— И куда теперь?
— Хотят перевести в аппарат главы центральной региональной зоны.
— Ты я смотрю, решил в большую политику ударится?
— Скажете тоже.
— Ну как, сам говоришь в какие сферы идешь работать. Ты уж извини, я по-родственному с тобой. Тебя кто из знакомых тянет наверх или ты сам пробиваешься?
Я улыбнулся и ответил.
— Да нет Анатолий Сергеевич. Скорее сам. Хотя, если откровенно говорить, то увяз я во всем по самые уши. Я ведь в таких верхах вращаюсь, и таких людей знаю, что другим и не снилось.
— Вот даже как?
— Даже так. Вот вчера на совещании у Зацепина был, знаете такого?
— Это который в нашем регионе самый главный?
— Он самый. Вот он и позвал к себе работать. Впрочем, я по сути с ним уже который месяц работаю.
— Да Алексей, к тебе, стало быть, скоро только по отчеству придется обращаться.
— Ну конечно. Для вас я как был Алексеем, так до старости в них прохожу.
Тесть засмеялся и в этот момент подъехал трамвай. Мы расцеловались. Он еще раз поздравил меня с рождением дочери, а я пожелал ему здоровья, попрощался, и отправился домой. Почувствовав, что не жарко, прибавил шагу.
Когда я вернулся, родители и теща, уже собирались ложиться спать. Мы договорились относительно завтрашнего дня и, пожелав всем спокойной ночи, отправился на кухню, выпить чаю, перед тем как лечь спать. Включив старый телевизор, который, мы собирались отвезти летом на дачу к Ириным родителям, я в ожидании, когда закипит чайник, стал слушать последние новости. Диктор рассказывал о новостях в стране, новом сталелитейном заводе, на месяц раньше срока введенным в строй. Потом, рассказывали о текстильном комбинате, который в свете решений и указаний правительства, по-новому подходит к оценки качества сырья и как это влияет на производимую комбинатом продукцию, и все в том же духе. Слушая всю эту говорильню, как я её про себя называл, не заметил, как на кухню вошел отец. Повернувшись и увидев его, стоящим в дверях, спросил:
— Батя, чайку со мной выпьешь?
— Можно, а то сегодня в обед селедки наелся, весь день пить хочется.
Я налил по чашкам чай и выключил телевизор, сказав в сердцах:
— Любят у нас все приукрашивать, хлебом не корми, — и сел напротив отца.
— Совсем взрослым ты у меня стал, Алексей. Не по годам взрослым.
— Это ты к чему батя?
— Да смотрю на тебя, изменился ты за последний год сильно.
— Это как, хорошо или плохо?
— Сложно сказать.
— Даже так. А в чем сложность? — я сделал глоток горячего чая, продолжая наблюдать за отцом.
— Да как тебе сказать, боюсь обидеть, только, как мне кажется, гложет тебя что-то, а что, не пойму. Может работа не нравится и тужишь, что пошел туда работать, может еще что-то?
Я поставил чашку и подумал, — как редко я разговаривал с отцом вот так по-настоящему. Давно, а точнее, почти никогда. Так, делился новостями, успехами, иногда неудачами, но никогда не спрашивал совета или помощи в решении того или иного вопроса. Странно, почему? Ведь отец действительно мог выслушать меня, понять, подсказать и помочь, но я не то чтобы стеснялся или боялся чего-то, мне даже не приходило в голову начать с ним беседу тогда, когда мне действительно это было нужно. Так сложилось. Я смотрел на него, и думал, как мало ему осталось жить и как мне будет его не хватать, когда его не будет, ну почему жизнь так устроена, что попросить совета у самого близкого и родного человека тебе захочется тогда, когда его уже не будет рядом с тобой? Я вспомнил, как спустя несколько лет после его смерти, я не раз ездил к нему на кладбище и сидя у могилы тихо плакал и говорил, как мне его не хватает в этой жизни, точнее в той, которую я помнил и пережил.
Я не заметил, как слеза скатилась у меня по щеке, и я почувствовал, как отец провел по ней пальцем и я, посмотрел на него и сказал:
— Знаешь батя, ты во многом прав. Мне тяжело, но не потому, что много работы или у меня что-то не получается, а тяжело, потому, что то, что я делаю, не всегда согласуется с моими мыслями, сердцем, если так можно выразиться, ты меня понимаешь?
— Понимаю, я все прекрасно понимаю, потому и говорю, что ты не погодам стал взрослым. Ощущение такое, словно ты за этот год, огромную жизнь прожил.
— Так ведь так оно и есть. Знаешь, то, что сейчас в стране творится, это ведь все я затеял. Не Андропов, не КГБ не кучка заговорщиков, а именно я. Вот поэтому и грызут меня сомнения, а правильно ли я поступил. Прости, не хочу сейчас тебе обо всем рассказывать, в другой раз как-нибудь, больно время не подходящее, только одно скажу. Запутался я в самом себе, потому что взвалил на свои плечи ношу, а ответственность за то, что происходит, лежит на мне.
— Может, ты зря себя изводишь? Не хочу учить, скажу только, жизнь не просто хороша, она прекрасна и удивительна, ведь никогда не знаешь, что ожидает тебя даже через пару минут. Бывает так плохо, что волком выть хочется, не знаешь, что делать, как поступить, но проходит время и все встает на свои места. Жизнь сама решает проблемы, хотим мы того или нет. Другое дело, что она больно бьет нас, но это за дело, а не просто так, ибо она учит, как жить, чтобы в другой раз не повторить туже глупость. А проблемы, что ж, они есть у всех, только одни зацикливаются на них и начинают жить ими, а не реальной жизнью, а другие решают проблемы и продолжают жить дальше, прямо идя по жизни, не боясь новых трудностей, а их немало на жизненном пути.
Я слушал и смотрел в чашку с чаем, потом перевел взгляд на отца и сказал:
— Спасибо батя.
— За что?
— За совет.
— Я советы не даю, сам знаешь. Дохлое дело давать советы, так размышляю вслух. Ну а если что пригодится в жизни, слава Богу.
— Нет батя, я серьезно, спасибо.
— Ладно, Алеша, раздевайся-ка ты, да спать ложись, завтра, небось, опять с головой окунешься в работу?
— Это точно.
— Ты только учти, ты теперь сам отец, так что не забывай, что надо и дома бывать и семье внимание уделять, — и улыбнулся, глядя на меня.
— Хорошо, постараюсь. Ну все, пошел спать.
Я вышел из-за стола и отправился в свою комнату, где уже рядом с диваном, на котором мы спали, стояла детская кроватка.
Десятого января меня назначили начальником вновь созданного отдела, с довольно расплывчатым названием. «Информационно-аналитический отдел перспективного развития». Согласно положения об отделе, я подчинялся непосредственно главе региональной зоны, то есть, Зацепину. Я переехал из кабинета на Лубянке, к которому уже успел привыкнуть, в новое здание и новый кабинет. К своему удивлению, когда оформлял документы, оказалось, что к этому времени был уже майором и даже не подозревал об этом. Прощаясь с сотрудниками, с которыми проработал, хотя и не так долго, я испытывал двойственное чувства. С одной стороны, было жалко уходить и расставаться с ними, поскольку время, которое нас объединило, было, временем от которого мы ожидали чего-то необыкновенного, можно сказать чуда. Мы считали, что с нашей помощью, совершится экономический и социальный переворот не только в стране, но и в умах и сердцах людей. Мы работали так азартно и вдохновенно, что нам некогда было оглядываться и смотреть на то, что происходит в действительности. За чередой повседневных дел, нам трудно было успеть оценить то, что мы делали, потому что ритм нашей работы не давал нам возможности проанализировать результаты собственных усилий. Вот почему, с другой стороны, мне хотелось уйти, потому что пришло время, когда я увидел, что не все так гладко и неоднозначно в том, что мы делаем. Лишь немного соприкоснувшись с результатами нашей деятельности, понял, что наши рекомендации хотя и имели значение, но отнюдь не решающую роль и оттого становилось досадно и обидно, что наш труд уходил в песок забвения. Люди, которых мы находили, оценивали и рекомендовали, так и остались на своих прежних должностях, а вместо них назначались совсем иные, о которых мы ничего не знали. Было странно и непонятно, почему так происходит. Складывалось ощущение, что мы работали вхолостую. И все же, ощущение причастности к чему-то значимому, было важнее того негатива, который был.
Забирая из стола личные вещи, я столкнулся в дверях с Петром Петровичем. Он прикрыл за собой дверь и тихо произнес:
— Возможно, мы видимся в последний раз. Я хотел пожелать вам удачи и попрощаться, — он замолчал, но по тону понял, что он не за этим зашел, он, словно хотел меня о чем-то спросить и не решался, поэтому сделал шаг навстречу и сказал:
— Как знать, может, и свидимся, но мне показалось, что вы хотели меня о чем-то спросить?
— Да. Возможно, это не корректно с моей стороны и все же, зачем вы это сделали?
— Что именно?