- Как я уже разъяснял, оборона Японии, согласно японо-американскому договору о безопасности, осуществляется в тесной связи с американской системой обороны Дальнего Востока... - начальник Управления вдруг замялся, по-видимому вспомнив, что о японо-американских отношениях принято говорить более туманно. - Э-э, короче говоря... Нам во многом пока еще приходится полагаться на Америку, особенно в отношении современного оружия и, следовательно, в разработке совместной системы обороны...
- Но это же не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу! выкрикнул старик, явно передразнивая начальника Управления обороны. - Я вас спрашивал, принимаются ли меры но охране военных секретов Японии, в особенности по охране исследовательских работ оборонного значения, от американской стороны?
- Повторяю еще раз: почти все виды оружия и военной техники мы получаем от американцев, и нет никакой нужды охранять их тайны от них самих.
- Скажите, какой трогательный альянс! - насмешливо протянул старик. Небось, и работы, которые ведутся в исследовательском центре Управления обороны, являются достоянием американской армии? Ходили слухи, что в этом самом центре сидят постоянные представители вооруженных сил США, размещенных в Японии.
- Такие слухи абсолютно беспочвенны, - не совсем уверенно ответил начальник Управления.
- Ну что вы! Вот ваше заявление действительно беспочвенно! - опять передразнил старик начальника Управления обороны. - Я располагаю данными, что в Японии орудует специальный орган американской секретной службы, занятый сбором информации о новинках военного значения, разрабатываемых на японских гражданских предприятиях.
- Я подобными данными не располагаю, а кроме того, в делах гражданских не компетентен.
- Итак... - старик набрал воздуху в легкие и рявкнул своим знаменитым прокуренным басом: - При настоящей системе охраны государственных тайн наши секреты являются для Америки открытой книгой! Я спрашиваю, если в нашей стране сделают открытие, которое будет иметь решающее значение для обороны Японии, для ее будущего, для судеб Японии и всего мира, как вы охраните его от американцев? Будете сидеть сложа руки и смотреть, как за счет такого - повторяю, _решающего_! - изобретения Америка укрепит свои и без того немалые силы? А если мы окажемся втянутыми _в войну с Соединенными Штатами, что тогда_?
Члены комиссии, оживившиеся было после резких слов старика об утечке секретов оборонного значения и после его нападок на японо-американский договор, сейчас даже немного опешили: ишь ты, куда загнул!
По рядам пробежал шепоток - все старались понять, чего же он, собственно, хочет.
Начальник Управления обороны, как и все, сбитый с толку, промямлил:
- Я не совсем понимаю существо вопроса...
- Жаль, если не понимаете! - старик громко откашлялся: - Я спрашиваю достаточно ясно: можно ли скрыть от Америки наши оборонительные мероприятия и возможные военные изобретения при нынешнем толковании "Закона об охране государственной тайны"?
- Разумеется, можно! Управление обороны считает своим высочайшим долгом обеспечение обороны нашего государства, а следовательно, и обеспечение сохранности секретов военного значения.
- И вы действуете в интересах Японии?
- Странный вопрос! По-моему, это не вызывает сомнений.
- А по-моему, - старик обвел взглядом присутствующих, - в вопросах обороны Япония слишком уж полагается на чужую помощь. Ее правители испокон веков не доверяли своему народу, никогда не советовались с ним, не мобилизовали весь ум и опыт народа для защиты страны, Вот и теперь наше правительство предпочитает решать насущно важные проблемы келейно, в бюрократическом порядке. Естественно, народ стал равнодушен к защите собственной родины. Но разве его можно винить за это равнодушие?.. Виноваты правители, игнорировавшие и игнорирующие чаяния народа. Мир и дружба - вот на чем должна зиждиться защита нашей любимой Японии, вот что должно быть положено в основу оборонительной системы правительства!
Председатель комиссии с явной неохотой попросил оратора не отклоняться от основной темы.
Старик, картинно поклонившись председателю, вновь оглушил зал громоподобным голосом:
- Повторяю вопрос господину начальнику Управления обороны. Если парод Японии изобретет нечто, способное не только повлиять на оборонительную систему страны, но и в корне изменить международное положение, мало того, способное переписать историю всего мира, готово ли Управление обороны оградить такое изобретение, фактически являющееся "новым видом оружия", от посягательств любого иностранного государства с позиций защиты японских оборонительных интересов?
- Если действительно появится такое изобретение, способное, как вы изволите утверждать, перевернуть вверх дном весь мир, возможно, основы нашей оборонительной политики и будут пересмотрены. Более вразумительного ответа на ваш не слишком вразумительный, абсолютно гипотетический вопрос дать не могу.
- Вопрос этот не гипотетический, а в какой-то мере уже реальный, торжественно изрек старик, поворачиваясь боком к залу и словно обращаясь к незримо присутствующему народу. - Именно такое изобретение, способное перевернуть вверх дном весь мир, сейчас рождается в народе. И люди, знающие об этом изобретении, понимающие его эпохальное значение...
Когда старик дошел в своей речи до этого места, его голос потонул во все нарастающем гуле. Члены комиссии переговаривались между собой, бросали реплики, кричали.
- Перестаньте молоть чепуху!..
- Довольно, хватит!..
- Говорите ясней!..
Несмотря на героические усилия председателя, шум все больше увеличивался.
- Это абсурд! Такого изобретения нет и быть не может! - надрываясь, орал в микрофон начальник Управления обороны.
Даже громовой голос старика не мог перекрыть ужасающего шума:
- Например, во время... маневров... Сил... амообороны... большое... личество...
- Нет... но известно... при...
- А... осколько... меся... азад... звуковой... куум... тоже... овым... ружием...
Когда были произнесены слова "звуковой вакуум", шум в зале достиг своего апогея. Казалось, еще секунда - и барабанные перепонки не выдержат.
И вдруг шум прекратился. Погас в мгновение ока, как гаснет свет, когда перегорает лампочка.
Первые несколько секунд, кажется, никто этого не заметил.
Но вот кто-то недоуменно затряс головой, попробовал прочистить уши. Еще один, еще, еще... Через минуту на всех лицах отразилось крайнее изумление. В миниатюре повторилась та же картина, которую несколько месяцев назад можно было наблюдать на улицах Японии: воздетые к небу руки, беззвучно открывающиеся и закрывающиеся рты, красные от натуги лица, полные ужаса глаза... Все звуки исчезли, осталась только абсолютная тишина, отдававшаяся болезненным звоном в ушах.
Повторился феномен "звукового вакуума".
Но на этот раз явление длилось не более пяти минут.
Звуки ожили так же мгновенно, как исчезли. В ушах загудело.
За эти минуты присутствующие присмирели, словно их облили холодной водой.
- Господа! - вновь зазвучал громоподобный бас старика. - Вы только что вторично были свидетелями феномена "звукового вакуума"! Это явление точно такого же порядка, как и то, что имело место несколько месяцев назад. Поясняю: в настоящее время одно японское гражданское предприятие разрабатывает прибор, способный вызвать это явление. Можете рассматривать его как наше новое оружие!
Старик простер руки, останавливая вновь заволновавшихся членов комиссии, и еще больше повысил голос:
- Продолжаю! "Звуковой вакуум" - это лишь одна сторона нового изобретения. Надеюсь, начальник Управления обороны располагает достаточно исчерпывающей информацией о недавних военных маневрах, когда снаряды не взрывались и ракеты не взлетали? Так вот, это вторая сторона изобретения...
Оставив зал парламента, где продолжалось заседание пришедшей в полное смятение Бюджетной комиссии, я вышел на улицу подышать свежим воздухом. Настроение у меня было не то что плохое, но какое-то подавленное.
Вне стен парламента дышалось легко. Над головой раскинулось безоблачное бледно-зеленое весеннее небо. Золотистые лучи солнца нежно обняли меня, я подставил им лицо, и они побежали струей по подбородку, словно теплая вода.
Улица от ворот парламента до холма Мияке-дзака тонула в светлом мареве. Мимо шли нарядные, по-весеннему одетые влюбленные пары.
Я любовался радостной, ничем не омраченной картиной, и все, что творилось в парламенте, за этими каменными грязными стенами, стало мне вдруг казаться гнусной и жалкой пародией на настоящую жизнь.
Мне сделалось очень тоскливо. Яркий весенний день уже больше не радовал.
- Э-эй!