Сразу же в голове промелькнула мысль о том, ради чего она здесь. Успею, — пообещала она себе. А пока у нее есть время полюбоваться родной землей, раскинувшейся за рекой, предаться воспоминаниям о диких дебрях и чудесах, этой страны, есть время поразмышлять.
Ей было всего семнадцать лет в ту роковую ночь, ее последнюю ночь в Эсгарии. Весна была уже на исходе, леса во владениях ее отца уже покрываются листвой и изобилуют дичью. Стужа часто стояла у ограды и слушала, как перекликаются совы. Дождавшись, когда вся ее семья, слуги и солдаты ее отца наконец-то заснут, она незаметно пробиралась в подземелье замка, где у нее были спрятаны меч и щит. Долгими часами, втайне от всех, она занималась со своим учителем, совершенствуя приемы и технику владения оружием, училась всему, что должен уметь искусный воин, и для сна у нее оставалось лишь четыре часа до рассвета.
Это должно было оставаться тайной. По законам Эсгарии, женщине, прикоснувшейся к оружию мужчины, грозила смерть.
Стужа очнулась от воспоминаний. Ветер, дувший ей в спину, несся через Лите к ее родной земле. Он шевелил верхушки деревьев, подступивших к самой воде. За все время своих путешествий ни в одной стране она не видела таких лесов — темных и величественных, — как в Эсгарии. Она потуже завернулась в плащ, поскольку ветер так и норовил сорвать его с плеч.
В ту последнюю ночь ее застал брат — ее завистливый, полный ненависти брат. Так же как ей было отказано в праве прикасаться к мечу, брату, как и всем мужчинам, было раз и навсегда запрещено изучать тайны магии. У каждого из двоих было то, что хотел иметь другой больше всего на свете, к тому же брат презирал ее.
Он застал ее в ту ночь и попытался убить. Имел на это право. Но у нее был хороший учитель. Правда, до этого случая сражение на мечах было для нее игрой, упражнением, забавой среди многих забав.
До сих пор она отчетливо помнит, как выглядело окровавленное тело брата, как его алая кровь капала с лезвия меча, брызгая на пол. Это было началом всех ее кошмаров. Отец, не в силах наказать ее, как того требовал закон, сгорая от позора и горя, предпочел убить себя, чем поднять руку на дочь. И тогда учитель Бурдрак вызвал ее на поединок. Он, ближайший друг отца, во всем винил себя и искал расплаты.
Она не понимала тогда, зачем приняла вызов. Помнит, как ее лихорадило, словно в бреду, как панический страх затмил разум. Тогда ей казалось — меч бьется сам, без ее участия. Только позднее она, конечно, поняла, что двигало ею желание жить.
Итак, Бурдрак был мертв.
Пусть твои слезы смешались с его кровью, глупая дочь, тебе никогда не искупить своей вины!
Тысячи ночей эти слова снова и снова повторялись в ее снах, она помнит выражение горя и гнева на лице матери, когда она выкрикивала их. Этот мучительный образ по сей день преследует ее. И хотя Стуже за многие годы удалось как-то примириться с собой, все равно посреди долгих бессонных ночей она иногда слышала голос матери. Ты — существо из огня и стужи, — кричала ее мать, вырывая окровавленный меч из рук своего чада. — Стужа, вот как тебя нужно было назвать. И я проклинаю тебя, холодное, бесчувственное создание!
Это было страшное проклятие, но еще страшнее было то, что она совершила напоследок. Чтобы отправиться вслед за мужем и сыном, она вонзила меч себе глубоко в грудь. Боль лишь слегка коснулась черт матери. Напротив, на ее лице отразилось злорадное ликование, с которым она возлагала эту страшную вину на свою дочь. И прежде чем упасть наземь рядом с мужем и уснуть около него вечным сном, она успела извлечь из своего тела клинок и вложить его в руку Стужи.
Это произошло очень давно. Время притупило острую боль воспоминания, кошмары больше не терзали ее по ночам. Глубокая, полная горечи печаль и постоянная тоска по дому — это все, что осталось в душе.
Стужа вглядывалась в земли по ту сторону Лите. Воды Забвения — так иногда называли эту реку. Однажды она даже пила эту воду, лелея слабую надежду, что это ей поможет, но напрасно. Она ничего не забыла.
Она отвернулась. Другой замысел привел ее сюда, на эту вершину, и настало время его осуществить.
Стужа прошла к старому дереву и встала к нему спиной, лицом к западу. Справа от нее находилось кострище, одно из нескольких, уже давно не видевших огня. Рядом лежал небольшой валун. Она подошла к нему и возложила ладони на прохладную каменную поверхность.
Двадцать лет назад Кимон помогал ей. Сможет ли она сдвинуть его сама?
Навалившись всем телом на камень, она напряглась, но тщетно. Валун не шелохнулся. Она отступила на мгновение, потерла руку, ободранную острым краем камня. На этот раз она нажала на камень плечом. Вздувшиеся мышцы дрожали, рев вырвался из груди.
Камень слегка покачнулся и затем снова вернулся на свое место.
Она оттолкнулась от валуна и стала пинать его, тяжело дыша, осыпая ругательствами. Луна, казалось, смеется над ней. Луну она тоже обругала.
Огляделась вокруг. Ей нужен был рычаг, но, кроме меча, у нее ничего не было, а его она использовать не решалась. Стужа опустилась на колени, навалилась плечом, зарываясь носками сапог в землю. Упорно, неумолимо она толкала камень, напрягаясь так, что хрустели суставы. Она шумно дышала, но не переставала давить на него.
Камень сдвинулся. Она уменьшила усилие, и он скатился обратно в углубление, туда, где так долго пролежал и никто его не тревожил. Стала снова толкать, выдыхая воздух, чтобы собрать все свои силы. Камень двинулся чуть дальше, но опять вернулся на место.
Она раскачивала камень взад и вперед, и с каждым разом он откатывался чуть дальше. Наконец с яростной решимостью она выпрямилась, из глотки вырвался нечеловеческий вопль, каждый мускул ее дрожал и горел от напряжения. Ноги пропахали борозду во влажной земле прежде, чем нашли точку опоры. Красная дымка застилала глаза.
Она упала плашмя, носом вниз. Валун откатился на расстояние вытянутой руки и остановился.
Стужа сплюнула, утерев рот, в который попала земля, села в сторонке, чтобы перевести дух и остудить горевшие щеки. Ободранные руки болели, она стала зализывать ранки.
Отдохнув, она подползла к углублению, где прежде лежал камень, и начала рыть. Острием меча она лишь рыхлила почву, раскапывала же руками. На удивление, работалось легко. Земля была совсем не утрамбованной, напротив — мягкой и податливой.
Очень скоро меч оцарапал что-то металлическое. Ее бровь вопросительно изогнулась. Разве она не закапывала ларец глубже? Возможно, время притупило ее память. Или, может быть, из-за волнения она копала быстрее. Отбросила в сторону последний комок земли и вытащила наружу небольшой железный ларец.
Прислонившись спиной к валуну, она держала на коленях ларец, пальцы замерли на его замке.
Когда много лет назад стало ясно, что ее приключения остались позади, она закопала кинжал. Жало Демона слишком опасен, его сила слишком непредсказуема. Хозяйке таверны и танцовщице такое оружие ни к чему. Кинжал должен был храниться только здесь, глубоко под землей.
Но теперь она вновь стала воительницей. И если тот, кто убил ее мужа, в самом деле колдун, тогда Жало Демона ей очень пригодится.
Стужа повернула замок и откинула крышку ларца.
Кинжала в нем не было!
Она наклонила ларец так, чтобы луна осветила дно. То, что она увидела, заставило ее содрогнуться. Ларец полон мертвых насекомых! Но даже при свете луны видно было плохо. Она взяла двумя пальцами одно из этих существ и положила на ладонь, чтобы лучше разглядеть.
К ее изумлению, желтый крошечный огонек вспыхнул в руке, как будто подмигнув. Она испуганно отдернула руку. Огонек вспыхнул еще несколько раз и повис в воздухе.
Светлячок! Оказывается, он не был мертвым.
Вдруг весь ларец наполнился пульсирующим желтым свечением. Все насекомые были живыми! Они вылетали в ночь по двое и по трое. Холодок пробежал по ее спине, свободная рука сжала рукоять меча. Оттолкнув от себя ларец обратно в яму, она вскочила на ноги.
Ее конь испуганно ржал и бил копытами.
Сотни, может, тысячи светлячков мерцали в темноте. Обернувшись кругом, она заметила, как сгустилась тьма над холмами и долинами внизу. Единственная мысль заполнила ее сознание, от которой ее снова бросило в дрожь.
Магия!
Одно из насекомых уселось на руку. Его огонек вспыхнул, и Стужа пронзительно вскрикнула. Левой рукой резко прихлопнула зловредное, насекомое. На месте ожога, причиненного светлячком, вскочил волдырь!
Насекомые роем налетели на нее, целясь в незащищенные места. Она молотила воздух руками, тщетно пытаясь отогнать их от себя. Они садились на лицо, на руки, обжигая, причиняя боль.
Один из светлячков летел прямо в глаза. Она непроизвольным движением поймала его, раздавила и тут же закричала. В середине ладони вздулся волдырь.
Послышался едкий запах паленого волоса. Насекомые добрались до ее волос!
Она вслепую побежала к лошади, набросив на голову капюшон, прикрывая им лицо. Даже ткань ее одежд тлела в тех местах, куда садились светляки.
Ухватившись за поводья, взлетела в седло. Но не успела она вставить ноги в стремена, как животное взревело от боли и вздыбилось, едва не сбросив ее. Дьявольские насекомые нападали на коня и на всадницу с неумолимой жестокостью.
Внезапно почувствовав сильный жар за спиной, она поняла, что загорелся ее плащ. Одной рукой она пыталась расстегнуть пряжку, в то время как другой нужно было справляться с лошадью. Огонь уже подбирался к шее, в ужасе она завопила. Наконец пряжка расстегнулась, и Стужа отшвырнула прочь полыхающий плащ. Обгоревшие руки нестерпимо болели, она зарыдала и выпустила поводья, не в силах удерживать их.
Все теперь зависело от испуганного коня. Стужа успела вцепиться в его гриву, чтобы не упасть. Конь скакал, спасаясь от насекомых, унося ее на себе через западный склон вниз по крутому спуску.
Светлячки безжалостно преследовали их, летя с чудовищной быстротой.
Вдруг раздался ужасный звук, конь пронзительно закричал так, как может кричать только животное. Повалившись вперед, он упал на шею. Она услышала громкий, отвратительный хруст когда летела через голову коня, стремительно перевернувшись в воздухе перед тем, как удариться о землю. Кувыркаясь, она покатилась вниз, не в силах остановиться. Следом с грохотом рушилась лошадиная туша, вот-вот грозя ее задавить.