Вызывают меня и говорят:
- Пойдешь завтра членом жюри, кинофильмы оценивать.
Я говорю:
- Не пойду. Я только что выставку служебных собак открывал.
Они говорят:
- Собаки собаками, а об киноискусстве тоже проявляется большая забота.
Я говорю:
- Ребята, мне втулки точить надо. И потом образования у меня не хватает.
Они говорят:
- Мало-ли у кого чего не хватает! Главное, нутро у тебя здоровое. Да ты не бойся, там еще одна с ткацкой фабрики направлена. У нее опыт есть, она конкурс виолончелистов судила.
Ладно, прихожу в указанное время в назначенное место. Все уже в сборе. Мужики все в замше, женщины - в париках, ткачиха - в юбке. Со мной все - за руку. Потом главный подходит, тоже за руку.
- Вы, - говорит, - с шарикоподшипникового?
- Ну я, - говорю.
- Надо будет, - говорит, - высказать мнение по поводу новой картины "Судьба Антонины".
- Ясно, - говорю. - Мнение мое - положительное!
Он говорит:
- Обождите...
Я говорю:
- Тогда - отрицательное!
Он говорит:
- Не волнуйтесь. Тут такое правило, что сперва надо посмотреть.
Ну, стали все перед экраном рассаживаться. Парик - замша, парик замша... А я рядом с ткачихой сел. Только свет погасили, чувствую - ткачиха хорошая.
И началось кино. В смысле - цирк!
Потому что кто кого играет - не понять. Звука нет, одна музыка. Изображение, правда, есть. Но не цветное, а черно-белое. Причем белого мало. А потом и черное пропало.
Вот как оно пропало, одна замша и говорит:
- Это же надо, какие съемки! Прямо Лелюш!
И все вокруг тоже шепчут:
- Какой Лелюш! Какой Лелюш!
И ткачиха мне тоже говорит:
- Какой нахал!
Я ей хотел сказать, что я тут ни при чем, просто съемки такие - не видишь, куда руку кладешь... Тут как раз снова изображение появилось. Только зря оно появилось, потому что звук пропал. Тут какой-то парик опять говорит:
- Это ж надо, какой монтаж! Прямо-таки рука Феллини!
И все опять:
- Рука Феллини! Рука Феллини!
И ткачиха мне тоже:
- Это ваша рука?
Я говорю:
- Нет. Это рука Феллини.
И тут - бац! Пленка оборвалась. На самом интересном месте! Ну, свет зажгли - оказалось, это не обрыв пленки, а конец фильма. И все жюри сидит как бы потрясенное. И я со всем жюри тоже сижу вроде бы потрясенный.
Но вот встает главный и говорит, что только что мы увидели интересный фильм самобытного мастера и надо бы нам об этом фильме поговорить и поспорить.
Ну, встает первая замша и начинает спорить, что ему тут сидеть было очень волнительно, потому что он тут увидел манеру Пудовкина.
Я ему хотел сказать, что, во-первых, не Пудовкин, а Пуговкин. А во-вторых, где он тут его видал? Я лично не видал.
Но тут встает второй, только не в замше, а совсем лысый, и говорит, что ему, наоборот, очень волнительно. Но не потому, что тому было волнительно, а потому, что он тут почувствовал Эйзенштейна.
Так они все поговорили и поспорили. Снова подымается главный и говорит:
- А теперь, товарищи, хочется заслушать интересное мнение нашей общественности с шарикоподшипникового завода, для которой мы и создаем все наши произведения.
Тут ко мне все обернулись, смотрят, вроде бы им интересно, что же я про ихнее кино скажу. А мне это и самому интересно.
Ну, напрягаю память и начинаю, что наш участок план по втулкам в прошлом квартале перевыполнил. И в этом тоже успешно претворяет. Чувствую, что им все жутко волнительно. Читаю дальше, про себестоимость, потом говорю, что ихнее произведение оставило во мне неизгладимый след. И что особенно взволновал меня образ Антонины, который воплощает в себе...
Ну, чего он воплощает, я сказать не успел, потому что входит в зал какой-то парень и что-то на ухо главному шепчет. И тот встает и говорит, что всем им бесконечно важна моя оценка образа Антонины, но только механик извиняется, потому что он по ошибке нам вместо Антонины показал кино из жизни вирусов. И поэтому давайте, говорит, сперва посмотрим настоящую картину, а потом я продолжу свой глубокий анализ.
Я сперва хотел ему сказать, что за один отгул два раза анализировать дураков нет. Да потом раздумал: кино-то бесплатно тоже не каждый день...