106059.fb2
— Так вот можно сделать проще. Вы дайте команду написать на листе бумаги сотни две-три фамилий, а среди них ненароком укажите имена людей, которые являются агентами в странах Европы и Азии. А я попытаюсь вспомнить и указать их.
— Так ведь стран много, да и агентов по всей видимости хватает.
— Наверно, тогда давайте остановимся на нескольких странах, скажем Англия, Франция, Испания.
— А вы занятный молодой человек, хорошо, давайте попробуем.
Генерал поднял трубку и вызвал к себе Зуева. Тот вошел с тремя стаканами чая и поставил поднос на стол. Наклонившись перед генералом стал внимательно слушать его указания, после чего, четко отчеканил, — постараюсь уложиться в пятнадцать минут.
— Ну что же давайте чайку пока выпьем.
Я подвинул стакан и стал медленно пить, стараясь не особенно крутить головой по сторонам и рассматривать достопримечательности кабинета. Генерал, так же как и я, пил чай, посматривая на меня, потом неожиданно спросил:
— Вы вот написали по поводу Ирана, а что касаемо их соседей, что можете сказать?
— Надо же, решил прощупать меня и главное как ловко. Нет, дорогой товарищ генерал, я не такой лох, как вам кажется. Если уж решил двигаться к чему-то, надо держаться до последнего и придерживаться твердой линии, а следовательно очень осторожно выдавать информацию, поэтому немного подумав, ответил:
— Как вам сказать, Восток дело тонкое. Ирак, Иран, Афганистан, одно слово бермудский треугольник. Кто туда залезет, тот там и пропадет.
— Загадками говорите или не хотите прямо отвечать?
— Если честно, то не хочу, не время.
— Даже так?
— Даже так. Ну вот к примеру, скажи я вам, что война в Афганистане, это неизбежность, что вы мне ответите? Ничего. И будете правы, почему, да потому что время, которое позволяет сказать о важности того или иного события, возможно еще не пришло, а стало быть и степень важности данной информации трудно оценить в данный конкретный момент времени.
— Вы прямо как философ выражаетесь.
— Нет, это у меня иногда бывает, начинаю так выражаться, что кажется, что я черезчур заумно говорю, извините.
— Нет ничего, даже весьма интересно. Не часто можно услышать, чтобы люди Вашего возраста так рассуждали.
— Это привычка со студенческой скамьи, когда не очень знаешь ответ, начинаешь плести философским языком околесицу, глядишь и на трояк уболтаешь преподавателя.
— И как получалось?
— Не всегда, но иногда срабатывало.
Генерал рассмеялся, и в этот момент в кабинет вошел Зуев, держа в руках две страницы машинописного текста, на котором были аккуратно набиты в три столбца фамилия без инициалов людей в алфавитном порядке. Он положил их перед генералом. Тот надел очки внимательно посмотрел и передал их Зуеву. Тот подошел ко мне и положил их передо мной. Взяв их, я мельком пробежал листы и увидав знакомую фамилию, которая вертелась на языке, но никак не хотела вспоминаться, сказал:
— Одна фамилия мне точно кое-что говорит.
— Вот как. И что же?
Я посмотрел на генерала, потом перевел взгляд на Зуева и вдруг спросил:
— А при вашем помощнике можно говорить?
Генерал улыбнулся и ответил:
— Можно.
— Вам виднее, — снова ответил я, — вот эта фамилия мне знакома по книге. Не знаю кто он сейчас, но в середине восьмидесятых он будет заместитель резидента и переметнется на Запад, сдаст довольно много наших агентов. Здесь не указаны инициалы, но кажется его зовут Олег, — я взял карандаш и поставил галочку напротив фамилии Гордиевского и протянул оба листа генералу.
Тот взял их в руки и по тому как он задвигал скулами, я понял, что фамилия ему знакома, и он знает кто этот человек. Наступила пауза, после которой, генерал произнес:
— Павел, подготовь пожалуйста еще списки и согласуй с Николай Аркадьевичем вопросы по, хотя нет отставить. Это потом. Оставь нас на несколько минут.
— Слушаюсь, — ответил Зуев и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Я с напряжением ждал, что скажет генерал. Он посмотрел на меня сквозь стекла очков и задумчиво произнес:
— Скажите Алексей, ничего, что я вас так величаю?
— Конечно.
— Так зачем собственно говоря вы пришли к нам?
— Я хочу встретиться с кем-то близким к Андропову, а если получится, то с ним.
— Эка вы хватили. Или вы и впрямь считаете, что та информация, которой обладаете, может быть столь важной, что он должен принять вас и выслушать?
— Думаю что да.
— А может у вас черезчур развито чувство самомнения, или события, которые не столь значимые кажутся вам слишком преувеличенными?
— Нет, я так вовсе не думаю. И самомнения у меня вполне в норме, а что касается значимости информации, то полагаю, она действительно очень важна.
— Хотелось бы верить. И все же, может быть вы скажите мне, хотя бы в общих чертах, что именно вам известно?
— Все.
— Я понимаю, что все, но нельзя ли как-то поконкретнее. Поймите, я же не могу прийти на доклад к помощнику Юрия Владимировича и сказать, — тут один молодой человек хочет побеседовать по поводу будущего. Как вы думаете, что мне ответят?
— Я думаю, что если у вас не будет веских причин мне доверять, вы вряд ли пойдете, однако уже то, что приняли меня, говорит о том, что я вас заинтересовал, поэтому попробую вас все же убедить в правдивости того, что говорю.
— Попробуйте.
— Скажите, товарищ генерал, а вам приходится бывать на совещании у Андропова?
— Бывает, а что?
— А вы как-нибудь между делом поинтересуйтесь у него, что нового из стихов появилось у него за последнее время, а если у него возникнут вопросы, с чего это вдруг вы интересуетесь, вы и расскажите ему обо мне. Мне кажется, что информация подобного рода лучше любой другой, поскольку то, что Андропов пишет стихи в свободное время, мало кто знает, как вы думаете?
Генерал смотрел на меня, но в его взгляде мне не удалось прочесть даже намека на то, что его как-то удивило сказанное мной, однако он неожиданно произнес: