- Да, Рыся что-то бредит во сне, вот пыталась сорвать повязки. Пришлось прикрикнуть. Вроде бы лоб холодный, а что-то говорит и мечется. - Травка заботливо положила руку на холодный лоб абсолютно спокойно спавшего ребенка.
- А-а-а, позвать Варвару? - заботливо спросил Палыч.
- Да нет, вроде справляюсь. Я за больными уже ухаживала. Вроде Рыся совсем заснула, я тоже сейчас лягу.
- Ну, давай. Если что, стучи, я - рядом. - Миролюбиво проговорил толстяк и закрыл дверь. Действительно, куда могут деться дети из высеченной в скале комнатки с железной кованой дверью, закрытой снаружи и надежно охраняемой, вдруг пришло в голову Травке, и она метнулась к вентиляции. Там было тихо. Позвать Кирилла девушка не решилась. Она посидела какое-то время на том же ящике, что служил ей подставкой, готовая вскочить при любом звуке из вентиляции, чувствуя смутную вину перед незнакомцем. Потом вздохнула, загасила светильник и прилегла рядом с Рысей. Еще некоторое время уши девушки работали, как локаторы. Ей до смерти вдруг захотелось, чтобы таинственный Кирилл вернулся, чтобы появились, наконец, пацаны, сгинувшие где-то в лабиринтах коллекторов. Неизвестно вообще что с ними произошло, и найдут ли они девочек и Близнецов. Траве до истерики захотелось домой, на станцию, чтобы мама сказала «Травиночка моя…», а папа посмотрел так, как может смотреть только он, заботливо, ласково и строго одновременно. Травка заплакала, тихо сопя в пыльную лоскутную подушку и, незаметно для себя, заснула.
Проснулась она внезапно, широко открыв глаза в темноте с твердым убеждением, что Кирилл был абсолютно прав, а она - круглая дурра. Ей снился какой-то кошмар, где масса жирных людей трогали их за руки, щипали за ляжки и, причмокивая, бормотали: «Хорошая грудинка. А я, пожалуй, возьму вот этот кусочек. Подойди, окорочок мой!». А самым страшным был шаман, который требовал Рысины щечки, потому что он здесь главный. Теперь в голове девушки улеглись все те странности, что поселили тревогу в ее сердце задолго до появления Кирилла в вентиляционной шахте. Отдельные фразы, странные взгляды, нежелание местных выслушивать, куда они идут и что им нужно, отрывок непонятного разговора со стражей в коридоре, куда их привели проводники. «Да здесь килограмм 220 будет, да еще подойдут» - возмущенно повысив голос, торговался Андрей Петрович, а потом, опомнившись, оглянулся на ребят и стал шептать. Многие непонятные фразы из богослужения тоже приобрели смысл. Ждали действительно охотников, но пиром были они сами, скорее всего и охотились на Парда и Тира, и, может, уже поймали. Травка подскочила в панике. Фонарика им не дали, но совсем без света не оставили - рядом с плошкой с маслом и фитилем, лежала настоящая зажигалка, и Травке показали, как ею пользоваться, если понадобится зажечь свет. На Станции зажигалки были только в виде сувениров. Газ в них давно закончился. Но сейчас Травке было не до забавной штуки. Ее руки тряслись так, что возникший, словно ниоткуда, огонек не сразу зажег тонкий фитилек, скрученный из пестрой линялой тряпочки. Внезапно до Травки дошло, в чью одежду их одели, и из чего был сделан наряд шамана, и ее затошнило. Она кинулась к Больной подруге и начала трясти ее за плечо:
- Рыся, вставай, просыпайся!
Заспанная щекастая мордашка захлопала с спросонку ресницами.
- Тише, надо уходить отсюда, - Трава почувствовала, как трудно было длинному Кириллу убедительно объяснить ей, в чем дело. Сейчас она сама была в его положении.
- Рыся, просто поверь мне. Нужно уходить. Прямо сейчас.
Рыся, похлопав глазами, шатаясь от слабости, стала подниматься, натягивая на себя новые одежки. Трава покосилась на дверь, поставила два ящика друг на друга и попыталась вынуть вентиляционную решетку. Не тут-то было. Решетка была намертво закреплена цементом. Плюс она лежала в пазах с другой стороны, и Трава не могла добраться до держащего решетку раствора. Девушка долго пыталась что-то сделать, совсем слабенькая Рыся выпускала и втягивала бесполезные здесь когти, глядя на подругу, но помочь ничем не могла. Травку постепенно охватывала паника, передаваясь Рысе, пока совершенно ничего не понимавшей. До старшей медленно начал доходить весь ужас их положения: и то, что невозможно выбраться из западни без посторонней помощи и то, что помощь пришла, но она от нее отказалась. Трава села рядом с Рысей, прилегшей от слабости, обняла девочку и замерла, гладя ее по голове. Мысль, что из нежной, пухленькой Рыси сделают жаркое, а ее косичку повесят на пояс вождя, вызвало приступ тошноты и ярости. Трава опять влезла на ящики и стала раскачивать решетку. Вдруг она взвизгнула и чуть не свалилась с ящиков. Ее пальцы, стаскивающие чугунные прутья, обхватили чьи-то крепкие, сильные руки. Родной знакомый голос Тира зашептал:
- Травка, слава богу! Как Рыся? Мы аптечки принесли.
Подростки не могли оторваться друг от друга. Мощное нежное чувство, болезненно - щемящее, вызывающее восторг и страдание одновременно, сделало их на долгую минуту единым целым. Тир слышал прерывистое дыхание пытающейся что-то сказать Травы, чувствовал, как девушка сдерживает рыдания, перекрывающие доступ воздуха в судорожно сжимающиеся легкие, и страх снова потерять подругу вдруг отрезвил подростка.
- Травка, без паники. Кирилл нас встретил. Он прав, мы слышали разговоры этих уродов в засаде. Рыся, ты тут? - Позвал Тир, когда Трава, наконец, найдя в себе силы, отцепилась от решетки и спрыгнула с ящиков.
- Тир, я тут, я уже выздоравливаю, - радостно отозвался слабенький голосок. Девочка все еще не понимала опасности положения, а объяснять ей никто не собирался.
- Рыся, ты сможешь мне помочь? У тебя хватит сил отколупывать цемент от решетки?
- Не знаю, я попробую.
- Я помогу, - засуетилась Травка.
Решетка вентиляции располагалась почти под самым потолком, и Рысе пришлось залезть на три ящика, что бы она оказалась перед ее лицом. Травка в полутьме соорудила постамент и поддержала подругу, взбиравшуюся на ящики. В результате всех этих манипуляций, Рыся, выпустив когти, начала колупать цемент, скрепляющий решетку снаружи, а Тир, своим старым ножом, изнутри. Рыся была еще очень слаба. Лекарства, обезвредившие яд многоножек, сняли последствия токсического заражения, но силы восстанавливать нужно было еще долго. Так же и Тир внезапно почувствовал, что действия огромной дозы стимуляторов заканчиваются, и ему все труднее и труднее отковыривать на удивление крепкий цемент. Наконец, он понял, что кончик ножа провалился куда-то безо всякого сопротивления. И, попытавшись вытащить решетку, вдруг сделал это без особых усилий. Все трое подростков наконец-то выдохнули. Похоже, что последние несколько минут они от волнения забыли, что нужно дышать. Трава, не мешкая, подсадила Рысю, не забыв подать Тиру заботливо увязанный узелок с лекарствами. Тир, взяв девочку за руки, втащил ее в достаточно широкое для ребенка отверстие. Сам Тир мог передвигаться в вентиляционном ходу только задом наперед. Развернуться места бы не хватило. Рыся не могла лезть на четвереньках - обожженные ядом голени не терпели прикосновений, поэтому ей пришлось ползти на животе, отталкиваясь локтями и коленями, защищая больные места. Это было трудно и ей, и ослабевшему Тиру. Дело двигалось медленно, но все-таки ребята выбирались из смертельной ловушки. Травка спрыгнула с ящиков, прислушалась к раскатистому храпу за дверью и разбудила Близнецов. Парочка разом разлепила глаза и одновременно открыла рот, что бы ныть и жаловаться, но сердитый окрик полушепотом вмиг привел ленивцев в активное состояние. Не задумываясь, первый из них схватил сунутый ему Травой сверток из одеяла и, подталкиваемый вторым, протиснул похудевшее во время странствий, но еще достаточно пухлое тело, в узкий лаз. За ним Трава с большим трудом подсадила второго. Подниматься нужно было на уровень груди и без посторонней помощи, даже с двумя ящиками под ногами, сделать это было невозможно. А три ящика выдерживали только Рысю. При попытке запихать на шаткую пирамиду первого из Близнецов, куча ящиков с грохотом развалилась. Пришлось пару минут с замершим сердцем, зажав рот ближайшему Близнецу внезапно вспотевшей ладошкой (этого было достаточно, чтобы заткнулся и второй), ждать, пока подозрительная тишина за дверью сменится новым залпом храпа.
Запихав второго Близнеца в лаз, Травка почувствовала недоумение и растерянность, когда поняла, что она сама не сможет забраться в вентиляцию без посторонней помощи. Девушка попробовала еще раз подставить лишний ящик, но дряхлые, истертые, пластмассовые емкости с перегородками, неизвестного теперь предназначения, с громким треском лопнули и раскололись. Травка быстро задула фитиль и замерла в темноте. То, что у охранника есть светильник, и ему, в принципе, все равно - горит чахлый огонек внутри комнаты, или нет, и что следы бегства скрыть уже невозможно, пришло ей в голову далеко не сразу. Она знала, что пройдя узкий ход ногами вперед, помогая ползти изнемогающей Рысе, Тир, как только сможет, вернется за ней, или Пард, или, на крайний случай, Кирилл. Но одну ее не оставят. За дверью было подозрительно тихо. Храп не возобновлялся. То ли толстый охранник прислушивался к происходящему в комнате, то ли просто повернулся поудобнее. Прошла целая вечность в темноте, когда Травка ловила каждый звук, идущий из вентиляции, и не слышала абсолютно ничего. Она еще раз попыталась забраться сама, с двух ящиков, но кроме ободранных ладоней и коленей, ничего не добилась. Узкий лаз не давал расставить локти и зацепиться, как следует. Чтобы не привлекать внимание Палыча раньше времени, девушка затаилась. У нее не было сомнений, что если ее обнаружат здесь одну, то цвет кожи не послужит защитой от нездорового аппетита местного сообщества. В вентиляционной шахте было тихо. Она не могла видеть и знать, как изнемогающий Тир, на которого закончили действовать стимуляторы, тащил, почти полумертвую от слабости и боли Рысю, по узкому очень длинному ходу. Как несли потом девочку на закорках по очереди Близнецы, и Тир не мог их всех оставить в опасной близости от каннибалов и должен был вести по бесконечным шпалам тоннеля к потайной комнате торговца, о которой знал только Кирилл, да теперь вот они с Пардом.
Мучительно шли минуты, или часы. Травка сто раз пыталась просчитать, сколько нужно времени для того, чтобы вернуться за ней и все время получалось, что уже давно должны были появиться долгожданные спасители. Наконец, она поняла, что новые звуки появились и уже некоторое время продолжаются, но не с той стороны, откуда она ждала. За дверью была какая-то возня. Храп Палыча, успокаивающий ее последнее время, опять затих. В дверь что-то стукнуло раз-другой, и послышался звук открываемого засова. Травка заметалась и инстинктивно присела за рассыпавшиеся ящики. Ей в голову пришла уж совсем идиотская мысль, что ее сейчас накажут за сломанные ящики и сворованное одеяло. В глаза ударил яркий свет мощного фонаря. Некоторое время ничего не происходило, кроме опять же непонятной возни в дверях. Травка скорчилась, пытаясь сдержать сердце, бухающее так, что казалось, что его слышно по всей станции. И сейчас, на его бешеный стук, сбегутся все аборигены, и тогда начнется неизбежное, о чем страшно подумать. Травка вдруг решила, что не дастся живой. Она схватила обломок пластикового ящика, острым концом впивающегося ей в ногу, и решительно сжала его в кулаке, на манер ножа. Осколок был достаточно прочным и острым, чтобы заменить режущее оружие. Она слышала, что во время депрессии многие резали себе вены и от этого умирали. Где у нее вены - Травка знала. Она, почувствовав облегчение от возможности сделать хоть что-то, стала вдруг спокойной и деловитой. Главное, успеть умереть, чтобы не переживать ужаса, который ее ждет. Она, не обращая внимания на бьющий в глаза яркий свет, торопливо закатала рукав и полоснула по внутреннему сгибу локтя. Было больно, но, кроме глубокой царапины, ничего не получилось. Травка заторопилась. Она так сосредоточилась на действии, что перестала обращать внимание на возню у двери и слепящий луч фонарика. И чуть не потеряла сознание от ужаса, когда крепкая рука схватила ее за запястье руки, в которой был зажат белесый острый осколок. Она начала бешено вырываться, выбила у кого-то невидимого фонарик и вцепилась зубами в чью-то одежду, забив себе рот пыльной тряпкой. Сильные, но бережные руки пытались остановить бешено и молча бьющуюся девушку, не давая ей махать импровизированным оружием. Кто-то охнул, тихо сматерился. Травка поняла, что вся эта битва идет почти безмолвно и сама не издавала ни звука. Наконец, в ее сознание прокрались приглушенные слова, сказанные до боли знакомым голосом.
- Да тихо ты, блин. Пард, как ее остановить? Она, как кошка. Черт, она кусается. Трава, да успокойся ты, это мы…
Девушка вдруг остановилась и дала вцепиться себе в руки, потом она села на корточки и, не в силах справиться с крупной, колотящей все тело дрожью, сжалась в комок. Все еще невидимый Кирилл подобрал валяющийся фонарик и быстро закрыл дверь. Свет фонарика выхватил серое от страха с выпученными глазами лицо Палыча, которого крепко держал Пард, приставив к его горлу большой нож. Лицо Парда было очень серьезно и решительно, и Травка невольно подумала, что Палыч молодец, что не шевелится и молчит. Парень явно не собирался угрожать просто так и был готов поставить местным гурманам отбивную на сто с лишним килограмм. Кирилл в это время метнулся к импровизированным постелям. По ходу он осветил дыру на месте вентиляционной решетки, и парни обменялись одобрительными возгласами. На Травку перестали, кажется, обращать внимание. Сначала она не поняла, что пытается сделать Кирилл, потом до нее дошло, что толстяка нужно связать, и парень пытается разорвать одеяло Близнецов на полосы. Она поднялась на подкашивающиеся ноги и молча забрала фонарь у Кирилла. Тот только мельком взглянул на нее и на секунду сжал ей пальцы в одобрительном или благодарном жесте. Травка сжимала фонарик, изо всех сил стараясь не зареветь и быть полезной парням, спасающим ее, глупую, рискуя жизнью, из такой страшной ловушки, куда, между прочим, она с таким удовольствием забралась по собственной воле. Разорвав одеяло на полосы, Кирилл заткнул Палычу рот и, связав руки, примотал того к ржавой трубе в углу помещения. Травка боялась, что опять кто-то не сможет залезть в узкий высокий лаз, но ребята из остатков одеяла и ремней быстро и молча сделали подобие веревки. Было ощущение, что парни уже долго работают в паре. Травку закинули первой, вторым залез Кирилл, держа в зубах импровизированный канат. Пард потратил пару секунд, чтобы, с помощью Кирилла, который лег на спину и уперся ногами в стены вентиляционного хода, втиснуть длинное ловкое тело в шахту. Ребята поползли по узкому ходу так быстро, как могли. Травка была им благодарна за то, что Палыча не убили. Все-таки мужик ничего плохого им не сделал. Она ползла и ползла, ползла и ползла и начала понимать, почему Тир не вернулся. Когда ей показалось, что она не сможет больше сделать ни одного движения на разбитых локтях и коленях, Кирилл сзади скомандовал:
- Стой. Сейчас будет выход.
Тут же Травка больно врезалась ободранной коленкой в чугунный угол кованой решетки и тихо взвыла. Поднять тяжеленное литье смогли только с третьей попытки. Все были вымотаны до предела и мечтали только дойти до укрытия.
Укрытием оказалась древняя подсобка, до которой они добрались, выйдя в то ли недостроенный, то ли хорошо разрушенный тоннель с сиротливо ржавеющими рельсами. Ребята впервые увидели тоннель с рельсами такой длины. Они шагали по шпалам, спотыкаясь от усталости, минут двадцать, пока не добрались, наконец, до неприметной ржавой двери в полуобвалившемся тупичке. Кирилл стукнул несколько раз условным стуком и дверь сразу же открылась. Чуткий Тир услышал их шаги задолго до сигнала. Ребята снова были вместе, но какой ценой! Рыся спала, постанывая в ночном кошмаре на куче тюков в углу крохотного помещения. Ее ноги, разбитые снова в кровь, немилосердно болели. Тир вколол ей антибиотик и обезболивающее, ощупывая шишечки маркировки на донышке шприц-ампул, как учил Рекс. Вкатить себе еще раз стимулятор он не решился и ограничился таблеткой с дикой дозой витаминов для того, чтобы хоть как-то продержаться до прихода друзей. Несмотря на беспокойство за успех спасательной операции, Тир еле держался, чтобы не упасть прямо на пол и не заснуть. Но тогда кто встретит ребят, кто откроет им дверь? Ключ был один, и он был у Тира. Вымотавшиеся Близнецы уже давно дрыхли вповалку в другом углу. Приходилось терпеть.
Пришедшие наконец-то Пард и Травка, немногим отличались от Тира, а их спаситель - Кирилл, оббегавший за последние сутки все закоулки подземелья, просто съехал по стенке на пол и замер. Говорить никому не хотелось.
- Запоры надежные? - прохрипел Пард.
- Да, - Кирилл говорил на пределе слышимости. - Но долго здесь задерживаться нельзя. Дядя найдет.
- У нас нет выбора. Сейчас мы точно никуда не дойдем.- Голос Тира был монотонным от усталости. Чувствовавшая себя почему-то очень виноватой Травка, вообще боялась обратить на себя внимание.
- Поедим и спать, - рассудил Тир. - Кирилл, тут еда есть?
- Да, - немного удивленно сказал Кирилл, поскольку не заметить кучи банок, стоящих на двух стеллажах, было трудно. Он еще не привык, что Тир не видит, ведь слепой подросток двигался совершенно свободно, получше зрячих, тонко чувствуя препятствия. - Это дядины запасы. Авось не убьет. Открывай, вот тушенка и фасоль вкусная.
Но Тир, воткнувший нож в первую банку, вдруг сполз по стене и, привалившись боком к куче свертков неизвестного назначения, внезапно засопел носом. Через секунду спали все.
Сон Тира был наполнен звуками и ощущениями. Вокруг него смыкались стены тоннеля, и он никак не мог нащупать выход. Кругом - сыпучая порода, и он чувствовал, что потолок нестабилен и грозит высыпать ему на голову многотонную тяжесть. Самое страшное было то, что он отчетливо слышал, как его зовет Рекс, и голос у бывшего десантника до боли беспомощный и растерянный. Нужно предупредить Рекса, что он, Тир, здесь, что грозит обвал, увести его в безопасное место. Слепой парень силился крикнуть, позвать отца, но не мог издать ни звука пересохшим горлом. Тир забился в узком пространстве, задыхаясь, проваливаясь в неописуемый ужас от невозможности вздохнуть, крикнуть, предупредить. И услышал, почувствовал шестым чувством слепого, как проседает порода где-то там, где кричал отец. И криков уже не слышно, но он точно знает, что Рекс еще жив, расплющенный дикой тяжестью, и в последние секунды мысли отца о нем, Тире. И не в силах стерпеть эту страшную потерю, парень захрипел и забился, задыхаясь, как в отравленном склепе, зашелся в хриплых, страшных рыданиях. Чуткая Трава подскочила, как ошпаренная. Она была единственная из всех, кто хорошо спал, ел и отдыхал в последнее время, Близнецы в счет не шли, и поэтому смогла быстро среагировать. Она, треснувшись в темноте о какой-то ящик, подобралась на звук к бьющемуся Тиру, прижала его голову к груди, зашептала, как маленькому:
- Тише, тише, все хорошо. Дыши, Тир, я с тобой… все хорошо - повторяла девочка, как заведенная, сама перепуганная внезапным приступом Тира. Парень никак не мог вздохнуть, все еще погибая под ночным обвалом. Трава сжала изо всех сил его бока и встряхнула, надеясь, что легкие отреагируют сами. Тир и вправду судорожно вздохнул, и кошмар начал отступать. Почувствовав рядом теплое, гибкое, родное тело Травки, парень несколько раз всхлипнул, не в силах справиться с наваждением и, скорее почувствовал, чем услышал, что Травка с облегчением вздохнула вместе с ним. Тир, по детски, уткнулся мокрой от слез щекой в ладошку Травки и на секунду прижался к ней губами, не в силах выразить нахлынувшую благодарность к девушке.
Кирилл открыл глаза и прислушался. В темноте кто-то рыдал, по-мужски, взахлеб, и голос Травки шептал что-то утешительное. Кирилл почувствовал, что изнутри поднимается и перекрывает дыхание огромный раздувшийся до боли колючий шар, и дышать все труднее и труднее. Голос Травы был так похож на голос мамы, когда она успокаивала его по вечерам, если на него накричал дядя, или избили пацаны, или просто он пришел ободранным или обиженным. Мама так же бормотала что-то утешительное ласковым тревожным голосом и гладила его по голове. А теперь этого больше не будет, никогда не будет, вообще никогда… Страшное чувство потери и одиночества, копившееся последние несколько суток, прорвалось наружу, пока уставший и сонный мозг не успел перекрыть доступ к эмоциям. Кирилл судорожно вздохнул, но, не справившись с собой, уткнулся лицом в тряпки, на которых лежал и, вцепившись в них изо всех сил сбитыми в кровь пальцами, забился в страшном безмолвном плаче, стараясь не разбудить спящих ребят.
Травка растерялась. В чуткой темноте она не могла не слышать Кирилла и ее сердце сжалось от боли, отозвавшись на непонятное пока горе чужака. Проснулась Рыся и, каким-то шестым женским чувством ощутив происходящее, просто подкатилась к рыдающему парню и обняла его, приткнувшись к нему всем телом в порыве детского искреннего сострадания. Кирилл вдруг громко всхлипнул и прижал к себе девочку так крепко, что она почти задохнулась, но не осмелилась освободиться, больно уж искренним было горе парня: бескрайнее, горькое, страшное. Оно прорвалось наружу, как землетрясение: бесконтрольное и непонятное. Рыся, как взрослая, гладила его по трясущемуся плечу, по спине, куда смогла достать неудобно прижатой рукой, и бормотала что-то утешительное. Кирилл, уткнувшись в ее пушистую пыльную макушку, задыхался от попыток выразить хоть что-то вслух, испытывая неловкость от происходящего и невозможность остановиться. И только сильнее стискивал полузадохнувшуюся девочку.
Вспыхнул свет фонарика. Растерянный Пард нашел традиционный здесь светильник, заправленный каким-то довольно вонючим маслом, и зажег фитилек. Он спросонку вообще ничего не понял, и спросил было в чем дело, но на него шикнули хором обе девочки, и коморка опять погрузилась в тишину, нарушаемую мучительными судорожными всхлипами. Но появления света было достаточно, чтобы Кирилл взял себя в руки, осторожно отодвинулся от Рыси, наконец сумевшей вздохнуть. Потом, еще судорожно вздрагивая, вытер мокрое лицо рукавом и, не зная куда деться, улегся спиной к остальным. Ребята тревожно переглянулись. Тир сжал ладонь Травы, ничего не спрашивая. Наконец, Трава подошла к Кириллу, присела рядом и положила руку к нему на плечо.
- Рассказывай, - просто сказала она.
- Что?- не поворачиваясь, глухо ответил Кирилл.
- Ну, не просто же тебя так развезло. И нас ты полез спасать не просто так. Рассказывай все, нас учили, что плакать можно и нужно, никого ты тут слезами не напугаешь. Высунувшаяся из своего угла Рыся согласно закивала. Пард благоразумно промолчал. А Тир, помедлив, подсел на тюки рядом с отвернувшимся парнем, нащупал его руку и сжал его ладонь своей. Плечи у Кирилла снова задрожали.
- Вам зачем? -Вы уйдете, а я - останусь, - почти выкрикнул он и опять уткнулся в тряпье зареванным лицом, попытавшись вырвать руку у Тира. Тир успел перехватить руку парня покрепче.
- Погоди, ты расскажи, что случилось. Тебе некуда идти? - догадался он.
- Некуда, - неожиданно спокойным, каким-то мертвенным голосом выдохнул Кирилл. Парень вдруг сел, будто на что-то решившись, повернулся к ребятам и, не пытаясь вытереть слезы, заговорил медленно, через силу, с трудом продавливая слова через стянутое спазмом горло.
- Я с дядькой, с Андреем Петровичем, три года уже хожу. Он меня как лошадь использует. Грузит, а потом дает еду и одежду. Я маме и сестренке приносил. Сестренка такая же, как вот она, - парень кивнул на Рысю, прижавшуюся к Траве и слушающую, открыв рот, - только черненькая. А так, тоже с косой и щеки тоже, и ростом… была. - Кирилла опять задушила волна рыданий. Ребята совсем притихли, понимая, что произошло что-то страшное и сострадая рассказчику всей душой. Когда парень справился с собой, он продолжил, все так же, не пряча лицо и не вытирая слез. - Дней пять назад мы пришли из ходки. Товару было мало, шли быстро, смотрим, в главном тоннеле воды по колено. А на станции - кругом вода, и одни трупы. Никто не ушел. Вода прорвалась ночью, все были в палатках. Сколько она стояла там, мы не знаем, и как сошла - тоже. Нас неделю не было.
- А, может, твои спаслись? - с надеждой пробормотала Рыся, подозрительно хлюпая носом.
- Нет, я их нашел, - жестко и ответил Кирилл. - Они так и утонули вместе, запутавшись в палатке. Я их похоронил в тоннеле под насыпью. А остальные остались там. Все остались, и идти мне некуда. К этому уроду я не вернусь. Он мертвых грабил, своих же. - Кирилл опять судорожно вздохнул, но сдержался. Ребята молчали, переживая страх за свою родную Станцию. Тир мог бы спасти столько незнакомых, но хороших людей, просто предупредив, что находиться на станции опасно. И люди успели бы уйти и не погибли. А теперь и их родители в опасности, потому что Тира нет с ними. Перед глазами у ребят возникали страшные картины, когда потолок рушился, погребая самых дорогих людей на свете. Или, пытаясь выбраться вслед за ребятами, станционные взрывали проход и погибали под обвалом.
Кирилл помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил,- А потом я вас увидел. Рыся вот, как сестренка. Дядя сказал, что вас в рабство продаст. Это не страшно. Вылечат, накормят, оденут, а работа там не пыльная. За вас они самогоном заплатили, и этот козел напился. И похвастался, сколько ему заплатили за 200 кг. хорошего мяса. Только тогда до меня дошло, куда мы вас отвели. Мне аж плохо стало. Я его напоил посильнее, спер ключи и удрал. А то он следит за мной все время. Я его и пьяным первый раз за все время видел.
- А как ты нас нашел? - заинтересованно спросила Трава.
- Я тут все ходы знаю. Меня дядя посылал через вентиляцию на разведку. Ну, я примерно представлял, где вы. Нашел вашу комнату, тут их немного, и где эти уроды рабов держат… то есть я всегда думал, что рабов… пленные всегда такие довольные были, с ними очень хорошо обращались, кормили там, одевали…