– А что сделал Вильгельм? – Отто настороженно посмотрел на Людвига, припоминая последние слова Вильгельма: «Ты никогда не думал, что хорошие новости – самые плохие?»
– Да все же из-за него! Это он нас предал! Хорошо Ханс догадался… А ты что, не в курсе?! Его уже – все… Нет.
– Вильгельм?.. – Отто не верил своим ушам.
– Ну да! – подхватил Рудольф. – Мы же все еще вчера бумагу подписывали!
«Думаешь, проверяю тебя? Не проверяю. Просто я отказался… Жутко мне. Как вы можете подписывать смертный приговор неизвестно кому? Странно это. Знаешь, Отто, а я перестал бояться смерти. Если делаешь слишком много глупостей к ряду, то становится страшно. Страшно, что умрешь. Но когда делаешь больше того, много больше, то вдруг становится все равно – умрешь или нет. В этом ДАО – запас прочности есть у всего, даже у страха. А за ним – все, конец. Новая жизнь. Что-то у них там стряслось. Поеду».
Отто продолжил вслух слова Вильгельма: – На смерть…
– Да, смерть, – покачал головой Людвиг, даже не догадываясь с какой мыслью Отто он согласился.
Отто провели через охрану и впустили внутрь небольшой, слабо освещенной пристройки, расположенной под помостом. Словно подземелье. Не помня себя, Альфред машинально поклонился присутствующим – Хансу, Ильзе, Альфреду.
– Все! – воскликнул Ханс, увидев саквояж в руках Отто. – Теперь все!
Ханс выхватил их рук Отто сумку и принялся доставать Копье.
– Отто… Ты? Ты тоже с ними?.. – в глазах Альфреда читалось искреннее удивление.
– А ты разве не знал? – недоверчиво спросил Отто.
– Нет, – растерянность коснулась благородного лица Альфреда. – Я не знал.
Они смотрели друг другу в глаза – один пристально, другой – честно.
– Не знал?.. – повторил Отто, ощутив, как слезы подступили к горлу.
– Нет, – Альфред слегка пожал плечами, словно извиняясь. – Ты был таким добрым мальчиком, Отто. Тебя били за то, что ты был добрый. Ты никогда не мог постоять за себя…
Заметив, что между Альфредом и Отто что-то происходит, Ханс отложил Копье и скомандовал:
– Все, Отто, выйди.
Но Отто оставался стоять на месте. Он не услышал Ханса. Он видел только Альфреда – своего небожителя. Все то же благородное болезненно-белое лицо, голубые, глубоко посаженные глаза, золотистые волосы, изогнутые брови, нос с небольшой горбинкой, скулы, подбородок… И улыбка. Улыбка, похожая на усмешку.
– Ты должен царствовать, Альфред, – тихо сказал Отто. – Ты воскреснешь, я знаю. Это твое Копье. Ты должен царствовать…
– И тебе меня не жалко? – грустно улыбнулся Альфред. – Совсем?
Дрожь побежала по спине Отто.
«Власть – самая жестокая из всех пыток, самое ужасное из всех наказаний, – вспомнил он рассказ Альфреда. – Нет ничего страшнее, чем принять власть. Я проклят властью, как и все, кто рождается в моем племени с белой кожей и белыми глазами. Мы прокляты. Но нас почитают, потому что на нас держится мир. И нас боятся, потому что на нас держится мир».
– Отто, выйди! – заорал Ханс.
– Нет, Ханс, пусть Отто останется, – Ильзе выкатилась в инвалидном кресле из дальнего, самого темного угла пристройки.
Остановившись посредине – между Отто и Альфредом, она внимательно посмотрела сначала на одного, потом на другого. Она смотрела на Альфреда, в которого влюбилась вчера до беспамятства, как на манекен. Так же она смотрела и на Отто, с которым вчера потеряла невинность.
– Я хочу видеть Морица, – приказала она вдруг. – Я хочу видеть его немедленно! Прежде чем подыхать, я хочу видеть глаза, которые меня любят! Пусть Отто приведет Морица!
– Милая, – приторно-высокомерно отозвался Ханс. – Морица нельзя привести, он в больнице.
– В больнице?! – Отто чуть не заплакал. – Он жив?..
Ханс не обратил на слова Отто никакого внимания. Тем же слащавым, искусственным голосом он продолжил говорить Ильзе гадости:
– Так что прости, дорогая. Сегодня ты своего неудачника не увидишь. Он даже покончить с собой не смог нормально. Спрыгнул с высоты. Разбил себе грудку, но в живых остался…
– Он не прыгал с высоты, – сказал Отто.
– Нет, Отто, он спрыгнул, – Ханс посмотрел на него с отвращением, как на существо второго сорта.
Ханс требовал, чтобы Отто заткнулся – взглядом. Буравил его глазами.
– Он не прыгал, – не опуская глаз, повторил Отто.
– Милочка, – Ханс нагнулся к Ильзе. – Отто не в себе. Мориц спрыгнул с пятого этажа и разбился. Сильно, но не до конца. У меня есть его предсмертная записка.
– Это ты его заставил написать… – прошептал Отто. – Он не хотел умирать.
– В общем, оставим это, – отрезал Ханс. – Какая, в конце концов, разница? Время не ждет.
– Это ты?.. Ты его заставил?.. – Ильзе смотрела на Ханса намокшими от слез глазами. – Господи, как ты мог?.. Как ты мог?!. И ты говоришь, что это меня Бог наказал? Меня?! Ханс, ты посмотри на себя, Он тебя наказал! Тебя!
– Рудольф! – крикнул Ханс. В дверях тут же появился Рудольф. – Вколите ей что-нибудь. Совсем с ума сошла баба!
– Господи, сколько грязи, – тихо прошептал Альфред. – Ханс, а ты ведь еще даже не правишь…
– А я и не буду, – заверил его Ханс. – Ты будешь. Вот даже Отто говорит…
Альфред улыбнулся:
– Нет, Ханс, ты еще не подписал бумаги.
– Что за глупости, Альфред! Мы же договорились!
– Кровью, Ханс! Кровью! – заорал Альфред.
– Зачем? – Отто растерянно смотрел на Альфреда и не знал, как ему реагировать. – Зачем тебе это нужно, Альфред?! Зачем?
Слезы стояли у Отто в глазах. Эта подпись кровью. Это какая-то ужасная, дьявольская вещь. Зачем?! Альфред или честный человек, или… Зачем ему эта подпись?!
Альфред посмотрел на Отто и улыбнулся: