Когда через мгновение они не без усилия отстранились друг от друга, Юлий оказался весь мокрый, невозможно ведь уцелеть — и следовало бы уяснить это с самого начала! — если решился принять под мышки любимую девушку.
В глазах его было смятение. Золотинка, расслабив губы, судорожно сжимала хотенчик. Весь красный, Юлий отвернулся и сказал в пространство, срывающимся в отчаянии голосом:
— Вот волшебница Золотинка! Воевода Чеглок возьмите ее под стражу. Волшебница обвиняется в злостных нарушениях закона Туруборана и должна отвечать… Должна отвечать.
Золотинка как-то нелепо зевнула и глаза ее отуманились — не нужно ведь и Золотинкину стойкость преувеличивать! Промокшая, она дрожала всем телом и не могла говорить. Она протянула хотенчик Юлию.
Он взял его также бессмысленно, как Золотинка протянула. И некоторое время сжимал, а потом, что-то как будто сообразив, выпустил или, вернее, выронил — хотенчик скользнул из руки и лихим прыжком подскочил в воздух.
С мгновенно вернувшейся сноровкой половина приближенных, которые пристально следили за событиями, оказалась на земле, другая половина успела прикрыться и даже Юлий не избежал испуганного движения. Общий переполох не захватил только Золотинку, она невесело улыбалась, наблюдая искательный разворот рогульки… Со вздохом поймала больно тюкнувший под сердце хотенчик и упрятала его в кошель.
— Под стражу! — чужим голосом велел Юлий. — Колдунья обрушила на нас злобу своей волшебной палки, чтобы расстроить свадьбу.
Это было чудовищной обвинение и настолько несправедливое, что Золотинка лишь криво усмехнулась.
Вооруженных людей, чтобы исполнить повеление княжича, поблизости не случилось. Пока Юлий вытаскивал из воды Золотинку, а потом обвинял ее в невероятных преступлениях, вся наличная стража занималась оборотнем. Полупьяные ратники, подхватив Лжевидохина с двух стороны, понуждали его переставлять ноги. Ничего путного из этого не выходило, грузный старик тяжко обвисал на руках, и приходилось снова опускать оборотня на мостовую. Безвольно повалившись, Лжевидохин тяжело дышал и облизывал губы, толстое брюхо его вздымалось. Охрана, дюжина бряцающих железом молодцев, стояла кругом, чтобы лишить оборотня всякой возможности сноситься с сообщниками. Никто, однако, покамест и не пытался придти на помощь поверженному чародею.
Так что не успевший еще ничем толком распорядиться Чеглок, воевода курников, велел сотнику выделить людей для охраны волшебницы. Озираясь отуманенными глазами, Золотинка ждала, когда ее возьмут под стражу и, может быть, в железо посадят — почему нет? — и приметила пигаликов, которые поднимались со спуска на нижний двор. Она помахала рукой, поскольку не надеялась на силу голоса:
— Буян! Идите сюда, Буян!
Куда же еще? Сюда они и шли. Буян с товарищами сам-четверт.
— Здравствуйте, Буян! — молвила Золотинка, смахнувши невесть что со щеки.
Добрый ее знакомец сдержано кивнул, товарищи его тоже не выказывали особой любезности.
— Рукосил, — сказала Золотинка так, словно бы это все объясняло, и кивнула на Лжевидохина в окружении вооруженных людей. Вздыхая, она принялась рассказывать, что случилось в башне Единорога, что произошло с хотенчиком и прочее, сколько хватало у нее сил соблюдать последовательность. Слушали ее с тягостным вниманием — не только пигалики, но и Чеглок с курницкими вельможами, те хорошо понимали, чем могут обернуться осложнения с республикой пигаликов.
— Пойдемте, я покажу, — сказала Золотинка в заключение, и никто не остановил ее, когда, не спрашивая разрешения, она повела пигаликов к башне.
Один только Юлий ничего совершенно не понимал и должен был стоять истуканом на протяжении долгого Золотинкиного рассказа. Сохраняя видимость спокойствия, он следил за тем, как слушают сообщение волшебницы люди и пигалики; строгие, напряженные вниманием лица, невольные восклицания, взгляды, которыми обменивались между собой бывалые, изощренные в государственных хитростях вельможи, несомненно убеждали Юлия, что Золотинка не попусту говорит. И когда она смело повела толпу к башне, Юлию ничего не осталось как подчиниться общему движению, не выказывая ни сомнений своих, ни воли. Не просто ему было сохранять принятую на себя личину!
А ведь он обречен, думала в этом время Золотинка с болью, поглядывая на юношу. Обречен на беспомощность и, значит, рано или поздно на гибель в этой жестокой и безнравственной кутерьме, погибнет, если не сумеет вернуть себе дар человеческого общения. Обречен и уже не может ни высвободиться, ни отступить. Тут со всеми руками и ногами-то, при таком-то остром слухе и зрении не знаешь, как уцелеть… А Юлий! Боже мой!
На пороге башни он поймал исполненный жалости и любви взгляд и сурово свел брови.
Внутри стало уже совсем темно. Сорокон Золотинка, разумеется, не собиралась доставать, но у Буяна имелся и свой свет — волшебный перстень с камнем пронзительно синего, режущего глаза свечения. Пигалики разобрали мусор и отвалили мертвого стражника. Буян раздернул запекшуюся кровью курточку и припал на грудь Черниха.
И так велика была вера людей в могущество подземных жителей, что вся набившаяся в башню толпа, затаив дыхание, готова была к чуду: сейчас Буян поднимется с просветленным лицом и скажет ай, пустяки!
Когда же пигалик распрямился, люди потупились.
— Это Рукосил, — повторила Золотинка виноватым голосом, но никакие объяснения ничего уже не могли изменить в смерти Черниха. Буян не ответил ей даже взглядом.
— Княжич Юлий! — обратился к наследнику один из товарищей Буяна, немолодой и довольно тощий, узкоплечий пигалик с каким-то бабьим, несмотря на усики, лицом. — Присутствующая здесь Золотинка, девятнадцати лет предположительно, — быстрый цепкий взгляд, — место рождения неизвестно, родители неизвестны, воспитанная братьями Поплевой и Тучкой, называвшая себя также ложным именем принцесса Септа…
— Неправда! — взвилась Золотинка, оскорбленная этим холодным перечислением. Но, что именно неправда, не удосужилась сказать и закусила губу.
— …Называвшая себя также ложным именем царевна Жулиета, — бесстрастно продолжал пигалик — так, как если бы он выступал в суде, — обвиняется в совершении преступления, предусмотренного статьей двухсот одиннадцатой частью третьей Уложения о наказаниях: невежество с особо тяжкими последствиями. Упомянутая Золотинка объявлена сообществом свободных пигаликов в бессрочном розыске. Она же, упомянутая Золотинка, является важным свидетелем по делу о преднамеренном убийстве пигалика Черниха и должна быть допрошена в интересах следствия. В связи со сказанным и в соответствии с Каменецким договором, раздел третий, статья пятая, мы требуем выдачи означенной Золотинки для производства следствия, судоговорения и соответствующего наказания.
Во время пространной и не лишенной торжественности речи товарища Буян не поднимал глаза и только играл желваками. Почему-то Золотинка пришла к убеждению, что он так и не подаст голос. Но ошиблась.
— Дело обстоит сложнее, чем ты предполагаешь, Млин, — негромко, но с обескураживающей ясностью произнес он и обратился к наследнику: — Княжич Юлий! Совет восьми передаст вам особый письменный запрос по поводу Золотинки.
Вмешательство товарища неприятно поразило Млина, тощего пигалика с несколько бабьим, длинным, но широким в щеках лицом — оно еще больше вытянулось.
— Буян, прошу извинить… недопонял… — пробормотал он, сбиваясь со свистящей учтивости на укоризненный шепот.
Буян не ответил.
Нужно было знать пигаликов, что оценить размеры недоразумения. Размолвка такого рода для неизменно вежливых и доброжелательных человечков равносильна была иной перепалке с использованием всех тех громких и оскорбительных ругательств, которые испорченный человеческий ум только и может измыслить. Пигалики, надо заметить, никогда не повышают голоса. Разве что в воспитательных целях, когда общаются с людьми. Но это был совсем не тот случай.
Все молчали, по-своему удивленные.
Понятно, что пигалики располагали всеми необходимыми сведениями о недуге Юлия и о неудачных попытках исцеления, они нисколько не рассчитывали, что он поймет. Верные закону о невмешательстве, они только следовали принятому в окружении Юлия обычаю. Догадываясь, впрочем, что если наследник и не поймет, поймут те, кому положено понимать и ответ будет должным образом получен. Если не сейчас, то позже, в свое время. Во всяком случае, пигалики не считали учтивым миновать Юлия и обращаться прямо к боярину Чеглоку, который и решал дело.
Но Юлий отвечал сам:
— Я хотел бы засвидетельствовать Совету восьми глубокое уважение, — сдержанно сказал он. — Я намерен строго придерживаться Каменецких соглашений. — Он снова помолчал. — Убийство пигалика — тяжкое преступление. Расследование будет проведено со всей тщательностью, виновные понесут наказание. Боярин Чеглок проследит, чтобы никто не ушел от ответственности.
— Шушую, гошударь! — поспешно прошепелявил Чеглок — ему неловко и больно было говорить с разбитой в кровь губой.
Буян, приподнявшись на цыпочки, накинул на Золотинку теплый плащ — она дрожала, и быстро, чтобы избежать благодарности, отступил.
— Вы имеете право на самостоятельное расследование, — заявил он, обращаясь к Юлию и к Чеглоку. — Согласно Каменецким соглашениям, раздел третий, статья девятая, в данном случае вам принадлежит право первой руки.
— Буян, — прошипел Млин, едва владея собой от изумления, — ты плохо знаешь Каменецкие соглашения. Наше обвинение предъявлено раньше.
— Кроме того, — продолжал Буян, не глянув ни на товарища, ни на Золотинку, — лица, не достигшие восемнадцати лет, освобождаются от ответственности по двухсот одиннадцатой статье Уложения. Поскольку возраст упомянутой Золотинка точно не установлен, а ошибка в один или два месяца может иметь решающее значение, Совет восьми обязан принять однозначное решение в ту или иную сторону. И только после этого возможно установленное законом преследование. Я также уполномочен заявить, — не переводя дух, продолжал он, — что мы требуем выдачи конюшего Рукосила, ложного Видохина, который обвиняется в преднамеренной убийстве пигалика.
— Он задержан, — тотчас отвечал Чеглок — все они просто не давали Юлию говорить. — Рукосил подозревается в оборотничестве. Тяжкое преступление по закону Туруборана. В течение часа, я думаю, мы установим личность оборотня. Присылайте стражу. Получим или не получим ответ, мы передадим вам оборотня для дальнейшего расследования. Такова воля наследника.
— Наше почтение, княжич! — сказал Буян. Все четыре пигалика одновременно — ошеломленный, потерявший дар речи Млин в том числе — сняли шляпы и, помахав ими для учтивости, сердито нахлобучили обратно. Потом в угрюмом молчании они подняли тело убитого товарища.
Буян так и не глянул больше на Золотинку, он был подавлен и мрачен. Никто, однако, еще не покинул башню, когда со двора послышались встревоженные и озлобленные крики, которые свидетельствовали о новом несчастье. Кто был ближе к двери, спешно вышел, за ним другие, все ринулись валом вон.
Пока пигалики слушали Золотинку и объяснялись с наследником через боярина Чеглока, на площади происходило вот что: стражники имели время подтащить умирающего при каждом толчке Лжевидохина ближе к караульне, расположенной в Старых палатах. До входа оставалось два десятка шагов, когда Лжевидохин запросил передышки. Рыхлый старик плюхнулся на приступок и бессильно привалился к стене.
Прямо над синюшной его образиной на круглой каменной плите красовалась топорно высеченная харя, которая, судя по всему, не имела никакого иного оправдания для себя, кроме преизрядного срока давности. Общие обводы хари напоминали обрубленный вверху и сходящий книзу на угол щит; выдающийся вперед, обезьяний рот обозначен был, как рисуют дети, подобием сливовой косточки: две прорезанные в камне дуги с напоминающей закушенный язык поперечиной. Такие же глаза-косточки имели уже не поперечину, а высверленные зрачки — палец сотника ушел в дыру весь и не встретил упора. С чисто художественной точки зрения не выказывал нареканий только нос — по той достаточной причине, что был отбит начисто в незапамятные времена. Под этой-то застывшей каменной рожей, меняясь в лице, постанывая и закатывая глаза, умирал мгновение за мгновением Лжевидохин.
— Смотри у меня! — пригрозил чародею бдительный сотник, вынимая из дырявого зрачка палец и с глубочайшим вниманием его обследуя.
— Ради всего святого! — задыхался Лжевидохин. — Стакан воды! Неужто не найдется доброй души стакан воды принести?
Стакан воды, несомненно, числился по ведомству лекаря, а не гробовщика, и сотник в который раз оказался в затруднении. Он разрешил его не совсем определенным и даже определено невнятным кивком. Малый помоложе побежал к пруду. И, не замешкав, вернулся с перевернутым, как котелок, шлемом. Горестно помавая головой, Лжевидохин придержал малого, чтобы на глазах у настороженной стражи достать неизвестно откуда перстень — мгновение назад его не было на руке — и отщелкнуть большой красный камень, словно крышку ларчика. Из неловких старческих пальцев посыпались на колени, прыгая и разбегаясь, разноцветные жемчужины.