждение и выпрямился, держа в вытянутой руке Беллиом.
— За Бога и королеву! — изо всей силы прокричал он свой клич.
Клааль протянул к нему чудовищную лапу.
И тогда Спархок со внезапностью освобожденной стальной пружины нанес удар. Рука его, опускаясь, хлестнула воздух, точно плеть.
— Получай! — крикнул он, швырнув сверкающий синевой камень.
С неуклонностью пущенной стрелы Сапфирная Роза вылетела из его руки в тот самый миг, когда Клааль еще шире разинул пасть, и исчезла в пылающей глотке.
Крылья Клааля, развернутые до предела, на миг застыли, трепеща от страшного напряжения. Гигантская тварь начала распухать, становясь еще громаднее, затем вдруг стала стремительно съеживаться…
И взорвалась.
Сила взрыва сотрясла землю, и Спархок, отброшенный с балюстрады, тяжело свалился на парапет. Он тут же вскочил и подбежал к балюстраде.
Две фигуры, сотканные из света, слепяще-голубая и обжигающе-красная, схватились друг с другом в пустоте, футах в десяти от него. Это была обычная схватка, яростный поединок воли и силы. Фигуры не имели черт и лишь отдаленно походили на человеческие. Раскачиваясь, они сцепились друг с другом, словно борцы на какой-нибудь сельской ярмарке, и каждый всей мощью своей воли и силы пытался одолеть равного ему противника.
Спархок и его друзья, стоявшие у балюстрады, оцепенели в благоговейном страхе, способные лишь не сводить глаз с этой битвы стихий.
А затем двое разомкнули враждебные объятия и замерли, пригнувшись и наполовину вытянув вперед громадные руки. Казалось, бессмертные братья ведут безмолвный, непостижимый разговор.
«Сие падет на твою долю, Анакха, — голос Беллиома в сознании Спархока звучал спокойно и отстранение. — Буде мы с Клаалем продолжим бой, мир сей будет уничтожен, как частенько случалось прежде. Ты принадлежишь сему миру, а потому сразишься за меня. Принадлежишь ты сему миру, и властвуют над тобой ограничения, кои не сдерживают меня. Боец, выставленный Клаалем, подобно тебе, ограничен».
«Исполню я все, как тобой сказано, отец мой, — ответил Спархок. — Выйду я сражаться за тебя, ежели сие неизбежно. Кто же будет мой противник?»
Яростный рев донесся снизу, и из руин белесого храма вырвалось живое пламя.
«Се твой противник, сын мой, — ответил лазурный дух. — Клааль призвал его биться с тобой». «Киргон?!»«Именно так».
«Но он же бог!»
«А ты разве нет?»
Голова у Спархока пошла кругом.
«Загляни внутрь себя, Анакха. Ты — сын мой, и я сотворил тебя, дабы стал ты вместилищем моей воли. Ныне я высвобождаю эту волю и передаю ее тебе, дабы стал ты поборником и защитником сего мира. Восчувствуй же, как проникает в тебя ее мощь!»
Словно распахнулась дверь, которая до того неизменно оставалась запертой. Спархок ощутил, что его разум и воля расширились безгранично, когда рухнул незримый барьер, и с этим ощущением на него снизошло немыслимое спокойствие.
«Отныне ты воистинусын мой, Анакха! — с восторгом воскликнул Беллиом. — Твоя воля отныне — мояволя. Отныне все возможно для тебя. Это твояволя истребила Азеша. Я был лишь орудием твоим. В нынешнем же поединке станешь тымоим орудием. Устреми несгибаемую волю твою к сей цели. Возьми ее в руки свои, и переплавь, и скуй из нее силой разума своего оружие, коим ты сразишься с Киргоном. Если в сердце твоем нет лжи, не устоит он против тебя. Иди же! Киргон ждет тебя».
Спархок глубоко вздохнул и бросил взгляд на площадь далеко внизу, заваленную обломками камня. Живое пламя, что вырвалось из руин храма, сгустилось в сияющий человеческий силуэт, стоявший перед развалинами.
— Приди, Анакха! — прорычал он. — Встреча наша была предсказана еще до начала времен! Сие твоя судьба — будешь ты одарен честью превыше всего пасть от моейруки!
Спархок намеренно отбросил цветистую сложность архаического стиля.
— Не торопись праздновать, покуда не победил, Киргон! — крикнул он в ответ. — Не уходи! Я сейчас приду!
Он оперся ладонью о балюстраду и легко перемахнул через нее.
И замер, повиснув в воздухе.
— Отпусти, Афраэль, — бросил он.
— Ты хоть понимаешь, что творишь?! — воскликнула она.
— Просто сделай, как тебе сказано. Отпусти меня.
— Ты упадешь!
— Нет, не упаду. Поверь мне, я справлюсь. Не вмешивайся. Киргон ждет, так что будь добра, отпусти меня.
Собственно говоря, это был не совсем полет, хотя Спархок был уверен, что захоти он — и полетел бы. Ощущая во всем теле странную легкость, он опускался к руинам храма Киргона. Не то чтобы он лишился веса — скорее, его вес лишился всякого значения. Его воля была сильнее земного притяжения. С мечом в руке, он опускался вниз плавно, как перышко.
Киргон ждал его. Пылающий силуэт древнего бога втянул в себя пламя, преображая его в старинные доспехи, какие носили его почитатели, — кираса из полированной стали, конический шлем с султаном, огромный круглый щит и меч в руке.
Странное прозрение посетило Спархока, покуда он невесомо скользил вниз в прохладном утреннем воздухе. Киргон был не столько туп, сколько консервативен. Изменения он ненавидел, изменений страшился. Оттого он и заморозил своих киргаев во времени, стерев из их сознания всякую способность к изменению, к новому. Киргаи, не затронутые бегом времени, навеки оставались такими, какими были, когда еще мыслью зародились в сознании своего бога. Он сотворил идеал и оградил его от всего мира — законами, обычаями, врожденной ненавистью к переменам — так что этот народ, застывший в своей идеальности, был обречен с той минуты, когда первый киргай ступил ногой, обутой в сандалию, на твердь вечно меняющегося мира.
Спархок едва приметно усмехнулся. Киргон, оказывается, нуждается в нескольких уроках о благотворности перемен, и первый его урок будет посвящен преимуществам современных доспехов, оружия и тактики боя. «Доспехи», — подумал Спархок, и тотчас же оказался облачен в покрытую черной финифтью сталь. Почти небрежно отшвырнул он свой обычный походный меч, и в тот же миг рука его наполнилась тяжестью более длинного и массивного церемониального клинка. Теперь он был пандионским рыцарем в полном облачении, воином Бога — нескольких богов, язвительно поправил сам себя Спархок, — а кроме того, почти случайно, защитником не только своей королевы, своей Церкви и своего Бога, но и, если он верно прочел мысли Беллиома, своей прекрасной и отчасти ветреной сестры — Земли.
Он опустился наземь среди развалин храма.
— Приветствую тебя, Киргон, — проговорил он с глубочайшей торжественностью.
— Приветствую тебя, Анакха, — отвечал бог. — Признаюсь, я недооценил тебя. Ныне ты занял надлежащее тебе место. Не раз приходил я в отчаяние, страшась, что ты никогда не постигнешь истинного своего значения. Ученичество твое затянулось сверх меры, и, мнится мне, немалой виной тому неуместная твоя связь с Афраэлью.
— Мы тратим время попусту, Киргон, — прервал Спархок его цветистые словоизречения. — Приступим. Я и так уже опоздал к завтраку.
— Да будет так, Анакха! — Лицо Киргона с классическими чертами выразило одобрение. — Защищайся! — И он нанес удар своим огромным мечом, целя в голову Спархока.
Но Спархок уже успел начать свой выпад, и их мечи со звоном столкнулись в воздухе, не причинив никому вреда.
Так хорошо было снова сражаться. Ни политики, ни лицемерных, приводящих в смятение речей, ни ложных посулов — только чистый резкий звон стали о сталь и слитное движение мускулов под кожей.
Киргон был быстр, как Мартэл в годы своей юности, и, несмотря на ненависть к новшествам, учился быстро. Сложные движения кисти и руки, признак отменного фехтовальщика, казалось, сами собой, почти неосознанно приходили к древнему богу.
— Бодрит, верно? — выдохнул Спархок с волчьей усмешкой, полоснув по плечу бога. — Открой свой разум, Киргон. Ничто не стоит на месте — даже вот такая простенькая мелочь. — И он вновь ударил, ранив правую руку Киргона.
Бессмертный бросился на него, выставляя перед собой огромный круглый щит, стремясь волей и силой одолеть своего лучше обученного противника.
Спархок взглянул в это безупречное лицо и увидел с нем сожаление и отчаяние. Он напряг плечо, как учил его Кьюрик, и заблокировал руку со щитом, создавая непреодолимое препятствие бесплодным ударам противника. Эти выпады он отражал лишь легким ударом меча.
— Сдавайся, Киргон, — проговорил он, — сдавайся и живи. Сдавайся — и Клааль будет изгнан. Мы с тобой оба принадлежим этому миру. Пусть себе Беллиом и Клааль сражаются за другие миры. Возьми свою жизнь и свой народ — и уходи. Я не стану убивать тебя.
— Отвергаю я сие оскорбительное предложение, Анакха! — почти выкрикнул Киргон.
— Что ж, этого достаточно для удовлетворения рыцарской чести, — пробормотал сам себе Спархок с огромным облегчением. — Бог знает, что я делал бы, если б он согласился. — Он вновь поднял меч. — Да будет так, брат, — проговорил он. — Так либо иначе, нам не суждено существовать в одном мире. — Казалось, плоть его и воля разрастаются под черными доспехами. — Смотри же, брат, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Смотри и учись.
А затем он обрушил пятьсот лет обучения, подкрепленные растущим гневом, на жалкого беспомощного божка, который нарушил покой мира, покой, которого Спархок так жаждал еще с тех пор, как вернулся из изгнания в Рендоре. Он рассек бедро Киргона классическим pas-four. Он полоснул по этому безупречному лику Мартэловым изобретением parry-pas-nine. Он разрубил пополам огромный щит Киргона Вэнионовым third-feint-and-slash. Среди всех рыцарей церкви пандионцы считались наилучшими фехтовальщиками, а Спархок слыл наилучшим фехтовальщиком среди пандионцев. Беллиом назвал его равным богу, но Спархок сражался как человек — отменно обученный, слегка размякший и постаревший для подобных забав — но абсолютно уверенный, что, если судьба мира в его руках, он способен выстоять еще хотя бы один бой.
Его меч сверкал в лучах новорожденного солнца, блистая, мелькая, нанося удары. Ошеломленный, древний бог с трудом противостоял этому натиску.
Случай представился сам собой, и Спархок ощутил великолепную симметрию происшедшего. Киргон, сам того не зная, дал облаченному в черные доспехи пандионцу тот же шанс, что некогда, в храме Азеша — Мартэл. Однако Мартэл полностью понимал значение обрушившегося на него каскада ударов. Киргон же ничего не сознавал, и потому выпад, после которого клинок пандионца проткнул его насквозь, оказался для бога полной неожиданностью. Киргон замер, и меч вывернулся из его безжизненных пальцев, когда он выгнулся, пораженный смертельным ударом.
Спархок выдернул меч и вскинул окровавленный клинок в торжественном салюте.
— Новшество, Киргон, — проговорил он отстраненным голосом. — Знаешь, ты и вправду очень хорош, но все же стоило бы идти в ногу со временем.
Киргон осел на вымощенный плитами храмовый двор, бессмертие вытекало из него через рассеченный нагрудник.
— И теперь ты завладеешь миром, Анакха? — из последних сил выдохнул он.
Спархок опустился на колени подле поверженного им бога.
— Нет, Киргон, — ответил он устало. — Мне не нужен мир — лишь самый малый его уголок.
— Зачем же тогда вышел ты биться со мной?
— Потому что я не хотел, чтобы тызавладел миром — ведь тогда и мой малый уголок оказался бы в смертельной опасности. — Спархок бережно взял в свои руки безжизненно бледную длань. — Ты славно дрался, Киргон. Я уважаю тебя. Прощай.
— Прощай, — едва слышно прошелестел Киргон.
И тогда в вышине пронесся душераздирающий вопль, полный разочарования и ярости. Спархок поднял голову и увидел, как огненно-красный силуэт стремительным потоком унесся в залитое зарей небо — это Клааль продолжил свое вечное странствие в надзвездные пределы.
Снизу доносился шум боя — лязг стали о сталь, крики, стоны — но Элана, почти не слыша этого, неотрывно смотрела вниз, на площадь между руинами храма и дворцом, почти превращенным в руины.
Солнце уже поднялось на востоке и заливало древние улицы Кирги ярким безжалостным сиянием. Королева Элении безмерно устала, но муки ее плена закончились, и она жаждала лишь одного — очутиться наконец в объятиях мужа. Она немногое поняла из того, что произошло на площади, да это и не очень ее волновало. Она стояла на парапете, держа на руках Богиню-Дитя, и смотрела вниз, на своего непобедимого рыцаря.
— Как ты думаешь, мы уже можем спуститься? — спросила она у маленькой Богини.
— Лестница завалена наглухо, Элана, — напомнила Миртаи.
— Я об этом позабочусь, — заметила Флейта.
— Может быть, нам лучше остаться здесь, — озабоченно хмурясь, вставил Бевьер. — Киргона и Клааля больше нет, но Заласта все еще бродит где-то. Он может попытаться вновь захватить королеву, чтобы выторговать себе свободу и жизнь.
— Пусть только попробует, — зловеще проговорила Богиня-Дитя. — Элана права. Пойдемте вниз.
Они вошли в комнату, подошли к лестнице и воззрились на клубы пыли, крутившейся над ступенями.
— Что ты сделала? — спросил Телэн у Флейты. — Куда исчезли камни?
— Я превратила их в песок, — отозвалась она, пожав плечами.
Лестница извивалась, спускаясь между стен башни. Келтэн и Бевьер с мечами в руках шли первыми, со всеми предосторожностями осматривая каждый новый этаж. Три или четыре верхних этажа оказались совершенно безлюдны, но, когда они начали спускаться на этаж, находившийся примерно посередине башни, Ксанетия вдруг бросила резким шепотом:
— Кто-то идет сюда!
— Где? — быстро спросил Келтэн. — Сколько их?
— Двое, и подымаются они по лестнице нам навстречу.
— Я с ними разберусь, — проворчал он, крепче сжимая рукоять меча.
— Только не наделай глупостей, — предостерегла его Алиэн.
— Любовь моя, глупость делают те, кто поднимается по лестнице. Оставайся с королевой. — И он двинулся вперед.
— Я пойду с ним, — сказала Миртаи. — Бевьер, твоя очередь охранять Элану.
— Но…
— Цыц! — скомандовала она. — Делай как велено.
— Слушаюсь, сударыня, — подчинился он со слабой усмешкой.
Снизу донеслось неразборчивое эхо голосов.
— Сантеокл! — жарким шепотом определила одного из говоривших Элана.
— А кто другой? — спросила Ксанетия.
— Экатас.
— Вот как, — проговорила Ксанетия, сосредоточенно наморщив бледный лоб. — Сие неточно, — проговорила она чуть виноватым тоном, — однако мнится мне, что они не ведают еще о твоем освобождении, королева Элении, и направляются в былую твою темницу, дабы, угрожая твоей жизни, выговорить себе беспрепятственный проход через вражеские ряды.
Двадцатью ступенями ниже была лестничная площадка, и Келтэн и Миртаи остановились там, чуть расступившись, чтобы не мешать друг другу.
Сантеокл, в сверкающем нагруднике и шлеме с султаном, с мечом в руке, перемахивал разом через две ступеньки. Достигнув лестничной площадки, он резко остановился и с тупым изумлением уставился на Келтэна и Миртаи. Взмахнув мечом, он бросил отрывистый приказ на языке киргаев.
— Что он сказал? — осведомился Телэн.
— Велел им убираться с дороги, — ответила Афраэль.
— Он что же, не понимает, что это враги?
— »Враг» для Сантеокла чересчур сложное понятие, — пояснила Элана. — Он никогда не бывал за стенами Кирги, и я сомневаюсь, чтобы за всю свою жизнь он видел больше десятка людей, которые не были бы киргаями. Киргаи подчиняются ему беспрекословно, так что он вряд ли когда-либо сталкивался с открытой враждебностью.
За спиной Сантеокла появился отдувающийся Экатас. Глаза его расширились от потрясения, морщинистое лицо побелело. Он что-то резко сказал королю, и Сантеокл покорно отступил в сторону. Экатас выпрямился и звучно заговорил, размахивая в воздухе руками.
— Остановите его! — воскликнул Бевьер. — Он творит заклинание!
— Он пытаетсясотворить заклинание, — поправила его Афраэль. — Думаю, его ждет неприятный сюрприз.
Голос верховного жреца взвился в протяжном крещендо, и он вдруг резко ткнул рукой в сторону Келтэна и Миртаи.
И ничего не произошло.
Экатас поднес к лицу пустую ладонь и уставился на нее в крайнем изумлении.
— Экатас, — сладким голоском окликнула его Афраэль, — терпеть не могу приносить дурные вести, но со смертью Киргона твои заклинания перестали действовать.
Жрец воззрился на нее, и на лице его медленно проявилось осознание правоты этих слов. Затем он круто развернулся, бросился в дверь слева от лестничной площадки и с грохотом захлопнул ее за собой.
Миртаи метнулась за ним. Она дернула дверь, отступила на шаг и ударом ноги разнесла ее на куски.
Келтэн двинулся на презрительно ухмылявшегося короля киргаев. Сантеокл принял героическую позу, выставив перед собой огромный щит, вскинув меч и высоко держа голову.
— Ему же не устоять против Келтэна, — заметил Бевьер. — Почему он не убегает?
— Воистину полагает он себя непобедимым, сэр Бевьер, — отвечала Ксанетия. — Ему довелось убить на учебном поле множество своих же солдат, и оттого считает он себя непревзойденнейшим в мире воителем. На самом же деле подданные его никогда не отвечали ударом на удар и даже не пытались оказать сопротивление, ибо он — их король.
Келтэн с мрачным и мстительным видом обрушился на слабоумного монарха, как лавина. Лицо Сантеокла исказилось от возмущения — впервые за всю его жизнь кто-то поднял на него оружие.
Схватка была короткой и отвратительной, и исход ее оказался вполне предсказуем. Келтэн разбил неуклюжий щит, отразил пару неловких формальных выпадов в голову и по самую рукоять погрузил свой меч точно в центр блистающего нагрудника. Сантеокл уставился на него в немом потрясении. Затем он вздохнул, соскользнул с клинка и со звоном рухнул с лестницы.
— Так! — сисступленным восторгом воскликнула Элана, увидев, как погиб самый отвратительный из ее мучителей.
Из-за расколотой двери донесся долгий отчаянный вопль, зловеще затихший вдали, и на лестнице появилась Миртаи. На лице ее было написано мрачное удовлетворение.
— Что ты с ним сделала? — с любопытством спросил Келтэн.
— Изоконировала, — пожала она плечами.
— Миртаи!.. — ахнул он. — Это же чудовищно!Атана озадаченно взглянула на него.
— О чем ты говоришь?
— Сотворить такое с мужчиной — это просто ужасно!
— Выбросить его из окна? Я могла бы придумать кое-что и похуже.
— Так вот что означает это слово!..
— Разумеется. Стрейджен частенько использовал его в Материоне.
— А-а, — Келтэн слегка покраснел.
— А ты что подумал?
— Э-э… неважно, Миртаи. Забудь, что я говорил.
— Но ведь ты же что-то подумал.
— Может, хватит об этом? Я тебя не так понял, вот и все. — Он поглядел на остальных. — Пошли вниз, — предложил он. — Думаю, нам уже никто не помешает.
Элана вдруг разразилась слезами.
— Не могу! — простонала она. — Я не могу предстать перед Спархоком вот такой! —Она прижала ладонь к головному платку, скрывавшему ее изуродованную прическу.
— Тебя это все еще беспокоит? — осведомилась Афраэль.
— Я выгляжу так ужасно!Афраэль закатила глаза.
— Пойдем в ту комнату, — предложила она. — Я все устрою — если это для тебя так важно.
— Правда? — жадно спросила Элана.
— Ну разумеется! — Богиня-Дитя деловито прищурилась, оглядывая ее. — Может быть, хочешь изменить цвет волос? — предложила она. — Или сделать их вьющимися?
Королева поджала губы.
— Почему бы нам это не обсудить? — осведомилась она.
Кинезганцы, охранявшие внешнюю стену Потаенного города, никогда не были хорошими вояками, и, когда тролли, вывалившись из He-Времени, принялись карабкаться на стены, солдаты побросали оружие и пустились наутек.
— Ты сказал троллям, чтобы они открыли для нас ворота? — спросил Вэнион у Улафа.
— Да, мой лорд, — отвечал генидианец, — но, боюсь, они нескоро об этом вспомнят. Сейчас они голодны, а потому вначале позавтракают.
— Но, Улаф, мы должныпопасть в город, — с нажимом проговорила Сефрения. — Нам нужно защитить рабов.
— О Господи, — проговорил он, — об этом-то я и забыл. Тролли не сумеют отличить рабов от кинезганцев.
— Пойду гляну на ворота, — вызвался Халэд. Спрыгнув с коня, он побежал к массивным, сколоченным из толстых бревен воротам.
Через минуту он вернулся.
— С воротами проблем не будет, леди Сефрения, — сообщил он. — Они развалятся, едва на них как следует чихнешь.
— Что?!
— Дерево очень старое, моя леди, да к тому же изъедено сухой гнилью. С твоего разрешения, лорд Вэнион, я возьму нескольких людей и снаряжу таран. Мы вышибем ворота и войдем в город.
— Разумеется, — кивнул Вэнион.
— Пошли, Берит! — окликнул Халэд друга.
— При этом юноше я всегда чувствую себя неполноценным, — шепотом пожаловался Вэнион, глядя вслед молодым людям, которые поскакали к столпившимся в нескольких ярдах позади рыцарям.
— Насколько я помню, его отец производил на тебя такое же воздействие, — отозвалась Сефрения. Из-за стены галопом прискакал Кринг.
— Друг Бергстен готовится ударить по северным воротам, — сообщил он.
— Передай ему, чтобы был осторожен, друг Кринг, — посоветовала Бетуана. — Тролли уже в городе — и они голодны. Может быть, ему лучше ненадолго отложить свою атаку.
Кринг согласно кивнул.
— Когда действуешь в союзе с троллями, многое переворачивается с ног на голову, верно? Дерутся они отменно, но, упаси Боже, если проголодаются.
Минут через десять Халэд и несколько десятков рыцарей приволокли к воротам огромное бревно, подвесили его на веревках, привязанных к нескольким самодельным треножникам, и принялись мерно молотить тараном по гнилым бревнам ворот. Ворота содрогнулись, испуская клубы мельчайшей ржаво-красной пыли, и начали крошиться и разваливаться на куски.
— Вперед! — жестко крикнул Вэнион своему разношерстному войску и повел его в город. По настоянию Сефрении рыцари тотчас направились к невольничьим загонам, освободили закованных рабов и вывели их в безопасное место снаружи городских стен. Затем войско Вэниона двинулось прямиком к внутренней стене, которая окружала крутую гору, подымавшуюся посередине Кирги.
— Сколько это может продолжаться, сэр Улаф? — спросил Вэнион, указывая на беснующихся троллей.
— Трудновато сказать, лорд Вэнион, — отозвался Улаф. — Не думаю, впрочем, что мы добьемся от троллей хоть какой-нибудь помощи, покуда по улицам внешнего города еще мечутся живые кинезганцы.
— Может быть, это и к лучшему, — решил Вэнион. — Я все же предпочитаю отыскать Спархока, прежде чем это сделают тролли. — Он огляделся и позвал: — Халэд! Пусть твои люди волокут сюда таран. Выломаем ворота во внутренний город и отыщем Спархока.
— Слушаюсь, мой лорд, — отозвался Халэд.
Эти ворота оказались куда прочнее, и Халэдов таран еще молотил по ним с гулким уханьем, когда из-за поворота стены выехал патриарх Бергстен, сопровождаемый сэром Гельдэном, ветераном-пандионцем, незнакомым Вэниону пелоем и высокой гибкой молодой атаной. С некоторым изумлением Вэнион увидел в этой компании и стирикского бога Сетраса.
— Что это, по-твоему, ты делаешь, Вэнион? — прорычал Бергстен.
— Выбиваю ворота, ваша светлость, — ответил Вэнион.
— Я не об этом говорю! Что, во имя Господа, надоумило тебя пустить вперед троллей?
— Слово «пустить» здесь не очень-то уместно, ваша светлость. Они попросту не спрашивали разрешения.
— Во внешнем городе творится абсолютный хаос. Мои рыцари не могут сосредоточиться на внутренней стене, потому что все время натыкаются на троллей. Тролли, знаешь ли, совсем обезумели от голода. Сейчас они готовы есть все, что движется.
— Это обязательно? — содрогаясь, пробормотала Сефрения.
— Привет, Сефрения, — сказал Бергстен. — Хорошо выглядишь. Сколько ты еще намерен провозиться с воротами, Вэнион? Надо поскорее ввести наших людей во внутренний город, где мы будем иметь дело исключительно с киргаями. Твои союзники действуют моим людям на нервы. — Он взглянул на край внутренней стены, четко очерченный на фоне рассветного неба. — Я, кстати, полагал, что киргаи — воины. Почему они не на стенах?
— Они сейчас слегка деморализованы, — пояснила Сефрения. — Спархок только что убил их бога.
— Спархок?!Я считал, что это должен сделать Беллиом.
Сефрения вздохнула.
— В определенном смысле он это и сделал, — пояснила она. — Сейчас их очень трудно отделить друг от друга. Афраэль точно не уверена, где сейчас заканчивается Беллиом и начинается Спархок.
Бергстен содрогнулся.
— Не думаю, что мне хочется побольше об этом узнать, — заявил он. — Мне и без того довольно теологических сложностей. А что с Клаалем?
— Его больше нет. Он был изгнан, как только Спархок убил Киргона.
— Великолепно, Вэнион, — с сарказмом заметил Бергстен. — Вы заставили меня проскакать тысячу лиг в разгар зимы лишь затем, чтобы прибыть к шапочному разбору.
— Физические упражнения вам только на пользу, ваша светлость. — Вэнион повысил голос. — Сколько еще ждать, Халэд?
— Несколько минут, мой лорд! — откликнулся оруженосец Спархока. — Бревна уже трещат.
— Отлично, — мрачно проговорил Вэнион. — Мне не терпится отыскать Заласту. Нам с ним предстоит кое-что обсудить — и это продлится долго.
— Все удрали, Спархок, — сообщил Телэн, наскоро осмотревший разрушенный дворец. — Ворота нараспашку, и кроме нас здесь ни единой живой души.
Спархок устало кивнул. Эта долгая, чересчур долгая ночь истощила и его физические силы, и чувства, однако он до сих пор ощущал то безмерное спокойствие, которое снизошло на него после того, как он наконец осознал истинный смысл его странной связи с Беллиомом. Смутные желания — скорее любопытство, нежели что-то другое, — мелькали в его голове, искушая немедленно испытать пределы своей лишь недавно осознанной мощи. Спархок намеренно подавлял их.
«Валяй, Спархок!» — голос Флейты прозвучал в его сознании с легким вызовом. Повернув голову, он бросил насмешливый взгляд на бессмертное дитя, стоявшее рядом с его женой. Элана с задумчивым видом пропускала сквозь пальцы длинные светлые пряди волос.
«Что, по-твоему, я должен сделать?» — послал он ответную мысль.
«Все, что ни придет в голову».
«Зачем?»
«Неужели тебе ни чуточки не любопытно? Разве ты не хочешь узнать, можешь ли ты вывернуть наизнанку гору?»
«Могу, — ответил он, — однако не вижу причины это делать».
«Ты отвратителен!» — вдруг вспыхнула она.
«Что с тобой, Афраэль?»
«Ты такой неуклюжий!»
Спархок нежно улыбнулся ей.
«Знаю, но ведь ты все равно меня любишь, верно?»
— Спархок! — позвал Келтэн от чеканных бронзовых ворот, — сюда едет Вэнион. И с ним Бергстен.
Вэнион знал Спархока со времен его послушничества, но усталый человек в черных доспехах показался ему почти незнакомцем. Было в его лице и глазах нечто такое, чего прежде там не бывало никогда. Магистр пандионцев, сопровождаемый патриархом Бергстеном и Сефренией, приблизился к своему старому другу с чувством, весьма похожим на благоговейный трепет.
Едва Элана увидела Сефрению, она тихо вскрикнула и, бросившись к ней, заключила ее в неистовые объятия.
— Я вижу, Спархок, ты разрушил еще один город, — широко ухмыляясь, заметил Бергстен. — Похоже, это уже входит у тебя в привычку.
— Доброе утро, ваша светлость, — отозвался Спархок. — Как приятно снова вас увидеть.
— Это все ты натворил? — Бергстен указал на развалины храма и полуобрушившийся дворец.
— Нет, ваша светлость, по большей части — Клааль.
Массивный церковник расправил плечи.
— Я привез тебе приказ Долманта, — объявил он. — Ты должен передать мне Беллиом. Почему бы нам не покончить с этим делом сразу, пока мы оба еще не забыли о нем?
— Боюсь, что это невозможно, ваша светлость, — вздохнул Спархок. — У меня его больше нет.
— Что ты с ним сделал?
— Беллиом больше не существует — во всяком случае, в своем прежнем облике. Он освободился из своего заточения и продолжил свое странствие.
— Ты освободил Беллиом, не посоветовавшись с Церковью? Тебе грозят неприятности, Спархок.
— Да ладно, Бергстен, успокойся, — вмешалась Афраэль. — Спархок сделал то, что должен был сделать. Я потом сама все объясню Долманту.
Вэниона, впрочем, занимали иные мысли.
— Все это очень интересно, — мрачно проговорил он, — но меня сейчас куда больше занимает вопрос, как отыскать Заласту. Кто-нибудь знает, где я мог бы его найти?
— Он может быть под этими развалинами, Вэнион, — сказала Элана, указывая на разрушенный храм. — Он и Экатас направились туда, когда обнаружили, что Спархок уже в стенах Кирги. Экатасу удалось спастись, и его прикончила Миртаи, но Заласта, вполне вероятно, мог оказаться под обломками, когда Клааль разворотил храм.
— Нет, — кратко возразила Афраэль. — Его нет в городе.
— Я оченьхочу найти его, Божественная, — проговорил Вэнион.
— Сетрас, дорогой, — сладким голосом обратилась Афраэль к своему кузену, — не мог бы ты отыскать для меня Заласту? Он за многое должен ответить.
— Я сделаю что смогу, Афраэль, — пообещал красивый бог, — но мне и вправду очень нужно вернуться в студию. Из-за всех этих дел я слегка забросил свои занятия.
— Ну пожалуйста, Сетрас, — льстиво промурлыкала она, одарив его своей всесокрушающей улыбкой. Сетрас беспомощно рассмеялся.
— Теперь понимаешь, Бергстен, о чем я говорил? — обратился он к рослому патриарху. — Она — опаснейшее создание во всей вселенной.
— Я тоже об этом слышал, — отозвался Бергстен. — Лучше исполни ее просьбу, Сетрас. Ты ведь все равно в конце концов это сделаешь.
— А вот и ты, Итайн-посол, — услышал Вэнион обманчиво любезный голос атаны Марис. Обернувшись, он увидел, что стройный юный командир гарнизона Кинестры наступает на явно перепуганного тамульского дипломата. — Я тебя обыскалась, — продолжала она. — Нам о многом нужно поговорить. Отчего-то ни одно твое письмо не дошло до меня. Думаю, ты должен примерно наказать своего гонца.
На лице Итайна появилось затравленное выражение.
Бетуана выслала гонцов в Материон перед самым полуднем, когда последние киргаи, окончательно павшие духом, сдались на милость победителей. Сэр Улаф особо отметил, что на такое благоразумное решение немало повлияла участь, постигшая кинезганцев во внешнем городе. Патриарх Бергстен давно уже бросал на своего соотечественника задумчивые критические взгляды. Бергстен был бесцеремонен в своей церковной деятельности и охотно нарушал любые правила ради достижения необходимой цели, но и его лишал дара речи безудержный экуменизм Улафа.
— Он чересчур ими восторгается, Спархок, — заявил рослый патриарх. — Ну ладно, я согласен, что тролли были нам полезны, но все-таки… — Он не докончил фразы, подыскивая слова, которые могли бы выразить его врожденные предрассудки.
— У Улафа с троллями, ваша светлость, установились особые отношения, — уклончиво пояснил Спархок и тут же благоразумно переменил тему. — Много нам еще осталось здесь сделать? Я бы хотел поскорее вернуть жену ко благам цивилизации.
— Можешь уезжать хоть сейчас, Спархок, — пожал плечами Бергстен. — Мы и сами все подчистим. Ты оставил нам не слишком много действительно важных дел. Я с рыцарями останусь здесь, чтобы завершить усмирение киргаев; Тикуме уведет пелоев в Кинестру, чтобы помочь Итайну и атане Марис укрепить там оккупационный режим; Бетуана намерена послать своих атанов в Арджуну, дабы восстановить там императорскую власть. — Бергстен скорчил кислую гримасу. — На нашу долю остались исключительно нудные административные мелочи. Ты лишил меня доброй драки, Спархок.
— Если хотите, ваша светлость, я могу послать за солдатами Клааля.
— Нет, Спархок, спасибо, не нужно, — торопливо ответил Бергстен. — Без этой драки я как-нибудь обойдусь. Ты возвращаешься прямиком в Материон?
— Не прямиком, ваша светлость. Вежливость обязывает нас сопроводить анару Ксанетию в Дэльфиус.
— Весьма странная леди, — задумчиво проговорил Бергстен. — Я все время ловлю себя на том, что стоит ей войти в комнату, меня так и тянет рухнуть на колени.
— Да, ваша светлость, ее присутствие именно так и действует на людей. Если мы вам здесь действительно не нужны, я поговорю с друзьями, и мы будем готовиться к отъезду.
— Что, собственно говоря, здесь произошло, Спархок? — напрямик спросил Бергстен. — Мне нужно будет доложить обо всем Долманту, а из того, что рассказывают другие, мало что можно понять.
— Не уверен, ваша светлость, что сумею это понятно объяснить, — ответил Спархок. — Мы с Беллиомом на время вроде как бы объединились. Полагаю, ему нужна была моя рука. — Это был простой ответ, удачно обходивший суть дела, о которой Спархок еще не был готов даже задуматься.
— Так ты был всего лишь орудием? — спросил Бергстен, не сводя с него пристального взгляда. Спархок пожал плечами.
— Как и все мы, ваша светлость. Разве мы не орудия Божьи? В этом, собственно, и состоит наша служба.
— Спархок, ты на грани ереси. Не бросайся так словом «Бог».
— Я и не бросаюсь, ваша светлость, — сказал Спархок. — Это просто ограниченность нашего языка. Есть вещи, которых мы не понимаем и которым не знаем названия. Мы просто слепляем их в один комок, даем ему название «Бог» — и дело с концом. Мы с тобой солдаты, патриарх Бергстен. Наша служба в том, чтобы мчаться в бой, когда затрубит труба. С остальным пусть разбирается Долмант. Это уже егослужба.
Спархок и его друзья в сопровождении Кринга, Бетуаны и Энгессы выехали из покоренной Кирги на следующее утро вскоре после рассвета и направились к Сарне. Со времени своего поединка с Киргоном Спархок не видел и не слышал Беллиома, и это вызывало у него странное разочарование. Тролли-Боги тоже удалились, забрав всех своих детей — кроме Блоква, который трусил сейчас между Улафом и Тиниеном. Блокв весьма уклончиво отвечал на вопрос, зачем он решил присоединиться к ним.
Они ехали на северо-восток по бесплодным землям Кинезги, не торопясь и часто делая остановки. Спешить больше не было нужды. Сефрения и Ксанетия, вновь объединив свои усилия, вернули все лица их законным владельцам, и все понемногу возвращалось в прежнюю колею.
Через десять дней после того, как они покинули Киргу, незадолго до полудня, когда до Сарны оставалось уже несколько лиг, Вэнион подъехал к Спархоку, скакавшему во главе колонны.
— Можно тебя на два слова? — спросил он.
— Конечно.
— Это личный разговор.
Спархок кивнул, передал командование Бевьеру и пустил Фарэна в легкий галоп. Опередив колонну примерно на четверть мили, они снова перешли на шаг.
— Сефрения хочет, чтобы мы поженились, — сказал Вэнион, отметая все предисловия.
— Тебе нужно мое разрешение?
Вэнион одарил друга долгим ровным взглядом.
— Извини, — сказал Спархок. — Ты застал меня врасплох. С этим будут проблемы, ты же знаешь. Ни Церковь, ни Тысяча Стирикума никогда не одобрят этого брака. Мы уже не так ограниченны, как прежде, но одна мысль о браке между представителями разных рас и разной веры по-прежнему вызывает всеобщую ярость.
— Знаю, — мрачно сказал Вэнион. — Долмант, вероятно, не стал бы возражать, но его руки связаны доктриной и законами Церкви.
— Кто же тогда совершит венчание?
— Сефрения уже разрешила эту проблему. Обряд проведет Ксанетия.
Спархок поперхнулся.
— Она ведь и вправду духовное лицо, Спархок.
— M-м… формально, да, я полагаю. — И Спархок вдруг разразился хохотом.
— Что тебя так рассмешило? — ядовито осведомился Вэнион.
— Можешь ты вообразить себе физиономию Ортзела, когда он узнает, что магистр одного из орденов, патриарх церкви сочетался браком с женщиной из Тысячи Стирикума, а свершила обряд дэльфийская жрица?
— Да, это и впрямь нарушает кое-какие правила, — с невеселой усмешкой признал Вэнион.
— Кое-какие?Вэнион, я сомневаюсь, что найдется хоть одно правило, которого не нарушает это событие.
— Так ты тоже против?
— Только не я, старый мой друг. Если этого хотите вы с Сефренией, я готов отстаивать вашу правоту перед всей Курией.
— Так ты будешь со мной? Я имею в виду, во время церемонии.
Спархок похлопал его по плечу.
— Сочту за честь, друг мой.
— Отлично. Таким образом, это будет семейное дело. Сефрения уже говорила с твоей женой. Элана будет подружкой невесты.
— Почему-то я так и подумал, — рассмеялся Спархок.
Они проехали через Сарну и двинулись на север по засыпанной снегом горной дороге, которая вела в Диргис. Покинув Диргис, они вновь повернули на запад и поднялись выше в горы.
— Мы оставляем за собой широкий след, Спархок, — сказал Бевьер как-то в конце снежного дня. — И этот след ведет прямиком в Дэльфиус.
Спархок обернулся и посмотрел назад.
— Ты прав, — признал он. — Надо мне, пожалуй, поговорить с Афраэлью. Кое-что в мире переменилось, но все же я не думаю, что дэльфы готовы принимать у себя толпы незваных гостей.
Он повернул Фарэна и поехал назад, чтобы присоединиться к дамам. Афраэль, как всегда, ехала с Сефренией.
— Можно предложить, Божественная? — осторожно спросил Спархок.
— Ты говоришь точь-в-точь, как Тиниен. Он пропустил это замечание мимо ушей.
— Насколько хорошо ты управляешься с погодой?
— Тебе понадобилось лето?
— Нет. На самом деле мне нужен небольшой буран. Мы оставляем след на снегу, и этот след ведет прямо к Дэльфиусу.
— Какое это имеет значение?
— Дэльфам вряд ли нужны незваные гости.
— Гостей не будет — ни званых, ни незваных. Ты же обещал запечатать их долину, забыл?
— О Господи! — пробормотал он. — Совсем вылетело из головы! С этим могут возникнуть трудности. У» меня ведь больше нет Беллиома.
— Так постарайся связаться с ним, Спархок. В конце концов, обещание есть обещание. Ксанетия исполнила свою часть сделки, так что твоя моральная обязанность — исполнить свою.
Спархок был в смятении. Отъехав к густой рощице молодых тонких сосен, он спешился.
— Голубая Роза! — позвал он вслух, почти не надеясь услышать ответа. — Голубая Роза!
«Я внемлю тебе, Анакха, — тотчас отозвался в его сознании знакомый голос. — Мнилось мне, что ты отчего-то недоволен мной».
«Ни в коей мере, Голубая Роза. Ты исполнил все, что я просил у тебя. Враги наши повержены, и я весьма доволен. Я, однако же, присягал своей честью дэльфам, что запечатаю их долину, дабы никто из внешнего мира не мог проникнуть в нее».
«Помню я присягу твою, Анакха. Была она дана верно и справедливо. Вскоре, однако же, в ней не будет нужды».
«Смысл сих слов ускользает от меня».
«Смотри же, сын мой, и учись. — Наступила долгая пауза. — Никоим образом не желал бы я оскорбить тебя, однако же для чего обратился ты ко мне с сим делом?»
«Отец, я дал слово дэльфам запечатать их долину».
«Так исполни сие».
«Не был я уверен, что по-прежнему могу говорить с тобою, дабы обратиться к тебе за помощью».
«Но ты не нуждаешься в помощи, Анакха, — ни в моей, ни в чьей-либо еще. Ужели поединок твой с Киргоном не доказал тебе, что отныне для тебя возможно все?Ты — Анакха и сын мой, и нет подобного тебе во всей многозвездной вселенной. Необходимо было сотворить тебя таким, дабы мог ты исполнить мое дело. Все, что ни совершал ты через меня, с той же легкостью мог бы ты свершить самолично. — Беллиом помолчал. — Приятно мне, однако же, что не сознавал ты собственной силы, ибо дало мне это случай близко узнать тебя. Часто буду я думать о тебе в бесконечном своем странствии. Направимся же в Дэльфиус, где соединятся в браке друг твой Вэнион и любимая всеми нами Сефрения и где узришь ты чудо».
«О каком чуде ведешь ты речь, Голубая Роза?»
«Вряд ли возможно было бы назвать его чудом, ведай ты о нем заранее, сын мой».
В затихающем голосе Беллиома было едва заметное веселье.
Уже начинало смеркаться и шел снег, когда путники перевалили через кряж и увидели внизу долину, где волшебное озеро, окутанное вьющейся снежной дымкой, сияло едва не ярче луны. Древний Кедон ожидал их у ворот в еще один потаенный город, а рядом с ним стоял друг Итайна Экрасиос.
Они проговорили допоздна, потому что рассказать нужно было о многом, и на следующий день лишь около полудня проснулся Спархок в непривычно низкой спальне, где разместили его и Элану. Одной из особенностей дэльфийской архитектуры было то, что их комнаты по большей части располагались ниже поверхности земли. Спархока это не слишком занимало, но Халэд, похоже, был весьма увлечен этой идеей.
Спархок нежно поцеловал спящую жену, тихонько выскользнул из постели и отправился искать Вэниона. Он хорошо помнил день своей свадьбы и был уверен, что другу необходима его поддержка.
Он нашел седовласого магистра в импровизированной конюшне — тот беседовал с Телэном и Халэдом. Оруженосец Спархока был мрачен.
— Что случилось? — спросил Спархок, присоединившись к ним.
— Мой брат слегка не в духе, — пояснил Телэн. — Он беседовал с Экрасиосом и другими дэльфами, которые разогнали армию Скарпы в Арджуне, и никто не смог в точности сказать ему, что приключилось с Крегером.
— Я намерен действовать так, как если бы он был жив, — объявил Халэд. — Он чересчур скользкий, чтобы не мог увернуться и на сей раз.
— Халэд, — сказал Вэнион, — у нас есть для тебя другие планы. Ты слишком ценен, чтобы истратить всю свою жизнь, гоняясь за пронырливым пьяницей, который то ли выбрался из Натайоса живым, то ли нет.
— Лорд Вэнион, — вмешался Телэн, — у него это займет не так уж и много времени. Как только мы со Стрейдженом вернемся в Симмур, я поговорю с Платимом, и он пошлет людей на поиски Крегера. Если только он жив — где бы он ни был, — мы узнаем об этом.
— Чем заняты дамы? — нервно спросил Вэнион.
— Элана еще спит, — ответил Спархок. — Вы с Сефренией вернетесь с нами в Материон?
— Ненадолго, — ответил Вэнион. — Сефрения хочет кое о чем побеседовать с Сарабианом. Потом мы отправимся в Атан с Бетуаной и Энгессой. Оттуда уже совсем недалеко до Сарсоса. Кстати, ты заметил, что происходит между Бетуаной и Энгессой?
Спархок кивнул.
— Видимо, Бетуана решила, что атанам нужен король. Энгесса для этой должности вполне подходит, и уж во всяком случае он намного умнее покойного Андрола.
— Это для него не слишком лестно, Спархок, — ухмыляясь до ушей, заметил Телэн. — Покойный Андрол был ненамного умнее кирпича.
Дамы, разумеется, вовсю занимались приготовлениями к свадьбе. Рыцари, в свою очередь, делали все, чтобы отвлечь мысли Вэниона от предстоящего события.
Загадочный догмат дэльфийской веры требовал, чтобы брачный обряд совершался в сумерках на берегу светящегося озера. Спархок смутно понимал, почему это пристало сияющим, но свадьба Вэниона и Сефрении не имела ничего общего с соглашением между дэльфами и их богом. Впрочем, вежливость требовала, чтобы он оставил свои замечания при себе. Он искренне предлагал облачить Вэниона в традиционные черные пандионские доспехи, но магистр предпочел белоснежное стирикское одеяние.
— Я отвоевал свою последнюю войну, Спархок, — чуть печально пояснил он. — После этой свадьбы у Долманта не будет иного выбора, кроме как отлучить меня от церкви и лишить рыцарского звания. Я стану сугубо штатским человеком. Впрочем, мне, так или иначе, никогда не нравилось носить доспехи. — Он с любопытством поглядел на Улафа и Тиниена, которые о чем-то серьезно разговаривали с Блоквом на улице у дверей конюшни. — Что там происходит?
— Они пытаются растолковать своему другу, что такое свадьба — без особого, впрочем, успеха.
— Думаю, что тролли привыкли обходиться без церемоний.
— Вот именно. Когда самец испытывает какие-то чувства к самке, он приносит ей еду. Если она станет есть, значит, брак заключен.
— А если нет?
Спархок пожал плечами.
— Тогда они пытаются прикончить друг друга.
— Ты хотя бы догадываешься, почему Блокв не ушел с остальными троллями?
— Понятия не имею, Вэнион. Нам так и не удалось добиться от него прямого ответа. Видимо, Тролли-Боги хотят, чтобы он что-то сделал.
День тянулся медленно, и с каждой минутой Вэнион становился все раздражительнее. Тем не менее пасмурный день постепенно сменился сумерками, и вечер опустился на потаенную долину Дэльфиуса.
Тропа от городских ворот к берегу озера была трудолюбиво расчищена, и Афраэль, которая никогда не упускала возможности поплутовать, усыпала ее лепестками цветов. Источавшие сияние дэльфы двумя рядами выстроились вдоль тропы, слитно распевая древний гимн. Вэнион и Спархок ждали на краю озера, а их спутники, предвкушающе улыбаясь, смотрели, как Сефрения, рядом с которой шла Элана, выходит из города и направляется к озеру.
— Держись, сын мой, — пробормотал Спархок, обращаясь к старинному другу.
— Пытаешься шутить?
— Вэнион, свадьба — это совсем не больно.
Это произошло, когда невеста и ее подружка были уже на полпути к берегу озера. На краю засыпанной снегом лужайки вдруг возникло непроглядно-черное облако, и оглушительный голос прогремел:
— НЕТ!
Из центра облака вырвалась ослепительная искра и начала зловеще распухать, пульсируя и мерцая по краям лиловым свечением. Спархок тотчас узнал это явление.
— Я запрещаю сию мерзость! — прогремел тот же голос.
— Заласта! — воскликнул Келтэн, воззрившись на стремительно растущий сияющий шар.
Стирик сильно осунулся, его волосы и борода были спутаны. Облаченный в белую стирикскую мантию, он сжимал в трясущихся руках свой гладкий посох. Он стоял внутри сияющего шара, окруженный его защитным ореолом. Спархок ощутил, как нисходит на него ледяное спокойствие — разум его и дух изготовились к неизбежному столкновению.
— Я потерял тебя, Сефрения! — воскликнул Заласта. — Но я не позволю тебе стать женой этого эленийца!
Афраэль опрометью бросилась к сестре — черные волосы ее развевались по ветру, на детском личике застыла неумолимая решимость.
— Не страшись, Афраэль, — продолжал Заласта на архаическом наречии стириков. — Явился я в сие проклятое место не затем, чтобы покарать тебя или заблудшую сестру твою. Говорю я ныне именем всего Стирикума и пришел затем, дабы мерзостная сия насмешка над брачным обрядом не осквернила всей нашей расы. — Он выпрямился, ткнув укоряющим пальцем в Сефрению. — Заклинаю тебя, женщина, отрекись от сего противоестественного деяния! Покинь место сие, Сефрения из Илары! Брак оный не будет заключен!
— Нет, будет! —прозвенел голос Сефрении. — Ты не сможешь помешать ему! Убирайся прочь, Заласта! Ты потерял всякое право указывать мне, когда пытался убить меня! — Она вздернула подбородок. — Или ты пришел сюда, чтобы повторить свою попытку?
— Нет, Сефрения из Илары. Тогда мной овладело безумие. Есть иной путь предотвратить сие осквернение расы. — И он стремительно повернулся, направив свой смертоносный посох на Вэниона. Блистающая искра сорвалась с кончика посоха и, шипя и брызгая огнем в бледном вечернем свете, полетела прямо как стрела, неся с собой смерть и всю ненависть Заласты.
Но бдительный Анакха был уже наготове, ибо понял уже, на кого Заласта направит свой удар. Шипящая искра летела прямо, и проворный Анакха протянул руку, дабы усмирить ее. Он поймал искру и увидел, как брызжет сквозь пальцы ее ярость. Тогда, словно мальчик, бросающий камень в птицу, он швырнул искру назад, и она взорвалась, ударившись об оболочку сияющего шара.
«Славно сделано, сын мой», — одобрил голос Беллиома.
Заласта судорожно дернулся внутри защитного шара. Бледный от потрясения, он смотрел на наводящую ужас фигуру сына Беллиома.
Методичный Анакха поднял руку и начал ладонью разбивать сияющую оболочку, за которой прятался обезумевший стирик, ударами той силы, что сотворяет солнца, — почти мимолетно отметив при этом, что гости рассыпались и что Сефрения бежит к Вэниону. Вновь и вновь хлеща по шару ударами этой силы, любопытный Анакха изучал ее, исследуя пределы своей мощи.
И не нашел пределов.
Неумолимый Анакха наступал на стирика-изменника, принесшего в мир столько горя и страданий. Он знал, что может единой мыслью бесследно уничтожить охваченного ужасом чародея.
Он предпочел не делать этого.
Мстительный Анакха двигался вперед, яростно уничтожая последнюю защиту, торопливо возведенную стириком, разбивая ее в клочья и отражая жалкие попытки Заласты ответить ударом на удар.
— Анакха! Это неправильно!
Крик прозвучал на языке троллей.
Озадаченный Анакха обернулся.
Это был Блокв, а сын Беллиома почитал косматого жреца Троллей-Богов.
— Это последний из злых! — объявил Блокв. — Кхвай желает причинить ему боль! Дитя Камня-Цветка услышит слова Кхвая?
Обеспокоенный Анакха задумался над словами жреца Троллей-Богов.
— Я услышу слова Кхвая, — ответил он. — Это будет правильно, потому что Кхвай и я из одной стаи.
Гигантская фигура бога огня возникла из пустоты, и под его стопами зашипел, испаряясь, снег на лужайке.
— Дитя Беллиома исполнит слово Улафа-из-Талесии? — прогремел он голосом, похожим на рев огня в горне.
— Слово Улафа-из-Талесии — мое слово, Кхвай, — подтвердил честный Анакха.
— Тогда этот злой — мой! Раздосадованный Анакха сдержал свой гнев.
— Кхвай говорит верно, — согласился он. — Если Улаф-из-Талесии отдал злых Кхваю, я не скажу, что должно быть не так. — Он поглядел на перепуганного до полусмерти стирика, который отчаянно пытался соорудить себе хоть какую-нибудь защиту. — Он твой, Кхвай. Он причинил мне много боли, и я хотел в ответ причинить ему боль, но если Улаф-из-Талесии сказал, что причинить ему боль — дело Кхвая, да будет так.
— Дитя Беллиома говорит хорошо. Ты человек чести, Анакха. — Бог огня грозно взглянул на Заласту. — Ты сделал много зла, человек по имени Заласта.
Заласта уставился на Кхвая испуганно-непонимающим взглядом.
— Скажи ему то, что сказал я, Анакха, — потребовал Кхвай. — Он должен знать, почему его наказывают.
— Хорошо, Кхвай, — сказал вежливый Анакха и сурово глянул на отчаявшегося стирика. — Ты принес мне немало страданий, Заласта, — зловеще проговорил он по-стирикски. — Я хотел отплатить тебе за всех моих друзей, кого ты совратил или погубил, но Кхвай потребовал тебя себе, и по разным причинам я намерен удовлетворить его требование. Лучше бы ты не показывался здесь, Заласта. Вэнион охотился бы за тобой по всему миру, но смерть — это пустяк, и заканчивается она очень быстро. То, что сделает с тобой Кхвай, будет длиться вечно.
— Он понимает? — требовательно спросил Кхвай.
— Отчасти, Кхвай.
— Со временем он поймет больше, а у него будет много времени. У него будет вечность.
И с этими словами ужасный бог огня сдул последнюю жалкую защиту Заласты и странным, почти ласковым жестом возложил свою громадную ладонь на голову стирика.
— Гори! — повелел он. — Беги и гори до скончания дней!
И Заласта-стирик, весь охваченный пламенем и сам пламя, с криком бросился бежать.
Сочувствующий Анакха вздохнул, глядя, как пылающий силуэт бежит по заснеженной лужайке, становясь все меньше и меньше, и крик немыслимой боли и невыразимого одиночества отдаляется вместе с ним, начавшим первый час своего вечного наказания.
ЭПИЛОГ
Следующий день с утра выдался холодным и ясным. Солнечный свет слепяще сверкал на покрытых снегом склонах окрестных гор, и над озером посреди потаенной долины Дэльфиуса стояла легкая туманная дымка. Бракосочетание, само собой, отложили, и теперь оно должно было состояться только этим вечером.
Были, конечно, вопросы, но Спархок утихомирил всеобщее любопытство, объяснив, что все происшедшее было делом рук Беллиома, а он, Спархок, лишь послужил ему орудием — что было не такой уж и большой ложью.
День прошел тихо, а когда зашло солнце и вечерние тени вновь легли на долину, все собрались вновь. Весь день Спархока мучило и дразнило какое-то странное предвкушение. Что-то обязательно должно было здесь случиться. Беллиом говорил, что он узрит чудо, а Беллиом не стал бы походя бросаться подобным словом.
Вечерние тени углубились, и Спархок и прочие мужчины проводили Вэниона на берег светящегося озера, чтобы дожидаться там невесту и ее свиту, покуда сияющие пели древний гимн, так грубо прерванный минувшим вечером.
И наконец в воротах появилась невеста. Рядом с нею шла королева Элении, за ними следовали прочие дамы. Богиня-Дитя кружилась и плясала в воздухе перед шествием, и чистый голос ее звенел прозрачной флейтой, когда она вновь посыпала тропу к озеру лепестками цветов.
С лицом торжественным и умиротворенным спускалась Сефрения по тропе к озеру; и когда маленькая стирикская невеста подошла к человеку, которого запрещали ей любить две мировые религии, ее собственная богиня явственно показала, что по крайней мере онаодобряет этот брак. На небе только что начали появляться звезды, и вот одна из них словно заблудилась. Крошечной кометой слетела к сияющей от счастья Сефрении ослепительная искорка и мягко опустилась на ее голову мерцающей гирляндой весенних цветов.
Спархок мягко улыбнулся. Сходство с ритуалом, который проходила Миртаи в обряде Перехода, было чересчур разительным.
«Критик», — упрекнула его Афраэль.
«Я ведь ничего не сказал».
«Ну и не говори».
Сефрения и Вэнион соединили руки, и в этот самый миг слитное пение дэльфов достигло кульминации. И тогда появилась Ксанетия — она шла прямо по водам озера, вся охваченная сиянием, и с нею шли еще два сияющих силуэта, один — сотканный из белого света, другой — из голубого. Благоговейный ропот пробежал по рядам дэльфов, и они все как один почтительно преклонили колени.
Анара нежно обняла свою стирикскую сестру и целомудренно поцеловала Вэниона в щеку.
— Умолила я Возлюбленного Эдемуса присоединиться к нам и благословить сей счастливейший союз, — проговорила она, обращаясь к собравшимся, — и привел он с собою еще одного гостя, что также пожелал узреть нашу церемонию.
— Этот гость — тот самый, о ком я подумал? — шепотом спросил Келтэн у Спархока.
— Ну конечно, — ответил Спархок. — Именно этот облик он принял в Кирге, разве не помнишь? После того, как я швырнул его в глотку Клаалю.
— Я тогда был слегка не в себе. Стало быть, именно так он и выглядит на самом деле? Я имею в виду — если оборвать с него все сапфирные лепестки?
— Не думаю. Беллиом — дух, а не существо из плоти. Полагаю, этот облик он принял из вежливости — ради нас.
— Я думал, он уже покинул нас.
— Как видишь, еще нет.
Сияющий силуэт Эдемуса выпрямился, каким-то образом ухитряясь выглядеть стесненно. Лицо Ксанетии отвердело, и глаза ее сузились.
— Мыслил я о тебе дурно, Сефрения из Илары, — покаянно проговорил бог дэльфов. — Анара моя убедила меня, что я жестоко ошибался. Ныне молю я тебя простить меня.
Оказывается, нежная Ксанетия при случае могла проявить нешуточный характер!
Сефрения благожелательно улыбнулась.
— Разумеется, я прощаю тебя, Божественный Эдемус. Признаюсь, я и сама не была безвинна.
— Помолимся же все нашим богам, дабы благословили они союз сего мужчины и сей женщины, — торжественно проговорила Ксанетия, — ибо мнится мне, что брак сей знаменует рождение веры и взаимопонимания для всех людей на всей земле.
Спархок не был в этом так уверен, однако, как и остальные, склонил голову, но не стал обращаться к эленийскому богу.
«Голубая Роза», — мысленно позвал он.
«Ужели ты молишься, сын мой?» — Беллиом явно забавлялся.
«Всего лишь говорю с тобой, Голубая Роза, — поправил его Спархок. — Прочие направят молитвы наши к эленийскому Богу, я же предчувствую, что очень скоро предстоит нам с тобой расстаться».
«Истинно так».
«Решил я использовать сию возможность, дабы попросить тебя об одном благодеянии».
«Ежели будет то в моей власти».
«Видел я всю мощь твою, Голубая Роза, — и в некой мере разделял ее. Неискрен был бы ты, предполагая, что нечтоможет быть не в твоей власти».
«Не вредничай, — пробормотал Беллиом. Похоже, это выражение пришлось ему по вкусу. — Какова твоя просьба, сын мой?»
«Молю я тебя, дабы, уходя, забрал ты с собою всю свою силу. Се ноша, кою я не готов принять. Я твой сын, Голубая Роза, но я также и человек. Нет у меня ни терпения, ни мудрости, дабы принять ответственность за то, чем ты одарил меня. В сем мире, тобой сотворенном, и так в достатке богов. Еще один ни к чему твоей дочери».
«Подумай, сын мой. Подумай о том, от чего ты жаждешь отказаться».
«Я уже подумал, отец мой. Я был Анакхой, ибо сие было необходимо. — Спархок помолчал, стараясь уложить свои мысли и чувства в архаическую речь. — Когда я, будучи Анакхой, вступил в поединок со стириком Заластой, ощутил я в себе огромное отчуждение, и сие чувство все еще обитает во мне. Мнится мне, что дар твой изменил меня, сделав меня более — или же менее — чем просто человеком. Хотел бы я, ежели тебе то будет угодно, не быть более „терпеливым Анакхой“, или „любопытным Анакхой“, или же „неумолимым Анакхой“. Дело Анакхи закончено. Ныне всем своим сердцем хочу я быть снова Спархоком. Быть „любящим Спархоком“ или даже „раздраженным Спархоком“ мне милее, нежели испытывать ту пугающую пустоту, коя есть Анакха».
Наступило долгое молчание.
«Ведай, сын мой, что я весьма доволен собою. — В голосе, звучавшем в сознании Спархока, была явственная гордость. — В миг сей нахожу я в тебе гораздо более достоинств, нежели в какой иной». И с этими словами голос Беллиома умолк.
Церемония бракосочетания во многом была странной, но во многом же — очень знакомой. В ней было празднование любви между Вэнионом и Сефренией, но не было проповеди, так портившей эленийский венчальный обряд. В заключение Ксанетия нежно возложила руки в любовном благословении на головы двоих, которых она только что соединила. Казалось, этот жест означает окончание церемонии.
Но это было не так.
Второй силуэт, сопровождавший Ксанетию по сияющим водам озера, выступил вперед, источая сапфирное сияние, дабы прибавить и свое благословение. Он воздел свои руки над мужчиной и женщиной, и на краткий миг их окутало его лазурное сияние. Когда же свечение угасло, Сефрения чуть заметно переменилась. Следы забот и тревог, во множестве отразившихся на ее лице, исчезли, и теперь она казалась не старше Алиэн. Перемена, которую произвело касание сияющей Беллиомовой длани с Вэнионом, была куда виднее и разительней. Плечи его, слегка ссутулившиеся под тяжестью прожитых лет, вновь распрямились, морщины исчезли с лица, а серебристые волосы и борода вновь обрели прежний темно-каштановый цвет, какой смутно помнился Спархоку со времен послушничества. То был прощальный дар Беллиома, и ничто не могло бы более порадовать Спархока.
Афраэль взвизгнула от восторга, бурно захлопала в ладоши и бросилась в объятия сияющего туманного силуэта, который только что вернул юность ее сестре и Вэниону.
Спархок старательно скрыл усмешку. Богиня-Дитя наконец-то заманила Беллиом в такое положение, где она могла бы беспрепятственно обрушить на него всю мощь своих всесокрушающих поцелуев. Конечно, эти поцелуи могли быть лишь выражением неумеренной благодарности — но вряд ли…
Бракосочетание завершилось, но сияющие дэльфы не вернулись в свой опустевший город. Ксанетия, обняв надежной рукой хрупкие древние плечи анари Кедона, повела его прямо на светящуюся гладь озера, и прочие дэльфы последовали за ней, слитно запев уже иной гимн, а бессмертный Эдемус, источая сияние, парил над ними. Свет озера становился все ярче и ярче, неземное свечение дэльфов смешивалось с ним, и уже невозможно было различить в нем отдельные фигуры. Затем Эдемус стремительно, словно наконечник копья, взмыл в небеса, и его дети заструились за ним ввысь. Когда Спархок и его друзья впервые пришли в Дэльфиус, анари Кедон сказал им, что дэльфы странствуют к свету и сами станут светом, но есть препятствия, мешающие этому. Как видно, Беллиом устранил эти препятствия. Прочертив ночное небо сверкающей кометой, дэльфы устремились навстречу своему непостижимому странствию.
Чистое бледное сияние озера угасло, но тьма еще не наступила. Лазурная искра парила над озером — это Беллиом взглянул на то, что он сотворил, и нашел, что это хорошо. Затем и он взмыл в небеса, чтобы слиться с вечными звездами.
Они провели эту ночь в покинутом Дэльфиусе, и Спархок, как обычно, проснулся рано. Он бесшумно оделся, вышел из спальни, где крепко спала его жена, и пошел наружу, чтобы взглянуть на погоду.
У городских ворот к нему присоединилась Флейта.
— Почему ты не наденешь башмаки? — спросил он, глядя, как утопают в снегу ее босые, испачканные травяным соком ножки.
— К чему мне башмаки, отец? — Она протянула руки, и Спархок поднял ее.
— Удивительная была ночь, верно? — заметил он, поглядывая на затянутое тучами небо.
— Спархок, зачем ты это сделал?
— Что именно?
— Ты знаешь, о чем я. Ты хоть понимаешь, что ты мог бы совершить? Ты бы мог превратить этот мир в рай, а вместо этого отказался от всего.
— Не думаю, Афраэль, что из этой идеи вышло бы что-нибудь хорошее. Мое представление о рае наверняка не совпало бы с представлениями других людей. — Он втянул ноздрями стылый воздух. — Похоже, будет снегопад.
— Не увиливай. Ты обладал безграничным могуществом. Почему ты отказался от него? Спархок вздохнул.
— Мне это было не очень-то по душе. Я ничего не сделал, чтобы обрести это могущество, а когда что-то достается даром, его не ценишь. Кроме того, есть люди, которые имеют на меня права.
— Ну и что?
— А что, бы я делал, если бы Элана решила, что ей нужен Арсиум? Или если бы Долмант захотел обратить в нашу веру Стирикум? Или всю Дарезию? Я связан обязательствами, Афраэль, и рано или поздно мне пришлось бы принимать решения, зависящие от этих обязательств. Поверь мне, я сделал правильный выбор.
— Думаю, ты о нем еще пожалеешь.
— Мне в жизни довелось о многом сожалеть. Ко всему можно привыкнуть. Ты доставишь нас в Материон?
— Еще вчера ты мог бы сделать это сам.
— Не вредничай, Афраэль. Если тебе неохота этим заниматься, мы сами отправимся в путь по колено в снегу. Нам и прежде доводилось это делать.
— Ты отвратителен, Спархок. Ты ведь отлично знаешь, что я этого не допущу.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, говоря об обязательствах?
— Не читай мне нотаций. У меня для этого неподходящее настроение. Буди остальных и скажи им, чтобы собирались в дорогу.
— Как скажешь, Божественная.
Они отыскали большую кухню, в которой дэльфы стряпали себе еду, и кладовые, где хранилась провизия. Несмотря на тысячелетия вражды, вкусы дэльфов и стириков оказались на удивление схожими. Сефрении завтрак пришелся по нраву, зато Келтэн много ворчал. Впрочем, он съел три добавки.
— Что случилось с другом Блоквом? — спросил Кринг, отодвигая тарелку. — Я только что сообразил, что не видел его с тех пор, как казнили Заласту.
— Он ушел вместе со своими богами, доми, — ответил Тиниен. — Он сделал то, за чем его посылали, и сейчас он и прочие тролли уже на пути в Талесию. Он пожелал всем нам доброй охоты. По-тролличьи это примерно то же, что попрощаться.
— Может быть, это прозвучит странно, — признался Кринг, — но мне он понравился.
— Он хороший товарищ, — согласился Улаф. — Он хорошо охотится и всегда готов разделить добычу со своей стаей.
— О да, — содрогнувшись, подтвердил Тиниен, — если не свежеубитую собаку, то ляжку сырого киргая.
— Сэр Улаф, — сказал Телэн, — я только что поел. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?
Они оседлали коней и выехали из Дэльфиуса.
На выезде Халэд осадил коня, спешился и закрыл ворота.
— Зачем ты это сделал? — спросил Телэн. — Дэльфы ведь все равно сюда не вернутся.
— Так нужно, — ответил Халэд, вскакивая в седло. — Негоже оставлять ворота нараспашку.
Поскольку все знали, кто такая Флейта, она и не пыталась скрыть свое плутовство со временем и расстоянием. Кони шли вперед, как и положено коням, но окружающий мир каждые несколько минут мелькал и изменялся. Один раз где-то Восточнее Диргиса Спархок приподнялся в стременах и оглянулся. Их отчетливо видный след тянулся до середины луга и там резко обрывался, словно кони и всадники попросту свалились с неба.
Близился вечер, когда они доехали до знакомого холма, с которого был виден Огнеглавый Материон, и с радостью спустились с гребня холма к городу. Они долго были в пути, и так приятно было снова оказаться дома. Спархок торопливо исправил собственную мысль. Материон не был их настоящим домом. Их дом — сырой неприветливый город на реке Симмур, в другой половине мира.
У ворот имперской резиденции их встретили изумленные взгляды, и еще больше этих взглядов было на мосту в замок Эланы. Вэнион упрямо отказывался исполнить настойчивую просьбу жены и прикрыть капюшоном лицо и голову и буквально щеголял тем, что куда-то делись тридцать с лишком прожитых лет. Вэнион иногда был таким.
В замке тоже заметны были кое-какие перемены. Император находился в синей гостиной на втором этаже, и с ним, кроме баронессы Мелидиры, Эмбана и Оскайна, были также три его супруги — Элисун, Гахенас и Лиатрис. Элисун, пожалуй, бросалась в глаза больше прочих, потому что была одета весьма скромно.
— Боже милостивый, Вэнион! — воскликнул Эмбан при виде магистра пандионцев. — Что с тобой стряслось?
— Я женился, ваша светлость, — ответил Вэнион, небрежным жестом пригладив каштановые волосы. — Это был один из свадебных подарков. Тебе нравится?
— Ты выглядишь просто нелепо!
— О, — возразила Сефрения, — я бы так не сказала. Мнеэто очень нравится.
— Полагаю, нам надлежит вас поздравить, — с изысканной вежливостью произнес Сарабиан. Тамульский император разительно переменился. В нем были уверенность и властность, каких раньше не замечалось. — Имея в виду препятствия религиозного характера, кто же совершил церемонию?
— Ксанетия, ваше величество, — ответил Вэнион. — Дэльфийская вера не возражала против нашего брака. Сарабиан огляделся.
— А где же Ксанетия? — спросил он. Сефрения указала пальцем вверх.
— Там, ваше величество, — печально ответила она, — вместе с остальными дэльфами.
— Что?! — переспросил ошеломленный император.
— Эдемус забрал их с собой, Сарабиан, — пояснила Флейта. — Видимо, они с Беллиомом заключили какое-то соглашение. — Она огляделась. — А где Даная?
— В своей комнате, Божественная, — ответила баронесса Мелидира. — Она немного утомилась и раньше обычного отправилась спать.
— Пойду скажу ей, что ее мама вернулась, — объявила Богиня-Дитя, направляясь к двери, ведущей во внутренние покои.
— Мы получили несколько донесений, — говорил министр иностранных дел Оскайн, — но все они чересчур общие: «Война выиграна, мы победили» и тому подобное. Прошу прощения, королева Бетуана. Твои атаны — великолепные гонцы, но из них невозможно вытянуть подробности. Она пожала плечами.
— Возможно, это общий недостаток нашей нации, Оскайн-министр.
Бетуана, как всегда теперь, стояла рядом с молчаливым Энгессой и явно не хотела отпускать его от себя даже ненадолго.
— Больше всего меня озадачивает невнятное послание, которое я получил от своего брата, — признался Оскайн.
— Итайн-посол сейчас очень занят, — с невинным видом пояснила Бетуана.
— Вот как?
— Когда прошлой осенью его послали в Кинестру, он весьма близко подружился с атаной Марис. Он не отнесся к этому серьезно — в отличие от нее. Она отправилась искать его и, найдя его в Кирге, забрала с собой в Кинестру.
— В самом деле? — отозвался Оскайн без малейшей усмешки. — Что ж, — пожал он плечами, — Итайну так или иначе пора бы остепениться. Насколько я помню, атана Марис весьма энергичная женщина.
— Да, Оскайн-министр, и весьма решительная. Думаю, что дни холостяцкой жизни твоего хитроумного братца сочтены.
— Какая жалость, — вздохнул Оскайн. — Прошу прощения… — И с этими словами он довольно поспешно удалился в соседнюю комнату, из которой тут же до неслись взрывы приглушенного хохота.
А затем в комнату вбежала Даная с развевающимися волосами и бросилась в объятия матери.
Лицо Сарабиана помрачнело.
— Кто же, в конце концов, убил Заласту? — спросил он. — Если уж на то пошло, именно он был причиной всех наших бед.
— Заласта не мертв, — с грустью ответила Сефрения, усаживая к себе на колени Флейту.
— Не мертв? Как же ему удалось уйти?
— Мы отпустили его, ваше величество, — ответил Улаф.
— Вы с ума сошли? Вы же знаете, что он может натворить!
— Он больше ничего не натворит, ваше величество, — отозвался Вэнион, — разве что подожжет где-нибудь траву.
— Этого не случится, Вэнион, — поправила его Флейта. — Этот огонь — духовный, а не физический.
— Может быть, кто-нибудь все же объяснит мне, в чем дело? — осведомился Сарабиан.
— Заласта, ваше величество, появился на свадьбе Сефрении, — сказал Улаф. — Он пытался убить Вэниона, но Спархок остановил его. Затем наш присутствующий здесь друг хотел сотворить с Заластой что-нибудь непоправимое, но тут появился Кхвай и предъявил свои права на Заласту. Из политических соображений Спархок признал эти права, и тогда Кхвай вверг Заласту в огонь.
— Экая мрачная идея, — содрогнулся Сарабиан и посмотрел на Сефрению. — Но ты же говорила, что он не мертв, а сэр Улаф только что сказал, что он сгорел.
— Нет, ваше величество, — поправил его Улаф, — я сказал только, что Кхвай вверг его в огонь. То же самое произошло с бароном Пароком.
— Кажется, тролличье правосудие мне по душе, — с недоброй усмешкой заметил Сарабиан. — И долго они будут гореть?
— Вечно, ваше величество, — мрачно ответил Тиниен. — Огонь этот — вечный.
— Боже милосердный!
— Это было куда больше, чем я рассчитывал сделать, — признался Спархок, — но, как уже сказал Улаф, тут были замешаны политические соображения.
Они проговорили допоздна, вспоминая в подробностях о минувшей кампании, о спасении Эланы и Алиэн, об освобождении Беллиома и последней схватке между Спархоком и Киргоном. Спархок тщательно подчеркивал, что в этом поединке он был лишь орудием Беллиома, и во всеуслышание объявил, что он большее не Анакха. Он хотел, чтобы никто больше не вспоминал об этой части его жизни.
Во время этого долгого разговора Сарабиан рассказал им о покушении на его жизнь, которое устроили Шакола и Тореллия.
— Возможно, им это и удалось бы, если бы не Элисун, — заключил он, с нежностью взглянув на свою валезийскую супругу, которая была теперь воплощением скромности.
Миртаи посмотрела на Элисун, вопросительно изогнув бровь.
— Почему ты одеваешься по-другому? — напрямик спросила она.
Элисун пожала плечами.
— Я ношу ребенка, — сказала она. — Полагаю, время легкомысленных приключений для меня закончилось. — И добавила, увидев озадаченное выражение на лице Миртаи: — Таков валезийский обычай. Нам предоставляется полная свобода — до первой беременности. После этого мы должны вести себя прилично. — Элисун улыбнулась. — Впрочем, я уже истощила все ресурсы имперской резиденции. Теперь пора угомониться — а заодно и выспаться.
— Кто-нибудь знает, что со Стрейдженом и Кааладором? — спросил Телэн.
— Виконт Стрейджен и герцог Кааладор вернулись в Материон неделю назад, — ответил Сарабиан.
— Новые украшения? — слегка удивленно спросила Элана.
— Награды за службу, Элана, — улыбнулся Сарабиан. — Я счел это необходимым. Герцог Кааладор принял пост в министерстве внутренних дел, а посему отправился в Лебас, чтобы уладить там свои дела.
— А Стрейджен?
— Он на пути в Астел, ваше величество, — недобро усмехнувшись, пояснила баронесса Мелидира. — Он сказал, что хочет кой о чем потолковать с Элроном.
— Разве Элрон сумел выбраться из Натайоса? — удивился Келтэн. — Экрасиос говорил, что сияющие не оставили там ни единой живой души.
— Кааладор узнал, что Элрон где-то спрятался, пока сияющие превращали Скарпу и Кизату в груду гнили. Потом он выбрался из развалин и прямиком отправился домой. Стрейджен намерен разыскать его. — Баронесса взглянула на Халэда. — Крегер тоже ушел живым, — сказала она. — Кааладор узнал, что он отплыл в Зенгу, город в Южной Каммории. Впрочем, тебе следует кое-что узнать о Крегере.
— И что же?
— Помнишь, как умер король Воргун?
— Кажется, у него отказала печень. Мелидира кивнула.
— То же самое сейчас происходит с Крегером. В городе Дэла Кааладор беседовал с человеком по имени Ордей. Крегер был совершенно невменяем, когда его погрузили на корабль, отплывающий в Зенгу.
— Но он все-таки жив, — угрюмо проговорил Халэд.
— Если это можно так назвать, — вздохнула она. — Оставь его в покое, Халэд. Он даже не почувствует, если ты проткнешь его мечом. Он не поймет, кто ты такой или почему убиваешь его.
— Благодарю, баронесса, — сказал Халэд, — но я думаю, что, когда мы вернемся в Эозию, мы с Беритом заедем в Зенгу — просто так, на всякий случай. Крегер чересчур часто ускользал от нас, чтобы полагаться на удачу. Я предпочитаю увидеть его в могиле.
— А можно я отправлюсь с вами? — оживился Телэн.
— Нет, — ответил Халэд.
— Почему это — нет?
— Тебе пора начинать послушничество.
— Это может и подождать.
— Нет, не может. Ты и так уже опоздал на полгода. Если не начнешь обучение сейчас, никогда не станешь хорошим рыцарем.
Вэнион одобрительно посмотрел на оруженосца Спархока.
— Не забудь, о чем мы говорили тогда, Спархок, — сказал он. — И передай мои рекомендации Долманту.
— О чем это вы? — спросил Халэд.
— Позже узнаешь, — ответил Спархок.
— Да кстати, Элана, — вставил Сарабиан, — раз уж речь зашла о титулах — ты не рассердишься на меня, если я дарую титул твоей маленькой певчей пташке? — Он нежно улыбнулся Алиэн. — Надеюсь, дорогая, что ты не рассердишься, потому что я это так или иначе сделаю — хотя бы за выдающиеся заслуги перед Империей.
— Какая замечательная идея, Сарабиан! — воскликнула Элана.
— Я вряд ли заслужил эту похвалу, — признался он с некоторой горечью. — По правде говоря, идея с титулами принадлежит твоей дочери. Ее высочество — весьма целеустремленная молодая особа.
Спархок быстро взглянул на свою дочь, затем на Флейту. У обеих на личиках было написано одинаковое лукавое самодовольство. Божественная Афраэль явно задалась целью убрать с пути все преграды, мешавшие ее сводничеству. Спархок кратко усмехнулся и откашлялся.
— Э-э… ваше величество, — обратился он к императору. — Уже довольно поздно, и все мы устали. Предлагаю продолжить наш разговор завтра.
— Разумеется, принц Спархок, — согласился Сарабиан, поднимаясь на ноги.
— Спархок, можно тебя на два слова? — окликнул патриарх Эмбан, когда остальные гуськом двинулись к двери.
— Конечно.
Они подождали, пока гостиная не опустеет.
— Что нам делать с Вэнионом и Сефренией? — спросил Эмбан.
— Я вас что-то не понял, ваша светлость.
— Ты же знаешь, этот так называемый брак поставит Долманта в весьма сложное положение.
— Это не «так называемый брак», Эмбан, — твердо сказал Спархок, отбросив формальности.
— Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Консерваторы в Курии попытаются использовать его, чтобы ослабить положение Сарати.
— Тогда зачем им об этом знать? Это совершенно не их дело. Ваша светлость, в Дарезии произошло много такого, что не находит объяснений в нашей теологии. Тамульская империя вне юрисдикции Церкви, так к чему рассказывать Курии об этих событиях?
— Я не могу им лгать, Спархок.
— А я этого и не предлагаю. Просто не говори об этом.
— Но я должендоложить обо всем Долманту.
— Это не страшно. У него гибкий ум. — Спархок помолчал размышляя. — Это, пожалуй, лучшее, что можно сделать. Отведем Долманта в сторонку и расскажем ему обо всем, что здесь приключилось, а уж он пускай сам решает, что именно рассказать Курии.
— Спархок, ты возлагаешь на него тяжкую ношу. Спархок пожал плечами.
— Так ведь это и есть его служба, разве нет? А теперь, ваша светлость, с вашего дозволения я удаляюсь. Мне необходимо присутствовать при некоем воссоединении семьи.
В последующие недели над замком витало меланхолическое ощущение, что все подходит к концу. Все отлично понимали, что, едва установится погода, большинство из них покинет Материон. Возможность того, что они еще когда-либо соберутся вместе, была ничтожной. Они наслаждались каждой минутой близости друг с другом, и частенько кто-нибудь вдвоем-втроем удалялся в уединенное местечко, где велись долгие разговоры о разных пустяках, на деле же они просто старались увековечить в памяти лица, голоса, возникшую близость и дружбу.
Как-то непогожим утром Спархок, войдя в гостиную, обнаружил, что Оскайн и Сарабиан сидят над какой-то книгой. На лицах обоих была написана откровенная ярость.
— Неприятности? — осведомился Спархок.
— Политика, — кисло ответил Сарабиан. — Политика — это всегда неприятности.
— Отделение современной истории в университете только что выпустило в свет свою версию недавних событий, — пояснил Оскайн. — В этом труде содержится весьма немного правды — особенно если учесть, что пондия Субат, наш достопочтенный первый министр, выставлен здесь настоящим героем.
— Мне бы следовало избавиться от Субата, как только я узнал о его делишках, — угрюмо заметил Сарабиан. — Оскайн, кто может дать наилучший ответ на этот вздор?
— Мой брат, ваше величество, — тотчас ответил министр иностранных дел. — Он профессор факультета, и у него солидная репутация. К сожалению, он сейчас в Кинестре.
— Пошли за ним, Оскайн. Верни его сюда, прежде чем отделение современной истории испакостит мнение целого поколения.
— Марис тоже захочет поехать с ним, ваше величество.
— Вот и славно. Твой братец чересчур умен. Пусть атана Марис не отходит от него. Она научит его смирению.
— Что нам делать с киргаями, ваше величество? — спросил Спархок. — Сефрения говорит, что проклятие, отделявшее их от всего мира, исчезло с гибелью Киргона, и, хотя это не их вина, им никак не находится место в современном мире.
— Я и сам раздумывал над этим, — признался император. — Полагаю, нам лучше держать их подальше от нормальных людей. В пятистах лигах Восточнее Тэги есть один остров. Он очень плодороден, и климат там мягкий. Раз уж киргаи так обожают одиночество, этот остров придется им по вкусу. Как ты думаешь, сколько времени им понадобится, чтобы изобрести лодки?
— Несколько тысячелетий, ваше величество. Киргаев никак нельзя назвать народом творческим. Сарабиан ухмыльнулся.
— Тогда это решение — наилучшее.
— Я тоже так думаю, — с ответной ухмылкой согласился Спархок.
В этом году весна в Восточной Дарезии выдалась бурной. Теплый влажный ветер подул с Тамульского моря, в одну ночь растопив снег на склонах гор. Реки разлились, так что ни о каких путешествиях пока не могло быть и речи. Нетерпение Спархока возрастало с каждым днем. Не то чтобы у него накопились неотложные дела, но это затянувшееся прощание становилось невыносимым.
Ему пришлось выдержать по крайней мере один долгий и серьезный спор. Элана вначале во что бы то ни стало хотела, чтобы все они отправились в Атан на свадьбу Миртаи и Кринга.
— Ты опять несешь чепуху, Элана, — с обычной прямотой сказала ей Миртаи. — Ты и прежде бывала на свадьбах, но у тебя есть королевство, которым надо управлять. Возвращайся в Симмур, там твое место.
— Ты не хочешь, чтобы я была на твоей свадьбе? — глаза Эланы наполнились слезами. Миртаи обняла ее.
— Ты непременно будешь там, Элана, — сказала она. — Ты навсегда останешься в моем сердце. Возвращайся в Симмур. Я приеду туда после того, как мы с Крингом устроимся в Пеле — или там, где мы, в конце концов, решим поселиться.
Вэнион и Сефрения решили сопровождать отряд королевы Бетуаны до самой Атаны, а уж оттуда отправиться в Сарсос.
— Там, пожалуй, нам будет лучше всего, дорогой, — пояснила Сефрения Спархоку. — У меня там достаточно высокое положение, и я сумею заткнуть рот фанатикам, которым придется не по вкусу, что мы с Вэнионом отныне муж и жена.
— Неплохо сказано, — заметил Спархок и вздохнул. — Мне будет недоставать тебя, матушка. Ведь вы с Вэнионом никогда не сможете вернуться в Эозию.
— Что за глупости, Спархок! — рассмеялась она. — Я всегда возвращалась туда, куда хотела вернуться, так будет и впредь. Я сумею изменить свой облик и облик Вэниона, так что время от времени мы будем вас навещать. Если уж на то пошло, я хочу присматривать за твоей дочерью. — Она поцеловала Спархока. — А теперь иди, дорогой. Мне нужно поговорить с Сарабианом о Бетуане.
— Вот как?
— Она лепечет какую-то чушь о том, чтобы отречься от трона и стать женой Энгессы. Атаны — подданные Империи, так что я должна убедить Сарабиана помешать ей наделать глупостей. Энгесса будет очень хорошим соправителем, а Сарабиану нужны покой и стабильность в Атане.
Когда весенний паводок начал понемногу спадать и поля вокруг столицы подсохли, Спархок отправился в гавань разыскивать капитана Сорджи. В обширной гавани стояло на якоре немало менее потрепанных и более удобных судов, но Спархок доверял Сорджи, а возвращение домой на его корабле придало бы приятный оттенок преемственности завершению всего этого дела. Он нашел курчавого капитана в чистенькой и хорошо освещенной портовой таверне, хозяин которой явно был эленийцем.
— Нас будет тринадцать, капитан, — сказал Спархок, — и семь коней.
— Тесновато будет, мастер Клаф, — заметил Сорджи, задумчиво косясь на потолок, — ну да как-нибудь разместимся. Кто покроет стоимость путешествия — вы сами?
Спархок ухмыльнулся.
— Император щедро взял на себя все расходы, — сказал он. — Он наш друг, так что, будь добр, не разори его.
Сорджи ухмыльнулся в ответ.
— Да ни за что на свете, мастер Клаф. — Он откинулся в кресле. — Занятные были времена, да и Тамульская империя — занятное местечко, но все же хорошо будет вернуться домой.
— О да! — согласился Спархок. — Порой мне кажется, что всю свою жизнь я только и делаю, что пытаюсь вернуться домой.
— Я прикину стоимость проезда и пришлю к вам в имперскую резиденцию своего боцмана. Знаете, я ведь едва не потерял его в Бересе.
— Боцмана? Сорджи кивнул.
— Парочка бандитов подстерегла его в переулке. Он едва сумел унести ноги.
— Подумать только! — с невинным видом отозвался Спархок. Похоже, Валаш экономил не только на шпионах, но и на наемных убийцах.
— Когда именно вы хотите отплыть, мастер Клаф?
— Мы еще не решили точно — где-нибудь на следующей неделе. Я дам тебе знать. Кое-кто из наших друзей отправляется сушей в Атан. Мы хотели бы отплыть в тот же день.
— Хорошая идея, — согласился Сорджи. — Никогда не следует затягивать прощание. Уж моряки-то умеют быстро прощаться. Когда приходит время отплытия, всегда нужно застичь утренний отлив, а он не станет ждать.
— Неплохо сказано, Сорджи, — усмехнулся Спархок.
Неудивительно, что именно Бетуана наконец приняла решение.
— Мы уезжаем завтра, — неделю спустя напрямик объявила она за ужином.
— Так скоро? — голос Сарабиана чуть заметно дрогнул.
— Половодье сошло, и поля просохли, Сарабиан-император, — пояснила она. — К чему нам мешкать?
— Но… — он замялся и не стал продолжать.
— Ты слишком сентиментален, Сарабиан, — бесцеремонно заявила Бетуана. — Ты же знаешь, что мы должны уехать, так зачем тянуть время? Приезжай осенью в Атан, и мы поохотимся на вепря. Здесь, в Материоне, ты слишком много сидишь в четырех стенах.
— Мне будет трудно вырваться, — с сомнением проговорил он. — Кто-то ведь должен присматривать за делами.
— Пускай этим займется Оскайн. Он человек честный, много не украдет.
— Ваше величество!.. — запротестовал Оскайн. Бетуана улыбнулась ему.
— Я пошутила, Оскайн, — сказала она. — Друзья часто подшучивают друг над другом и никого не хотят обидеть.
Той ночью все они почти не спали. Пришлось, само собой, собирать вещи и заниматься прочими приготовлениями, но большая часть ночи была истрачена на беготню туда и сюда по коридорам с одними и теми же словами: «Обещай, что не будем терять связи друг с другом».
И они, конечно, обещали — от чистого сердца. Эта решимость ослабеет не сразу, где-нибудь через год или даже два.
Они собрались во внутреннем дворе замка, когда над Тамульским морем только начала заниматься заря. И снова были поцелуи, объятия, грубоватые рукопожатия.
И именно Халэд, славный, надежный, практичный Халэд в конце концов оценивающе поглядел на небо на востоке, откашлялся и сказал:
— Пора, Спархок, иначе Сорджи, чего доброго, сдерет с тебя плату за лишний день, если пропустит утренний прилив.
— Верно, — согласился Спархок. Он подсадил Элану в открытую коляску, которую дал им Сарабиан и где уже сидели Эмбан, Телэн, Алиэн и Мелидира. Затем он огляделся в поисках дочери и увидел, что Даная о чем-то тихо разговаривает с Флейтой.
— Даная, — позвал Спархок, — пора ехать!
Наследная принцесса Элении в последний раз поцеловала Богиню-Дитя Стирикума и послушно пошла через двор к отцу.
— Спасибо, что заглянул, Спархок, — просто сказал Сарабиан, протягивая руку. Спархок пожал ему руку.
— Всегда пожалуйста, Сарабиан, — ответил он. И, рывком вскочив в седло Фарэна, первым поскакал через мост к лужайкам, на которых все еще лежали ночные тени.
Дорога до гавани заняла четверть часа, и еще полчаса ушло на то, чтобы погрузить коней в носовой трюм. Спархок вернулся на палубу, где ждали остальные, и взглянул на восток — солнце еще не поднялось.
— Все готово, мастер Клаф? — крикнул с квартердека Сорджи.
— Готово, капитан Сорджи, — отозвался Спархок. — Мы завершили все, за чем приехали сюда. Пора возвращаться домой.
Боцман с важным видом расхаживал по палубе, с ненужной придирчивостью наблюдая за тем, как отдают швартовы и поднимают паруса.
Отлив был сильный, и дул хороший попутный ветер. Сорджи искусно вывел свое потрепанное судно из гавани в открытое море.
Спархок одной рукой подхватил Данаю, другой обнял за плечи Элану, и так они стояли у поручней левого борта, глядя на город, который тамульцы называли центром мира. Сорджи повернул румпель, взяв курс на юго-восток, чтобы обогнуть полуостров, и в тот самый миг, когда паруса надулись ветром, наконец взошло солнце.
В рассветных тенях Материон был бледен, но первые лучи солнца зажгли его купола опалесцирующим огнем, и мерцающий радужный свет заиграл на покрытых перламутром стенах. Спархок, его жена и дочь стояли у борта, безмолвно любуясь чудом огнеглавого города, который словно на свой лад прощался с ними, желая им благополучного возвращения домой.