— Четыреста метров осталось, — сказал Устин Яковлевич. И остановился. — Труба сворачивает к первой буровой. А нам нужно в поселок. По дороге. Предупреждаю — здесь грязи будет по колено…
Однако предупреждение главного геолога не имело под собой почвы. Сделав первый же шаг в сторону от трубы, он с плеском провалился в трясину: не по колено, а по пояс.
— Осторожно! — крикнул он Алексею.
Алексей, щупая сапогом бездонную темноту, протянул Храмцову руку. Молодецким рывком Устин Яковлевич выбрался из ямы. Было слышно, как комья грязи опадают с его одежды.
— Здесь пройти трудно, — сказал, часто дыша, Храмцов. — Попробуем в другом месте… Представьте себе, на Джегоре порой приходится вытаскивать людей из грязи с помощью подъемного крана
Засмеялся.
Они прошли еще десяток метров по трубе и снова свернули к дороге. Как слепые, тыча шестами, чутко прислушиваясь к собственным шагам. Считая шаги…
— Многое зависит от привычки, — опять заговорил Храмцов. — Несколько лет назад я был в Венеции. Там люди живут прямо на воде, и, представьте себе, привыкли, не жалуются…
Бездна разверзлась под Алексеем. Он только успел охнуть, а уже руки лежали на жидком киселе, вползала слякоть в сапоги, в карманы, в рукава…
Теперь Храмцов тащил его за руку, фыркая от натуги и уже не скрывая своего огорчения:
— Ногу не вывихнули? Испачкались, конечно. Какая досада…
Алексей не ответил, потому что все равно Храмцов не слышит.
Они стояли, не зная, что предпринять дальше.
— Так, — сказал Храмцов после раздумья. — Пожалуй, придется ждать здесь до рассвета. Иного выхода я, к сожалению, не нахожу. Всего четыреста метров, но — сплошная трясина… Кстати, светает еще довольно рано: в половине шестого. А вы как полагаете?
Застрекотало: Устин Яковлевич включил машинку, так как не считал себя вправе единолично решать вопрос о ночлеге и хотел выслушать мнение спутника.
— Я согласен… Дождя вроде не будет.
— Отлично! — обрадовался главный геолог. — Тогда вернемся к отправной точке.
Они вернулись к трубе. Сели на металл. Впереди — рукой подать — мерцали огни поселка. Спокойные и теплые.
— Мерзнете? — поинтересовался Храмцов.
Встал и, осторожно ступая, двинулся в сторону, противоположную поселку: там не было дороги, там еще можно было передвигаться. Через минуту вернулся с охапкой хвороста в руках.
— Очень сырой. Но попробуем. В молодости я завоевал приз факультета за самое быстрое разжигание костра.
Алексей тоже отправился за хворостом. Возвращаясь, увидел, как взвились золотистые языки, закрутился дым, полетели искры. Увидел освещенную голову Храмцова, сосредоточенно дующего в огонь.
Это было блаженством: смотреть на колышущееся пламя, чувствовать на лице горячее дуновение, замечать, как засыхают и отваливаются от голенищ комья грязи.
Алексей разложил у ног чемодан и открыл его. Там, кроме всякой нижней и верхней одежды, оставалось еще кое-что из съестного, положенного матерью перед отъездом: полный кирпич хлеба, кольцо колбасы, десяток огурцов в горькой пыльце, уже слегка увядших.
Храмцов, не отрывая взгляда, с огромным интересом изучал горение костра.
— Не желаете? — спросил Алексей,
Храмцов удивленно вскинул брови: мол, о чем это вы? — затем увидел хлеб, колбасу и еще круче вскинул седые брови.
Но, опять же, как человек интеллигентный, ломаться не стал и вынул свой финский нож.
— Бесподобно! — сказал Устин Яковлевич, отведав колбасы. — Где вы такую купили?
— Домашняя это. Мама стряпала…
— Что вы говорите!.. Позвольте еще кусочек. Спасибо.
Конечно, после того как поужинали, стало им немного веселее. Чаю только не хватало.
— Устин Яковлевич, а вы правда — профессор?
— Да, — горячо подтвердил Храмцов, будто испугавшись, что Алексей в этом может усомниться.
— Чудно́, — усмехнулся Алексей.
— Как? Не понял, простите…
— Я думал, профессора все время в кабинетах сидят, в лабораториях разных. В халатах, а на голове — черная такая тюбетеечка…
— Тюбетеечки носят академики, — поправил Храмцов. — Притом, главным образом, лысые.
— Так как же это выходит: один профессор, значит, сидит себе в кабинете, а другой по болотам лазает?
— Иногда большие научные открытия делаются именно в кабинетах, — заступился за своих коллег Устин Яковлевич.
— Все равно это несправедливо: один в кабинете, а другой по болотам… Вы вот, например, и простудиться можете, и утонуть где-нибудь. А на вас, поди, государство сколько денег истратило, чтобы выучить на профессора!
Храмцов сразу не ответил: может, он подсчитывал, сколько на него государство денег истратило. Потом сказал:
— У меня был товарищ. Однокашник. Но он специализировался по другой отрасли науки и стал, как вы говорите, кабинетным, лабораторным профессором… А знаете, отчего он умер?
— От инфаркта?
— Нет. От лучевой болезни. Несмотря на все предосторожности…
— Ясно, — кивнул Алексей.
В домах поселка гасли огни — там, должно быть, люди укладывались спать после трудов праведных. Некоторым, должно быть, уже посчастливилось увидеть хорошие сны.
Алексей поежился, поднял воротник шинели.
— А это вы когда-нибудь уже видели? — спросил Храмцов, показывая вверх.